Читать книгу шТРИхи - Марианна Мартыненкова - Страница 4

и когда опустились руки,

и не было (совсем) сил

без конца, без края

тоска и грузность

я придумал автобус,

поехал на нём в Крым

собирать потерянную,

разбитую временем

мудрость

я туда приехал:

луна и ночь.

барабулька томится,

ждёт своего случая

и ничто (ты слышишь?)

не могло меня удручить,

я руками (как Бог)

разводил тучи

и я понял силу свою и стать

в этом созданном мире,

иначе смотрел на звёзды

и я думал: если бы моя мать

это видела, хотя:

и увидит, разве бывает поздно

мои руки сами скрестились и,

как бывает в творческом

пробужденьи,

я придумал такое, что, как в кино,

или в музыке, книгах,

тело приводит в волненье.

я придумал такое, чтоб

излечить,

залатать раны и сделать

лучше,

раз-два-три, и оно горит,

и хорошее вспомнится,

такое: благо_получное

и пока оно (уже даже само собой),

оживляло душу целебным всходом.

я подумал, что точно (или скорее всего)

назову это дело, как бы сказать, восходом

назову восходом. во славу всем.

самым ярким будет.

символом дня раннего.

будет жизнью. радостью.

(будет всем).

и не важно, где

(вино или ракия)

и лучи начнутся. и тишина

превратится в шум морского прилива

и я буду смотреть,

как её глаза прослезятся от

этого дива

решено: начинаю, будет восход всегда.

это будет «вос-ход»,

и пусть это будет магия

утром ты торопишься стать взрослее

понимать себя лучше (что, боги, какая пошлость)

в дневниках пишешь мысли, планы, идеи

(реализовать их, думаешь, сможешь после).

в полдень невпопад сходишь замуж, наденешь платье

к вечеринке в стиле пижам-подушек,

полежишь не с теми, представишь братьев

как своих врагов, не найдёшь игрушек

в своей комнате (кажется, вот и взрослость).

обретёшь осознанность (чтоб ей пусто),

декабристски выпотрошен и сослан

уезжаешь в деревню (сажать капусту).

или просто уходишь в офисное с ногами.

или по-семейному строишь быт.

совмещаешь зрелищное с хлебами.

отмечаешь в анкете, что «не…» или «да, привит»

а потом прекращаешь искать:

раз вдохнул и счастлив.

выдыхаешь – и тоже сносно, терпимо вперёд идти,

и идёшь, карандаш зажимаешь в пальцах, высекаешь

(зачёркнуто) чиркаешь истину по пути:

«без границ» – не всегда будет действием в гугл. таблицах

чашка кофе может прожечь рубашку

и, похоже, живёшь ещё, вереницей

зажигаешь день, обнулив вчерашний

я не знаю границ своих и высот,

не умею сложить фраз (для себя),

по работе – любой

сорт винограда станет Эльзас.

и инструкций я не умею, что ж:

не дави, будь терпим и смел.

если нужно – в горы с собой зови.

Эвереста вершину в мел

перетрём. и сделаем первый шаг.

и построим новый ковчег.

а инструкций я не умею.

что ж. будь со мной. и будь человек.

и когда пора отправляться в путь,

покупаешь краски. крушишь засовы.

пишешь, мол, тебе отвечу когда-нибудь

(ты читаешь правильно, как «не скоро»)

и идёшь. и воздух обточит нос.

руки. талию. по порядку.

и уже ни один (ни один) вопрос

не внесёшь без ответа в свою тетрадку.

и расчертишь лист. и начнёшь на нём

всё, что раньше не мог от жестокой боли.

и тебе станет легче. и ты поймёшь,

что уже так сильно страдать не волен.

и пойдёшь по гальке. и по песку.

и по гравию (если так будет нужно).

и волна коснётся твоих колен.

и ты будешь знать, что такое дружба.

и тебе будут кофе в кафе как ртуть.

и тебе будут пиццу. блины. и мидий.

и ты будешь идти. и твой главный путь

отразится крестом на песчаных милях.

и смотреть на чаек. и слышать крик.

отражаться в волнах (никакой константы).

и ты будешь смотреть, как в твоих слезах

вырастают

крылья

и прямо встают

атланты

я жадна до рифм, путешествий и до морей.

и лежу пластом на безликом пляже.

мне никто не сможет помочь: никакой злодей не окажется хуже

(и близко даже)

каждый книгу прочтёт

свою. каждый в ней найдёт

самобытное; то, что никто не понял.

мне бы только через плечо заглянуть в твою,

мне бы только коснуться тепла ладони.

боль останется. вырастет. зацветёт. боль останется: в этом

её сила.

я готова в новый идти полёт

и к тому, чего ещё не просила.

страха нет. есть полоской к сердцу лучи.

они будут к сердцу медленно пробираться.

только ты (в моём сердце), пожалуйста,

не молчи. ты попробуй таблеткой внутри рассосаться.

врожденное чувство штиля

ломает о спину копья

а я (остаюсь без силы)

внутри создаю комья

из боли, осколков скорби,

из страха и тишины,

я, знаешь, теперь нисколько (вообще)

не боюсь войны

она – внешний фактор риска

(что мне нипочём уже),

а мир – это просто миска,

что вертится в неглиже

(и это совсем не страшно),

с улыбкой иди вперёд,

там солнце, восход и пашня,

там новый по счёту год

был май. он цвёл. дарил мечты и жажду.

был свитер тёплый стянут. тих был плач.

и город разливался в сердце дважды:

в любви и приходил когда палач.

и мы могли до вечера, до ночи,

под утро расставаясь тяжело.

и город над дарил себя кусочек

(закуской был под красное вино).

и это повторялось безвозвратно.

рекурсией сходило в никуда,

был май. он канул в лету. и обратно

не натянуть (как было) кружева.

был май. цвела сирень. и сердце ныло

(а мысли протекали как вода)

и я тебя (наверно) не любила

а ты меня (наверное) всегда

нареки меня правой, и буду правой,

а упрямство своё сгребу в охапку.

отсеки меня прямо. и станет правом

то, что было окном (заляпанным) в пятнах

нареки меня мелом, столовой солью,

ссыплюсь крошкой, оставлю нелепый след.

нареки меня тенью, лучами, болью —

стану невесомой (на пару лет).

нареки меня рубищем, платьем, лифом

(не интимной частью, скорее бра),

буду второй кожей (как в древних мифах),

защищаться не латами – богом Ра.

нареки меня именем своей бывшей,

настоящей, будущей (да любой),

растекусь по вене, и жерло дышащее

(не вулкана). уж такова любовь

но если бы ты могла меня слышать,

мне было бы легче петь

БГ

я робко спускаюсь в тёмный подвал.

там краски, холсты и сны.

мне этот январь стал безмерно мал,

но тянется до весны.

ручная, тягучая тишина —

ей вторит гранатовый сок.

мне было чуть меньше

лет тогда, когда был прицел в висок.

и пусть был высок

у реки дом,

пригрел нас второй этаж.

напейся воды (в ней и есть исток),

испитое не продашь.

я робко спускаюсь в тёмный подвал.

акустика, помоги.

пюпитр и ноты (концертный зал)

так точно услышишь ты.

полковник не читает писем. он мёртв.

весна настала, почки сбросив на стол.

рука дрожала (я писала письмо).

ответа больше не получит (никто).

полковник больше не читает. газет

никто ему не посылает в ответ.

полковник тихо сядет с краю. он дух.

а я архивное читаю. в дверь стук.

а потом тебе просто захочется плыть —

и тогда ты просто плыви.

и отрепья, и всё, что мешало жить,

позади оставляй и жги.

даже рифма пошлая, та, что (бред)

глагол кладёт на глагол,

уже не принесёт тебе сильный вред,

только стопку писчей, да в стол

и ты будешь просто (волна, лучи)

самобытной, самой собой.

а в окно пусть кто-то ещё стучит —

не нашедший пути домой

это случилось днём (или даже ночью):

не скажешь точно, мне совсем тогда не спалось,

а моё королевство содрогалось очень

от тревожной пряди твоих волос

эта сказка была не выдумкой, не о принцах:

ты тихо (не шёпотом) мне говорил своё,

искажались, плавились, плыли лица,

но казалось сочным в блеске зрачков кино.

сюртучок твой (шёлк, тонкой нитью вышит),

голос чуть дрожащий, трепетный и родной,

маленький мой принц (из романа вышедший),

навсегда забрал зыбкий мой покой

я, можно, тебя запрягу и пущу по полю —

пусть свищет холодный ветер по мочкам уха,

весна (как я жду её), окна на кухне мою,

пою, что есть мочи, насколько впустил Бог слуха.

красивый, ты можешь резко рвануть упрямо,

нет сил, очень страшно, жду, когда станешь тих,

в одиннадцать: мушкетёров читала, спину прямо

держала. теперь: ни спины, ни их

(тех, с кем разделить и огонь, и воду, и трубы,

и путешествия, и обман)

коня на скаку? нет, я мажу губы

ги-ги-е-нической. слёзный в глазах туман.

давай, расшторивай: впускай лучи,

они будут нежно касаться твоей лодыжки.

я им по секрету скажу, где лежат ключи

от дома, в котором слова и книжки

из детства тихо сопят и ждут,

когда их откроют и впустят воздух

(они смогут снова пускать корабли

по лужам) – ну же, пока не поздно.

давай, давай: впускай, пусть порадуются, как дети

ведь мы были тоже когда-то там (коленка разбита и в уши ветер

влетает, ропщет, несёт судьбу (счастливую,

всё будет в лучшем виде)).

проснись, умоляю (уже не жду).

…закатное солнце. проснулся? видел?

и ты не получишь ответ

покуда не будет вопроса

а вопроса, конечно, нет

(если только в руках папироса не задаст его вместо тебя)

потому что ты тих и вечен,

потому что в душе война

(хотя внешне ты и беспечен)

потому что когда-то мама говорила,

как жить, и ты

продолжаешь так жить упрямо

даже если не всё – в мечты

потому что холодный ветер

с моря

лучше, чем из пустынь

потому что ты знаешь горе,

потому что в душе ты

продолжаешь быть тем мальчишкой,

что гоняет по полю мяч,

потому что сосновые шишки источать

продолжают плач

потому что весна весною,

потому что зиме зима,

потому что для нас с тобою

не наступит уже война

и вопросов уже не будет,

(как не будет ответов) и

пусть когда-нибудь их забудет тот,

к кому мы обращены

прошедшего времени нет

его просто нет – как факт

я фантик конфеты рву

(на нём подпишу пакт).

прошедшее время – дно,

до которого не дойти

прошедшее время – но

его нет

пока есть ты

пока ты о нем думаешь

пока ты его слышишь

пока ты ему пишешь

пусть даже и в дневниках

пока ты его любишь

пока ты с ним рядом дышишь

и ты за него дышишь

наверное только так

положим, я буду правой,

а ты – моим выстрелом,

и цель наша – только правда

(смешно и немыслимо).

мы будем вставать с постели

(густая эротика слов)

под утро, восходом меряя

масштабы явившихся снов.

и плед будет наш колючим,

а кофе – живой водой.

я пальцев твоих касаюсь,

пока ты ещё со мной

скулы сводит тоска,

руки скомканы в тишине:

я тебе привезу за—

моских мидий в белом вине,

помидоров сушёных и

все страдания без остатка.

а себе я оставлю сны,

валидол

и стихов тетрадку,

канареечных песен

звон будет памятью обо мне.

красным солнцем закатный день

утопает в мидий вине.

он говорит: ну слава, девочка, Богу,

я много бывал где, дышал, прокладывал, значит, дорогу.

мне если что дорого было, то только лишь понемногу

на море смотреть, на закат, да любить невпопад.

она ведь (любовь) никогда не бывает, чтоб кстати:

она то предаст, то поддаст огоньку ли, палладий

(я химик) представит на суд вечной знати,

а впрочем, она ведь (любовь) только там, где вдыхаешь её.

я тоже ведь прост, хоть и вырос, и жил на Таганке,

и кем бы я стал без родных – можно знать без гадалки.

но я там, где есть, люблю теннис, бассейн и шкварки,

а кто, мне скажите, из вас не противо-

речив?

речист – тоже, да. гедонист. и умею жить так, как не всякий.

а может, как всякий, но искренне радуясь дню.

и если когда-нибудь я прекращусь, пусть помянет Исакий

за то, что

безмерно,

бесспорно,

беззлобно

люблю

дороги назад? не будет

поедем по бездорожью:

по глине, камням, осколкам

сердец или хрусталя.

я буду в красивом платье:

его мне пошила мама;

а ты – как всегда, в футболке

из терпкого в пальцах льна.

бензин – девяносто пятый

(мне было в тот год семь)

а в поезде рядом – солдаты,

им рано вставать (всем).

провизии взять немножко,

конечно же, не забудь:

пресервы, заварка, ложка

(так будет не страшен путь).

и банку возьми сгущёнки —

мы будем её в чай:

как в детстве у папы.

щёлкай.

       пульт времени

             запускай.