Читать книгу Секта с Туманного острова - Мариэтт Линдстин - Страница 11

9

Оглавление

Раздались громкие удары в дверь. В комнате, как обычно, было совершенно темно, но София инстинктивно почувствовала, что еще ночь, а не утро. Постепенно зажглось освещение, и стала видна сидящая в постели Мадлен. Часы на стене показывали двадцать минут пятого. В дверь снова заколотили, нетерпеливо и исступленно.

– Сбор в столовой через десять минут! Надевайте джинсы!

Голос Буссе звучал сердито и пронзительно. Вероятно, что-то случилось. Какое-то несчастье или экстренная ситуация. Сколько она проспала, София не знала, поскольку до поздней ночи думала об Эллисе и блоге, но точно не больше пары часов.

Эльвира тоже проснулась и сидела, подтянув одеяло к подбородку с безумно испуганным видом.

– Что происходит?

– Не знаю, – ответила Мадлен. – Но надо одеваться и бежать в столовую.

Они в панике забегали по комнате, натягивая джинсы и то, что удалось отыскать в ящиках комодов.

– Ты имеешь представление, что это может быть? – снова попыталась София.

– Нет, Франц вчера засиделся допоздна. Мне, наверное, не следовало уходить спать…

Когда они спустились в столовую, большинство уже находились там. Они стояли в обычных шеренгах, усталые, с бледными лицами, растрепанными волосами и взволнованными глазами. В комнате было холодно и влажно, в окна стучал дождь.

Освальд стоял прямо перед ними. Одет он был, как обычно: черные джинсы и футболка. Он наверняка не ложился, но усталым не выглядел, а только страшно сердитым.

Он прочел блог!

Эта мысль подействовала на нее, как удар кнута. Несомненно, так и есть. Он сидел в Интернете, увидел этот отвратительный блог и все прочитал. Другой причины, почему он собрал их в четыре часа утра, София придумать не могла.

В дверь вошли несколько отставших, и Освальд сердито уставился на них.

– Все в сборе? – спросил он Буссе.

Тот принялся обходить и осматривать шеренги, считать и бормотать, пока не установил, что присутствуют все, кроме Катарины – главного садовника.

– Она больна, у нее температура, – сказал Буссе. – Я оставил ее спать.

– Я сказал, что хочу говорить со всем персоналом, – возмутился Освальд. – Значит, я буду дожидаться ее.

Буссе умчался. Возникла неловкая тишина. Разговаривать никому не хотелось. Все уставились прямо перед собой, избегая взглядов друг друга и, прежде всего, избегая смотреть на Освальда. Беззвучность казалась леденящей.

Наконец, вернулся запыхавшийся Буссе вместе с Катариной. Она выглядела ужасно: потная, глаза лихорадочные, а кожа такая бледная, что в холодном освещении приобретала зеленый оттенок. На ней по-прежнему были ночная рубашка и домашние тапочки.

– Пока вы посапывали, я работал до поздней ночи, – начал Освальд. – И по пути домой заглянул сюда, чтобы посмотреть, как идет ремонт. Пойдемте, я покажу вам, как это выглядит.

Увлекая за собой персонал, он прошествовал из столовой по коридору в ремонтирующуюся часть. Самые низкорослые пытались вытягивать над толпой головы, и в дверях образовывалась толчея. Освальд ничего не говорил. Просто ходил, указывая на доски, разбросанные инструменты, кучи опилок, лежащие на полу защитные очки и банки с краской, даже не закрытые на ночь. Потом обошел и показал им комнаты. Все двадцать. Ни одной готовой комнаты не наблюдалось. Посреди этого бедствия София испытывала облегчение. Все-таки речь шла не о блоге. Кроме того, она, собственно, не несла ответственности за этот хаос.

– Этим проклятым проектом вы занимались три месяца, – проговорил Освальд. – Сейчас я покажу вам, что происходит при таком головотяпстве.

Он вышел во двор, остальные последовали за ним. На улице шел дождь – холодный ливень, почти сразу промочивший их до нитки. София с беспокойством покосилась на кашлявшую позади нее Катарину. Освальд повел их к маленькому хлеву, к лесной части.

Под несколькими соснами, закрепленная во мху, стояла большая белая палатка. Освальд расстегнул молнию на входе и показал им, что находилось внутри. Там вперемешку лежали спальные мешки, подушки и одеяла, а также несколько дорожных сумок. Софии, которая держалась поблизости от Освальда, удалось засунуть внутрь голову. Ее обдало густым запахом плесени и пота от ног.

– Здесь живет хозяйственный отдел, – сказал Освальд. – В главном здании места для них нет. Правда, приятно? Они живут здесь, на моей территории, как в свинарнике.

Он долго стоял молча. Ситуация казалась абсурдной, почти комичной. Дождь усилился и затекал Освальду в глаза и рот, и ему постоянно приходилось моргать и сглатывать. Сквозь грохот ливня слышался лишь клокочущий кашель Катарины.

Насквозь промокший, с приглушенным дождем голосом, он, возможно, почувствовал, что выставляет себя в смешном виде, потому что лишь покачал головой и произнес:

– Я не желаю иметь с вами дела. Ни с единым мерзавцем. Езжайте домой к маме и папе. Найдите себе работу, которая будет вам по силам. Здесь вам делать нечего.

И он решительным шагом направился обратно к главному зданию.

Все члены персонала остались стоять, онемевшие, перепуганные и насквозь промокшие.

– Сбор в столовой! – нарушил молчание Буссе.

* * *

В столовой сразу же образовалась маленькая группа, стоявшая в углу и шушукающаяся. В нее входили Буссе, Мадлен и Бенни со Стеном – близнецы, работающие охранниками. Их регулярно видели разъезжающими по территории на мотоциклах или сидящими в будке возле ворот. Высокорослые и упорные, но немного непонятливые – именно такими София представляла себе типичных охранников. Поначалу она считала их идеально подходящими для этой работы. Но настолько ли они хороши, чтобы принимать участие в решении нынешней проблемы?

София обдумывала, не присоединиться ли ей к маленькой группе, чтобы показать, что ситуация ее действительно волнует, но решила подождать. Ей совершенно не хотелось нести какую-либо ответственность за ремонт.

Буссе вскочил на стул.

– Нам надо поднажать изо всех сил, – сказал он. – Покажем Францу, что мы – команда. Пока ремонт не завершится, участвовать в нем должны все. Без исключения. Занимающиеся гостями – следите лишь за тем, чтобы те получали еду и все прочее. Работать будем до тех пор, пока не закончим.

Надежда Софии скользнуть обратно в теплую постель сразу умерла. Перспектива выглядела скверно. Совсем скверно.

Буссе разделил их на группы, которым предстояло заниматься разными частями ремонта. София вместе с Эльвирой попала в группу маляров.

И началось самое безумное, хаотичное и бессонное время в ее жизни. Дни и ночи сливались в неразбериху, которую способна создать только группа неумелых и не имеющих плана людей. Народ пилил, подметал, шлифовал, обрабатывал наждачной бумагой и красил. Буссе и его новые пособники бегали вокруг, пытаясь заставить всех работать быстрее возгласами «быстрее!» и «у тебя есть пятнадцать минут на то, чтобы это доделать!», но поскольку все эти команды были совершенно бессмысленными, никто их не слушал.

Ночью они спали часа по два, а иногда не спали вовсе. После нескольких бессонных ночей персонал то и дело засыпал, и его приходилось трясти, чтобы вернуть к работе.

София изо всех сил старалась не отключаться. Усиленно красила. Белая краска была у нее на ладонях, руках, ногах и в волосах.

Во что я ввязалась? Что я здесь делаю?

Эта мысль посещала ее ежедневно, но она вместе с Эльвирой продолжала красить. Посреди банок с краской, кистей и скипидара они сдружились. Делились бутылками воды и жевательной резинкой. Сторожили друг друга, когда одна из них проскальзывала в кладовую, чтобы, когда совершенно выбивалась из сил, немного вздремнуть за стеллажами на жестком полу. Если кто-нибудь из руководящей группы, как они называли компанию Буссе, направлялся в сторону кладовой, сторожившей следовало подбежать и отвлечь их. Потом она трижды кашляла, чтобы разбудить спящую и дать ей время протереть со сна глаза.

Этого хватало – сон на ледяном полу всегда бывал легким и хрупким, как первый тонкий лед на море. Кашель пробивался сквозь него, и спавшая тут же вскакивала на ноги, выбегала из кладовой и продолжала красить.

Каждый раз, когда они, казалось, заканчивали, возникали какие-нибудь претензии: где-то не тот цвет, где-то слишком короткие плинтусы или неподходящая мебель. А каждый раз, когда что-то шло не так, на группу обрушивались новые волны истерики и ярости.

Усталость поглотила Софию. С каждым днем становилось все хуже. Веки казались свинцовыми, а кисть у нее в руке – тяжеленной. Но она, стиснув зубы, продолжала красить…

И вот однажды они вдруг закончили.

Все смотрели друг на друга, удивленные, ошеломленные, почти уверенные в том, что это не может быть правдой, что наверняка осталось что-нибудь еще. Однако после нескольких обходов руководящей группы было установлено, что работа закончена.

Освальда они после той жуткой ночи под дождем не видели ни разу. Теперь его следовало призвать для проверки работы.

Он заставил их ждать два дня. Они чистили и подметали. Передвигали взад и вперед мебель. Полировали дверные ручки, не смея покинуть этаж из боязни, что Освальд внезапно появится.

Придя, он трижды обошел комнаты. В полном молчании. И наконец кивнул.

Ад закончился.

* * *

Освальд устроил им праздник в столовой. Еда, вино, музыка и танцы – будто они попали в новый мир. На праздник пришел и сам Освальд. Разговаривал с персоналом, шутил, смеялся и хлопал людей по спинам.

Увидев Софию, он подошел со своего рода извинениями.

– Я знаю, что ты новенькая. Но иногда необходимо действовать жестко. Ты, наверное, понимаешь это.

– Да, конечно! – весело откликнулась она, надеясь, что Освальд не заметит белую краску, от которой ей не удалось полностью очистить волосы.

Но он взялся за слипшуюся прядь волос возле щеки и провел тыльной стороной пальцев вдоль ее лица до кончика подбородка.

– Надо же, как ты поработала!.. София, замечательно, что ты здесь.

Ее словно пронзило током – от щеки до низа живота. Она, попытавшись принять безразличный вид, пожала плечами. Однако Освальд заметил все – и перед тем, как идти дальше, многозначительно улыбнулся и поднял брови.

София была по-прежнему обессилена от недосыпа и не могла по-настоящему радоваться. Беспрестанно думала о том, что палата пуста и что можно ускользнуть туда, достать ноутбук и послать мейл домой. Дать знать о себе после двухнедельного молчания.

На празднике гремела музыка, но у Софии в голове по-прежнему эхом отдавались звуки ремонта: удары молотка и злобное жужжание электропилы. Она решила незаметно выскочить через входную дверь.

Тут-то она и наскочила на него.

Он, видимо, пришел с улицы, поскольку от него пахнуло холодным осенним воздухом и запахом кожи от его куртки. Глаза у него были в точности такими, как ей помнилось, – веселыми и живыми. Откинутые ветром назад волосы выглядели забавно. В приоткрытом рту виднелась щель между передними зубами.

– Господи, как я рад, что ты здесь! – произнес он и взял ее за руки.

Внезапно София перестала ощущать усталость.

* * *

С тех пор, как я нашел книгу, прошло недели две.

Все это время меня не покидала моя задумка.

Она безумная, головокружительная, но гениальная.

Я покопался и нашел еще доказательства, припрятанные моей кретинкой матерью, которая считает себя чертовски хитрой.

Вот она сидит за кухонным столом и смотрит в окно, надутая и упрямая. Челюсти сжаты намертво, словно она дала вечный обет молчания. Я сажусь на стул напротив нее и заявляю:

– Никто не ненавидит тебя больше меня.

Она не говорит: «О нет!» или «Не смей так говорить!», или что угодно, что сказала бы нормальная мать. Просто таращится, неподвижная и молчаливая, как мертвая рыба. А во всем виновата она – главным образом в том, что мы сидим в этой проклятой хибаре, нищие и жалкие; и все это потому, что ей вздумалось наскоро переспать с графом. При этом я, к своей большой досаде, вижу в ней себя.

Мы – сильные, мрачные и упрямые. Мы – крепкие орешки. Не то что трусливый подонок, сбежавший с острова в такое идиотское место, как Франция.

Нет, я знаю, что похож на нее, и от этого ненавижу ее еще сильнее.

– Я написал ему, – говорю, показывая ей письмо. Подношу прямо к носу, чтобы она могла прочесть на конверте его имя. Тут ее взгляд, наконец, тускнеет от беспокойства, и она открывает рот, чтобы что-то сказать.

Но я уже направляюсь из дома.

Обернувшись на газоне, вижу, что она встала и смотрит в окно.

«Пялься, – думаю я. – Пялься сколько хочешь, но теперь уже поздно».

Секта с Туманного острова

Подняться наверх