Читать книгу Прощание с Аэлитой. Роман - Марина Бойкова-Гальяни - Страница 2

Ветер гулял по маковкам сосен: деревья отзывались скрипом, жалобными стонами. Воды Спасского озера рябили и надувались. В болотах жировали дикие утки, гуси. Серый журавль охотился на толстых бородавчатых жаб, а в ясном небе кружили два ястреба.

На берег вышел лось, взревел и стал, как вкопанный, мотая головой: кто такой?

Непрошеный гость задумчиво сидел возле чахлого огня: брови изломаны тяжкими воспоминаниями, вокруг губ залегли преждевременные морщины.

Один? Человек? Лось удивленно фыркнул, осторожно переступил с ноги на ногу, медленно скрылся в чаще.

– Вот тебе и ревун1, – глухо произнес мужчина, и покачал головой, дивясь голосу. Едва сдержался, чтобы не оглядеться по сторонам в поисках говорящего, только вовремя сообразил, что сам издает басистые ноты, виснущие в нетронутом диком воздухе.

Внезапно ветер стих, и совсем рядом начала скупой отсчет кукушка.

Семен подкинул веток в угасающий костер, и пламя затанцевало, приглашая принять участие в веселье. Солнце коснулось макушек сосен. Еще немного и на бескрайнюю топь спустится молочная белизна тумана. Он развязал рюкзак, достал солдатский, защитного цвета продолговатый котелок с крышкой-миской, банку тушенки, небольшой пакет гречи и футляр из-под фотопленки – удобная вещь для хранения соли в походе. Продукты сложил на траву, украшенную редкими кленовыми мазками. Выпрямился, держа в руке котелок, и посмотрел на озерную гладь в кайме низких болотистых, поросших мшистыми кочками, берегов. Оранжево-алый закат превратил клюквенную плантацию в поле боя. «После боя» – уточнил Семен, невольно вспоминая Первую Чеченскую компанию. Там в далеком девяносто пятом он встретил парня с редким именем Парфен.

Бок о бок прошли товарищи жестокие годы службы в Чечне и не раз попадали в отчаянные переделки, когда, казалось, спасенья нет. Дружба не подвела. Парфён родом из Малой Вишеры, что на новгородчине, а Семен из небольшой уральской заимки в нескольких десятках километров от города Красновишерска, на берегу, удивительное дело, горной, норовистой реки Вишеры.

Семен вспомнил штурм Президентского дворца в Грозном. Январь девяносто пятого. Во время уличной схватки чеченский боевик обошел Семена с тыла, уралец едва успел выхватить кинжал из-за голенища, но чеченец сильным ударом ноги в челюсть на миг вырубил его сознание, перехватил железной хваткой запястье и вывернул. В глазах молодого солдата потемнело: он взвыл и уронил клинок:

– Смерть! – Пронеслось в мозгу. Тиски злобных рук врага на горле, – Прощай, мама!

От удушья глаза лезли из орбит. Потеряв сознание, Семен рухнул на мостовую. Последнее, что видел – зубы вампира в дьявольской усмешке.

– Вампир? Ничего удивительного.

Пришел в себя оттого, что на лицо текла вода.

– Дождик, – прохрипел удивленно, чувствуя резь в горле, – я болен? Ах, да, укус вампира.

– Я расправился с тем, кого ты называешь вампиром, дружище!

Семен открыл глаза и радостно улыбнулся:

– Парфен? Живой!

– Очень живой. А вот ты, чуть не сыграл в ящик. Насилу отбил, думал, хоть труп заберу, чтобы было кого хоронить. Ан нет! Приложил ухо к губам – тепло! Жить до ста!

– Э, нет, до ста сорока. Горло саднит. Чуть не удушил, вурдалак чеченский.

– Ерунда, пройдет. Главное – живой!

– Где мы? – Семен огляделся, – пещера?

– Подвал. Еле затащил тебя. – Парфен прислушался, – отступают.

– Боевики?

– А то, кто же? Наши бьются за нефтяной институт. Глотни, – товарищ протянул флягу, – водка.

Семен сделал глоток и поморщился:

– Болит. Шея и челюсть, – он несколько раз открыл-закрыл рот, – сволочь! Удрал?

– Хм! Мертвые не бегают. Туда ему и дорога, – Парфен сплюнул, побледнев. – Идти можешь?

– Могу. Где мой автомат?

– Смотри! – Друг повернулся боком: на плече висели два автомата. Один снял, – Держи, Сеня! Драться в состоянии?

– Да. Идем.

Друзья вышли из подвала, и, прижимаясь к стенам домов, осторожными перебежками отправились догонять ушедших товарищей. Уличные бои в Грозном продолжались, то и дело вспарывали тяжелый воздух автоматные очереди. Наконец, догнали своих, и ворвались в здание института.

Семен открыл глаза от легкого прикосновения к щеке. Летучие мыши!

Темнело. Пелена тумана висела над озером, ползла по болотистым берегам. От костра остались тлеющие угли. Поежился: холод проник под куртку. Под ложечкой противно сосало, страшно хотел есть. Семен посмотрел на банку тушенки и нетронутый пакет крупы:

– Лентяй, зачем лишку тащил? Кусок колбасы и хлеба буханка – вся недолга. Одному готовка не в радость.

Мужчина снова открыл рюкзак. Вытащил на этот раз бутылку водки, стакан, налил немного, выпил, занюхал рукавом.

– Дожидай, покормлю и тебя, – обратился к угасающему костру, – эвон, сколь веток наломал! – Показал рукой на сложенные неподалеку горой еловые лапы и пиленые кругляши, заготовленные еще днем. Поднялся, взял охапку и кинул на раскаленные угли. Пламя взметнулось к небу, обдавая жаром. Семен взял котелок и пошел к озеру.

Внезапно почудилось, из воды пристально за ним наблюдают. Семен застыл на месте. Никого! Зачерпнул воды и долго стоял, вглядываясь в озерную гладь.

– Дружище, всюду тебе вурдалаки да нечисть мерещится, – сказал, подражая голосу Парфена.

– Так я ж родом из уральской глухомани. В нашей-то Вишере полно русалок, а в лесах леших, – ответил сам себе, возвращаясь к костру.

Солнце окончательно село. Темнота обступила пылающий костер, протягивая к человеку голодные костлявые руки. Проявились белые камни, образующие круг, пугая нечисть. Зловещие тени держались ближе к лесу, не решаясь нарушать запретную полосу.

Армейским ножом Семен ловко открыл тушенку, им же отрезал ломоть черного хлеба.

– Вот это перехват! А каша подождет другого раза.

Он посветил фонариком на руку:

– Всего то? Детское время.

Снова налил немного водки, выпил, погрузил в тушенку алюминиевую ложку. Зажевал, причмокивая!

– Может, чаю?

– Чаю! – потребовало эхо.

Семен погрозил лесу пальцем:

– Не балуй!

Лес промолчал.

Завыл волк, тоскливо, отчаянно. Семен замер, слушая. В солнечном сплетении рождалась уже знакомая боль, и он знал, что через несколько минут она скрутит внутренности, огнем пройдет вдоль позвоночника. Боль потери, боль одиночества.

Мужчина тихо заскулил, подзывая хищника.

Огромная волчица ступила в полосу огненных бликов. Глаза ее превратились в красные уголья.

– Здравствуй, дорогая! Видишь, явился без друга лепшего. Три года с хвостиком. Ох, ядрить в колено! Болен, небось, Парфенка. Тать его внутренности гложет. Да, ничего, матка обещалась приехать и заговор начитать. Авось, оправится, лешака милый.

Волчица подошла ближе, и по-собачьи играя бровями, уселась в нескольких метрах от него, слушая голос, склоня голову набок. Семен, не сводя глаз со зверя, медленно развязал рюкзак, вытащил кусок подвяленной говядины, завернутый в целлофан, развернул и положил на землю. Сам присел поодаль.

Волчица взяла мясо и унесла в темноту.

Семен знал, что насытившись, она снова придет к костру, поблагодарит глазами и уйдет до следующего сентября.

Боль отпускала.