Читать книгу Хранители семейных историй. Цикл «Пиши как художник» - Марина Генцарь-Осипова - Страница 5

Екатерина Бастракова
@e.bastrakova

Оглавление

ИСТОРИЯ СТАРОГО МОНОКЛЯ


В комнате становилось оживленно. Выцветшая фарфоровая кукла, футляр и янтарные запонки активно спорили, кто из них лучший хранитель семейных историй. Потертая пуговица задумчиво смотрела в окно.

– Да буде вам! – строго сказал Монокль. – Развели демократИю!

– ДемокрАтию, – поправил Футляр.

– А ты не встревай, – одернул Монокль. – В общем так. По старшинству среди вас всех, хранителем буду я, – важно сказал он.

– А при чем тут старшинство, – попыталась возразить Кукла, – важнее, сколько историй знаешь. Вот я…

– Знаю поболе вашего! – тоном, не терпящим возражений, пресек ее Монокль. И довольно посмотрел в трюмо.

В зеркале отразилась черная оправа, такая обшарпанная, что черный цвет лишь угадывался. Пара мест склеена. А с верхнего правого угла расходились глубокие трещины.


– Столько лет прошло, а ты все такой же задавака! – по-старчески хмыкнул Футляр.

Новоиспеченный хранитель отвернулся к окну и погрузился в воспоминания.

Окно распахнулось. Комната наполнилась запахом сырости и затхлых листьев. От притока свежего воздуха огонь в печи весело затрещал. Отблески озорно и одновременно печально заплясали по стеклянным поверхностям.

– Давай уже, рассказывай! – обратилась молчаливая Пуговица к Моноклю.

И он начал свой рассказ.


С конца XIX века переселенцы устремились в Сибирь. Никто не знал, что там ждет. Но люди свято верили в мечту о новой жизни на своей земле…

Благословили в поездку и Константина Сараева. Большая семья собралась в дорогу. Маленькой Вере тогда и трех лет не исполнилось.

– Держи на память, – дед, прощаясь с внучкой, вложил в ее кулачок потертый монокль. – Пусть хоть эта вещица напоминает тебе о нас, – украдкой смахнул слезу и погладил Веру по голове.

Сибирь встретила радушно. По приезду выделили огромный надел земли. Распахали плодородную почву. В первый же год семье помогли срубить просторный дом из кедра. И детям воля, и хозяйству рост. Живи, радуйся…

Жизнь была бы прекрасной, сложись их переезд именно так.


Но, увы… Местные власти оказались не готовы к переселенцам. Хакасия – не место для крестьян. Вместо обещанной земли – продуваемые степи или болота… Жить приходилось в землянках. Сибирь встретила нищетой, голодом и морозами…

Люди преодолели тяготы и лишения в дороге. Но их ломало отсутствие питьевой воды, грязь, зловоние, паразиты. Начали умирать.

Сараевы решили вернуться. Буквально перед самым отъездом Вера заболела.

– Отдайте девочку нам! В дороге она не выживет… – попросила женщина из местных. – Детей у меня не будет, вырастим как свою.

Вера не понимала, почему плачет мама и печален отец, но в груди холодело от непонятных предчувствий. Телега тронулась. Девочка заплакала, потянула руки к матери. Мать больно прикусила свой кулак, стон собачьим воем вырвался наружу. В момент осиротевшего ребенка унесли в дом.

Окуневы были местной зажиточной семьей. С ними у Веры был шанс выжить. В дороге этого шанса не было. Так русская девочка осталась в хакасской семье.

Жизнь оказалась нелегкой. Глава семьи умер. Ажа, овдовев, cнова вышла замуж. В семье появились свои дети. Новый глава семьи не разрешал русской даже сидеть с ним за одним столом.

– Много тягот выпало на долю донской казачки, но не сломило ее дух. И если глаза Веры и затягивало пеленой слез, то лишь когда доставала дедушкин подарок и думала о семье… – Монокль замолчал.


– А откель у тебя трещина-то? – Пуговица задумчиво смотрела на Монокль.

– О, эт-то я сейчас расскажу. Была там история, – задумчиво протянул он и продолжил свой рассказ.


* * *


– Ишь как выросла-то, – отчим стоял в дверях сарая, загораживая выход.

Он начал медленно приближаться к Вере. Русская кровь падчерицы не мешала похотливо пожирать глазами молодое тело.

Вера отпрянула в сторону и крепко сжала кулаки. В одной оказался монокль. Когда отчим подошел ближе, девушка попыталась оттолкнуть его, дедушкин подарок больно саданул негодяя по лицу.

– Ох, и спеси в тебе! Ишь, чЁ удумала, длань на меня поднимать! Мало тебя порол! – отчим поймал ее руку. С силой вырвал монокль и отбросил в сторону. Через секунду схватил огромной лапой за шею и сжал пальцы.

Вера не могла закричать. Глухие хрипы вырывались наружу. В бездну темноты уносился лишь молчаливый крик о помощи.

– Оставь приёмку! – в проеме сарая появилась Ажа. Наперекор устоям и обычаям женщина встала на защиту сироты.


– Уйди, женщина! Поди прочь! – не поворачиваясь и не отпуская горла девушки гаркнул глава семьи.

– Там на съезд кличут. Давеча приходили. Иди, – Ажа кивнула в сторону улицы. Вдали послышался гомон. Люди что-то бурно обсуждали.

Отчим резко убрал руку. Стремительно пошел к двери. На пороге остановился, не оборачиваясь, сказал:

– Замуж за батрака Борьку отдам! – и вышел прочь. Ажа последовала за ним.

Вера упала на колени и начала быстро шарить одной рукой по соломе. Другой утирала душившие ее слезы. Нащупала цепочку и притянула монокль к себе. С правого верхнего угла по всему стеклу наметилась паутина глубокой трещины.

Поднесла подарок к губам, поцеловала и прижала к груди. Забилась в угол и безмолвно разрыдалась. Трещины наполнились болью и горечью.

В такие отчаянные минуты ей хотелось, чтобы родители забрали ее с собой.

– Мамины руки… Защитили бы и спасли…

Всю жизнь она ждала, что родители вернутся за ней с берегов Дона. Иногда даже казалось, что слышит бравый голос деда. Чувствует тот запах лошадиного пота и дедовой трубки. Но увы… Ожидания так и остались мечтой.

Хранители семейных историй. Цикл «Пиши как художник»

Подняться наверх