Читать книгу Взорванный город. роман - Марина Григорьевна Бойкова-Гальяни - Страница 13

Женя лихорадочно собирала вещи, когда в палату вошла мама. Лицо бледное, напряженное:

– Все собрала?

– Почти. Мама, почему папа не приехал?

Мать порывисто заключила девочку в объятия:

– Доча, такое горе, такое горе!

– Где отец, скажи!

– Папа чинил машину в гараже, собираясь к тебе. Олег спустился к нему позвать на обед. Отец лежал под машиной, не двигаясь. Напуганный, Олег прибежал ко мне. Бедный Максим! Казалось, он не дышит. Я вызвала скорую. Врач констатировал смерть. Сердечный приступ…

– Я хочу видеть папу. Папа не мог умереть!

– Умереть может любой: и ты, и я.

– Нет! Нет! Мне надо видеть! Я позову, и папа вернётся!

– Милая, это невозможно! Твой отец, мы… похоронили его вчера!

– Нет, нет! Скорее домой!

Мамина машина стояла у ворот лагеря. Женя была словно в тумане, сознание будто отключилось, в голову лезли пустяковые мысли: с кем Вика играет в «баба сеяла горох»? или: что будет в лагере на обед?

Ехали немного больше часа. «Папа водит быстрее и с ним весело».

В доме пусто. Женя вбежала на второй этаж, громко зовя отца, потом кубарем вниз, в гараж. Никого. Поднялась в гостиную. Мама стояла у бара с большой рюмкой в руке и что-то пила. Рядом открытая бутылка. «Бренди» – надпись на этикетке.

– Не кричи так громко! Мы одни в доме.

– А куда делись брат с отцом?

– Папа умер. А Олег? Дай вспомнить…

У мамы мертвые глаза. Женя такие видела в ужастиках. Холод объял девочку:

– Папа умер? Что это значит? А Олег? Тоже умер?

– Нет, нет. Мой сын в лагере.

Мама сошла с ума. А ей, что делать девятилетней девочке? Одна в доме с сумасшедшей женщиной некогда бывшей матерью. Мать налила второй бокал бренди, и обессилено рухнула на стул, который застонал под тяжестью упавшего тела. Голова упала на грудь.

– Мама!

Мать медленно подняла голову. Пьяная ухмылка ползла по губам:

– Думаешь, мать рехнулась? Твой папик умер, несчастный, бедный папик. Когда-то я любила, но… он ненавидел собственного сыночка! Бедный, бедный Олег! – Она зарыдала в голос, поочередно вскрикивая, – Бедный Максим! Бедный Олег! Бедная красавица Роза!

Женя взяла большую кружку, наполнила водой из-под крана и вылила на подвитые кудри, мгновенно возненавидев мать.

– Сучка! – вскричала мама, – вот я тебе! – приподнялась и снова рухнула: пьяные ноги отказывали.

– Где брат, где папа? Говори, если ты мать!

Рука женщины потянулась к спиртному. Женя опередила и отодвинула бокал:

– Хватит пить!

– Дай!

– Получишь, когда ответишь где папа и где Олег?

– Папа на небесах. Олег в санатории, отдыхает.

– На каком кладбище похоронен отец?

– На «Южном».

– Проспись, потом покажешь, – придвинула к ней бутылку с рюмкой, и поднялась в спальню, чтобы разобрать вещи.

Едва коснулась чемодана, сильная дрожь, скорее судороги, охватили члены. Женя забилась в истерике:

– Папа, папа, не оставляй меня!

Когда пришла в себя, был вечер. Желудок скрипел от голода, и Женя вспомнила, что в последний раз ела утром в лагере. С тех пор прошла вечность. Подошла к двери, прислушалась: тихо. Спустилась в гостиную. Мать спала на полу, верно, свалилась со стула. Брезгливо обойдя её, как обходят грязного, дурно пахнущего бомжа, открыла холодильник в поисках съестного. Ага, йогурт, сосиски, в морозильнике пельмени и пицца. Выбрала последнюю, сунула в микроволновку. Включила электрочайник.

Насытившись, пыталась привести в порядок мысли. Кабинет! Открыла дверь отцовского кабинета. Ничего не изменилось, словно хозяин вышел на минутку. Рука потянулась к ящику стола. Закрыт. Глазами поискала ключ. Неожиданно взгляд остановился на портрете юноши с ясным взором, висящим на стене: отец, после окончания школы. Рядом одинокий ключ на маленьком гвоздике.

В ящике находились деловые бумаги, которые девочка осторожно сложила на стол. Под ними лежала тонкая папка, с газетными вырезками. Ничего интересного. Одна привлекла внимание, с вырезанной фотографией. Заметка: «Суд над серийным убийцей вынес суровый вердикт». Пробежала глазами, увидела свою фамилию, дважды вернулась: «Наумов Алексей, Алексей…». Алексей. Все-таки мама права: у отца был брат Алексей. И его судили за убийства! А где фотография? Ответ прост: папа вырезал. Но зачем? В уголке газеты заметила год, номер и название. Когда-нибудь Женя узнает всю правду.

Вырезку взяла себе, остальное аккуратно сложила, и убрала на место. Ключ повесила обратно на стену. Юный папа улыбался с фотографии. Сняла. Пусть улыбается только ей. А спросит отец, Женя скажет, на время, уж очень он хорош.

Вдруг что-то толкнуло Женю в грудь, да так сильно, что она едва удержалась на ногах. Папа мёртв и никогда ни о чём не спросит. Волосы на голове зашевелились: папа в темной сырой могиле, глубоко под землей. Разум отказывался верить, а чувства противоречили сами себе. Громкий стон заставил девочку вздрогнуть: пьяный голос пересыпал матом слова:

– Олег, … принеси выпить… своей… матери! Олег, Олежек!

Дальше хныканье. Потом громкий храп.

Жене не давала покоя мысль: когда мама определила Олега в санаторий? Был ли брат на похоронах отца? Но это можно узнать от матери, когда она проспится, наконец. Женя редко видела мать в таком состоянии: может пару раз после девичников. И вот теперь она напилась в одиночку. Почему? Что мама хотела заглушить спиртным? Вину перед отцом, или перед детьми?

Спустилась в гараж. Обе машины, мамина и папина, стояли на месте, словно дожидаясь поездки. Всё было как обычно, только вещи, казалось, осиротели, и веяло холодом. Детский мир рухнул, и жизнь катилась по предназначенной судьбой трагической колее. Женя присела на потёртый табурет и, словно впервые огляделась: что расскажут стены помещения? Они молчали. Табурет был теплым, точно отец недавно поднялся с него.

– Папа вернется с работы, и я расскажу, как надо мной подшутила мама. Интересно, в каком санатории отдыхает Олег? Верно по горящей путевке со скидкой. Однажды всей семьей ездили в Испанию за полцены. Мама сняла поездку на видео и выложила в интернете. Неужели мы с отцом больше не поедем на море, а моя рука не спрячется в надежной ладони? Ничего, ничего, вот мама проснется и я, наконец, выясню до конца правду. Почему похоронили без меня, куда спешили и что хотели скрыть?

Она снова вспомнила папиного брата. Отец не хотел говорить о нём, и тот рассчитался с папой. Алексей отомстил по-своему. Женя ничего не знала о судьбе дяди, жив ли и где находится, но чувствовала, подозрения о причастности брата-убийцы к событиям не лишены основания. До последнего времени. Видимо мама не нарушала договора с отцом, пока в доме царил лад. Но стоило Олегу проявить дурные наклонности, тут-то мама и нашла крайнего. Голова шла кругом от недетских мыслей. Как не хватало Жене отца, спокойного, понимающего и надежного! Не хватало его любви к дочке. И как понятна папина ненависть к собственному сыну, повторению брата-маньяка. Только мама не в состоянии простить мужа. Почему? Ответ напрашивался: она не любила и ревновала к дочери за себя, и за Олега. Потому что Женя была чужой, папиной дочкой. И представляла угрозу её маленькому благополучию.

Тщетно Женя силилась понять связь всего вышесказанного с гибелью отца. Нет, конечно, мать с Олегом не могли убить папу, но причастность их к смерти она ощущала кожей. И решила дождаться пробуждения мамы. Домыслы так утомили, ведь она была всего десятилетним ребенком, что стала клевать носом, и, сдавшись желанию поспать, поднялась к себе и забылась тяжким сном. Тяжким, потому, что снилась страшная трагедия.

Спустилась в гараж, откуда доносились мучительные стоны и яростные вопли. Поостерёгшись обнаружить себя, приоткрыла дверь так, чтобы видна была лишь та часть, где находились люди. На полу, покрытом сплошь грязью, кровью и слизью, лежал обездвиженный отец. Возле него стоял Олег, со злобным рычанием пиная ногами в живот. С каждым ударом, изо рта папы извергался сгусток крови, который медленно полз по щеке ближе к уху, и тягучей каплей нависал над цементным покрытием. Стоны, испускаемые отцом, говорили о невыносимой телесной и душевной боли. Забыв страх, Женя резко распахнула дверь и с воплем маленького беззащитного существа бросилась к папе. Олег замахнулся, мать закрыла лицо руками.

Проснулась, дрожа и обливаясь потом. Во рту сухость такая, что еле отлепила язык от воспалённого нёба. Неужели сон? Долго лежала не понимая. Наконец, надежда сначала робко затеплилась, затем постепенно перешла в радостную уверенность: от начала до конца всё сон. Смерть отца, необъяснимое поведение матери, отсутствие Олега – сон, и ничего более.

С улыбкой сбежала по лестнице.

…Мама лежала на полу, и она почти споткнулась, не заметив её из-за опрокинутого стула. Рядом валялась пустая бутылка. Был ли кто на свете несчастнее Жени? Она ненавидела мать за то, что та родила детей. Единственный, кто девочку любил, находился по ту сторону, как говорили взрослые, в потустороннем мире, и никто, кроме Господа Бога не мог вернуть его. Всем сердцем Женя желала туда, к нему, в мир иного бытия.

Подняла стул, и уселась. Лицо было мокрым, и она не сразу ощутила, что по щекам, независимо от воли катятся слезы. Причем не поодиночке, а потоком, остановить, который не хватило сил. Сидела и молча слизывала их с губ. Как теперь жить?

Мама стонала в хмельной отключке. Хоть бы Олег появился! Теперь всё равно, какие у брата недостатки, должен кто-то объяснить случившееся.