Читать книгу Из Жизни Стюардессы - Marina Iuvara - Страница 14

В юности свободного времени мне давали мало, и это доставляло мне немало терзаний, так как в предоставленной мне ограниченности пространства и в короткие моменты дозволенной свободы я чувствовала себя узницей, ведь мне надо было скрупулезно и беспрекословно соблюдать навязанное расписание.

Я не была хозяйкой своего времени.

Я вспомнила, что до восемнадцати лет в редкие субботние вечера, когда мне разрешали пойти куда-нибудь с друзьями, возвращаться надо было не позднее самое большее двадцати двух тридцати.

Мои друзья встречались в двадцать один час и думали, куда пойти ужинать, за стол мы садились как правило не раньше двадцати двух.

Мне всегда было торопно, я нервничала, если официант подходил не сразу, мне никогда не удавалось от души посидеть в компании, потому что я знала, что надо возвращаться домой, возвращаться слишком рано.

Я едва успевала заказать пиццу в надежде, что обслужат быстро, и я смогу, по крайней мере, откусить кусок этой пиццы, хотя аппетит пропал, так как желудок у меня уже начинал напрягаться, а желудочные соки бурлили от треволнения.

В любом случае, я вставала из-за стола уже с большим опозданием, никак не попасть домой в указанный час.

Было всегда трудно упросить кого-нибудь прервать ужин и довезти меня до дома, но время возврата было неукоснительно и категорично, а у меня ничего такого, на чем можно было доехать, не имелось.

Во время гонки до дома по моей несознательной жалобной просьбе никаких ограничений скорости не соблюдалось. У светофоров мы зачастую легкомысленно и неразумно пролетали на красный свет.

Мчавшийся на всей скорости мотороллер наводил на меня ужас, который остался у меня по сей день. Я смотрела как перед глазами, словно в кошмаре, бешено мелькают вечерние огни; фары встречных машин и фонари проскакивали, по моему разумению, слишком быстро.

Вот какая цена за то, чтобы избежать унижений и злостных упреков по возращении домой; только осмелься я не приехать вовремя, дверь изнутри запрут, и мне придется выдумывать всяческие оправдания, стараясь сделать так, чтобы не появилось грозного выражения на лице моего отца, которого злило мое непослушание и неуважение к нему, а к тому же он наверняка беспокоился.

Угрозы, наказания и порицания постоянно выражались криком, пощечинами и новыми строгими запретами.

И все это, даже если запоздаешь самую малость.

Самую малость.

Папа, явно, был слишком строг.

Я помню день, когда была страшно рада, что мне разрешили пойти на день рождения моей лучшей подруги, до этого я несколько дней упрашивала отца.

На день рождения должен был прийти и один мальчик, мой одноклассник, который мне очень нравился.

Оделась я, конечно же, принимая во внимание отцовские предпочтения, или, наверное, лучше сказать строгости, то есть, юбка не слишком короткая, блузка не слишком приталенная и туфли без каблука, но я решила испробовать косметический набор, который мне подарили.

Неумелыми руками я пересолила с такими розовыми, такими, на мой взгляд, красивыми румянами на щеках, а с той помадой, такой блестящей, такой алой у меня на губах я ощущала себя самой прекрасной, мазок туши для ресниц должен был завершить дело.

Мне было шестнадцать лет, и по мнению папы не пристало краситься столь отвратительно его дочке, которая сделала попытку предстать слишком пленительной девочкой.

Он разозлился, с силой провел рукой мне по губам и размазал помаду по щекам, стараясь стереть у меня с лица всю тщательно нарисованную красоту.

На глаза у меня навернулись слезы, и по распухшим от плача векам расплылись черные круги; в ванной я взглянула на себя в зеркало и увидела клоунскую маску.

После того, как я умылась с мылом, которое ело глаза, но устранило все оставшиеся от туши пятна, наконец-то мне разрешили пойти на день рождения, и я отправилась на тот вожделенный праздник с чуть раскрасневшейся робкой миной и без макияжа.

Там я так и не повеселилась.

В те юные годы мне страшно хотелось сбежать, отправиться далеко, уехать, путешествовать, жить одной.

Мечтания, хоть и вооруженные настойчивостью и душевной силой, иногда сбываются, а иногда нет.

Шаг за шагом, день за днем, месяц за месяцем, год за годом узнавала я новое и набиралась необходимого опыта, как лучше выстраивать отношения с коллегами, с пассажирами, у каждого из которых был свой нрав и черты характера многосторонние и разные.

Все же очень скоро я поняла, что в общих чертах жизнь моя планируется в конце месяца в зависимости от долгожданного, всегда с большим нетерпением, «наряда-расписания»: табуляграммы на первый взгляд безымянной и холодной, в которой тебе сообщают рабочий план на следующий месяц.

Авиакомпания вкладывала официальные сообщения в персональные ящички, это была своего рода бесконечная череда почтовых ящиков, стоявших в аэропорту в помещении, достойном какого-нибудь детективного фильма, в последние годы их заменила электронная почта.

«Наряд-расписание», о котором грезили из месяца в месяц, приносило мне переживания, часто воодушевление и большие ожидания, порой разочарование оттого, что те дни отдыха и тот вожделенный запрошенный отпуск предоставлялись не всегда.

У всех встреч, обещаний, свадеб, на которых я могла быть даже свидетельницей, разных финальных матчей по настольному футболу, билетов, заказанных на премьеру в театр, прощания с девичеством моей лучшей подруги, дня рождения какого-нибудь предполагаемого жениха, Рождественского обеда, юбилея моих родителей, недели в горах в совместно снятой квартире, уроков танго по четвергам после обеда очень часто было мало возможностей, участие во всех этих событиях каждый раз надо было подчинять решениям, которые принимал компьютер авиакомпании, где я работала.

С момента получения наряда можно было принимать или отклонять приглашения, назначать важные встречи, устанавливать расписание посещений спортзала, которые помогут расслабиться, лезть из кожи вон, чтобы прибежать вовремя в какое бы то ни было место, или пойти хоть и с опозданием на собрание многоквартирного дома, распрощаться с турниром по брисколе, но взамен иметь «удовольствие» глазеть на Джиджи Мардзулло когда у тебя из-за смены часовых поясов сна ни в одном глазу.

Выходных дней в месяц было примерно десять, а в остальные двадцать дней надевали форму.

Мы с Евой, Валентиной и Людовикой всегда надеялись, что нам поставят время и дни полетов, смещенные у одной от другой, так в доме будет меньше сутолоки, и мы лучше распределим время на главный отрезок: продолжительное пребывание в ванной.

Запросто могло быть, что рейс назначили очень рано утром, и мы по привычке будильник на заре ставили на час раньше.

Наскоро завтракали, потом вставали под бодрящий душ, надевали приготовленную вчерашним вечером форму, проверяли, чтобы туфли были начищены до блеска, а чулки не порваны или не поблекли от стирок.

У большинства из нас была «сокровенная» тайна: блузку заправляли в ужасные колготки (зачастую с поддерживающим эффектом, чтобы не возникало варикозных вен или отеков из-за пониженного давления), ибо только так блузка не вылезала из юбки, когда поднимаешь руки и помогаешь пассажирам положить наверх багаж.

Под юбкой на нас было противно смотреть!

После того, как оденемся, переходили к тщательному макияжу, аккуратно причесывались, потом проверяли документы.

В сумке с собой всегда должны были лежать полетный халатик, фонарик, памятка с объявлениями, рабочие инструкции, запасные чулки, туфли на каблуке пониже для длительных рейсов, кожаные перчатки. В аэропорту в Crew Briefing Center, то есть в месте, где собираются все экипажи, в каждом из отведенных зальчиков начинался, вот именно, брифинг.

Собирались, чтобы познакомиться с экипажем, представиться, разговаривали о возможных затруднениях при полете, о метеорологических условиях, говорилось о коммерческих аспектах, о виде услуги и о пассажирах, которые поднимутся на борт.

Расстановлены мы были почти по-военному, существовала иерархия, и ее, как таковую, нужно было соблюдать.

Возглавляет весь экипаж командир, за ним стоит второй пилот, потом идут бортпроводники в зависимости от уровня каждого из них.

Что касается обслуживания и взаимоотношений с пассажирами, все бортпроводники должны обращаться к старшему по своему рабочему отсеку, который обращается к старшему по самолету, который руководит всем ходом полета и поддерживает связь с cockpit, с кабиной пилотирования, то есть с пилотами.

После полета по каждому бортпроводнику составлялся письменный отзыв за подписью, в котором оценивались профессиональность, техническая компетентность, знание иностранного языка, оказанное пассажирам содействие, и соответствовал ли внешний вид предписанным нормам.

Так прошли годы, полет за полетом, встреча за встречей, часовые пояса и бессонные ночи, многообразие языков, знойные страны и ледяные материки, острые блюда и тонкие яства, безоблачные небеса и неожиданные турбулентности.