Читать книгу Из Жизни Стюардессы - Marina Iuvara - Страница 15

Пришла весна, и после крайне суровой зимы наконец-то мой чемодан будет оставаться сухим; около самолета в тот краткий отрезок времени, который грузчикам требуется, чтобы погрузить его в багажный отсек, он лежал беззащитным под дождем и снегом.

Как было бы прекрасно провести пасхальные праздники с Валентиной, в этом конце недели у нее был выходной.

Меня поставили «в резерв на дому», и я сидела дома, ждала, не зная в каком городе мира придется ночевать сегодня ночью.

Я уже давно поняла, что личная жизнь и каждодневные заботы отличаются переменчивостью и непостоянством: их надо было все время подгонять под изменения.

И впрямь, сложно тому, кто летает, успеть везде, особенно тому, у кого семья и дети, и особо сложно прежде всего тот в месяц, когда тебя ставят в так называемый «резерв».

В течение года работы нас, бортпроводников, поочередно в разное время могли поставить на какой-то отрезок времени в этот пресловутый «резерв», что сообщалось в конце месяца, то есть, надо быть готовыми внезапно заменить коллег, которые заболели или не пришли из-за несчастного случая или из-за чего-то еще.

Под резервом подразумевается сидеть и ждать целый день, когда тебя вызовут на любую смену на любое направление, предупредив за час до вылета, чтобы стюардесса смогла собраться, собрать чемодан и обустроить дома так, что ее может не быть даже неделю.

Поэтому не так уж и приятно слышать телефонный звонок, от которого рушатся все ожидания провести обед или ужин в кругу семьи.

Резервом занимается отдел планирования полетов, который упорядочивает и организует все рейсы, и поскольку, если кто-то случайно не вышел на работу, при полете могут возникнуть затруднения, он направляет на смену туда, где неожиданно остались без бортпроводника. Резервная смена может начаться и в пять утра, звонок телефона в этот час поистине леденит душу, поэтому «основной» чемодан с самым необходимым должен быть уже готов, чтобы ничего не забыть впопыхах, когда торопишься поспеть вовремя.

Шерстяную кофточку и купальник полезно класть в чемодан в любом случае, в каком бы направлении ни летела.

Косметичка должна быть всегда под рукой, и надо не забыть положить новый тюбик зубной пасты, когда предыдущий заканчивается.

Очень важны чистые и отглаженные запасные форменные блузки на обратный рейс и пара туфель, годных для любой температуры, ночная рубашка и косметика.

Чемодан я собирала уже почти машинально.

Как бы то ни было, я считала – и считаю до сих пор, – что у меня самая прекрасная работа в мире: пусть со всеми сложностями и отрицательными сторонами, пусть приходится все время собирать и разбирать чемодан или страшно хочется вернуться домой, пусть не покидает желание повидать родных. Размеренная жизнь не для меня, а мир никогда не перестанет увлекать меня; делиться точкой зрения с другими культурами и все время разными людьми будоражит меня, а кроме того, когда я возвращаюсь домой, вздыхаю особо облегченно и радостно, не то что те, кто возвращается домой регулярно, каждый день, мелочи повседневной жизни приобретают огромное значение.

А тем временем дела житейские давили на меня.

– То ли полечу, то ли не полечу, – спрашивала я себя в тот день.

Ничего, никаких вызовов, из отдела планирования ни одного звонка.

– Могли бы предупредить и пораньше, ведь Пасха же!

Я нервничала, немножко сердилась, занялась чемоданом, положила туда вещи, которые могли понадобиться на любом направлении, свернула блузки, и, хотя с одной стороны сильно надеялась, что лететь никуда не придется, с другой стороны думала хоть бы поскорее узнать куда отправят, раз уж побыть дома не суждено.

В пятнадцать ноль-ноль нескончаемого дня прибежала Валентина и сказала:

– Позвонили из отдела планирования, тебе поменяли резерв, перевели в «готовый» и надо быть на месте в семнадцать! Ну, по-моему, тебе повезло, у тебя почти два часа на сборы и на дорогу до аэропорта.

Я тут же расколола шоколадное яйцо посмотреть, что за сюрприз внутри, съела почти половину и «бросилась» в комнату, сердце из-за спешки застучало все быстрее.

Я зашарила в ящиках, искала очень практичную одежду, которая подходит в любой день: когда тебя перевели в готовый резерв, выезжать надо немедленно, куда лететь скажут за несколько минут до рейса прямо в аэропорту, надо быть уже в форме, а чемодан приходится собирать до того, как узнаешь в какую сторону летишь.

«Джинсы, ремень, запасное нижнее белье, синяя блузка, плюс белая кофточка, и черная тоже, ведь сумка и туфли у меня черные, они ко всему подходят, жемчужно-серый шарф и пуловер такого же цвета, наденешь его с юбкой и будешь выглядит ухоженно и скромно… а вдруг встречу того коллегу-красавца, что летает на Милан?»

Бросила в чемодан и блузку с розово-зелеными цветочками, которая висела на спинке стула.

На завивку щипцами времени у меня не было: «уж так прямо сегодня его и встречу, того типа».

У меня всегда был соблазн брать с собой все, взяла и баночку консервов из тунца, вдруг понадобится, вдруг мы прилетим поздно и все будет закрыто, вдруг коллеги не дождутся меня на ужин, вдруг землетрясение, так спокойнее…

Запыхавшись, прибежала в аэропорт и узнала, что могу понадобиться на работе вплоть до четырех дней подряд.

А я-то в суматохе захватила всего одни брюки, забыла даже шнур для зарядки мобильника и непременный тренч bon ton6 на подкладке с леопардовой расцветкой.

«В Европе погода уже достаточно теплая?» – спросила я себя.

Если же нет, то это может стать отличным поводом отправиться по магазинам за покупками.

Я пришла на брифинг в наше место сбора, подписала листок прибытия и вместе с другими коллегами в форменной одежде уселась в специальном зале, где стояли удобные наклонные кресла из черной кожи, ждать когда меня позовут на рейс, если вдруг с кем-нибудь из членов дежурного экипажа случится что-то непредвиденное или человек почувствует себя плохо.

Через сколько-то часов зазвонил телефон: я «вытянула» Рим-Афины.

Решила сперва зайти в аэровокзал отправления внутренних рейсов и купить в аптеке лейкопластырь, чтобы заклеить невыносимо болевшую мозоль на пятке из-за новых только что купленных туфель, которые – это я поняла только теперь – оказались не совсем подходящими.

Мне предстояло открытие.

Вы когда-нибудь проходили в форменной одежде по какому-нибудь залу аэропорта?

На аптеку у меня ушло минут двадцать, мне пришлось отвечать на все вопросы, с которыми обращались ко мне все шедшие навстречу пассажиры: где находятся аптеки, стоянки такси, автобусы на Остию, туалеты, выходы на посадку; вопросам не было конца, хоть я и объясняла, что я бортпроводница, кстати, опаздываю на рейс.

Поэтому от лейкопластыря пришлось отказаться, на борт я прибежала, запыхавшись и припадая на намозоленную ногу.

Состав коллег уже сложился, они сработались, так как стоят в одной смене уже два дня, а я подключилась в последний момент, и поначалу меня восприняли как непрошенную гостью, так, кстати, частенько обходятся с резервистами.

Я постаралась вписаться в команду, учтиво влиться в гармонично сработавшуюся группу, каковыми я их ощущала.

Я представилась командиру кабины пилотирования, а потом и всем коллегам по работе, улыбаясь самой ослепительной улыбкой.

Коллега, которая работала в отсеке вместе со мной в хвосте самолета, выглядела восхитительно: статная фигура, отточенные бедра, утонченные черты лица, волосы прекрасного янтарно-каштанового цвета, зеленые глаза, подведенные темно-коричневым карандашом, который подчеркивал ее светлую кожу и прямой, не слишком длинный нос.

До посадки пассажиров мы немного поболтали и, как всегда, поделились кое-какими маленькими тайнами из личной жизни.

Коллега положила в рот карамельку с мятой, предложила мне, сбрызнулась духами, которые вытащила из сумки, смазала кремом руки и прошла в туалет освежить и без того идеальный макияж.

Мы пробежались глазами по заголовкам газеты, которую нашли в galley.

Стали заходить пассажиры, мы распределились по салону и приветствовали их:

– Добро пожаловать на борт!

Самолет был набит битком, в это время года все ехали в отпуск, после посадки я пристегнула свой ремень и приготовилась к взлету.

Как только самолет выровнялся так, чтобы можно было твердо стоять на ногах, мы все встали и пошли готовить тележки, разогревать питание для первого класса и разносить welcome drink7.

К сожалению, я столкнулась и с тем, что имеет мало общего с авиацией и полетами и очень много общего с тупоумием, широко распространенным в любой сфере: один пассажир, с которым я вела себя всего лишь и исключительно вежливо и в любом случае профессионально, в какой-то момент пощупал меня за ягодицу, я сдержала порыв ухватить его за запястье и вывернуть руку на 180 градусов, а предпочла – раз опыта у меня было еще не много – ограничиться тем, что окатила его леденящим взглядом, приструнила вполголоса за жест и пригрозила сквозь зубы, что напишу на него заявление, если он еще раз осмелится. Я стала спрашивать себя, в тот день, как и в другие, не сама ли я повела себя так, может слишком доверительно, что создала у него впечатление, будто ему можно столь оскорбительно потрогать меня: я без всякой пользы обвиняла саму себя. Я ответила себе раз и навсегда, что ничего подобного не было и что я никому не позволила бы вести себя так со мной.

Потом меня позвал старший бортпроводник, так как замигало табло с сообщением о пожаре в туалете. Я понадеялась, что мне не придется вооружаться огнетушителем и тушить предполагаемое возгорание, но мысленно уже прикинула где ближе всего находятся нужные приспособления; я прислушалась через дверь, постучала, распахнула дверцу и… передо мной стоял мужчина лет пятидесяти, в руке он все еще держал окурок, изо рта у него несло куревом, да и вся одежда им провоняла; он немедля попросил прощения и убежал на свое место.

Одна старушка попросила снять ей с полки чемодан, потому что оливковое масло высшего качества, налитое в бутылку у нее в родной деревне, закапало сверху; а какое-то чадо орало во весь голос, потому что мама все еще не разрешала ему отстегнуть ремень безопасности.

Надо было поторапливаться, скоро начнем приземляться.

Пассажир с места 5Б сказал, что сейчас не голоден и попросил подать ему обед «потом», что сильно поразило меня, но это было всего лишь началом нескончаемой череды «причуд», которые все годы работы и сейчас сопровождают меня почти в каждом полете.

Перед приземлением надо было расставить по местам тележки и сложить все подносы, сделать объявления, сосчитать и опломбировать алкогольные напитки, заполнить бланк, который на первый взгляд показался мне сложным.

«Куда запропастились пломбы? Как они правильно вставляются в ушко? Где мне писать номера для таможни? Какие документы надо проверить? А таможенные декларации понадобятся?»

Из-за незрелости в работе мне часто приходилось просить помощи у коллеги.

Заира объясняла все спокойно со свойственной ей мягкостью, почти ослепляя меня светом обаяния; она отлично знала все тонкости обслуживания и порядок действий при аварии и даже с большой готовностью показала мне, где размещается вся оснастка.

Она была уже не первой молодости, думаю ей давно перевалило за сорок, но никаких осложнений ей это не создавало, как и не беспокоило ее, что годы идут. Более того, полагаю, что она отлично знала, что может рассчитывать в большей мере на свой опыт и интеллектуальную устойчивость, чем на физическую красоту, которая, совершенно очевидно, была ей присуща в молодые годы.

Я ощущала шестым чувством, что она в совершенстве умеет держать себя в руках, знает, как обуздать свои эмоции и как отреагировать в определенной ситуации.

Она рассказала мне, что не так давно на нее свалилось огромное горе: ее спутника жизни, которого она очень любит, сбила машина, водитель летел на бешеной скорости и не обратил никакого внимания на пешеходный переход, сбил ее спутника в лоб.

Глубокая кома: врачи говорят, что необратимая.

Душевная боль у Заиры перешла в молчание, в немой стон. Она все также любила его, и никогда не перестанет любить, хотя знала, что прежней жизни с ним уже не будет.

Разговаривала она мало, но все равно, завидев пассажиров, она умела улыбнуться несказанно радушно, по всем правилам работы, общалась со всеми с пониманием и душевным теплом; зрелость ее вселяла уверенность.

Она никогда не выносила поспешных суждений о человеке, было отличной «хозяйкой дома», всегда к услугам пассажиров; форма сидела на ней безукоризненно, туфли начищены до блеска, волосы красиво уложены, единственным исключением из правил был маленький браслетик из белого золота от Тиффани и К°, который ей подарили на юбилей.

Я наблюдала за ней и старалась уловить ее силу и элегантные манеры, которые она проявляла в общении с людьми, такие женственные, крайне профессиональные.

Она умела поставить себя на место других и осмотрительно не вступала в споры, относилась всегда с вниманием и сочувствием.

Будто со страниц хрестоматии сошла, вот именно: с той жизненной хрестоматии, которую каждый из нас читает и одновременно пишет у себя в душе.

Я решила брать с нее пример всегда и во всем, и она стала, сама того не зная, моим ориентиром в работе. И остается им по сей день.

Она была человеком особым, не похожим на других.

А, прежде всего, на некоторых моих «старших» коллег, таких, к счастью, было не много, которые – очень скоро – дали мне понять, что «дедовщина» распространена не только в армии.

Когда начала летать я, так называемые «ученицы» или «сезонные» стюардессы, другими словами те, кто был новеньким, подвергались различным более или менее скрытным формам произвола, их как бы на первых порах держали под каблуком.

На длительных межконтинентальных рейсах на Боингах 747 им поручали резать лимоны и ставили чаще всего заниматься питанием и разогревать его в galley, поэтому-то новичков и прозвали «гэллистами».

Но если шутки старших коллег, склонных к юмору, были добродушными, они терпели охотно: их частенько заставляли подолгу искать не существующие на борту предметы, например стулья или завалявшуюся где-то метлу, которая должна была лежать в нише с электрооборудованием, добраться до которой почти невозможно и залезть туда трудно, так как надо поднимать тяжелый люк в проходе между креслами; а иной раз говорили, что вдруг надо стало сделать что-то из предполагаемых обязанностей, о которых новички ничего не знали; и все с веселинкой да со смешком, в духе товарищества, с уважением друг к другу и обходительно.

За самыми молодыми, которые работали по временному договору, следили постоянно, получи они хоть один отрицательный отзыв, на следующий сезон их могли не нанять, поэтому им было еще труднее из-за шаткости и ненадежности своего положения, а в последнее время стало еще хуже из-за непрестанных экономических и политических кризисов, которые в нашей стране идут чередой один за другим.

Эти девушки должны были всегда находиться в распоряжении компании, даже когда они не работали, чтобы авиакомпания могла дозвониться до них, если вдруг понадобится срочно вызвать на работу, должны были суметь быстро найти жилье в городе, из которого были предусмотрены вылеты. Меня, к счастью, приняли на работу по бессрочному договору, и я не была вынуждена так маяться.

Критерии в их карточках с отзывами были гораздо строже, и они должны были ярко выражено демонстрировать, что у них есть стимул к работе и они заинтересованы работать на отлично, вести себя должны были безупречно, всегда быть в приподнятом расположении духа, слаженно взаимодействовать с пассажирами и экипажем, все время заботиться о пассажирах и улыбаться, выражаться правильно и вежливо, и не упускать случая пообщаться даже когда их не просят о каких-либо конкретных услугах, должны были знать и соблюдать иерархию на борту, а также готовиться к полету старательно и соответствующим образом.

Мелкие отрицательные замечания могли выявить необходимость более углубленного прохождения личного обучения, технических норм, требований по обслуживанию или языковой подготовки и ставили под вопрос их окончательное принятие на работу.

Как правило, «старички», те, у кого за плечами было больше проработанных лет, были важнее для авиакомпании, и на борту у них было больше власти.

Накопить длительный опыт работы было дополнительной ценностью, дорогостоящим приобретением: в авиации выслуга лет совершенствует профессиональные качества, так как дарует отличное умение выходить из трудных ситуаций, повышает компетентность, помогает предотвращать осложнения и разрешать их легко и быстро: но бывает, к сожалению, что кто-то этой властью пользуется.

Когда я вернулась домой и встретилась с Валентиной, я в этом горько убедилась.

Возвращение домой – момент особый, и неважно сколько лет проработал – это я поняла позднее, – привкус у него все такой же.

– Привет, Валь, ну как слетала? Что-то ты совсем без сил, а я думала повеселишься за пять дней на Мальдивах.

– Да остров-то изумительный: белый песок на пляже, пальмы в ряд, вода теплейшая, виды великолепные. Только вот устала я как собака, Анна: скорей бы сбросить с себя эту чертову форму.

Такими словами ответила мне Валентина, она тоже только что вернулась, первым делом сняла туфли, потом бросила колготки на пол. Наверное, что-то пошло наперекосяк.

– Погоди, дай мне минутку, поставлю чемодан и приду к тебе.

Ева тем временем лежала в постели у себя в комнате. Ей не спалось, и она встала выпить стакан воды. Она вернулась из Гонконга, и вкратце рассказала мне, как вместе с коллегами плясала на дискотеке «Джо Бананас» и съездила на остров Цзюлун недалеко от гостиницы.

Ева рассказала об одном странном случае: на борту она встретила коллегу, звали ее Ребеккой. Они оказались на смене в одном экипаже.

Я Ребекку отлично знала. Она жила в доме по соседству во Фреджене, и несколько раз мы видели издалека ее сестру-близняшку: походили они как две капли воды. Сама Ребекка рассказывала мне, что с раннего детства их все путают, никто не в состоянии различить их, кроме мамы.

Им и в школе удавалось подшутить над учителями во время опроса, они отпрашивались в туалет, менялись школьной формой, возвращались в класс и менялись партами, только малюсенькая родинка на носу у Ребекки могла выдать их, но ее можно было нарисовать и на носу у сестры черным карандашом для подводки глаз. Голос у них тоже был одинаковый.