Читать книгу Из Жизни Стюардессы - Marina Iuvara - Страница 9

Я возвращаюсь в мой край, на Сицилию, по меньшей мере, дважды в год, на праздники и на лето, если позволяют отпуск и летная смена.

Летать на самолете стало для меня привычкой, такая у меня работа.

Прошло уже много лет, но каждый раз, когда я возвращаюсь, вместе с насыщенным запахом померанца, которым веет над апельсиновыми рощами, и дующим из Африки сирокко безмолвно подступают воспоминания о детстве.

Сегодня четверг, июль: тридцать шесть градусов жары – обычное дело.

Летом наш край жарок, ярок и залит солнцем: все как будто замедляет ход, и трудно поддерживать деятельный ритм жизни из-за такой температуры, которая мне все же нравится, хотя бывает иногда слишком удушливой.

Солнечные лучи обдают теплом все не покрытые одеждой части тела, проникают до костей, зачастую придают сил, а порой расслабляют до умопомрачения, и я засыпаю.

Традиционный в наших местах «послеобеденный отдых» прерывает дневные труды.

Я вслушиваюсь в монотонное, почти гипнотизирующее хлопанье лопастей вентилятора, стоящего на старинном сундуке; его дуновение отгоняет горячий и душный воздух послеобеденной поры, который нисходит на землю с голубого безоблачного неба.

К вечеру температура немного понижается, и благодатный ветерок смягчает вечернюю жару.

Я остановилась дома у своих родителей, и любая вещица, на которой задерживается мой взгляд, возрождает в уме пережитые сценки и уже далекие воспоминания.

Выхватываю взглядом шелковую юбку кремового цвета с тонкой вышивкой нитками чуть посветлее, юбка висит в шифоньере в стиле Людовика XVI, который моя мать выбрала больше сорока лет назад и поставила у себя в спальне, и с тех пор там шифоньер и стоит, не поддается времени; а вот я стала совершенно другой с той поры, когда забиралась под одеяло на этой огромной кровати и слушала сказки, которые мать рассказывала мне перед сном, я стала другой даже с тех пор, когда много лет спустя украдкой примеряла самые красивые мамины бусы и смотрелась в проем большой позолоченной рамки, которая стояла посреди комнаты, я танцевала в одиночку безыскусно и свободно, как «бесстыжая девка», сказал бы мой отец, если бы увидел меня.

Я помню, что в то время у меня была комбинация такого же цвета, как у мамы; я любила надевать ее и ощущать легкость и свежесть, которая исходила от нее в самые влажные дни.

Правилами моего воспитания комбинацию разрешалось носить только дома, и надевать ее надо было, тщательно закрыв балконные ставни, чтобы не допустить бестактных взглядов с улицы, так как балкон выходил на большой двор.

С малых лет меня приучили прикрываться, хорошенько накрывать тело перед любым человеком.

Мало-помалу закапывали в мою душу капли стыдливости, день за днем.

– Накройся, накройся, а то кто-нибудь увидит! – бывало говорили мне, если я вдруг замешкаюсь, переодеваясь у себя в комнате и забыв задернуть шторы.

Я до сих пор, прежде чем снять платье, проверяю, чтобы все было закрыто, и чтобы меня никто не увидел, но в этом я ни разу не призналась даже Валентине, моей коллеге, с которой мы много лет жили в одной квартире неподалеку от аэропорта в городе, где я сейчас живу: в Риме.

Когда я была маленькой, чтобы меня не наказали, я с великим старанием повиновалась зачастую слишком строгим правилам.

Была в них суровость воззрений и нравов, переданных из поколения в поколение.

Моя тетя Кармела – все звали ее Линой – рассказывала, что, когда она впервые осмелилась произнести бранное слово, ей приказали открыть рот и высунуть язык.

– Странная игра! – подумала она.

Ее мать, моя бабушка, вытащила одну из шпилек, которыми она собирала в пучок свои длинные волосы, и больно уколола ею дочку в язык.

Принимая во внимание последствия, очень немногие из дочерей и внучек в моей семье произносят ругательства несмотря на то, что бывают моменты, когда они бранятся мысленно.

Я здесь, в Катании, в отпуске на неделю, и вновь чувствую старые вкусы, запахи, ощущения.

Моя мать встречает меня солнечной улыбкой, она сдерживается и обнимает меня не так сильно, как ей хотелось бы, может из опасения, что у меня хрустнут кости.

Долго гладит меня по смолисто-черным, как у нее, волосам, снисходящим до плеч, я распустила их, освободив от резинок, которых требуют правила моей работы.

У мамы белая тонкая кожа, мягкая как песок, от нее веет ароматом розовых лепестков и апельсинов.

Я все время вижусь ей слишком худой (хотя на мой взгляд я набрала, по меньшей мере, килограмма два-три по сравнению с моим утопичным идеальным весом), поэтому она зовет меня отведать всякой вкуснятины, которую начала готовить со вчерашнего дня, и почти заставляет съесть все, что обильно кладет мне в тарелку.

Сегодня она приготовила мои любимые блюда: тонкую лапшу с чернилами каракатицы и рыбу-меч в фольге.

Она никак не наглядится на меня, все время гладит по голове; от одной мысли, что я приехала, она счастлива и радостно возбуждена.

Мои тети и двоюродные сестры каждый раз, когда мы встречаемся, тоже всячески показывают, что дорожат мной и хотят послушать про мои поездки и про мою работу.

В воображении родственниц я стала частичкой их мира, которая переместилась в другой мир: тот другой мир соткан из мечтаний над страницей журнала, он влечет, но написано, что опасен, полон соблазнов, может непоправимо сбить с пути. Я – та из них, у которой тоже сияли глаза, и как-то раз взяла да уехала. Я живое доказательство, что внешний мир меняет тебя, это да: но можно остаться самой собой, потому что все зависит от того, какой у тебя характер. А они для меня – самое важное из всего, чему я научилась за все мои поездки: то, что в дальнюю даль можно лететь только когда у тебя в душе остается место, откуда ты родом и куда можешь вернуться. Я научилась, что можно находиться где угодно, но на самом деле остаешься всегда там, где остались твои эмоциональные корни.

Фотографии, которые я сделала в Нью-Йорке, заворожили их, и они хотели бы поехать вместе со мной посмотреть «большое яблоко». А еще хотят, чтобы я взяла их с собой в Гонконг побродить по Stanley Market и по Lady’s Market, по ночным рынкам, о которых я им много и увлеченно рассказывала, или остановиться в Касабланке, где раскинулась медина с ее цветами и специями, где у чайной мяты вкус крепче и запах более стойкий, чем у нашего душевника, и попробовать тех вкуснейших фиников, которые я привозила им по возвращении из одного рейса. Или покружить со мной по кишащим народом переулкам Шангая, слиться с пестрой толпой и многоцветием, которое я пытаюсь описать и мне никогда не удается сделать это так, как хотелось бы.

В моих родных заложено большое чувство гостеприимства, природный дар принять человека, который передается веками, они всегда здороваются со мной, ущипнув по привычке за щеки, оттягивают обе щеки не особо бережно, и обнимают, повторяя все те же слова с тех пор, как я слышала их в детстве:

– Кровинушка моя! Сладкая моя!

Мой отец тоже рад видеть меня, но он всегда молчалив, не особо изливает свои чувства, крайне сдержан.

У нас одинаковый цвет глаз, небесно-голубой, но в его глазах сквозь легкий лиловый оттенок все время проскальзывают отсветы, от которых временами находит на меня печаль.

Он часто склонен предсказывать неприятности, пронизанные тревогой и беспокойством также, как моя лучшая подруга Стефания, она тоже сицилийка.

Мой отец – человек очень образованный, ему нравится чему-то учиться, и он всегда в курсе всех современных социально-политических событий.

У него сдержанные манеры, он ведет себя формально, часами сидит, закрывшись у себя в кабинете, но в обеденный час и на ужин мы все собираемся вместе за столом.

То, чему мои родители, родные и общество научили меня, так это большая важность семьи, соблюдение правил, а главное нерушимость брачных уз: эта ценность оберегается всегда, любой ценой, часто ценой огромных жертв.

Этот союз нужно беречь в любом случае, даже когда он проблематичен, трудности надо преодолевать или подавлять, порой обходить вниманием.

– Пока смерть не разлучит нас.

Это обещание, которое уже не может быть нарушено, начиная с момента, когда его дают.

Это обязанность строгая и беспрерывная, необходимая для прочной сохранности семейных корней.

Связывают брачный союз не только привязанность, официальное бракосочетание, глубокое чувство долга, которые с детских лет внушают тебе воспитанием, но и навязчивое мнение общества, в котором живешь, оно усердно работает и побуждает вести себя так, чтобы не порвались семейные узы.

В семейной паре у женщины очень важная роль: преданность супругу и детям абсолютна.

Мужчина обязан как можно лучше исполнять роль главы семьи, он должен заботиться о семье и содержать ее.

Преданность и обязанности, любовь и уважение.

Не важно, если вдруг последние два чувства иссякнут, бывает, что они затухают.

Брачные узы есть то, на что можно рассчитывать всю жизнь, дети – клюка в старости, развод не допускается или считается всего лишь сумасбродством, чем-то таким, что «выходит за рамки установленного порядка», его надо избегать, отыскав какой бы то ни было способ.

В момент бракосочетания заявление хранить верность – это обещание, которое нужно совершенно непреклонно исполнять.

Вот правила, которые мне внушили с самого детства. Я уверена, что судьбой мне предписывалось соблюдать эти наставления.

Меня воспитали в большой строгости, состоявшей из властных поступков, приказов, обязанностей и наказаний, и нельзя было возразить или попросить разъяснить, поэтому, когда я стала подростком, у меня осталась путаница в голове и большие сомнения в том, что же поистине правильно, а что решительно неверно.

Железные правила вытекали из предписаний как воспитывать детей, которым научили моего отца в 40-ые годы, и не принимались во внимание происшедшие глубокие изменения и молодежное движение 1968 года, в которых я приняла участие лишь свои рождением.

Тогда, несмотря ни на что, социальный переворот 70-ых годов будто бы никоим образом не коснулся нашей действительности.

У нас все виделось черным или белым, правильным или неправильным, разрешенным или запрещенным, не было места оттенкам, отступлениям от правил, серединным путям.

Образцы и стили жизни, которых придерживались, были, по моему мнению, одряхлевшими пережитками прошлого.

Для меня черное и белое были всего лишь концами многокрасочного разнообразия расцветок, и все же наставлениям надо было повиноваться, не возражая и не противясь.

От выбора школы до выбора друзей, до расписаний, до того, куда можно пойти, до того, как одеваться, до видов спорта, все эти решения отвечали мнениям, склонностям и вкусам не моим, нет, они даже близко не напоминали о моих устремлениях: это было все то, к чему тяготел мой отец.

После тщательного отбора он выносил решение с кем мне можно встречаться, отбор предварялся первоначальным собеседованием-представлением, которое должны были проходить избранные.

Я часто спрашивала себя, каков же мой путь, что же на самом деле важно, каковы мои истинные желания и цели, и зачастую мои ответы в корне разнились от ответов, навязанных мне родителями, которые несомненно делали для моего же блага и чтобы как можно полнее сформировать мою личность, но отражали во мне всего лишь мечты: их мечты.

Я покорно шла в «указанном направлении», и часто оказывалось, что я играю роль, которая несомненно нравилась окружающим, но мне нет, я ощущала, что зарождаются во мне и растут желания, которые не отвечают играемой роли и о которых я никогда не смогла бы поведать, потому что знала, что их воспримут с большой неприязнью: меня влекла свобода и независимость, путешествия и дальние страны.

Я почти всегда старалась запереть эти желания и мечты под ключ, как в ящик, навесить большой замок там в моей душе, в моем сердце, которое учащенно билось, когда я воображала свои настоящие желания, но они считались слишком беззастенчивыми или неуместными.

Я часто душила свои мечты путешествовать, жить за границей, оторваться от семьи и обустроиться жить одной, и так, я хорошенько обуздала их и спрятала; мне не слышно было как из того ящика доносятся крики, я не ощущала боли из-за сожаления от отказа.

Я гордилась, что отыскала укромное место, я затаилась в той темноте, у меня не было возможности отдать себе отчет осознанно.

Я не хотела, чтобы мои истинные влечения вылезли наружу, не хотела даже, чтобы они существовали, так как от них у меня будут одни неприятности, если о них узнают; они не только доставили бы разочарование, но и, в любом случае, жизнь у них оказалась бы нелегкой, и их подавили бы в зародыше.

Мой папа, адвокат, был уверен, что я пойду по его стопам.

Так я прожила большую часть своего подросткового возраста, не особо страдая, я блестяще преодолевала затруднения, благодаря своему секретному приему, то есть душила и скрывала свои всамделишные желания и старалась угодить окружающим.

Но пришел день, когда один из многочисленных ящиков чуток переполнился, тогда для большей уверенности и не без труда я попробовала навесить еще один замок.

Ящик неожиданно треснул, выдвинулся, я услышала стенания, плачь, всхлипывания, как будто какая-то девочка просит помощи, умоляет выпустить, позволить быть самой собой.

Тот ящик я снова с трудом закрыла, еще раз.

Но тот плачь и образ той девочки пытались пробиться наружу и высвободиться.

Они были невыносимы.

Мое сердце билось все сильнее, чтобы превозмочь все это и оглушить саму себя, и забыть.

И это был один ящик, всего один!

Я запихнула туда настолько много мечтаний, я думала, что так смогу стать умиротворенной и счастливой женщиной.

Мне стоило призадуматься?

Что случится, если ящик откроется снова, а потом будет открываться еще и еще?

Это наводило на меня ужас, но нельзя не признать, что стало искушать все больше.

Однажды я спросила себя, кто же я на самом деле. Я спросила себя, куда ведет меня мой путь, и кто выбрал мне дорогу.

Если открою эти ящики, то что там найду?

Сумею ли я привести в чувство свою истинную суть, которую внешние условности довели до предсмертных мук?

Удастся ли мне преодолеть свои слабости и взглянуть в лицо своему страху?

Я по натуре оптимистка, люблю жизнь; я общительна и считаю, что дружба – дело важное, первостепенное.

К сожалению, среди женщин нередко возникают столь же неприятные, сколь бесполезные чувства зависти и ревности, вот почему особая солидарность и соучастие, которые поистине объединяют, устанавливаются крайне редко.

Найти настоящую подругу нелегко, но когда такая удача выпадает, гордыня и соперничество исчезают, и зарождается полное уважение, возрастает слепое доверие и лояльность.

Единение становится нерушимым, дружба становится благом, которое надо оберегать от маловероятных, а поэтому редких и случайных отрицательных моментов, которые смогли бы ослабить ее, но которые как правило бессильны против приятного чувства, которое ощущаешь, когда вы вместе, когда делитесь самыми сокровенными секретами, вместе смеетесь, преодолеваете жизненные трудности, испытываете одни и те же чувства, даже когда критикуете друг дружку, находите совместные решения; главная цель – единство, сила двух подруг.

Я знаю одного особого человека, у которого все эти черты есть. Стефания не только подруга, иногда она ведет себя по-матерински и щедро дает советы, а иной раз становится дочкой, которой нужна моя любовь; может показаться странным, но видеть ее в роли ревнивой невесты не так уж маловероятно, чаще всего когда я несколько обделяю ее вниманием, но она остается плечом, на которое можно опереться, словом утешения, уважением к моему молчанию, пониманием моих слабостей, а еще приятным бременем, которое надо нести.

У Стефании атлетическое телосложение, она высокого роста, на несколько сантиметров выше меня.

У нее блестящие каштановые волосы с темными рыжеватыми переливами, напоминающими цвет амарантовой древесины, она часто заплетает их в косу, которая гибко скользит у нее по спине. Одевается она обычно в одежду свободного покроя, в манере одеваться предпочитает практичность; а я, наоборот, предпочитаю более женственные платья, которые она считает жеманными и слащавыми.

Ее непомерная искренность наряду с прирожденной прямотой приводит подчас к безжалостным высказываниям.

Несмотря на то, что теперь нас разделяет дорога в сотни километров, я знаю, что всегда могу рассчитывать на нее, а она на меня.

Мы терпим друг дружку, остервенело критикуем одна другую и выносим суровые суждения, мы восхваляем друг друга и посылаем на три буквы… всегда с большой любовью, и нам трудно жить одна без другой.

Взаимное доверие делает нашу дружбу настоящей, особенной, вот этого-то часто и не хватает при связи любовной.

Нас объединяет одно большое влечение: колесить по дальним далям.

Я всегда обожала путешествовать, путь делал меня счастливой.

Когда я удаляюсь от всего и от всех и оказываюсь в иных пространствах и часовых поясах, мне как будто удается оценить все оставшееся «извне»: издалека, поистине оторвавшись как физически, так и умственно.

Генри Миллер писал, что «цель любого путешествия – никогда не место на карте, а скорее стремление взглянуть на положение дел по-новому»: у меня тоже так, более того, у всех нас.

Когда я в пути, мне удается глубже заглянуть в саму себя, яснее разглядеть кто же я, и сделать себя лучше.

Как будто мир со всеми его сложностями удаляется, отодвигается горизонт, и я вновь нахожу в себе силы, свою энергию.

Когда я отрываюсь от привычной действительности, заряд адреналина вливает в меня столько сил, что придает огромную способность радоваться жизни, мыслить положительно и помогает найти правильные ответы.

Пуститься в путь означает сбежать в чужие миры, это всегда радость, которая вселяет в меня пьянящее чувство свободы и помогает вновь ощутить частичку моей независимости.

Я давно осуществила огромное желание, которое было у меня с детства: я стала бортпроводницей.

Прошло много лет, но момент, когда я решила изменить свою жизнь, я помню, как будто это было вчера. Этот день запечатлелся у меня в памяти. Сидели мы тогда вместе со Стефанией…