Читать книгу Золотой Трон - Марина Лазарева - Страница 8

Высокие дубовые стены, объяв Боровицкий бугор, надежно защищали Москву от набегов непрошеных гостей. Не раз добрым словом вспомнили бояре Ивана Калиту за то, что спрятал за деревянными укреплениями их терема, соборы да княжьи хоромы. Однако, как бы ни был просторен Московский Кремль, не мог он вместить в себя всех обитателей этих болотистых мест. Потому и разместились за стенами города небольшие посады. Там селились ремесленники и торговцы, возводя рядом с жильем необходимые для хозяйства постройки. Еще дальше, к северу от реки Неглинка, приютилось Загородье, здесь обитали городская беднота и крестьяне. Загородье – окраина Москвы. Через него во все стороны света много важных дорог проходило, всякого люда стекалось-растекалось видимо-невидимо. Татары, под которыми Московское княжество ходило уже не первую сотню лет, тоже через Загородье в Москву попадали.

Утро выдалось холодным. Параскева накинула на себя телогрейку и отправилась за водой. Загородье окутал густой туман, так что в десяти шагах вокруг ничего не было видно. Параскева рано похоронила родителей и теперь жила со старой ворчливой бабкой и малолетним сынишкой в ветхой, покосившейся от времени избе. Загородские ее не жаловали, называли гулящей. Да и старуха все время попрекала, дескать, дитя в подоле принесла. Доброго слова Параскева не слышала. Днем трудилась по хозяйству, а ночами плакала в подушку. Среди загородских баб она отличалась красотой: стройная, статная – мужики на нее заглядывались. Но кому нужна такая? Не было и дня, чтобы кто-нибудь не бросал Параскеве вслед обидного слова. Людская молва – что оплеуха, людские языки – что жала змеиные – больно язвят, ядовито. Вот и приходилось молодухе во всем на себя полагаться.

Много воды надобно сегодня Параскеве. Постирушку затеяла да избу прибрать решила. Не одно коромысло должна она принести. В попутчицы ей вышла Евдокея. Сызмальства они с Параскевой знаются. Сейчас у Евдокеи своя семья, но подругу не забывает. Избы их почти по соседству стоят. Евдокея – не как все. Ей людская молва не указ. Косо на Параскеву не смотрит, напротив, чем может, пособляет безмужней молодухе.

– С кем Харитона-то оставила, – слегка покачивая коромыслом и бедрами, поинтересовалась Евдокея.

– Да с кем, с бабкой Аглаей, – отозвалась Параскева, – сама знаешь, какая на нее надежа.

– От твоего вестей нет?

– Нет, – с горечью в голосе мотнула головой Параскева.

Несколько лет назад, вот так же, шла она с полными ведрами воды. Остановил ее высокий темноволосый татарин, с виду – богатый господин, попросил воды напиться. Как увидела Параскева жгучие глаза татарина да брови вразлет – про все на свете забыла. Татарину, видно, она приглянулась. Захаживать к девице стал. Бабка Аглая выбор внучки не одобряла, но молчала – боялась навлечь на их дом гнев татарина. Загородские меж собой шушукались, но тоже открыто ничего не высказывали. А через год у Параскевы родился сын. Назвала она его Харитоном. Все думали, что татарин больше не появится, а он, напротив, стал не только приходить к Параскеве чаще, но и помогать ей. Параскева перестала нуждаться и, казалось, была со своим татарином счастлива. А еще через год он уехал, и вот уже четвертую осень Параскева жила никому ненужной брошенкой.

Коромысло скрипело, словно жаловалось на непосильную ношу. Параскева поставила полные ведра на лавку и села отдохнуть. Харитон, завидев мать, сполз с рук бабки Аглаи и перебрался на колени Параскевы.

– Покорми мальца-то, – ворчливо наставляла молодуху бабка, – а то убежала, а дитя голодное.

Параскева не стала спорить. Она молча достала из печи чугунок с кашей и села кормить сына.

В дверь постучали.

– Открыто, – прошамкала беззубым ртом бабка Аглая.

В горницу вошла Евдокея. В руках у нее был огромный гусь.

– Вот, – Евдокея протянула Параскеве птицу, – мой вчера на охоту ходил, бери.

– Спасибо тебе, Евдокея, – приняла подарок Параскева, – не забываете вы меня. Только неловко мне как-то. У вас с Поликарпом Михей почти такой же, как и мой Харитоша, его, чай, тоже кормить нужно.

– Да не думай ты, бери, – рассмеялась Евдокея. – Поликарп сам меня послал к тебе. Много он вчера подстрелил. Куда нам?

Параскева была благодарна подруге. Благодарна не только за то, что та делилась с ней куском хлеба. По старой дружбе они с Поликарпом помогали Параскеве всем, чем могли.

Сделав еще несколько ходок за водой, Параскева принялась щипать гуся. После утренней трапезы бабка Аглая отправилась дремать на печку. Харитон же крутился возле матери. Каким-то невеселым показался он сегодня Параскеве. Поиграл немного с мягким гусиным пухом, да и уснул здесь же, на полу, прямо у ног Параскевы.

Все дела переделала Параскева. Стало уже темнеть, а сын все спит. Запалила лучину. Дотронулась ладонью до лба мальца, а тот пылает, словно раскаленная сковородка. Параскева только руками всплеснула. Бросилась к бабке Аглае за советом, а та знай одно бормочет: «Все в Божьей власти». Так и проплакала Параскева до рассвета у постели больного сына.

Утром дела не лучше. Без чувств лежит Харитон: губы синие, в лице – не кровинки. Спустилась с печки бабка Аглая.

– Отходит, – заглянув в люльку, прошамкала старуха и вышла из горницы.

Параскева опрометью бросилась к Евдокее. Как добежала, что говорила и как оказалась у постели сына – не помнит.

Поликарп вошел в избу Параскевы без стука. Вместе с ним на пороге появился солидный человек. По внешнему виду сразу понятно – не из бедных.

– Лечца [5] Харитону твоему привел, – с порога бросил Поликарп.

Параскева не противилась. Помогла лечцу раздеться, поднесла воды – руки помыть. Пока врачеватель осматривал Харитона, стояла чуть поодаль, с замиранием сердца вслушивалась в каждое слово.

– Плохи дела, сударушка, – озабоченно взглянул на Параскеву лекарь, – простудился малец сильно. Если так оставить – до утра не дотянет.

– Вы уж не оставьте, – вступился Поликарп, – а мы в долгу не останемся. Как пожелаете с вами рассчитаться – натурой или деньгами?

– Как угодно, – лечец оказался непривередлив, – и, если не возражаете, я сегодня останусь у вас на ночь. Вот что, сударушка, – обратился лечец к Параскеве, – пока я готовлю снадобье, протри-ка половицы можжевеловой хвоей.

Всю ночь лечец не отходил от Харитона: то поил его целебным отваром, то давал какой-то порошок. На рассвете жар у Харитона начал спадать. Он открыл глаза и, увидев незнакомого человека, разревелся.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулся лечец, глядя на ревущего Харитона. – Остальное зависит от вас.

Едва солнце поднялось над окоемом, в избу ввалился Поликарп. Два гуся, которых он держал в руках, быстро перекочевали в котомку к лечцу.

Целую седмицу Параскева не отходила от постели сына. Исправно давала все, что прописал лечец. Если бы не Евдокея и Поликарп, кто знает, как обернулось бы дело. Сами не богатого рода, а помогали Параскеве, чем могли. Вряд ли без их помощи смогла бы она расплатиться с лечцом за снадобье из оленьих рогов, которое вмиг прибавило Харитону сил. У Евдокеи на руках маленький Михей, но она успевала помочь подруге и воду принести, и похлебку сварить.

Глядя на выздоравливающего Харитона, Параскева плакала от счастья. Ее чувство благодарности соседям было сейчас сродни поклонению. И чем легче становилось Харитону, тем больше понимала Параскева, скольким обязана она своей подруге и ее мужу.