Читать книгу Временно недоступен. Сборник рассказов - Марина Важова - Страница 5

Направляясь к остановке, Валентин ещё издали разглядел гладкую, тёмную головку и понял, что с ней получится. Нравились ему гладкошёрстные, а, главное, он сам им неизменно нравился. Так что на сей раз это была лёгкая добыча, что с одной стороны успокаивало – не надо возиться, а с другой вызывало досаду – хватит ненадолго. Но сейчас он пребывал в таком раздрае, что было, честно говоря, не до выбора. Только это и помогало. Схватить первую попавшуюся и забыться хоть на время.

Сколько он продержался с последнего раза? Месяца три, не больше. Ну да, как раз в канун мартовских праздников, с мимозой и бледными тюльпанами, в прозрачном саване выложенными группками на ящиках и прилавках. Он тогда зачем-то купил неказистую шишку на палочке и был слегка шокирован её стремительным превращением в эдакое голенастое диво с душным, навязчивым ароматом.

Она подошла к его столу и, разглядывая чуть вывернутые, фиолетовые лепестки, прошептала: это кому же такой чудный гиацинт? Тебе, конечно, ответил Валентин, силясь припомнить, как зовут его будущую спасительницу. Света? Лида? Ведь он должен знать её имя, не первый год работают вместе. Она из планового, это точно. Полновата немного, и с косметикой перебор, но, пожалуй, сойдёт. Сама подошла, на презент напросилась, значит, высшая степень готовности. Вот только имя вспомнить…

И тут её позвали: Алёна! Иди, все в сборе! А она, уже с его цветком в руке: пойдём, говорит, нам мужчин не хватает. Потом был слегка удивлён, что не такой простой оказалась, пришлось сил приложить, чтобы осуществилось задуманное. Это придало отношениям достоверности и увеличило срок. Всё же три месяца его не мучили видения, не жалили ядовитые мухи-мысли. Даже выяснения отношений пришлись кстати, на время отвлекая от навалившейся апатии – предвестнице обвала. И хотя он знал, как растянуть спуск, прежняя боль показалась на миг вдруг такой сладостной! Тогда с отчаяния обрубил разом, погружаясь в привычную муку.

А ведь каждый раз надеялся, что одолеет морок… Четвёртый год пошёл, пора всё забыть, успокоиться. Точнее, обеспокоиться, наконец, своей судьбой и начать жить заново. Как все люди живут: сходятся, расходятся, ненавидят, безразличны. И как его угораздило так вляпаться! Ведь сначала даже не нравилась: не в его вкусе, даже имя не сразу понял – Ия. И сама под стать имени: роста никакого, волосики бесцветным одуваном вокруг мордашки, зубы редкие, будто детские, молочные, и торс доской. Это уже потом холмы и впадины обнаружились, и глаза гречишного мёда, и аккуратный, всегда холодный, как у здоровой собаки, нос, который она грела у него подмышкой.

Непрошеное видение ссы́палось за пазуху колкими искрами, тотчас поднялась боль в затылке, во рту пересохло. Ничего, ничего… Немного постоять, прислонившись, с закрытыми глазами, главное – не допустить повтора, иначе каруселью завертит, потом сутки не отвяжется. Он уже всё перепробовал: пил месяцами – тогда кафедру пришлось оставить – потом отошёл, спортом занялся, изматывал себя тренировками, к психологу ходил целый месяц. Ничего не помогло.

Чуть только голова получала свободу – тут же возникала прежняя картинка, всегда с одного и того же места. Как он, на день раньше вернувшийся из поездки, тихонько открывает дверь спальни – уже подозревая неладное: знакомые звуки – её негромкое «ой!» и нервный босой топоток ему навстречу. Чтобы всем телом, руками, глазами закрыть, не дать пересечься мужским взглядам. Да что там она могла закрыть, пигалица мелкая! Ему бы сразу назад, а он сдуру взглянул – как на нож напоролся. Его армейский кореш, Вася Любомиров по прозвищу Любимчик хмурится с подушки и говорит чужим, безразличным голосом: «Насмотрелся? Ну и дурак!»…

Как всегда, на остановке колыхалась толпа. Валентину почудилось, что та, тёмноголовая, ушла. Оказалось – просто нагнулась за сумкой. И тут же из-за поворота вынырнул автобус. Она шагнула, он следом. Жаль, что не успел помочь, получилась бы естественная завязка. А теперь она сидит, отвернувшись, у окна, он – через три головы, в проходе. Только затылок её видит лаковый, волосы шнуром затянуты у самой шеи в хвостик. Какой-то уж очень знакомый хвостик. И вся посадка головы, прямая спинка – явно где-то виданные.

Вот она повернулась в профиль, и в мозгу тотчас сложилось: Наташа. Одноклассника Володьки Жукова старшая сестра. В таких случаях говорят: ничуть не изменилась. Хотя, конечно, изменилась, тридцать лет прошло. Но в главном – нисколько. Такая же гордая, и морщин почти нет. Интересно, узнает? Он-то сдал капитально. Лысина, мешки под глазами, былые мышцы ушли в жирок. Да и не замечала она его, шестиклассника, выпускница физико-математической школы. У Володьки была своя комната, они там и тусовались, а сестры вечно дома нет: «драмкружок, кружок по фото, мне ещё и петь охота»… Она и знать не могла, что в мечтах Валентина уж и целовалась с ним, и признания выслушивала, и ещё много чего делала, о чём сейчас смешно и немного стыдно вспоминать.

Кажется, лёгкая добыча сорвалась. Детская влюблённость только испортит всё дело, да от неё уже мало что осталось. Но поговорить с ней можно, отчего не поговорить… Если не ошибся, если это, действительно, Наташка и живёт там же, то на следующей остановке должна выходить. Он перехватит сумку и, когда она удивлённо заглянет ему в лицо, просто скажет: «Давай, Наташ, помогу». Как будто не прошло этих лет, и Жуков не пропал без вести в Афгане, а сам он ещё не вступил в чёрную полосу и не пошёл по ней вдоль.

Ну, конечно, это она. Поднялась, повернулась лицом и в ответ на его улыбку быстро-быстро произнесла:

– Молодой человек, не могли бы помочь?

Надо ж, молодой человек! Валентин схватил сумку, понёс к выходу, уже понимая, что Наташа его не помнит. Она спрыгнула первой, попыталась забрать сумку, но они уже стояли на тротуаре и смотрели вслед отъезжающему автобусу.

– Ну, вот, из-за меня вам придётся ждать следующего, – виновато произнесла она.

– Нет, что вы, это как раз моя остановка, я живу во-о-он в том доме.

Валентин действительно жил там в детстве, пока отца не перевели в Новосибирск.

– Надо же, я тоже там живу, – Наташа внимательно взглянула на Валентина, и на долю секунды показалось, что она вот-вот его узнает. Он шёл рядом, нёс её действительно неподъёмную сумку (там банки с вареньем!), и ситуация всё больше занимала его. Тридцать лет прошло, а ничего не изменилось: она о нём понятия не имеет, а он знает о ней почти всё. Что закончила Бонча, что три года работала на Кубе, была замужем, программировала беспилотники. Но это ещё до гибели Володьки.

Задумавшись, он двинулся к парадной по тропинке, пересекающей газон. Они с Вовкой всегда так ходили. Наташа пошла было следом и вдруг остановилась:

– Откуда вы знаете эту дорогу? Вы что, следите за мной?

Тут бы ему раскрыться, объяснить всё как есть, но тогда конец истории. Они посидят на кухне, вспомнят Володьку, она поплачет, он станет вздыхать и через пару часов окажется на этой самой тропинке со своими горькими мыслями.

– Можно сказать и так, – произнёс он, ставя сумку на траву и доставая сигареты, – только не знал, как подойти. Хорошо, вы сами…

Валентин закурил, сквозь дым наблюдая, как Наташа побледнела, как смотрит на него с подозрением и любопытством.

– Что вам от меня надо?

Отошла чуть подальше, на сумку ноль внимания – не до варенья.

– Всё и ничего… Да вы не бойтесь, я не бандит и не вор.

– Вы меня знаете? Откуда? Это он вас прислал?

Ну, вот, теперь какой-то «он» появился. Пора игру заканчивать, нечего пугать сестру лучшего друга, тем более что он сам уже не может её защитить. Хотел было сказать: да Валька я, Валька Кривцов, Володькин одноклассник, – как Наташа подскочила и нервным шёпотом отчеканила:

– Я уже сказала, что больше не участвую в программе, меня отстранили, – и побежала к парадной.

Теперь признаваться было глупо, но и оставлять Наташу в расстроенных чувствах не хотелось. Поэтому Валентин подхватил сумку и двинул следом.

– Вы меня с кем-то путаете. Я следил за вами по одной причине… я люблю вас, – брякнул вдруг возле самого лифта.

Наташа молча смотрела на него, потом строго спросила: «Давно?».

Валентин хотел ответить – со школы, но почему-то сказал, взглянув на часы:

– Да… уже сорок минут.

Они помолчали. Приехал лифт.

– Ну, ладно, поверю, только обещайте, что не будете больше преследовать, – Наташа протянула руку за сумкой, но Валентин сделал вид, что не заметил, и вошёл следом в кабину.

– Не могу обещать, это сильнее меня, – он понимал, что говорит банальности, но ничего путного в голову не лезло. К тому же достаточно изучил женскую породу: банальностям больше доверия.

Они подошли к дверям квартиры, и Наташа достала ключи.

– Хорошо, но держитесь на расстоянии.

– На каком?

– На почтительном. А сейчас немедленно уходите. Нет-нет, сумку я занесу сама.

Валентин шёл к остановке и всю дорогу: пока ждал автобуса, пока ехал, пока заходил в магазин за пельменями, пока шёл к своему дому, пока поднимался на третий этаж, пока снимал в прихожей ботинки – всё прикидывал, как ему поступить. Он получил разрешение ухаживать за женщиной, то есть за Наташей, о которой когда-то столько лет мечтал. Не важно, что давно, не важно, что был мальчишкой! Сейчас понял – не важно. Начнёт всё заново. Пока на расстоянии, но потом, когда она перестанет его бояться и привыкнет, он подойдёт совсем близко – вот как сегодня – и скажет:

– Я так долго тебя ждал, был послушным и скромным, – и поцелует её.

В эту ночь его не мучило кошмарное видение, он обдумывал следующую встречу с Наташей, вспоминая сказку «Аленький цветочек», в которой принцесса на расстоянии прогуливается с Чудовищем, слушает его приятный голос и постепенно влюбляется. Забываясь этим подозрительно-сказочным сюжетом, Валентин помнил и про тревожное: некая программа, от которой Наташу почему-то отстранили, угрозу преследования. Но решил, что у Чудовища ещё будет возможность спасти принцессу.