Читать книгу Рим на Земле. Ненаучная фантастика в области литературы - Марина Ямит Зарецкая - Страница 4

(1)

Чего только нет на земле.

Другая квартира. Другая жизнь. И история Грузии. И многое другое. Процесс снятия с дозы, например.

Чем это заменить? Не заменишь. Получилось всё.

И книга.

Рим на Земле.

И так как нет бывшего – Шуры – Кошация и подарила мне клетчатый не то пенал, не то косметичку.

Дарьи Донцовой начиталась я, что ли?

Но очень хочется, чтобы книга моя была искромётной, популярной, известной…

Оригинальным путеводителем по Израилю, в конце концов. Для граждан и не-граждан. Для Поэтов и не-Поэтов.

А вообще я обустраиваю новую квартиру. Смех сквозь слёзы и стихи. В прозе.

Можно выжить и сохраниться.

Нормальная жизнь, в общем-то. Только с одним мобильником. Который у меня.

Сижу дома, прислушиваясь к каждому шороху.

Суббота.

Стирка, готовка. Редакция и книга.

Стихи. Посвящения. Планы на новую публикацию.

Автобусы и магазины.

Нормальная жизнь.

Из записной книжки – фразы, пришедшие на бегу. Принцип защиты учителя – защита от состояния «Ивана, не помнящего родства» – самого страшного состояния ученика. Самого страшного состояния вообще, можно сказать.

Всенепременно придёшь в норму от кофе с молоком и собственноручно сваренного домашнего супа. Телевидение и ключ от дома. Так и лечат мозги, а не чёрт-те чем и чёрт-те у каких должностных социальных лиц. Плевать мне на израильские официальные порядки.

…Из автобуса медленно выползает глубокая старуха-марокканка с яркими медно-рыжими волосами, выбросив перед собой плетёный мешок.

(2)

А когда – когда-нибудь – как в воду,

И тебя потянет – в вечный путь…

Марина Цветаева

Бабка Рахиль. Химичка. Завлаб. Фридман-Потольская. Она ругалась научными терминами и гениально мыла посуду. Она и меня научила, с кошмарными скандалами, гениально мыть посуду.

Посудной пастой – амой. Ама разных цветов: жёлтая, белая, голубая. В ведре 18 кг. И ведро – мне. Для чего-нибудь полезного и интересного. Теста «утопленник», например. Звучит страшно, но очень вкусное тесто.

Где бы наскрести 80 шекелей?

Прихожу домой после редакции и клиентки. Его нет дома, и всё бы хорошо, но через час я нахожу какой-то полицейский ордер на обыск на совсем незнакомое имя.

На мой единственный у нас мобильник звонят его друзья. Двадцать минут первого, ничего не понятно. Мой день рождения, отмеченный нами днём.

Господи, Господи, как это понимать?

Жили, воевали, голодали,

Умирали врозь, по одному.

Я не живописец, мне детали

Ни к чему, я лучше соль возьму.

Из всего земного ширпотреба

Только дудку мне и принесли:

Мало взял я у земли для неба,

Больше взял у неба для земли.

Арсений Тарковский

Буду ждать его домой.

И мыть посуду амой.

Полвторого. Телефонный звонок. «Я в компании. Мы за тебя пьём».

Да сколько угодно! День рождения продолжается. Полицейский документ кто-то из приятелей у нас забыл.

Нормальные люди, нормальная жизнь.

«Пророчество, индюшество…» – Кошация.

К Кошации.

Я лучше соль возьму.

И пойду делать котлеты. Куриные. Вот.

(5)

Я обнаружила, что я – полнейшая недоучка.

Ну, филолог. И то – слабый.

И всё. Никаких энциклопедических знаний, на которые успешно произвожу впечатление. В принципе, только язык неплохо подвешен. Даже очень. Но я не знала даже того, что Грибоедов похоронен в Тбилиси.

А его рассказы о грузинской истории и литературе… Не Грибоедова, а моего мужа.

Стиль бабки-химички.

А она была – Марина Цветаева. Была.

И любила – Тарковского. А как можно было ей – его – не любить? И любить, и не любить – нельзя было.

(6)

Город Лидий когда-то

В Малой Азии был…

Арсений Тарковский

Книга Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре». 1937 года издания. С картинками художника Зича. На той квартире, у его семьи.

Нино Кападокиели, крестившая Грузию крестом из виноградной лозы. Корона царицы Тамары и золотой и художественный фонды, вывезенные Эквтиме Такаишвили в 1917 году во Францию, – он там нищенствовал и не продал ни одной ценной вещи. Потом всё это было возвращено законной юридически власти.

Ни у кого в современной русской израильской литературе нет экскурсов в историю Грузии. Вот.

Прочтите по-другому стихи Марины Цветаевой. Она писала любовную лирику, адресованную сразу нескольким мужчинам, и не зная, какая строка – кому. (За исключением более редких и озаглавленных посвящений). Прочтите «Не суждено, чтобы сильный с сильным…».

Если бы это писала моя бабка, оно было бы адресовано одновременно её разводному – Натану – и прообразу Константина Радзевича. И ещё тому, в кого была всю жизнь влюблена мать. Судя по её взглядам на актёров, это был человек, похожий на Вертинского, а может, и Вертинский – платонически.

Каша. Вот такая и была Цветаева – как моя бабка Рахель. Ругалась юридическими и медицинскими терминами. Могла определить страшных алкоголиков конца двадцатого века – «духИ пьянствуют»… Болела диабетом, не то панкреатитом (бабка – диабетом). О музыке и говорить нечего. (Только меня – не имеющую абсолютно никакого музыкального слуха – и оставили абсолютно безграмотной музыкально. Путаю Баха с Шубертом, кроме шуток. И то, меня просто пожалела педагогиня музыкальной школы, куда, естественно, меня притащили в семилетнем возрасте. Я этого не помню, но она убедила маму и даже бабку не истязать ребёнка, из которого точно музыканта не получится, даже очень плохого музыканта. Вечное ей спасибо, мне и так хватило спартанского воспитания с лихвой).

И спартанца, поднятого на щит, до сих пор не покорили. Не задушишь, не убьёшь. Тьфу-тьфу.

Цветаева «вешалась» ДО ТОГО – несколько раз – мистифицировала. Предаваясь политическим авантюрам.

Кто об этом теперь знает?..

Дневники и были закрыты Алей.

А когда Цветаева повесилась, бабка была в Самарканде в эвакуации. С прабабкой, Потольской. Потеряла дочь Ирину.

О которой не упоминала мама, обладавшая атавистической пуповиной. Рождённая потом.

Какие у меня с ними были плохие отношения!

Как я сейчас зауважала свою бабку Рахель! Прятавшую во ВНИИ НП Тарковского…

Втихаря и явно ездившую в Израиль – аж до Шестидневной войны. Пока не пришлось выбирать между Натаном и Тарковским. Пытавшимся отравить Сталина на своей даче?..

Ох, та дача. Тарковское осиное гнездо, с запахом жёлтой хвои и осиного мёда.

«Был язык мой правдив, как спектральный анализ,

А слова у меня под ногами валялись…

<…>

Но зато не унизил ни близких, ни трав…»