Читать книгу Рим на Земле. Ненаучная фантастика в области литературы - Марина Ямит Зарецкая - Страница 5

(1)

Ладно. Не жить. Выживать. Из ума.

С вавилонянами бог.

С нами – природная милость – зима,

Порох и чертополох.

Денис Новиков

Канувший в Лету Денис Новиков. (Гаййй Фридман что-то слышал…) Всё-таки я сдержала данное ему слово: я пишу о нём книгу. Биограф.

Третий раз обнаруживаю себя замужем и только потом очухиваюсь. Повезёт ли?..

Разводной муж бабки Натан Кармели в годы Второй мировой летал в советском небе. «Второй Покрышкин», потом польский дипломат, въехавший в Израиль как польский еврей.

В советском небе, правда, он был уже разведён с бабкой и женат на своей Мирьям. Она его и похоронила. От неё я об этом и узнала по телефону в качестве безличного оператора телемаркетинга.

А в бабкином доме, ассоциации ради, были зелёные, вышитые зелёным, жёлтым и красным «покрышки», т. е. покрывала. И я видела эту ткань, в его машине. В память о бабке, которая любила Тарковского.

Я узнала эти покрышки, а также бабкину лабораторную привычку наклеивать обмылок на новое мыло. Но значения не придала.

Он не был моим дедом.

Но он был моей любовью.

Задолго до любви к мужу, грузинскому интеллигенту с двумя высшими образованиями, дозой, невероятной защищённостью и спокойствием, от него исходящими… Всю жизнь мечтала замуж за мента.

Только вот я – недоучка. Ни тебе филолог, ни тебе биолог, ни тебе… Чёртовы экономические причины.

От пачки клонекса (разрешённого по рецептам чёртова галлюциногена) до пачки клонекса мы успели переехать в трёхкомнатную квартиру с двориком. Злая табачница, у которой я покупаю развесной табак и специальной машинкой набиваю сигареты, подарила мне замшевую юбку и две ночные рубашки. А ещё я нашла покрывало на кровать.

Бывший мой муж-алкоголик женился на рыженькой. Алкоголичке. И медленно оставляет меня в покое.

И прибавляется денег, хоть чуть-чуть, медленно расширяется бизнес, скоро Новый год. Свиньи.

В косметической фирме «Орифлейм» я заказываю шикарную свинью-копилку (невоплотившуюся мечту моего детства). Для монет и банкнот. И поздравляю всех с Новым годом.

Люся подарила мне ёлочку из пластика – первую за пятнадцать израильских лет. Ёлочку. Раз так, я купила шесть разноцветных шаров и гирлянду. А муж повесил на неё конфету.

Мтацминда – святая гора. Там похоронен Грибоедов и мать Сталина.

Бабка-химичка изобрела нитхинол. Сама и придумала название. Это было и есть средство для мытья окон.

А мыла окна мама. И заклеивала на зиму. А когда я подросла, я своё окно с грехом пополам мыла, но на заклейку меня не хватало.

Тут я начала писать. В десятом классе. И писала в перчатках. На холоде творческий процесс эффективнее. Дубела от мороза за письменным столом.

В Израиле же появился Дар. Открылся.

(2)

Не суждено, чтобы равный – с равным.

Так разминовываемся – мы.

Марина Цветаева

Натан приехал в Москву к бабке во ВНИИ НП в кошмарные тридцатые. Прекрасно говоря на русском, отвешивая красивым женщинам польские комплименты, специалист на немецком уровне, тем не менее заорал благим матом: «ВНИИ НП, а посуду мыть не умеете!!!». И разбил штативов восемь.

Тогда молодая завлабша сказала: «Я?!». Перемыла все пробирки, колбы и реторты и взялась за стенки вытяжных шкафов, размышляя, он ли это, её ли Натан. Времена тогда менялись быстро и до неузнаваемости – и люди с ними. Похож очень. Но еврей в эти годы в Германии? И что за Мирьям? С Мирьям он долго говорил на иврите и идиш, а потом взял и женился. Так он рассказывал. И ещё о планах ехать в Палестину.

Когда я с ним познакомилась, он был стар, высок и прекрасен. Тогда я ещё ненавидела мёртвую бабку. Он поставил мне прекрасный иврит, научил объедаться (поснимал мамой заложенные комплексы одним махом) … Ради него я искала Цветаеву и «Мастер и Маргарита» на иврите. Из-за него я бросила ненужную и невозможную учёбу на учительницу биологии. Потеряв его, я попала в психушку. Узнав об этом, он умер.

Как-то, сидя на берегу моря и открыв двери машины, мы разговаривали пять часов подряд. Подъехав к дому, я обнаружила, что потеряла там босоножку. На следующий день он поехал искать её и нашёл. В своём возрасте. Польский дипломат и немецкий химик. Израильский Национальный герой.

У поколения Второй мировой войны была своя тайна, и носил эту тайну Арсений Тарковский.

(3)

Тайна была – всяких военных разработок ВНИИ НП. Втихомолку институт этот звали институтом Научных Пауков. Что-то они там типа нефтяной паутины делали, каких-то страшных существ или вещества. Вот и пользовались покровительством верхов, точнее, их не тронули. Вот и тронулась бабка, когда я уже родилась. А в разгаре своей карьеры… эта крыса, эта бешеная Марина Цветаева периодически ездила в Израиль. Во время Шестидневной войны она там застряла.

На неделю. Натан подарил ей военную, на иврите, записную книжку. А она там записывала стихи. Свои и чужие. Арсения Тарковского.

Город Лидий когда-то

В Малой Азии был…

Спустя время за какие-то замашки бабка провела неделю в Белых Столбах. Вернувшись, сказала маме только: «Ой-вав-ой». На иврите. Так сказала, что больше никогда не была в психушке.

Психушка была на дому.

Мне об этом никогда не говорили, это уже мои раскопки. В меня никогда не верили. (На определённом, очень раннем этапе меня перестала интересовать вера в меня.) Но факт остаётся фактом.

«ИнтерЛингваПресс». Литстудия «РАдар». Книга «Рим на Земле».

На тумбочке Георгия стоит статуэтка женщины-ангелицы, подарок Кошации. Георгий спит, я пишу. Мы пили пино-нуар. В итоге у нас квартирант. Митя, т. е. вообще-то он Меир. Он зарабатывает девять тысяч шекелей и всё спускает на героин. Он всё время на работе, и его как бы нету, но счета платить будет легче. Вещей – одна спортивная сумка. Маленький, тихий, юморной, язвительный и обидчивый. Жалко, пусть хоть ест домашнее варево.

Исчезла Наташка Гольдберг, не дозвониться – надо ехать в Гиват-Ольгу.

А завтра – послать книгу с опубликованным посвящением колдуну Рустаму Юнусову.

(4)

Опережая на три года

Всех неформалов ВПШ,

Одну трагедию народа

Постигла юная душа.

Денис Новиков

В среде израильского русского общества с высшим образованием через пятнадцать лет алии-репатриации, а попросту говоря, эмигрантской волны, только начинают вспоминать о разновидностях своего высшего образования. И два высших моего мужа – инженерное и юридическое – становятся как-никак показателями. Статусом.

А то было – массовая истеро-депрессия. Теперь я – мусорщик. Теперь я – чебурашка. Ну, так и умрёшь мусорщиком. Или посудомоем (-кой). Мечтая о заводе, лучше электронном. Парикмахерской. А гараж – предел мечтаний. Сама – косметичка.

Правда, кормят косметические фирмы, не что-то другое.

А Георгий рассказывает мне о том, что длина стрелок на кремлёвских курантах – три метра и что христианский грузинский царь Георгий Шестой воевал с горными язычниками, а строителю монастыря в тех местах, где томился лермонтовский Мцыри, он (царь) отрезал из ревности правую руку, мотивировав это грешностью картины, нарисованной зодчим. На картине Иаков борется с Богом, и у Иакова – лицо зодчего, а у Бога – грузинского патриарха. Тогда левой рукой мастер высек из камня десницу и сам поднял памятник на купол монастыря, где и стоит он до сих пор.

– Ну да, – говорю я, – у вас культура с четвёртого века, а мы за собаками бегали.

– Вы – нет, – отвечает муж, имея в виду евреев.

А кто я, человек русской культуры, русский литератор, только-только за пятнадцать лет оживающий от израильского выживания, в результате не имея нормальной кредитной карточки?

Зато и культ еды кончился, ненормальное пожирание мяса с бывшим, Шурой, на пАру.

И я оглядываюсь назад. Вроде счастлива. Отдыхают нервы и тщеславие.

Тебя современный мир читать не будет. В смысле – весь мир. Не ты, не тот. Мир – не тот. Он не читает сплочённо. Бродскому дали Нобелевку, плюс он нашумел как диссидент, а кто его в масштабах мира читает? Единицы.

Что говорить о нас? Да то же самое. Волна известности спонтанна, она приходит в зависимости от политических обстоятельств, и ничего тут не поделаешь. А в мире тотальной безвестности, в мире «Мы» и «Полковнику никто не пишет» нужно, чтобы тебя читал твой круг. Собраны у человека на данном отрезке жизни дружбы и единомышленники, собран городской литературный мир – да-да, маленького города – вот твоя книга и событие. Дальше – заметят, не переживайте, книга того бы стоила.

А мировой славы нет у Дениса Новикова. Нет его в интернете, нет книг… Где же он сейчас?

Мир и не чихнул, потеряв в смутное время из виду Гения.

(5)

Рахель мечтала. Точнее, вспоминала. Как Натан Кармели любил русскую сирень. Замечания ей делал, причём по-русски, хотя Рахель знала немецкий. Мог бы и не позорить её перед сотрудниками.

Тем и прославится она позже в Израиле, чёртова химичка, чисто для анализа. Что химическую, что кофейную. Натан предложил ей сигарету «Европа».

«Ох, Европа», – подумала бабка. Спелый запах войны. Натан не был похож ни на кого. Он говорил ей комплименты на ухо, и она отвечала: «Уши вянут». Это было их паролем. Я унаследовала эту фразу. Я её ему говорила.

Ведь бабка была Марина Цветаева. А мама не умела писать стихи. Даже читать. Вот и стала я.