Читать книгу Неверные шаги - Мария Адольфссон - Страница 11

В Дункер Карен едет с тревожным ощущением под ложечкой. Рулит машинально, отпустив мысли на волю, дорога так хорошо знакома, что она заранее физически чувствует каждый поворот, видит внутренним взором каждый новый пейзаж за секунду до того, как он распахнется перед глазами.

Прибрежное шоссе, ведущее в столицу Хеймё, слегка поднимается в гору и идет на юг, мимо просторных склонов, где каменистые пастбища чередуются с лиственными рощами. Белые и серые пятнышки не спеша двигаются по склонам, опустив голову, методично щиплют траву. Еще месяц-другой до начала осеннего забоя молодняк будет нагуливать жирок, да и у шерстных овец пока что есть время отрастить летнее руно чуток подлиннее, ведь уже через несколько недель остров оккупируют стригали.

По другую сторону шоссе скалистые кручи спускаются к морю, которое постоянно напоминает о себе – легким плеском прибоя, а то и грозным ревом валов. Сегодня от свежего бриза на волнах играют белые барашки, и солнце нет-нет проглядывает сквозь тучи, быстро плывущие в сторону континента.

С возвышенности к востоку от Дункера открывается широкая панорама города. Если слегка отпустить педаль газа, можно на миг охватить взглядом всю бухту. Отсюда виден длинный приморский бульвар, протянувшийся от гавани на западе вдоль каменистого пляжа к желтым скальным обрывам на юго-востоке. Тот же, кто глянет немного вглубь острова, увидит город, полумесяцем раскинувшийся над бухтой, а уже секундой позже шоссе узкими виражами свернет вниз, к городскому центру.

Судя по карте, Дункер, подобно другим европейским городам, следует старому надежному рецепту общественной сегрегации. И так же, как в других местах, где основой основ была рыба, городской центр расположен у моря. Застройка полукружьями идет вглубь острова, и с каждым полукружьем характер города меняется. Вдоль приморского бульвара и набережной, словно стена, защищающая от моря, тянутся золотисто-желтые фасады из песчаника, перемежаясь с белыми оштукатуренными каменными зданиями и низкими постройками из красного кирпича. За ними высятся куда более помпезные кирпичные дома, где обитали фабриканты, судовладельцы и растущий средний класс, сменяя друг друга по мере подъема по доггерландской общественной лестнице. В Тингвалле, окаймляющей Дункерскую бухту с северо-запада, на просторных участках между морем и сосновым лесом красуются большие каменные виллы. Даже теперь сюда вхожи немногие; Тингвалла – обитель сливок дункерского общества, и ею останется.

Следующее полукольцо состоит из таунхаусов постройки 20-х – 30-х годов, эти районы называются Санде и Лемдаль и в свое время маркировали окраину города на северо-востоке и северо-западе. Чистые улочки отходят по диагоналям от главных улиц Старого города, обрамленные серыми каменными домами, которые благодаря социальному развитию были возведены после отмены сухого закона. Тогда в Дункере активно делали ставку на жилье, которое положит конец туберкулезу и ревматизму среди рабочих прядильни, порта и мыловаренной фабрики.

Ныне едва ли не каждый дом в Санде и Лемдале разросся до предела. На узеньких участках, изначально предназначенных для семейных огородов с картошкой и зеленью, теперь не осталось буквально ни пяди свободного места.

Еще одним полукольцом – считая от центра Дункера – располагаются многоквартирные здания восточной и западной Одинсваллы, улица за улицей трехэтажные постройки 50-х – 60-х годов, уходящие прочь от берега. С виду территория немотивированно протяженная, но объяснение тут простое: вплоть до 1972 года доггерландский закон запрещал новостройки выше трех этажей.

При создании последнего полукольца, районов Горда и Мурбек, уже действовали новые законы. Здесь, дальше всего от портовых ветров, застройка состоит из серых, похожих на казармы восьмиэтажных домов середины и конца 1970-х. Архитекторы и строители постарались вовсю – ликвидировали всякий контакт с природой, зеленью, уютными уголками будничной жизни.

Здесь нет ни кафе, ни ресторанов, ни уличной торговли, если не считать продажи героина и амфетамина, которая более-менее открыто проистекает на парковках или где-нибудь в углу возле двух школьных дворов. Вечерней жизнью здесь распоряжаются конкуренты-дилеры, которые делят территорию, да мелкое жулье, шныряющее под пока еще горящими уличными фонарями. Порядочный народ, по тем или иным причинам вынужденный возвращаться домой после восьми вечера, ускоряет шаги и поспешно, со вздохом облегчения, захлопывает за собой дверь квартиры. В Горде и Мурбеке безопасность существует только за запертыми дверьми, а для некоторых ее и там нет. Однако же тот, кто при северо-западном ветре приоткроет узенькую форточку, может учуять запах вереска с болотистых равнин внутри острова.

Карен проезжает через Санде и сворачивает на запад, к Тингвалле. Дом Юнаса Смееда, как он любит подчеркнуть перед коллегами из управления, действительно расположен на самой окраине фешенебельного района. Даже те, кто ценит попытки шефа принизить свое происхождение, прекрасно знают, что семейство Смеед никогда не находилось – и не будет находиться – на окраине чего бы то ни было. Смеед живет в Тингвалле, и точка.

Медленно направляясь по Фогельсонгвег к дому № 24, Карен глядит на помпезные белые каменные виллы. До сих пор ей довелось побывать здесь один-единственный раз. Несколько лет назад Юнас Смеед пригласил к себе вечерком на гриль весь отдел, вкупе с коллегами из НТО и прокуратуры. В августовскую жарищу все прошло непринужденно и приятно.

Метеорологи, видимо, не врут, думает Карен. Над островом сгустились тучи, и, открывая дверцу и протягивая руку за курткой на пассажирском сиденье, она чувствует первый порыв холодного ветра, который согласно прогнозу будет в течение дня задувать с северо-запада. Она зябко вздрагивает и бросает взгляд на пустые блестящие окна виллы. Нигде ни огонька, ни движения – ни за черными оконными стеклами, ни в той части сада, что видна с улицы.

Может, его нет дома, мелькает в мозгу необъяснимая надежда. В следующий миг доносится рев подъезжающего на большой скорости автомобиля. Карен оборачивается и видит, как блестящий черный “лексус” резко тормозит за ее собственным грязным “фордом-рейнджером”. Юнас Смеед несколько секунд сидит за рулем, и их взгляды встречаются. Потом он включает первую передачу и, легонько кивнув, медленно проезжает мимо нее к гаражу.

С растущим неудовольствием Карен провожает автомобиль взглядом; все будет крайне неприятно, как она и опасалась. Тяжелым шагом она идет по дорожке к дому, шеф как раз закрывает ворота гаража. Они молча огибают угол дома и вместе идут к черному ходу.