Читать книгу Десант в преисподнюю. Ъ-космоопера, будущее человечества - Мария Буркова - Страница 3

Темплу Скайстону было плохо. И на этот раз уже безнадёжно. Рассчитывать уже было не на что – и жалеть о чём-то поздно. Возможно, что и эта передышка ненадолго. Ломать голову, почему его отказываются слушать, сил не было. Раз не получилось объяснить, что произошла ошибка – а ведь так и неясно, почему не верят – не совсем же идиоты эти сотрудники спецслужбы Лиги – значит, все возможности отрезаны полностью. Чёртов компьютер слишком хорошо работал – и не допускал нежелательной гибели допрашиваемого, а что при этом чувствует человек – это, разумеется, вне компетенции программы. Какая, в сущности, нелепость – Скайстон не знает того, что якобы должен знать, сказать попросту нечего, но машина не остановится, пока не выжмет из допрашиваемого то, что он якобы скрывает. Тупик – в этой камере всё учтено, деваться некуда – привет унылым беллетристам, тиражирующим сказочки о героях, которым удалось порвать путы и сбежать, ага… Кабы глянули раз на экскурсии, что это такое – посходили бы с ума всем цехом сразу. Темпл, возможно, не возражал бы сейчас и против такого исхода – может быть, хоть в безумии был бы конец пыткам, или хотя бы возможность суицида… Вот сейчас снова накатит волна боли, которую не может вынести человек – и что произойдёт потом, никто в Галактике не узнает и не поинтересуется. Неужели эти типа люди просто забавляются там, где-то, высчитывая, через какое время очередной расходный материал таки помрёт от неучтённого программой – новой порции того, чему нет названия? Как долго это продолжается и какой раз по счёту? И зачем? Не такая уж важная информация – убийство агента, этой мелкой сошки, клинических садистов ни одна спецслужба не ставит на серьёзные посты. А о Джине, то есть, принцессе Оранте, даже вопросов не задавали – как ни крути, а ничего интересного для палачей Темпл так и не знает. Остаётся только предполагать, что угодил ты, вольный негоциант, к учёным докторам, что испытывают новый стенд для пыток – а это финал. Разве что для них не имеет значения, сломался ли человек – ну, а то, что Темпл сломался, понял бы любой палач, глянув разок на заданные параметры – и никакие легенды о мучениках против цифр не попрут… Может, и стоило бы пожалеть о некоторых вещах, но это уже не имеет значения. То, что было до – перестало существовать – потому что сейчас в мире не осталось ничего, кроме боли – так и есть, новая волна, сплошная боль, затопившая собой всю Вселенную, без остатка. Почему он ещё продолжает чувствовать, почему он вообще ещё существует? Такая боль уже давно должна разрушить всё и везде… Когда же конец и пустая тьма? Или это и есть вечность? Не-ет, это невыносимо, убейте же меня кто-нибудь, раз здесь нет Бога, то есть же хоть смерть!

– Капитан, капитан, Вам плохо? – какой-то знакомый голос, значит, он ещё жив. Больно, но вроде бы ещё в себе, раз слышу, и, видимо, уже не на стенде, раз чувствую, как трясут за плечи. Может, услышали и подмог кто? Темпл наконец ощутил, что слипшиеся веки расползаются, странно, что они ещё реагирут на свет – понятно, в помещении светло. Из груди вырвался зажатый вздох – что, на стоны сил уже не хватает, что ли – и Скайстон наконец открыл глаза. Пронесло. Он сидел в своём кресле на своём корабле, вцепившись затёкшими руками в подлокотники, а Григораш испуганно таращился на его лицо – что ж, может, наличие второго пилота и есть необходимость, а только сейчас Темпл очень жалел, что прихватил с собой этого молодого кота в мешке. Но выбирать не приходилось – и без того стоит порадоваться, что нашёлся желающий лететь к чёрту в пасть, в самое сердце Лиги, да предводителю республиканцев Темпл немало нахамил… Во всём теле носились мириады крохотных иголок, в голове кто-то недавно взорвал что-то вроде водородной бомбы, но Скайстон смог заставить себя деланно усмехнуться – ну и плевать, что слишком деланно – и не торопясь потянуться:

– Спасибо, что разбудил, стажёр, – услышал он свой густой и недовольный голос. – Я что, орал во сне, что ли? – так, половина пути уже за кормой, неплохо, но ведь всего лишь половина…

Григораш, этот типичный худощавый брюнетик с амбициозными глазками, лихими кудрями над ними и чуть худощавой фигурой в буром лёгком комбе пилота, похоже, был слегка напуган – или сейчас соврёт, или просто совсем зелёная шпана – а чего и ждать от республиканской босоты, имперской выправки, что ли?

– Нет, но очень стонали и метались, капитан, – поспешно объяснил он. – И побледнели так, что я даже оторопел – может, нужно Вам медробота подключить, а?

Скайстон составил губы в улыбку – так и есть, бравада бравадой, хотим стать героем космоса, а на деле дрожим при первом же намёке, что капитан помрёт в пути. Ах, да, что ж я хотел, парни, видать, даже на экскурсию в монастырь не ходили, какая там практика в открытом пространстве – небось, от вида бездны до сих пор трясётся… Может, кстати, прибавил возраст – станется с них, обормотов.

– Пустяки, нет необходимости, – буднично проговорил Темпл. – Само пройдёт со временем.

Наврал, конечно, но со стажёра хватит, надо полагать. Может, наврал сам себе – не проходит ничего со временем, только хуже. Давний кошмар и не думал исчезать, и как раз в этом полёте очень некстати. Уже больше полугода, как остались в прошлом и наручники, и тупой конвоир, и эта проклятая камера – а стоит провалиться в сон, как всё заново. Ладно, этот полёт хотя бы некоторое разнообразие в полной бессмыслице последних недель – а если удастся успеть, то и в дальнейшем дел хватит. Ну, если ещё доживём – а это ты, Саймон Флеш, изволь дожить, дожить и раздать долги, всё же лучше, чем тупо болтаться по космосу, так и оставшись всего лишь контрабандистом, верно? Не так давно Темпл заметил, что его ненастоящее имя начинает его тяготить – может, он начал стареть? Пожалуй. Слишком много свалилось в последнее время – ещё до встречи с офицером, которому вроде бы был обязан свободой, Темпл заметил, что заскучал – слишком давно никто не называл его по имени. Узнать же, как было на самом деле – было слишком тяжело для остатков его нервов. Особенно тяжело было выслушивать пьяные откровения этого сноба – нельзя же у собеседника отнять право высказать своё мнение по поводу сообщаемого – и паскудные смешочки: «Везучий ты любовничек, паря, ой, везучий, да только разве можно было расставаться с такой девочкой, а?». Идиотизм, можно подумать, это Темпл бросил Джину – даже сейчас ему обидно вспоминать про незаслуженную пощёчину в порту сторонников Ормандо – что за необходимость была принимать предложение этого авантюриста, разгадки не существует покуда. И вот из-за этого негодяя, морочащего нищей молодёжи головы, не то дурака, не то пустого демагога – Джина имеет все шансы оказаться там, где остаётся молиться о скорой смерти и никогда её не дождаться. Эта мысль разбудила уже вполне реальное чувство – гнев, который, в свою очередь, отыскал силы в умученном кошмаром теле силы двигаться, и Скайстон нарочито медленно поднялся на ноги – не хотелось бы выглядеть перед стажёром развалиной, но не всё ли равно, если полёт окажется неудачным?

Григораш с любопытством смотрел на командира. Темпл Скайстон, рослый белый с серо-стальными глазами, бледной кожей и обычной фигурой атлета, представлял собой классичекую породу, с незапамятных времён именуемую «белокурой бестией», но не носил ни гриву, ни короткую стрижку. Его вполне можно было принять за майора Империи, по какой-то причине снявшего форменный мундир, тем более, что в белом свете стен и потолка рубки его волосы заметно отливали оранжевым золотом – но разбавленным крепкой серебряной полосой седины, толщиной почти в два мизинца. Черты лица его не были грубыми, но и не претендовали на излишнюю уточённость – и от них веяло скорее ровным спокойствием, нежели наличием эмоций, так что трудно было представить, что пару минут назад именно это лицо было искажено ужасной гримасой страдания, а глаза казались чёрными. Также трудно было представить, что именно этот невозмутимый мужчина, который сейчас не спеша потягивается стоя, особенно не меняя местоположения, но волна за волной разминающий затёкшие после сна мышцы, сутки назад гремел так, что звук пучился по всем коридорам стоячими волнами, а сам Арней Ормандо делал без устали примиряющие жесты, чуть ли не сгибаясь под потоками ругани на дюжине языков Галактики. Действительно, потеря агента всегда событие неприятное, но разве агент не знает сам, на что идёт? с чего вообще какой-то негоциант возомнил, что имеет право вот так вести себя со столь значительным человеком всего лишь потому, что лже-принцесса разоблачена? Впрочем, вызваться вторым пилотом Григораша подтолкнула, видимо, как раз эта безобразная сцена – а также то, что даже острый на язык Томаш в этот раз прикусил его, пробормотав вполголоса: «Счастлива наша Оранта, когда за неё ТАК беспокоятся – но ведь Ормандо и впрямь помочь не в силах, с нашим-то скромным флотом». Тем временем Скайстон – Григораш уже знал, что его нынешнего капитана зовут так, поскольку Ормандо попытался вернуть себе утраченный статус старшего, нарочито высокомерно назвав того по имени и попросив «не забываться и предложить решение» – и сама «Надежда республики», оба перешли на малоизвестный диалект, непонятный большинству присутствующих офицеров и солдат республики – кое-кто даже тупо нажал запись на диктофонах, дабы после разобраться в непонятной речи. Понятно было лишь, что непонятно толком отчего разгневанный капитан торгового корабля что-то сообщает очень важное, с вызовом и укором, вероятно, что вперемешку с оскорблениями – а уже овладевший собой Арней Ормандо позволил себе усомниться в услышанном, высокомерно усмехнувшись. Это выглядело даже нарочито жёстко – при его безукоризненной внешности денди в классическом костюме лилового цвета, чёрных как межпланетные тени волосах и глазах, оливковой коже и остром подбородке с ямочкой. Скайстон был одного роста с оппонентом, но чёрные брюки и куртка, богато расшитая серебром, широкий пояс, а главное – тёмно-синяя накидка-плащ с подкладкой цвета бордо – делали фигуру их обладателя гораздо значительнее. Назначение этого плаща Григораш понял уже на борту «Демона» – несмотря на истинно комнатную температуру на борту, после внимательного взгляда на черноту межзвёздного пространства, где ни одна ледяная точка не шевелилась – ему стало настолько холодно, что он совершенно реально ощутил мороз и поёжился. Капитан же этого странного корабля, не больно-то похожего как раз на грузовик, оказывается, заметил это движение и с улыбкой швырнул ему что-то бурое того же покроя, бесцветным голосом заметив, что «понабрал Ормандо зелени себе, хоть бы постыдился малость». Усмешка же Ормандо привела Скайстона в некую запредельную ярость, которой нет названия, и его два шага вперёд к собеседнику вмиг перепугали всех любопытных наблюдателей не на шутку – всех, кроме Сахая Лестера. Тот значительным прыжком с места покрыл почти всё расстояние, что отделяло его от повздоривших, и, заслоняя своей спиной Скайстона от Ормандо, поспешно начал что-то пояснять лидеру, в результате презрение, которое уже начало показываться у того на лице, сменилось недоумением и досадой, а не в меру шумный гость главной базы остановился в движении, будто окаменевший, и, заметно побледнев, глубоко вздохнул, на пару мгновений прикрыв глаза. Ещё несколько минут все трое о чём-то говорили, заметно сбавив громкость, зрители, коих набралась уже приличная толпа – свыше двух десятков человек, считай, через два часа будут знать все базы республики – расхрабрились и якобы ненарочно приблизились к говорившим, и тут раздался сочный голосок Анжель, вечно он звучал негромко, но так, что все слышат: «А этот парень душка, жаль, что он не работает у нас». Видимо, это послужило последним аккордом, и, когда Лестер примирительно, но с нажимом на собеседников сказал на космолингве – а всё ж не зря он учился на врача в Империи! – «Второго пилота найти будет нелегко, но возможно, граждане» – Григораш совершенно непринуждённо сделал несколько шагов и произнёс: «Второй пилот имеется». Скайстон остался невозмутимым, Ормандо закусил губу, состроив недовольную гримасу, Лестер улыбнулся нарочито радушно – зато Григораш с потаённой радостью услышал общий ах и единственный стон, который мог принадлежать только веселушке Анжель. Он не ошибся – как только в нескольких фразах вопрос о полёте к Лигаполису был решён, Анжель пошла ещё дальше, прилюдно прорвавшись к нему и наградив крепким поцелуем. Наваждение не кончилось и тогда, когда Скайстон, не удостоив этот инцидент никакой эмоцией, буднично отметил: «Хорошо, значит, будет кому желать нам удачи» и кивком приказал следовать за собой. Не кончилось также и тогда, когда столь же буднично капитан «Демона» объяснил, чем и как придётся заниматься в космосе и на Бладене, третьей планете системы Центрум. Да, от этой системы в ужасе шарахались даже вольные торговцы – слишком серьёзные силы нарастил глава нынешней Лиги Несогласных, ведь, по слухам, он затеял настоящую войну против Империи. Сама-то Империя игнорировала этот район уже довольно долго. И, хотя даже сумасброд Томаш сказал бы в этот раз только одно слово: «самоубийство», Григораш совершенно не чувствовал ничего негативного. Даже думать об опасностях не хотел. Разумеется, он немало испугался, увидев мучения капитана во сне, но сейчас, увидев, с какой грацией тот двигается сейчас, едва ли не танцуя на месте, снова погрузился в некое странное, приятное спокойствие – ничего подобного он не ощущал в присутствии лётчиков, стажировавших его ранее.

Темпл хоть и с некоторым трудом, но справился со слабостью, вызванной сонным кошмаром, и почувствовал вдруг странное желание… Оставив второго пилота бдить над приборами, он поспешно прошёл в свой личный кабинет. Он, разумеется, был тесен, зато нечего было опасаться, что проберётся стажёр даже в случае смерти капитана – из обычной флэтки через вещевой шкаф забираться куда-либо не очень логично для посторонних. А если заберутся после смерти капитана, не всё ли равно? – с юношеским задором подумалось вдруг. Ну уж нет, не в этот раз – нынче пересекаются интересы слишком многих, так зачем-то вздумал приободрить на прощание Сахай Лестер, вся неизменная весёлость которого куда-то делась. Спасибо ему всё-таки за отличную укомплектовку нынешнего полёта – будь Скайстон офицером имперского флота, на таком небольшом корабле лучшего вооружения и желать было нечего. Этак мы поспорим со штурмовиком типа «Шквал», господа мятежники, и если вдруг случится опоздать, придётся очень удивить вас некоторыми экстравагантными мерами… Не дай Бог опоздать, конечно… Впрочем, будь Темпл офицером Империи, всё было бы и проще, и сложней. Может быть, не было бы никаких сложностей с палачами в Лигаполисе на Бладене, просто бы женился, как все, и мотался бы по космосу на вполне легитимных основаниях, с удовольствием отдаваясь службе и работе. Темпл мысленно улыбнулся – что бы сказала Джина, случись ему надеть имперский мундир на общих основаниях? Может, тогда бы и Арней Ормандо не смог ей задурить голову своим прекраснодушным словоблудием, уж врать о всеобщем будущем счастье корпорация жуликов под вывеской «республика» умела всегда. С другой стороны, для портового отребья нет более лакомой добычи, чем мёртвый имперец – сколько их, таких молодых и цветущих, прошло перед его глазами, чтоб кануть в небытие? Вот тогда точно не осталось бы никакого шанса для Джины – интересно, вспоминает ли она его сейчас, или ей уже совсем не до воспоминаний? Стоп, не будем мотать нервы заранее – они ещё нужны. Кстати, а отчего же не попробовать-то? Ведь если придётся погибнуть, Темпл никогда уже и не наденет на себя форму, так, выходит, получается? Не по своей же воле он не смог появиться на защите диплома, стало быть, один-то раз, перед полётом в ад, можно себе позволить то, к чему он стремился всю юность? Да и мальчишка этот, ни разу не летавший в космос как это полагается, должен быть хоть как-то защищён. Решено, рискнём.

Скайстон достал кейс, который всегда лежал на своём месте в самом дальнем углу ящика, однако в случае какого ЧП подлежал эвакуации фактически в самую первую очередь. Кабы портовые разбойники знали, что такая вещь хранится у него, награда за голову Темпла для любого отмороженного уголовника уже была бы фактически объявлена – из спортивного интереса убивать имперских лётчиков, ведь для человекообразных чудовищ нет большего удовольствия, чем добыть и уничтожить как раз то, что было сейчас у него в руках. Раскрыл. Раньше он не позволял себе даже лишний раз трогать руками содержимое. Пять лет прошло с тех пор, как случилось это страшное происшествие на окраине субарского областного центра. Скайстон и сам не понял, отчего он вдруг вмешался – ему казалось, что из инстинктивной брезгливости как раз к бандам дегенератов, коих в избытке на любой отдалённой планете. Да, он часто стрелял первым по этим бешеным глазам, потерявшим давно человеческое выражение – и то же самое должен был сделать молодой младший лейтенант, но видимо, он воспитывался в хорошей доброй семье и не привык к подобным действиям, возможно, парнишка попал в эту дыру прямо из столицы и не знал, что с наступлением темноты на улицах начинают хозяйничать даже не люди, а настоящая нечисть в людской оболочке. Но Темпл безнадёжно опоздал – был пропущен всего один выстрел, всего один, но спасти лейтенанту жизнь уже не смогли бы лучшие имперские эскулапы. Что же касается местной полиции, то она немногим отличалась от бандитов, с которыми якобы боролась, и времени уйти, чтобы не быть арестованным за убийство несчастного, у Темпла было всего ничего, однако он не мог просто бросить умирающего. Имперец, правда, не зря ел свой студенческий хлеб, и, оценив ситуацию, приказал нежданному помощнику спасти кейс – именно это и остановило возможную погоню, которая решила, что нападавшим удалось похитить вожделённое для них сокровище. Наверное, пора. Наверное, именно сегодня.

Верхняя походная куртка иерея села как влитая – и никакого головокружения не наступило. Ничего не произошло и когда Скайстон надел напрестольный крест поверх епитрахили – разве что появилось какое-то очень спокойное ощущение внутри, где-то на уровне сердца и горла, как будто всплыло что-то крепкое, вроде повышенного уровня защиты. В этот раз даже молиться получилось без какого-либо напряжения. Итак, посмотрим, что нам скажет наш второй пилот, очевидно, не знакомый с правилами межзвёздных перелётов… Во всяком случае он должен знать, что нет лётчиков вне духовенства – и если Ормандо посмел им наврать и здесь, то Темпл бы хотел ещё сильнее вернуться целым из этого нынешнего мероприятия…

Каблуки остроносых полусапог цвета космического мрака стучали по полу когда им самим вздумается, но Темпл ни за что бы не надел другие – от форменных имперских их отличало только отсутствие платиновых виньеток нужной формы. Григораш с удовольствием воспользовался случаем, дабы обернуться на стук – видимо, ему уже пришлось наскучаться на республиканской базе среди таких же молодых нищих беженцев из провинциальной глуши, и он был готов на что угодно, лишь бы покинуть это унылое место, где даже стены нагоняли смертную тоску, во всяком случае, именно так воспринимал бежевые тона пустых коридоров пониженной комфортности сам капитан «Демона». Тем более, что капитан то оставлял освещение на борту своего корабля меняться само собой по заданной лирической программе, то включал настройку пободрее, да и ни одной из композиций, которые за сутки ненавязчиво и мелодично звучали в рубке, наследник семьи Дракулеску не слышал ни разу в жизни – они очень выгодно отличались от бравурных наигрышей, которые гремели на летучей территории республики.

То, что увидел Григораш, сначала вызвало ощущение прямого попадания молнии, а потом – безотчётного восхищения и радости. Стало быть, бабкины россказни – не байки, и настоящие пилоты и должны быть такими в форме для богослужения – как будто, действительно, вживую солнце в тёплый летний день. Дракулеску вскочил как ошпаренный, истово вытянулся в струну для приветствия – так учили на базе встречать командующего, потом, осознав, что сделанное – просто ничтожная мелочь перед тем, что он видит перед собой сейчас, – просто сделал пару шагов к капитану и грохнулся на колени, схватив руку Скайстона и прижав к своему лбу. Темпл, не ожидавший подобной искренности, позволил себе осторожно и глубоко вздохнуть, пережидая те несколько секунд, которые понадобились стажёру, чтоб немного унять свой восторг. Это позволило ему сохранить спокойствие тогда, когда стажёр молча поднял на него глаза, полные искреннего счастья.

– Впервые? – участливо поинтересовался капитан, и, когда стажёр молча хлопнул ресницами в ответ в знак согласия, добавил. – Бывает. Отслужим тогда полную, как положено, – как ни странно, у него получились сохранить невозмутимость, хотя про себя он прибавил: «Может быть, она будет и последней у нас».

Ну и как не стыдно было Томашу врать что-то про жуткий запах благовоний и ужасные галлюцинации? Наверное, он сам болтал чьи-то чужие досужие выдумки – так хорошо, как сейчас, Григораш ещё в жизни себя не чувствовал. Даже сравнить не с чем – эта радость была абсолютно ни на что не похожа. А ещё появилось отчётливое знание того, что уже теперь всё точно будет в порядке – и совершенно напрасно капитан украдкой хмурится и терзается, опасаясь неудачи или опоздания. Или он забыл, что в Лиге никто не отменял три дня беспробудной гулянки по случаю дня рождения её амбициозного главы? Как раз укладываемся по срокам – а накануне войны авралить перед выходными дураков нет и не будет, это же очевидно. Да тут ещё и праздники сразу – и сколько бы подтянутый и деловой Генрих Стремительный не пыжился, призывая к железной дисциплине и прочая, на деле всё воинство и иже с ним будет очень бурно веселиться на местах, манкируя всё, что относится к обязанностям на работе.

Да и еда у капитана на борту – первый сорт, вне всякого сомнения. Ничего подобного не приходилось пробовать раньше – хотя на базе Григораш с тоской вспоминал домашнюю кухню. Тогда ему, правда, казалась осточертевшей резаная леской мамалыга и ужасными лепёшки, стряпаные на металлическом листе, нагреваемом открытым пламенем – но в республиканской раздаточной пришлось понять, что стоило бы ценить то, что имеешь… Капитан с вялым интересом выспрашивал все эти подробности – вероятно, он искал способ отвлечься от своих мыслей, и наконец полюбопытствовал, что такого выдавали рядовому составу у Ормандо. Наверное, это оттого, что слишком забавно было наблюдать, как Григораш активно уплетает резаное мясо – а ведь старался напустить на себя серьёзность, эх… Плитка так и валялась во внутреннем кармане комба – хотя она была столь безвкусна, что никто даже смертельно голодный не мог съесть её всю сразу, поэтому курсанты оставляли этот провиант «на вечер», чтобы было легче заснуть, пожевав перед этим нечто питательное, но расставаться с ней накануне полёта не хотелось. Совершенно опьянев от уже съеденного великолепия – в то время как капитан дал понять, что трапезничать они только начали – Григораш без всякого сожаления достал свой запас и протянул его командиру. Тот автоматическим движением поменял плитку на что-то похожей формы, в блестящей обёртке, прежде, чем стажёр успел что-то сказать, и взялся рассматривать пачку, которую солдаты республики получали на обед – и в конечном счёте, ничего не поняв, порвал упаковку с глянцевыми символами свободы, равенства и братства. Последнее Григораш вообще не увидел – он наконец разобрал мелкий шрифт на упаковке того, что вручил ему его нынешний начальник, четвёртый эсперанто Золотого сектора на курсах давали лишь ознакомительно – а после, осознав, что получил имперский флотский шоколад, почувствовал заметное головокружение… У него на родине человек, пробовавший легендарный паёк имперских лётчиков, был чем-то вроде бесценной реликвии, а уж иметь такое в своей собственности… Одержимый благоговением, Дракулеску спрятал сокровище и лишь затем восхищённо посмотрел на своего благодетеля.

А тот сидел неподвижно, внимательно глядя на то, что открылось его взору под упаковкой республиканского пайка, будто отчего-то остолбеневший, и уже потемнел, словно грозовая туча над заснеженными скалами. Прежде, чем стажёр успел вежливо поинтересоваться, что не так, Скайстон, тяжело и глубоко вздыхая, проговорил спокойным голосом, в котором, правда, без труда угадывались как раз раскаты грома:

– Значит, это основное блюдо сторонников республики?

Григораш подтвердил, гадая про себя, чем же недоволен командир – ведь вроде бы придраться не к чему, свои жетоны для раздатки он подарил перед отправкой Анжель и Томашу, а те пообещали помнить его, если он не вернётся. Капитан задал ещё кучу уточняющих вопросов касаемо рациона рядового республиканца, а на фразу «временные трудности» скривился от гнева так, что смотреть на него стало боязно. После чего, решив ответить на растерянность собеседника, резко откинулся в кресле на спину, вытянув ноги перед собой, и, сложив руки на груди, столь сильно сжал кулаки, что стало понятно, что Скайстон просто намеренно давит в себе вспышку ярости, для которой вполне естественно было бы активно побушевать во всём предоставленном объёме пространства минут этак десять.

– Сейчас поясню, – ровно сказал он стажёру. – Я ведь в курсе кой-каких торговых связей республики, ведь грубо говоря, контрабандисты обязаны знать друг друга. А тебе вот приходилось заниматься выращиванием пищевого скота?

– Это не у нас, этим занимаются богачи на экваторе, – охотно взялся объяснять тот. – Но вообще я знаю, как это делается. Только вот это очень редкая удача – наняться в батраки к фермерам, некоторые ждут такой возможности многие годы…

Скайстон перебил с язвительной усмешкой:

– И вот тут с неба сваливаются республиканские агенты, да? Так я и знал.

Дракулеску молча кивнул. Рассказывать, как радовались у них в селении роскошным бижу для женщин, из-за которых порой случалась форменная драка после отлёта корабля сторонников Ормандо, с какой гордостью смотрела на него родная мать, когда его признали нужным армии, и об отчаянии младших сыновей соседа, которых не признали, вдруг расхотелось. Тем более, что появилось необъяснимое чувство, что капитан и вправду знает эти вещи откуда-то сам. Скайстон стиснул зубы, однако сдавленный стон всё-таки заглушить не удалось, и он стремительно сложился в кресле, подогнув колени под себя и прикрыв ладонями лицо.

– Боже, какая же он дрянь, какая дрянь, – едва слышно шептал Темпл себе под нос, но Григораш был достаточно близко, чтоб слышать, и это, видимо, ещё больше угнетало Скайстона, – сам-то жрёт, как губернатор в Платиновом секторе, и ещё сорокалетнее с Ошена хлещет… Кто ж мне теперь поверит, если мы вернёмся?

Дракулеску решил не мешать капитану и молча сжевал ещё несколько кусков, погрузившись в непривычную для себя задумчивость. Затем прикончил содержимое тубы с горячим кофе, насыщенным вкусами незнакомых пряностей, и тут его мозг пронзила догадка. Скайстон, опрокинув в себя что-то явно покрепче, сидел не шевелясь мрачнее тучи и с полностью отсутствующим взглядом, очевидно, дожидаясь, когда сможет наконец успокоиться. Чтобы привлечь его внимание, Григораш не торопясь поднялся во весь рост:

– Капитан, прошу прощения, но что Вы обнаружили в моём пайке? – Темпл лишь молча отмахнулся и тряхнул головой, однако стажёра это уже не смущало. – Простите, но я уже хочу знать. Это что, комбикорм для животных, которые идут на мясо, стало быть?

Скайстон против всякого ожидания ответил каким-то взглядом затравленного зверя, затем, быстро овладев собой, кивнул.

– В Империи этим кормят свиней, – угрюмо сказал он. – Мне очень жаль, что приходится тебе это говорить. Сядь и выпей вот, мы хоть и не в Империи ни разу, но сейчас это тебе в самый аккурат. Если мы вернёмся целыми с Бладена, то я хотя бы буду рад, что сдёрнул тебя с такой диеты.

Дракулеску выполнил указание с удовольствием и даже обрадовался – оказывается, капитан чужд жёсткому формализму известных ему начальников, и оттого решил рискнуть ещё раз…

– Капитан, а отчего Вы так не уверены, что мы вернёмся? Лично мне терять, по сути, нечего, а Вы всё-таки свою даму летите выручать, так что всё должно быть благополучно.

Что ж, хорошо, что успел понервничать по другому поводу, решил про себя Скайстон, хоть можно делать вид, будто не получил ещё одной виртуальной пощечины, что-то мироздание нынче на них расщедрилось… Сначала Сахай Лестер счёл нужным показать Темплу видео, как его Джина отхаживала после стенда, сопроводив это якобы будничными замечаниями о том, что равнодушная женщина ничего подобного никогда делать не будет и гадко сообщив, что не имел у неё успеха после отлёта Скайстона из Лигаполиса, потом были ещё более мерзкие намёки Арнея Ормандо, которому, в сущности, на всё это плевать, в отличие от Лестера, теперь ещё и этот провинциал туда же – а значит, болтают гадости уже всей своей республиканской агитбандой… То-то будет веселья, видимо, если полёт окажется неудачным, а если всё получится, веселиться будут и того хлеще. Ах, как же неудачно всё же был выбран курс однажды – но что поделать теперь? Ведь «Демон» пострадал от залпа мятежников, надо было дотянуть, а рассчитывать на имперцев с его биографией Скайстону не приходилось. Да ещё и кхарги… А не шло бы всё к чёрту, вот только раздам долги, и всё…

– Заблуждаешься, стажёр, терять всегда есть, что, – услышал Темпл свой безразличный к окружающему голос и порадовался, что он настолько уже равнодушен ко всему, – это лишь иллюзия всегда, будто хуже быть не может, учти, что может, и намного. А я для Оранты вовсе не кавалер, да и вообще я ей никто. И никогда не был, кстати. Не сообщишь мне, кто болтает про меня подобные вещи?

Григораш удивился совершенно искренне:

– Но Вы же сами дали всем повод этой нашей экспедицией! Это же очевидно для всех!

Скайстон бесцветно усмехнулся. Похоже, Лестер и вправду не болтал лишнего. Уже лучше.

– Итак, если я решил выручить из беды знакомую, значит, я обязательно её любовник? Ну и логика тут, в провинции! Или это вас ваша «Надежда республики» этому учит, а? Сам-то он часто к дамам в часы отдыха захаживает или ленится заниматься этим мелкобуржуазным делом?

Григораш смутился. Он вдруг понял, что атмосфера, царившая среди курсантов и наставников, вовсе не предполагала такой вещи, как официальная женитьба, и вспомнил, что дома такое очень бы не одобрили…

– Прощу прощения, капитан, похоже, мне в голову ударило, вот я и болтаю чепуху. Что касается лидера, то за амурными делами он вообще не замечен. Говорят, он хранит верность какой-то погибшей даме, только и всего. Простите меня, пожалуйста.

Скайстон, видимо, хотел рассмеяться, но передумал и сказал вполне уравновешенно:

– Ну, раз ты уже сболтнул что хотел, то придётся сказать тебе правду, не то ты решишь, что я просто собираюсь отрицать то, что мне так удачно приписали, чего и ждать от такой публики. Я обязан леди Оранте жизнью и не единожды – однако она помогала мне не с целью затащить меня в постель, а просто потому, что могла помочь в данный момент. Я вообще познакомился с ней однажды, когда меня киллеры расстреливали – и когда спросил её о мотивах, она ответила, что с её точки зрения очень нечестно нападать всемером на одного. Вот и всё. И с моей стороны было бы подло не попытаться помочь ей сейчас – когда ваш лидер, подставив её, сбежал в кусты. Надеюсь, теперь понятно?

Григораш почувствовал себя очень мерзко. Помолчав, он спросил сокрушённым тоном:

– Леди Оранта родом из Империи?

Скайстон молча кивнул и вернулся к еде.

– Стало быть, она и Ормандо помогла из каких-то подобных соображений, – произнёс Дракулеску, не осознавая, что думает вслух. – а вовсе не из-за слишком личных мотивов. Бабка говорила, что в Империи женятся один раз, капитан, это правда?

Темпл ответил в прежнем тоне, хотя это и стоило ему ещё некоторых усилий:

– Это венчаются один раз. Хотя, конечно, не особо торопятся со свадьбами вообще. Но кто-то начинает семейную жизнь после венчания, а кто-то предпочитает пройти несколько стадий брака до венчания, которое может и не состояться, у всех всё по-разному. Это-то тебе зачем сейчас понадобилось?

Дракулеску молча встал, подошёл так, чтоб было удобно приложиться к правой руке своего командира, и грохнулся на оба колена, так что отвести взгляд от его глаз было уже затруднительно:

– У меня к Вам просьба, капитан.

– Встань сначала, – фыркнул Темпл, радуясь про себя, что не последовало расспросов, почему он сам не женат, к примеру.

– Сначала изложу, – очень серьёзно сказал стажёр, не подчиняясь указанию.

Скайстон хотел было возмутиться, и дежурное «какого чёрта…» уже наворачивалось на язык, но что-то в слишком искренних сейчас глазах этого юноши ему помешало.

– Ну, и? – нахмурившись для вида, поспешил спросить он.

Дракулеску выдохнул почти с мольбой:

– Капитан, окрестите меня. Пока не прилетели. Я не боюсь, просто так надо. Пожалуйста, Вы же можете.

Скайстон едва не дёрнулся всем телом от неожиданности и позволил себе запрокинуть голову вверх, прикрыв глаза.

– Понял, вставай. Будет по-твоему, только сперва закончим с ужином.