Читать книгу Повелитель и пешка - Мария Валентиновна Герус, Мария Герус - Страница 14

Утром на Ивана Купалу Обр стоял на краю широкой поляны, называвшейся Катькин Верх. Серая чайка-поморник висела над ним, над крутым, далеко уходящим вниз обрывом, ловила крыльями могучий северный ветер. За спиной, на взгорье гомонил собравшийся народ. Сверху было видно, как по тропинкам от Косых Угоров по правую руку и Кривых Угоров по левую еще тянутся опоздавшие, мелькают яркие платки и праздничные белые рубахи.

Хорт смотрел на море. К Катькиному Верху он пришел рано. Стояли светлые бесконечные дни, солнце медленно катилось по северному морскому окоему. Катилось и не закатывалось. Ночные облака горели ярым червонным золотом. Обра это тревожило, и спал он плохо. Ночами повадился уходить в лес, валялся на траве, выискивал спелую землянику и все думал, не уйти ли из деревни совсем. Но не уходил. Вместо этого притащился на проклятую поляну раньше всех. Любой из Хортов знал: перед делом надо изучить поле боя. Знание – половина победы.

Драться, защищать честь каких-то там Угоров, будь они хоть трижды кривые, Обру по-прежнему не хотелось. Но начал песню – допевай хоть тресни. Он побродил по поляне, прикинул, нет ли рытвин, ям, случайных корней. Росистая трава стояла высоко и ровно, курчавился под соснами медвяный вереск, сосны гнулись под ветром, бормотали что-то свое, от века привычное.

Теперь на поляне пахло дымом, сочные травяные стебли были вбиты, втоптаны в землю, поломанный вереск хрустел под ногами. Нет, мир без людей был бы куда приятней.

– Эй! – гаркнули над самым ухом. – Не спи, замерзнешь! – весело заорал Родька и больно пихнул его локтем в бок. – Уже начинается!

Обр-Лекса угрюмо кивнул и следом за Родькой двинулся туда, где на ровной травяной площадке, которая гордо именовалась полем, становились друг против друга славные бойцы из Крутых и Косых Угоров. Подростки, парни постарше, матерые мужики. Наемников Обр вычислил сразу. Не трое. Четверо. Полюбовавшись на них минуту-другую, он тихонько протолкался к Жиле. Жила деловито засучивал рукава и вообще был настроен поработать кулаками, а не языком.

– Плохо наше дело, – шепнул ему Хорт, изображая на лице полную безмятежность, – солдаты это. Ну, может, бывшие или беглые какие, но всему обученные. Вашим против них не выстоять. В два счета всех вырубят.

– Почем знаешь, что солдаты? – пробубнил оказавшийся рядом Мокша Шатун.

– Ну, сам гляди. Рыбачки ваши угорские, хоть и здоровые ребята, а все ж горбятся. Спина с детства над веслами согнута. А эти стоят прямо, плечи развернуты, грудь вперед. Выправка солдатская прям из ушей прет. Вон, у того рука на поясе. Когда палаш на перевязи, у него рукоять как раз в этом месте приходится. А у того сапоги. Такие сапоги только на княжеской службе дают.

– Да, одежа у них хорошая, и морды аж лоснятся. Сразу видно, мяса жрут немерено, – завистливо вздохнул Мокша.

– Ишь, лыбятся, – фыркнул Родька, – спокойные, гады!

– Зря лыбятся, – деловито повел плечами Жила, – это мы еще поглядим, кто кого вырубит.

– Откуда они взялись такие? – небрежно спросил Обр. Этот вопрос беспокоил его гораздо больше, чем то, за кем останется поле.

– От Харлама. Перекупщик он, рыбой занимается. Другой год уже в наших краях. В Овражках за Городищем да в Заболотье все для него ловят. За год всех под себя подмял. Артелью уж там не ходят. Все от него: и лодки, и снасти, – растолковал Родька.

– Голодает народ в Овражках-то, – вздохнул Устин.

– Не похоже, чтоб они голодали, – опять взялся за свое Мокша.

– Угу, – кивнул успокоенный Обр. Что ж, если деньги водятся, и не таких гладкомордых нанять можно.

– Да ты че, забоялся? – хмыкнул Родька. – Штаны-то сухие еще?

– Забоялся, – согласился Обр-Лекса, не желая отвечать на Родькино паскудство. – Слышь, Жила, вы один на один с ними не выходите. Вдвоем одного держите. А лучше втроем.

– Мы свое дело знаем. Ты-то свое не забудь. Чтоб все как договаривались. Ты придумал, тебе и исполнять.

Хорт дернул плечом – не любил, когда его поучали, – и с тяжелым сердцем пошел на свое место, впереди, с самого краю.

– На кулачки! – крикнул кто-то.

– На кулачки! На кулачки! – подхватили в разных местах на взгорье и вскоре уже вся поляна орала, так что казалось, будто сосны гнутся не от ветра, а от крика.

– Тихо! – завопил, продираясь на середину, дедок в полушубке на одно плечо, знаток кулачной потехи из Косых Угоров.

– Значит, так! – гаркнул он, устремив в небо худосочную седую бородку и орлиным взором озирая выстроившиеся с двух сторон стенки. – В подвздох не бить, лежачего не топтать, грузила свинцовые в кулаки не зажимать. Кто последний в поле останется, тот поле и унесет.

– Нечестно, – заорал неуемный Родька, – у них чужие!

– Так и у вас чужой! – не остались в долгу Косые Угоры. – Вон с краю прячется.

– Он здешний! Лекса это, дядьки Северина артельный!

– Так и мы здешние, – хохотнул один из наемников, – соседи будем.

– Ин ладно, – махнул рукой дедок, – навались, ребята!

Ребята не заставили долго ждать. Сначала пооскорбляли друг друга немного, чтобы разогреться. Особенно старался Родька, честивший дорогих противников и в хвост и в гриву. Потом сцепились мальчишки. Обр присмотрел себе поединщика из ровесников – коренастого парня с красным родимым пятном на щеке. Парень наседал, Хорт вяло отмахивался, не забывая поглядывать на поле битвы. Когда стенки сошлись плотно и свалка стала общей, он с облегчением прекратил валять дурака и старательно выдал парню прямой в челюсть. Тот шмякнулся на спину с таким удивленным лицом, что Обр даже пожалел, что Маркушка этого не видит. Он-то всегда ругал последыша Свена за слабый удар и внушал, что бить надо один раз – первый, он же последний.

Но особо раздумывать было некогда. Дела на поле, как и следовало при таком раскладе, клонились не в пользу Кривых Угоров. И зачем только он в это влез? Что за дело ему, Хорту, до какой-то мужицкой «чести»? Обр тяжко вздохнул и нырнул в драку, как в холодную воду.

* * *

Через четверть часа он вынырнул с другой стороны, почти у обрыва, стер сочащуюся из носа кровь, лизнул содранное ребро ладони, подергал рукав, опять державшийся на честном слове, с любопытством оглянулся. Плоды его трудов пока были не очень заметны. Наемники и прочие крепкие бойцы из Косых Угоров бодро держались на ногах.

Но Обр знал – это ненадолго. В дурацкие поединки он не ввязывался, но зато смог достать всех, кто казался ему хоть сколько-нибудь опасным. Одним основательно настучал по правой повыше кисти. Других обезручил, саданув по локтю. Кулак они, может, и сожмут, но ударить как следует – не-ет, не выйдет. Одного наемника подковал, врезав ногой по голени. О, вот его уже и сбили! Пусть полежит, отдохнет, с одной ногой много не навоюешь.

С другим наемником, самым здоровым, вышло совсем смешно. Пока он мутузил Мокшу, Хорт подобрался сзади и со всей силы шарахнул раскрытыми ладонями ему по ушам. Думал просто слегка оглушить, как проделывал это со старшими братьями, но мужик повалился как подрубленный, а Обр-Лекса оказался лицом к лицу с всклокоченным Мокшей и едва избежал встречи с его занесенным кулаком. Нападать со спины было против правил, но на юркого, быстрого подростка внимания в пылу битвы никто не обращал. А зря!

Оглядев поле еще раз, Обр ухмыльнулся, очень довольный, и тут его сгребли за шкирку, рванули вверх. Боль молнией ударила в голову, рассыпалась в глазах белыми звездами. Да уж, прямые в челюсть приятнее раздавать, чем получать.

Он упал бы, но его держали и держали крепко.

– Ты че делаешь, прах гнилой? Я давно за тобой смотрю! Ты че творишь-то?

Обр с усилием приоткрыл глаза. Оказалось, что он висит в руках четвертого наемника, которого в общей суматохе как-то упустил из виду.

– Кто ты ваще такой? Откуда выполз?

– Лекса я, дядьки Северина артельный, – прохрипел Хорт и двинул коленом. Хотел в подвздох, а угодил в пах. Наемник отвлекся, схватился руками за больное место и позволил Обру стечь на землю. Борясь с головокружением, Хорт попробовал, нет, не встать, хотя бы откатиться в сторону. Но тут на него обрушился тяжелый сапог. Ну почему всегда по тому же самому месту?! Свернувшись клубком, он подставил под следующий удар спину. Надо встать да бежать отсюда. А то ведь забьет.

– Эй, чужак, ты чего! Лежачего не бьют!

Обр сразу же раздумал вставать.

– Совсем сдурел! Зачем пацана метелишь?

В ответ послышалась смачная солдатская ругань, и Хорту врезали еще раз.

Тот стерпел, только старательно закатил глаза, застонал жалобно.

– Держите его, мужики!

– Говорил я вам, не связывайтесь с чужаками!

– Гляди, убил мальчонку! До смерти убил!

Приоткрыв один глаз, Обр-Лекса с удовольствием наблюдал, как дядька Северин, какой-то пожилой здоровяк из Косых Угоров и Шатун-старший волокут прочь с поля последнего опасного противника. Противник орал и вырывался, но справиться со всеми сразу все-таки не мог.

– Эй, парень, ты как, живой? – Обр даже глядеть не стал, кто спрашивает, лишь снова застонал тихонько. Мол, в обмороке я, ничего не вижу, ничего не слышу. Почувствовал только, как его осторожненько перекладывают на воняющий рыбой плащ и волокут куда-то в сторону.

Пока Хорт изображал из себя беспомощную жертву, его оттащили к лесу и оставили в холодке под соснами. Он дождался, когда все сердобольные и сочувствующие убрались подальше, перекатился на живот и уткнулся лицом в землю. Уф! Может быть, если избавиться от рыбной вони, запаха кислого пота и крови, висевших над растерзанной поляной, наконец, перестанет мутить. Земля была колючей от хвои, пахла сыростью, вереском, грибной прелью. Хорош ударчик у этого костолома! Повезло, что все зубы целы. Обр осторожненько попробовал языком. Точно, целы.

Что-то скользнуло по волосам, тихонько поползло по спине. Он сердито передернул лопатками.

– У кошки боли, у собаки боли, у нашего мальчика…

Хорт повернул голову и совсем близко увидел влажные серые глаза, окруженные слипшимися от слез ресницами. Только этого еще не хватало. Он щелкнул зубами, едва не прихватив покрасневший кончик Нюськиного носа. Нюська отпрянула, но руку не убрала.

– Уйди отсюда, – прошипел Обр, – не мешай прикидываться.

– Как прикидываться?! – всхлипнула Нюська. – Ты же головы поднять не можешь!

– Я все могу, – просветил ее Хорт. – Могу. Но не буду.

– Почему?

– Чтоб не приставали. Дальше пусть сами разбираются, без меня.

– Ой, ты такой!.. Такой…

– Какой такой? – заинтересовался Обр. Выходит, дурочка все видела. Это было почему-то приятно.

– Такой стра-ашный!

– Чего?!

Он тут подвиги совершает, родное войско спасает от поражения, а она – «страшный». Ну, сказала бы, «сильный» или «храбрый».

Но дурочка гнула свое.

– Дерешься ты очень страшно.

– Ну да, я ж разбойник, чудище опасное и ужасное. А другие прям голуби нежные белоснежные.

– Другие дерутся оттого, что весело им, сила играет, себя показать хотят или, наоборот, боятся, чтобы трусами не ославили. А ты будто горох молотишь.

– Ну, ты и ляпнула. При чем тут горох-то?

– Ты не злишься, не лютуешь. Ты бьешь, будто они неживые вовсе, куклы, соломой набитые. Аж мороз по коже!

– Ну страшно, так и не глядела бы. Зачем ты вообще сюда притащилась? Сидела бы дома.

– Сосед нас с тетенькой позвал за детьми присмотреть. А у тебя опять все лицо в крови.

– Это чтоб еще страшнее было, – фыркнул обиженный Обр, но все же утерся рукавом.

– Нет, – вздохнула Нюська, – только хуже размазал. Дай-ка я!

– Ты совсем убитый или не совсем? – раздался рядом тонкий голос.

– Что, добить хочешь? – огрызнулся Обр.

– Нет, я за Нюсей пришел. Папанька говорит, домой пора, потому что закончилось все, а плясать нам не положено. Маленькие еще.

– Закончилось? А кто победил? – поинтересовался Обр-Лекса.

– Наши победили. Дядя Жила с Ропшей Шатуном последними в поле остались. Нюсь, пойдем, папанька ждет, и Костылиха ругается.

– Иди, а то она, чего доброго, тебе голову откусит, – посоветовал Обр и снова уткнулся в землю, давая понять, что разговор окончен.

Нюська снова вздохнула, неслышно поднялась и ушла. Хорт повалялся еще немного, пока его не нашел растерзанный, но очень довольный Родька. Пришлось вставать и идти к своим. Хотя какие они свои? Своих у Обра на этом свете не было.

Правда, тут его считали героем, хлопали по спине, радостно ржали, вспоминая, как он свалил здоровяка-наемника и едва не подвернулся под кулак расходившегося Мокши.

Краем глаза он успел заметить, как дурочку уводят с поляны под строгим конвоем. Один белобрысый ребенок держится за юбку, другой вскарабкался на закорки. Слева прямая, как жердь, тетка Костылиха, справа незнакомый мужик средних лет, широкий, как сарай, и тоже с ребенком на руках. Видно, тот самый сосед.

* * *

На поляне вновь разгорелись костры, бабы достали угощение, из кустов выкатили пузатый бочонок, заходили кружки. Хорт тоже пригубил в надежде, что проклятые ребра и слегка свернутая челюсть будут болеть поменьше. Бражка оказалась не такой уж противной, да и боль отпустила. Можно бы принять и по второй, но он удержался. Никаких своих у него здесь нет. Кругом чужие, и забывать об этом нельзя.

Заиграла сиплая дудка, девки потянулись, завели хоровод. Скоро плясали все, у кого была охота и достаточно трезвая, чтоб управлять веселыми ногами, голова. Обр и пикнуть не успел, как его тоже втащили в круг.

Через час последыш Хорта начал думать, что усольские бабы знали, о чем говорят. Должно быть, он и вправду смазливый. Ни разбойничья рожа, ни волчья повадка, ни распухшая нижняя челюсть здешних девок нисколько не пугали. Обра то и дело выбирали в «Золотых воротах», норовили задеть плечом, прижимались мягким боком. Пересмеивались, поглядывали со значением. Вначале он слегка удивился, но потом решил, что это ему, пожалуй, нравится. Особенно Верка в тонкой рубахе с кружевными прошвами, сквозь которые просвечивали круглые сдобные плечи.

Танцевать Хорт сроду не умел, но послушное тело быстро переняло все, что надо, и скоро он вертел девок не хуже других. Не труднее, чем шестом махать. Правда, каждая опускала глазки и спрашивала, кем ему приходится Нюська. Обра так и подмывало брякнуть: «Женой. Скоро девочка родится, Федей назовем». Но он сдерживался. Выдавать себя из-за таких пустяков было бы глупо. Поэтому всем подряд он нудно твердил одно и то же: «Соседка – с детства знаю – подрядился в город отвезти – унесло в море – едва не потонули». Девки хихикали, делали вид, что не верят.

В конце концов, от всего этого ему стало не по себе. И хихиканье, и томные взгляды, и Верка, вившаяся возле него, как муха у меда, показались чем-то вроде сладковато-липкого, вязкого болота. И приятно вроде, а дух замирает, знаешь ведь, что тонешь.

Хорт не выдержал и сбежал к костру. Здесь, среди пьяных парней, которые, пересмеиваясь, подкалывая друг друга, травили байки, было привычнее, спокойнее. Ну, в точности, как в Укрывище. И разговоры почти те же самые.

Разобрали по статьям девок, потом привязались к младшему Шатуну, поминая какую-то Дуньку Корягу. Тот отбрехивался, краснел и надувался, но, к изумлению Обра, в драку не лез. В Укрывище после таких слов давно бы уже схватились за ножи, а здесь ничего. Никто даже с места не сдвинулся. Никто не мешал глядеть на бледное пламя, тянувшееся к зеленоватому беззвездному небу, слушать вполуха или не слушать вовсе.