Читать книгу Звездный любовник - Мария Жукова-Гладкова - Страница 8

В машине шефа я сразу же сказала ему про романы двух писательниц. Он тихо выматерился себе под нос и велел мне:

– Лерке звони. А я сейчас Леньку наберу.

Вскоре мы уже сидели в квартире Левицких с двумя обалдевшими супругами.

– Я не убивала, – шептала Валерия побелевшими губами. – Зачем мне его убивать?

– Может, изъять роман из продажи? – предложил шеф.

– Да тираж уже разошелся! – рявкнул Левицкий. – Издательство за свой счет допечатку заказало! Какого лешего ты эти лепестки роз придумала?! – заорал нефтяник на жену. – По ним же тебя опознать могут! Кому-то в голову придет…

– В таком случае скорее подумают на Алену Родионову, – перебила я. – Бюст Ленина – более яркая и запоминающаяся деталь. И кастрация. То есть все ближе к роману Алены, а не Валерии. От Валерии – лепестки и нож в груди.

– Вовка, кто мог его кокнуть? – схватился за голову Левицкий.

– А я откуда знаю? – ответил вопросом на вопрос шеф. – По нефтяным делам точно не могли? Может, кто-то профессионала нанял, который все обставил таким своеобразным образом?

– Профессионал бы в другой квартире обставил, – высказал свое мнение Левицкий. – И не было у него проблем по работе. Нет, это кто-то из баб.

– Но Петр всегда был щедр с женщинами. Со всеми нормально расставался, никого не обижал.

– Одна вполне могла посчитать себя обиженной, – возразили мы с Валерией почти одновременно.

– И где искать эту бабу?! – снова схватился за голову Левицкий. – Кто может знать, с кем он встречался в последнее время?

Валерия объявила, что завтра позвонит знакомым в модельных агентствах – Петр же предпочитал вполне определенный типаж. Также нужно узнать в актерских кругах и в мире шоу-бизнеса. Тогда Левицкий заявил, что возьмет на себя кинош-ников, шефу остался шоу-бизнес. Как я поняла, они сами решили искать преступника. Во-первых, погиб их друг, во-вторых, следовало спасать Валерию, пока на нее не навесили убийство.

Но, по-моему, для начала следовало все-таки разобраться с тремя алкоголиками. Только я не знала, как их искать. Бабу Варю на завтра вызвали составлять фотороботы, но что они дадут? Может, что-то подскажут отпечатки пальцев – если они пригодны для опознания и если кто-то из тех трех мужиков побывал в местах не столь отдаленных. А если нет?

* * *

В судмедэкспертизе трупом Рыжикова занялись вне очереди. Не знаю уж, по указанию органов или друзья из нефтяных кругов подмазали кого следовало. Вскрытие показало поразительную вещь. Причиной смерти была остановка сердца, вызванная каким-то редким ядом, который обычными методами определить не смогли. Можно только сказать, что растительного происхождения. Не химия. К тому же следов яда уже осталось очень мало. Частично он уже то ли вышел из организма, то ли распался на составляющие. Да и экспертиза запоздала. Вот если бы труп попал на стол сразу… Удар по голове бюстом Ленина никак не мог быть смертельным – не туда, так сказать, били. Более того, патологоанатом считал, что он нанесен после смерти потерпевшего. Нож тоже втыкали после смерти. И часть организма отрезали также после смерти. Поэтому и крови так мало. То есть убийца пришел уже после того, как Рыжиков умер, и обставил сцену. Вероятно, он же забрал одежду.

– Зачем было забирать одежду? – спросила я у шефа, который рассказал мне о результатах экспертизы.

– Рвотные массы – это улика: по ним можно многое определить. Ведь в них обязательно содержится определенный процент яда. Ты же слышала: по тем остаткам яда в организме, которые нашли, скорее всего никогда не определят, какой использовался яд. Даже если мы оплатим все возможные исследования. А если бы остались рвотные массы, шанс на успешную экспертизу значительно увеличился бы. Жалко Петьку…

Также шеф сообщил, что из компьютера был удален жесткий диск, и к Интернету его никогда не подключали.

Шеф велел мне сопровождать его на похороны и держать там глаза и уши открытыми. Шеф на пару с Леонидом Левицким собиралась нанимать профессионалов, чтобы вели съемку и засняли всех, кто придет. Как выяснилось на месте, органы тоже вели съемку. Были и журналисты всех мастей. Ни Валерия, ни Алена не появились. Валерии «светиться» запретил муж. Почему отсутствовала Алена – не знаю. Возможно, по тем же причинам.

Дам было много – и помоложе, и постарше, то есть и действующие модели, певички и актрисочки, и уже сошедшие с подиума и подмостков. Как будто мы присутствовали на выездной сессии какого-нибудь агентства… Все рыдали. Я гадала, прыгнет кто-то в выкопанную могилу или не прыгнет. А может, они там драку устроят? В особенности, раз работает несколько камер – драки-то, как неоднократно показывала практика, сильно повышают рейтинг и соответственно гонорары. Вдова была в темных очках, ее поддерживал незнакомый мне мужчина. Создавалось впечатление отрешенности от действительности, Ирина словно была не здесь. К моему удивлению, покойника в лоб не целовала, на него не падала, только коснулась рукой лба, поддерживаемая все тем же мужчиной. Он быстро отвел ее в сторону, уступив место другим.

Шеф сказал, что у Петра остались сын и дочь от Ирины и вроде бы имелся еще один незаконнорожденный ребенок, но шеф про него ничего сказать не мог. Общему сыну с Ириной было семнадцать лет, юноша учится в Англии, поэтому, возможно, не успел или просто не смог прилететь в Петербург на похороны отца. Дочери – двенадцать. Взяла бы я двенадцатилетнего ребенка на похороны отца (хотя моему четырнадцать)? Не знаю. Может, девочка впечатлительная. А может, Ирина догадывалась, что соберется целый отряд бывших папиных возлюбленных. Кто знает, что они устроят…

Я не рыдала, хотя мне, конечно, было жаль Петра, талантливого писателя. Осматривая собравшихся на прощание, я в какой-то момент просто застыла столбом. Потому что узнала в толпе своего бывшего мужа. Только он был чисто выбрит и коротко подстрижен. Честно скажу: Ванька – последний человек, которого я ожидала увидеть на похоронах нефтяного короля.

Мы с ним вместе учились в университете на филологическом факультете. Парней у нас было мало, но и спрос на них тоже был небольшой. В советские времена на филфаке часто искали жен обеспеченные мужчины и их сыновья, планировавшие дипломатическую или офицерскую карьеру. Статус супруги офицера в советские времена считался очень неплохим и почетным, и многие девочки к этому стремились. Тем более что после русского отделения филфака вполне можно было работать в школе, а уж школы имелись во всех местах, куда отправляли молодых офицеров.

Но у меня начался роман с поэтом Ванькой. Я была романтически настроенной девушкой, жаждала любви, прогулок под луной и поэзии. С ним стихи мне были обеспечены, и в большом количестве. Ванька на самом деле писал тогда хорошие стихи о любви. Теперь, правда, перешел на похабно-эротические частушки, которые наш общий сын обнаружил в Интернете. Мы с ребенком убедились, что их кропает наш папа-поэт, поскольку он обычно рядом размещает фотографию. На той фотографии он в своем обычном виде – с нечесаной бородой, из которой любил доставать крошки наш попугай, и с длинными патлами.

Прожили мы с Ванькой три года, потом мое терпение лопнуло, и я его выгнала. Он не желал зарабатывать деньги и требовал постоянного восхищения своей гениальностью, к тому же стал пить. Говорил, что на Руси все гении всегда пили. Спал супруг обычно до двенадцати, а то и до двух, потом похмелялся и шатался по квартире, мешая моим родителям, которые сидели с ребенком и занимались хозяйством, пока я зарабатывала деньги на всю семью. Вечером начинал творить и творил часов до трех. Иногда выезжал в издательства и на встречи с другими поэтами. А среди ночи звонил и просил его забрать, так как он «неадекватен».

После очередного выезда на встречу с другими гениями я собрала нехитрый Ванькин скарб (к одежде он был абсолютно равнодушен и ел все, что дают) и отвезла к его маме, пояснив, что я в своем доме поэта больше терпеть не намерена. Мы выпили чаю, свекровь тяжело повздыхала и призналась, что ожидала этого гораздо раньше. У меня еще оказалось ангельское терпение. Ванькин отец тоже был поэтом, так что она очень хорошо представляла, что за жизнь у меня была.

Мы периодически с матерью перезваниваемся. Когда она лежала в больнице, к ней ездили я и моя мама. Ванька был то ли в запое, то ли в творческом кризисе, что, в принципе, одно и то же. Кстати, его отец во время одного такого кризиса замерз под забором.

После нашего развода Ванька продолжал писать стихи. Иногда матери удавалось пристроить его на работу – дворником или сторожем, но его отовсюду выгоняли. Как я понимала, они жили на ее пенсию. Не представляю, как на нее можно жить. Как я уже упоминала, на сына Ванька никогда не давал ничего, да я и не рассчитывала ни на что. Свекровь во время наших редких встреч всегда говорила, чтобы я следила за сыном. Не дай бог, начнет стихи писать! Но сын увлекся компьютерами и никаких творческих наклонностей не демонстрировал. Желания общаться с папой тоже не высказывал – отца в своей жизни он видел только пьяным и с трудом ворочающим языком, да и то лишь для того, чтобы прочитать что-то из своих гениальных творений. После последнего папиного визита, когда тот упал сразу же при входе в нашу квартиру, оставив ноги на лестничной клетке, сын спросил, можем ли мы обойтись без его визитов. Как я догадываюсь, еще и бабушка с дедушкой проводили соответствующую работу в мое отсутствие. Конечно, парню нужен мужчина рядом, который стал бы им заниматься… Но где такого взять? Не поэта, не писателя и не политика? Слава богу, у нас есть нормальный дедушка. Но, наверное, дедушки мало… Я часто чувствовала себя виноватой перед сыном, однако, с другой стороны, понимала, что лучше никакого папы, чем такой, как наш.

Но на похоронах Рыжикова Ванька предстал передо мной совсем в другом облике… Не знаю, что должно было случиться, чтобы он привел себя в презентабельный вид. Сейчас бывший супруг походил на себя двадцатилетней давности, то есть во времена обучения в университете. Тогда он еще не носил бороду и не отрастил патлы. Вот только лицо теперь несло на себе отпечаток дружбы с зеленым змием. По-моему, тут не смогли бы помочь даже самые дорогие косметические процедуры, по части которых я стала большой специалисткой (теоретически). В общем, меня разбирало любопытство.

Я начала тихонечко продвигаться в направлении бывшего мужа.

Он явно пришел на похороны один и никого из собравшейся толпы не знал. Красотки в черном его не интересовали. Женщины никогда не являлись Ванькиной страстью. Его интересовали пьянки в кругу себе подобных (в смысле, поэтов). Насколько я знала, у всех Ванькиных друзей с женщинами были проблемы. Всех гениев рано или поздно выгоняли из дома (чаще – рано). Да и женщины им требовались лишь для того, чтобы приготовить поесть, постирать и послушать очередное творение. Я подозревала, что как мужчина Ванька уже ни на что не способен.

Я встала метрах в трех сбоку, чтобы наблюдать за его лицом. Он в самом деле переживал! Когда опускали гроб, у него на глаза навернулись слезы. Может, Петр Рыжиков спонсировал выпуск каких-нибудь Ванькиных стихов?

Я не собиралась ехать на поминки, да меня туда никто и не приглашал, поэтому решила проследить за Ванькой. Он с кладбища отправился на обычный городской автобус. Я быстро позвонила по мобильному шефу, тот сказал, что ему сейчас не до меня, и оставлял все на мое усмотрение. «На мое усмотрение» было поговорить с бывшим мужем.

Я подошла к нему на остановке.

– Карина, а ты здесь откуда? – поразился бывший. Он был почти трезв!

– Оттуда же, откуда и ты, – ответила я.

– А ты кого хоронила?

– Я была на похоронах Петра Рыжикова, как и ты, Ваня. Только мне интересно, откуда ты его знаешь. Кстати, хорошо выглядишь. Давно сменил имидж?

Ваньке явно было очень неуютно.

– Ты знаешь, что Рыжикова убили? – продолжала допрос я.

Ванька кивнул.

– Он издавал твои стихи?

– Нет, Карина, он издавал свои книги. То есть их издавало издательство. Причем ему не требовалось это делать за свой счет, они прекрасно продавались. И я не знаю, что нам теперь делать. То есть мы все не знаем.

На глаза Ваньки снова навернулись слезы. Настоящие слезы! У него было горе. Только я пока не понимала, что он мне только что хотел сказать.

– Ваня, какие у тебя были отношения с Рыжиковым?

– Какие могут быть отношения между рабом и хозяином? Но он был хорошим хозяином… И другого-то все равно нет!

– Ваня, ты хочешь сказать, что писал книги за Рыжикова?

– Мы втроем писали, – откровенно всхлипнул бывший. – Славку Спиридонова помнишь? На восточном факультете учился, арабист. А Андрея ты не знаешь.

Как пояснил бывший, все романы, которые вышли под именем Петра Рыжикова, кропали он сам и эти Славка с Андреем. Мой бывший муж писал любовную линию и постельные сцены, поскольку был специалистом по романтике, неизвестный мне Андрей, успевший два года поработать в милиции, ваял криминальную линию, а Славка Спиридонов вставлял восточный колорит – во всех романах Рыжикова появлялись какие-то арабы, и герои часто отправлялись на арабский Восток, где Спиридонов успел побывать в качестве военного переводчика.

– И Рыжиков снимал для вас квартиру?

– Нет, селил в свою.

– Ты хочешь сказать, что та однокомнатная квартира в Купчине, в которой его нашли…

Бывший кивнул и снова всхлипнул.

– Карина, помоги! Мне на самом деле не к кому обратиться. Ты для меня – родной человек. Мама уже старенькая, ну и сама понимаешь…

– А Славка с Андреем сейчас где?

– В запое, – как само собой разумеющееся сообщил бывший.

– А как так получилось, что ты сейчас… почти трезв?

– Так похороны же, Карина! Это святое. И кто-то от нас должен был пойти.

– Ты давно бреешься?

– Вчера побрился. Вон видишь, порезался в нескольких местах с непривычки. Славкина жена меня подстригла. Мама очень радовалась, что я наконец решился.

– Но ты так сделал, чтобы тебя соседи из того дома не узнали? Например, баба Варя?

– Ты с ней знакома?!

– Вот что, Ваня, нам нужно очень многое обсудить. Поехали ко мне.

– А… нальешь? Надо бы Петра помянуть…

– Налью после того, как расскажешь все, что знаешь.

– Расскажу, – обещал бывший.