Читать книгу Фонарщик - Мария Камминз - Страница 15

Глава XIII
Радость и горе

Оглавление

Однажды декабрьским вечером (это была третья зима, которую Герти проводила у Трумана Флинта) вошел Вилли с французскими книгами под мышкой. После обычного приветствия он воскликнул, бросив словарь и грамматику на стол:

– Герти, прежде чем сесть заниматься, я должен рассказать тебе самую смешную историю в мире. Это приключилось со мной сегодня. Я так хохотал дома, когда рассказывал маме!

– Я слышала, как вы смеялись, – ответила Герти, – и если бы я не была так занята, то непременно прибежала бы послушать. Ну, рассказывай скорей!

– А вот что, – начал Вилли. – Вы, вероятно, заметили, как утром все покрылось льдом. А как блестело! Когда солнечные лучи упали на большой вяз против нашей аптеки, мне казалось, что ничего красивее я в жизни не видал. Но это к рассказу не относится, разве только то, что тротуары были, как и все остальное, просто ослепительны.

– Я знаю, – прервала Герти, – я упала, когда шла в школу.

– Больно ударилась?

– Нет. Что же было дальше?

– Часов около одиннадцати стою я у дверей магазина и смотрю на прохожих и вдруг вижу: идет по улице самая смешная особа, какую только можно себе представить. Надо тебе сказать, на ней было что-то вроде платья, шелковое или атласное, черное, узкое-преузкое и отделанное рыжеватыми кружевами, которые некогда были, вероятно, черными, а теперь утратили цвет. Еще на ней был серый плащ, тоже шелковый; ты, вероятно, подумала бы, что он времен Ноева ковчега. Шляпу описать нельзя. Я могу только сказать, что она была вдвое больше всякой другой дамской шляпы, а к ней была привязана вуаль, которая спускалась чуть не до пят. Но замечательнее всего были очки. Я не видел ничего огромнее и ужаснее! Кроме того, она несла рабочий мешок, черный, шелковый, на котором были зигзагами нашиты лоскутки всевозможных цветов; носовой платок был пристегнут к мешку булавкой; и в такое время года, подумай только, на шнурочке болтался огромный веер из перьев, а в довершение всего – большой журнал, завязанный в платок! Боже! Я не могу без смеха вспомнить и половины того, что она несла, все это было пристегнуто большими желтыми булавками и общей кучей висело на левой руке вокруг мешка. И все-таки платье было в ней не самое смешное. Надо было видеть ее походку! Она казалась старой и слабой, и видно было, что ей очень трудно держаться на гололедице; несмотря на это на лице сияла такая улыбочка!.. Герти, жаль, что ты ее не видела, а то смеялась бы до сих пор.

– Какая-нибудь несчастная безумная? – спросил Тру.

– Нет, нет, – ответил Вилли, – просто большая оригиналка, но, я думаю, не сумасшедшая. Как раз напротив аптеки она поскользнулась и во весь рост растянулась на тротуаре. Я бросился к ней, испугавшись, что такое падение может убить это бедное маленькое создание. Мистер Брэй и какой-то покупатель выбежали за мной. Сначала она растерялась; мы перенесли ее в аптеку, и она через минуту-другую пришла в себя. Вы сказали «сумасшедшая», дядя Тру? О, ничего подобного! Она все прекрасно понимает, ручаюсь вам. Как только она открыла глаза и сообразила, что случилось, она стала искать свой рабочий мешок с его принадлежностями; все пересчитала, чтобы убедиться, что ничего не пропало, и с довольным видом покачала головой. Хороша сумасшедшая! Мистер Брэй налил в стакан укрепляющего и преподнес ей. Все грациозные ужимки и гримаски вернулись к ней, и когда мистер Брэй предложил старушке выпить, она отступила немного, сделав старинный реверанс, и вытянула вперед руки, чтобы выразить ужас, который внушало ей подобное предложение. Господин, который переносил даму, улыбнулся и сказал, что это ей не повредит. Тогда она быстро обернулась к нему, сделала еще один реверанс и ответила надорванным голосом: «Можете ли вы, сударь, честным словом благородного человека заверить меня, что это не опьяняющее лекарство?» Он с большим трудом удержался от смеха, но сказал ей, что она может быть спокойна. «В таком случае я рискну принять это питье, – милостиво согласилась дама, – оно довольно ароматно». Ей, видно, понравился также и вкус, потому что она выпила все до последней капли и поставила стакан.

Она уже оправилась и собиралась идти дальше, но ей было очень опасно идти одной по такой гололедице. Мистер Брэй, вероятно, был того же мнения, потому что он спросил, куда она идет. Она ответила, что шла в гости к госпоже такой-то, которая живет около бульвара. Я тронул за руку мистера Брэя и тихо сказал ему, что если он может минутку обойтись без меня, я пойду проводить ее. Он ответил, что я ему не понадоблюсь раньше, чем через час. Я предложил даме руку и сказал, что буду очень рад проводить ее. Надо было видеть ее в этот момент! Однако она взяла меня под руку, и мы отправились в путь. Наверное, мистер Брэй и другой господин очень смеялись, глядя на нас; но мне было жаль пожилую даму, и я не хотел, чтобы она упала еще раз. Все встречные останавливались и глядели на нас: мы были смешной парой. Она не только оперлась на мою руку, но ухватилась за нее обеими руками, так что я тащил ее, как корзину. Мне интересно было узнать, кто она такая.

– Ты знаешь, как ее зовут? – спросила Герти.

– Нет, – ответил Вилли, – она не захотела мне сказать. Я спросил ее, но она дребезжащим голоском ответила мне (тут Вилли расхохотался), что это тайна и что настоящий рыцарь должен сам узнать имя своей прекрасной дамы. О! Это было комичное приключение! Я спросил, сколько ей лет. Мама находит, что это было невежливо, но как бы там ни было, это единственная невежливость, которую я позволил себе, и дама сама могла бы это подтвердить.

– Сколько же ей лет?

– Шестнадцать!

– Да что ты, Вилли!

– Так, по крайней мере, она мне сказала! А верный и вежливый рыцарь должен верить своей красавице.

– Бедняжка! – сказал Тру. – Она, должно быть, впала в детство.

– Да нисколько, дядя Тру, – возразил Вилли. – Конечно, иногда, слушая ее бессмыслицы, можно предположить такое; но потом она начинает говорить вполне разумно. Она сказала, что премного мне обязана за внимание, которое я оказал ей, старой женщине. Придя на улицу Бэкона, мы встретили целый пансион молодых девушек, красивых, юных. Как только она издали их заметила, то решила, что я покину ее и пойду с ними. Но она затаила месть! И счастье для меня, что у меня не было подобного намерения, потому что это невозможно было бы выполнить. Некоторые останавливались и смотрели на нас с любопытством. Меня это нисколько не беспокоило, но дама думала, что мне это очень неприятно, и когда мы миновали девушек, она похвалила меня за мою «благосклонность» – это оказалось ее любимым выражением.

Вилли остановился, чтобы передохнуть. Тру похлопал его по плечу.

– Хороший мальчик, Вилли! – воскликнул он. – Славный парень! Он всегда уважает старость. Это очень хорошо, хотя твой дед уверяет, что теперь это уже не в моде.

– Я не знаю моды, дядя Тру, но мне всегда казалось, что любой человек обязан помочь пожилой леди, поскользнувшейся на льду…

– Вилли ко всем внимателен, – заметила Герти.

– Вилли герой, – смеясь, прибавил Тру. – Или же таким его представляют себе друзья…

– Я склоняюсь ко второму предположению. Но, Герти, нас ждет Карл XII, и надо заниматься. Может быть, такой случай еще не скоро представится, потому что мистер Брэй не совсем здоров сегодня; его лихорадит, и я обещал прийти в аптеку завтра после обеда. Если он расхворается, у меня будет слишком много дел, и я не смогу приходить домой.

– О! Будем надеяться, что мистер Брэй поправится! – в один голос сказали Тру и Герти.

– Это такой милый человек! – продолжал Тру.

– Он так добр к тебе, Вилли, – подхватила Герти.

Вилли тоже надеялся, что это было лишь легкое недомогание, но его надежда сменилась страхом, когда на следующий день он узнал, что хозяин не может подняться с постели и доктор нашел тревожные признаки.

Разыгрался тиф, и через несколько дней добрый аптекарь умер. Смерть мистера Брэя была для Вилли столь же ужасным, сколь и неожиданным ударом. Сначала он не понял всех ее последствий для своей судьбы, но вскоре аптека была закрыта, и вдова поспешила продать ее, чтобы как можно скорее уехать в деревню.

Таким образом, Вилли остался без места и, что еще хуже, без помощи и хорошей рекомендации мистера Брэя.

Он неплохо зарабатывал в последнее время и существенно помогал матери и деду, который теперь мог позволить себе немного отдохнуть. Мысль быть им в тягость хотя бы один день была нестерпима для мальчика с таким независимым и энергичным характером, как у Вилли, и он активно стал искать новое место.

Сперва, конечно, он обратился к другим аптекарям; но никому из них мальчик не был нужен. Целый день пропал даром; Вилли вернулся домой очень усталый.

Ну что ж! Если он не может заняться прежним делом, он возьмется за другое.

Но за что? Это был непростой вопрос. Вилли долго говорил с матерью. Она считала, что способности и образование позволяют ее сыну занять место, по крайней мере, не ниже того, которое он потерял.

Вилли думал так же, хотя и не был о себе такого уж высокого мнения. Однако если не будет того, чего ему хотелось бы, он готов взяться за что угодно.

Он вновь принялся за поиски, но у него не было рекомендаций и, соответственно, надежды на доверие к незнакомому столь молодому человеку.

Его попытки были безуспешны, и он приходил с каждым днем все более мрачным и удрученным. После каждой не удачи ему все тяжелее было видеть мать и деда. Озабоченное лицо матери обращалось к нему с такой надеждой, что он не решался огорчать ее рассказом о новых неудачах; дед же был уверен, что он ничего никогда не найдет, и Вилли мучило, что он не может доказать обратного. Через пару недель миссис Салливан перестала спрашивать сына о результатах его поисков, поняв, что эти расспросы мучительны для него, и ждала, пока он сам ей расскажет.

А бедный Вилли предпринял столько бесполезных попыток и получил столько оскорбительных отказов, сколько его бедная мать даже не могла себе представить…

Фонарщик

Подняться наверх