Читать книгу Не забудь меня похоронить - Мария Кейль - Страница 4

Славка

Я хотел свалить после уроков пораньше, но, к несчастью, столкнулся со школьной психушкой. В смысле психологом. Психологией… Как это правильно назвать?

Она профессионально оттеснила меня от компании одноклассников и поправила очки в металлической оправе:

– Всеволод Ефимов? – Меня передернуло от полного имени. Чёрт, эта дама так просто не отстанет.

– Ничего, приедешь к нам на следующей электричке, – заботливо произнёс Димка, – только гитару дай сразу.

– Пошел ты! Хрен тебе, а не гитара без меня!

Я с сожалением смотрел, как одноклассники уходят.

– Ненадолго вас задержу, Слава, – произнесла Валерия Антоновна. Но мне было всё равно. Во-первых, надолго или нет – неважно, я всё равно опаздывал. Во-вторых, я знал, что до меня ей дела не было. И действительно:

– Как Кирилл поживает? Он не хотел бы зайти на консультацию?

– Да я откуда знаю! Возьмите и позвоните ему!

Она поджала губы. Мимо нас пробежали пятиклассники.

– Он не отвечает на звонки. Вот вам, Всеволод, уже четырнадцать, ваш брат зимой будет уже совершеннолетним, а ведёте себя как дети.

– Да что вам надо-то?

– Хочу помочь вам. Знаете, ведь слуховые галлюцинации могут быть признаком неких расстройств, а кое-какие из них передаются по наследству…

– Я не псих! И брат мой тоже!

С ума сойти, я Рельсу защищаю. Мы, может, и оба психи, но явно не в том смысле, что эта дама имеет в виду. Да и вообще, я думал, когда Кирилл уйдёт из школы в колледж, мне станет легче. Хрен. Мадама, перебирая крупные янтарные бусы на шее, продолжала:

– …и да, это достаточно редкий случай. При общей адекватности. Надо изучить… Я попрошу классного руководителя обратить на вас внимание…

Вот этого я уже стерпеть не мог. Выставлять меня психом перед своими – ну уж нет. Тем более в этом году появился кое-кто особенный. Особенная.

– Держите, – я взял у психологини смартфон, быстро набрал по памяти номер телефона и тут же сбросил. – Это его второй номер, только от меня отстаньте.

Я сбежал по ступенькам, пока женщина довольно вбивала имя в адресную книгу. Совесть меня не мучила. Это был номер мамы. Заикнись эта овца ей про то, что брат спятил – мама ей быстро чакры прочистит.

Пусть разбираются, меня электричка ждать не будет. Я спешил.

В поезде я отбивал ритм ногой в ожидании встречи.

Естественно, все начали без меня. Но поприветствовать не забыли.

– Что Валерка от тебя хотела? А, Слав?

Я скинул рюкзак, пожал плечами и принялся расчехлять гитару.

– Да как обычно, Кирилла забыть не может.

Осенний ветер медленно сыпал листьями с деревьев, иногда закидывая их в костёр и раздувая пламя. За лесополосой был слышен гул машин и изредка пробегавших электричек. Вроде и не глушь, но спокойно. Мы собрались здесь не первый раз, но сегодня в нашей компании было пополнение. Девушка рядом восторженно смотрела на Димку. Он играл на гитаре – гитаре, которую принёс я, что-то отвратно попсовое. Взяв последний аккорд, он улыбнулся Алисе и предложил:

– Слушай, давай я сыграю для тебя, а ты споёшь?

Она смутилась.

– Нет, я…

Димона я знал отлично. Он не слезет и не отстанет, и внимания не обратит, что новой однокласснице почему-то не хочется петь, и она не кокетничает.

– Так, Димка, гони гитару.

– Если будешь дропать рэп, то я врублю колонку.

– Пошёл ты, – обычная для нас перебранка. Рэп не единственное, что было в моей голове: я знал наизусть кучу рок-баллад и терпеть их не мог. Рельса задолбал, я нафиг не понимал, как можно слушать такую хтонь и не знать смысла. А русский олдскул в его репертуаре был таким же заунывным, как роман Достоевского. Так что рурэп я слушал со смаком и удовольствием – там был бодрый ритм и понятные тексты. Димка так и не отдал гитару, начал играть – явно, чтоб зацепить Алису. Романтическое старьё, которое я, по идее, знать не должен, потому что у меня в плейлисте – Нойз, Окси и 25/17. Ха, вот знали бы они, сколько раз мне приходилось сидеть с Рельсой в воскреске на его репетициях и слушать именно это старьё.

– Давай гитару, Дим, это я и сам могу.

– Да что ты? Речитативом, а?

– Иди в жопу, – я взял перебор и начал петь.

«Дыхание… я слушаю наше дыхание…»

Алиса едва шевелила губами, беззвучно подпевая. Это была победа.

Стоило взять последний аккорд, как телефон в кармане заорал «Лёд» от 25/17. Я не глядя сбросил звонок. Телефон загудел снова, пришлось встать и отойти от костра.

– Адвокат?

– Отвали, Рельса, ты мне не отец, – спорить с братом было бесполезно, потому как хоть я и носил прозвище Адвоката, но руки словами выворачивать умел он. Даром что говорил всегда мало.

– Я не отец. Электричка от вас идёт через четверть часа.

Кир бросил трубку. За кадром повисла фраза «Не расстраивай мать». Зараза. На себя бы посмотрел! Когда-нибудь я ему скажу всё, что думаю про отключённые телефоны и непринятые звонки.

Вот же нафиг! Я подошёл к компании.

– Сорян, парни. Мне надо домой.

– Что, брат заставит Библию читать? – Димон заржал. Мы раньше с ним неплохо уживались, пока в этом году к нам не перевелась Алиса. Немного питерской загадочности, немного хитринки в светло-карих глазах. Мягкие волнистые локоны с цветными прядями и чёлка набок. Не девушка, а мечта. А за мечту кто-то готов и против друга беспощадно шутить.

– Мне тоже пора, – Алиса встала. – Слав, проводишь до станции?

– Ну блин… – Лёха вздохнул, – Адвокат, может, гитару оставишь?

– Не-а. Знаешь же, что она не моя, – я усмехнулся и застегнул чехол.

Электрички ходили часто – лесополоса, где мы любили собираться, располагалась по другую сторону от большого дачного посёлка. Так что мы молча шли по широкой грунтовке. Хотелось проявить чудеса остроумия, но не знал, с чего начать разговор. «Ты ж Адвокат, трындишь как дышишь», – сказал я себе, но это не помогло. А между тем станция становилась всё ближе.

– Жалко, дольше посидеть не удалось, – грустно произнесла Алиса. Я показал на высокие мигающие огни невдалеке:

– Здесь вышку подключили в августе, а до этого сеть не ловила и было проще.

Хотя ни черта не проще. Если брат не дозвонился, то могло начаться всякое. Например, у меня сводило живот от тревоги. То ли брат молился, то ли проклинал. Понятия не имею, как это работало и почему у него ничего не ёкало и не болело, когда я до него дозвониться не мог.

– Ага, то есть это вышка во всём виновата? А причём здесь Библия?

Она, кажется, почувствовала, что вопрос неприятный, поэтому тут же добавила:

– Можешь не отвечать, если это что-то личное.

– Да нет, почему, – я пожал плечами. – Мой старший брат верующий и готовится в семинарию поступать.

– Ого, – в голосе Алисы сквозило удивление. – Интересно было бы познакомиться. Мне казалось всегда, что священники жуткие, все  в чёрном и ходят такие: «Бу-бу-бу, надо молиться, мир греховен, бу-бу-бу».

Я пытался удержаться, но слишком живо представил повзрослевшего брата в образе пузатого попа, махающего лампадкой и говорящего «бу-бу-бу». Надо попросить кого-нибудь зафотошопить и ради прикола подарить Рельсе.

– Не, Кир не такой, он и потусить раньше любил, даже в группе играл в седьмом классе. Это его гитара вообще-то. Ну, он просто серьёзный. С детства такой был. И рассудительный. Иногда странный. Я как-то привык. Ну, вон Лёха в НЛО верит, но почему-то его так не стебут.

– Это точно, – Алиса улыбнулась.

Про себя я отметил, что Рельса и правда всегда в чёрном. Рубашки, футболки, джинсы – даже труселя и то всегда чёрные. Просто один цвет. Готовится к рясе? Ой, да пофиг. Тут девушка мечты рядом, а я про братские труселя думаю.

Мы дошли до станции. Я посмотрел на экран телефона – до электрички оставалась ещё пара минут. Алиса проследила мой взгляд, и пришлось спрятать смартфон в карман – неловко стало за свой дешёвый «Самсунг», у неё-то «яблоко» последней модели.

– Ну ладно, раз мы секретничаем, то расскажи тоже какой-нибудь свой секрет.

Она задумалась.

– Что тебе рассказать… о, этого точно никто из друзей не знает, – она поднесла палец к губам, показывая, что это тайна, и говорить никому нельзя, – мама с детства звала меня Рысёнок и до сих пор зовёт Рысью, мол, такая же внезапная неприручаемая кошатина. Я в детстве облазила все деревья во дворе. Хочу ходить в походы и вести блог, только мама против.

– Почему?

– Потому что это неправильно. И вообще, будет мне восемнадцать, и тогда делай что хочешь. Она бы заперла меня и заставила бы читать учебник физики. Или экономики. Или что-нибудь про внезапные смерти и патологоанатомов. Блогеров и экстремальный спорт она не любит одинаково. У меня даже в социальной сети ничего нет, – она поджала губы, – так, только ленту смотреть и в личку друзьям писать. Ну и там чай-кофе-книжки иногда сфоткать.

– Жуть. Дай ссылку?

На самом деле я нашёл её профиль ещё в первый день, только не подписался, а просто заходил время от времени.

– Не бойся, я ничего плохого писать не буду, так что мама не отругает.

– Да нет, она просто переживает, вдруг я в плохую компанию попаду. Она, наверное, как твой брат. Очень серьёзная, но не верит ни во что. Меня только старшая сестра поддерживает. Она классная.

Гул подъезжающей электрички прервал неловкую паузу, и мы вошли в полупустой вагон. Алиса села рядом. Мы молчали, пристально разглядывая друг друга, пока поезд не тронулся. А потом я решил продолжить разговор, который мы начали на станции.

– А отец у тебя…

– Нет его. Никогда не знала, – она ответила резко, – видимо, это была не та тема, которую хотелось бы обсуждать.

– Прости, – я умолк и взял её за руку. – Просто я тоже без отца. Он ушёл от нас к другой женщине четыре года назад, а спустя год погиб в автокатастрофе.

Не знаю, зачем я это сказал. Такое не говорят просто так, но почему-то с Алисой хотелось поделиться. Хотелось, чтоб она поняла.

Девушка протянула руку.

– Дай телефон. Давай, не стесняйся. Даже у нас в Питере не все понтуются, так что не парься. В телефоне что главное? Чтоб поговорить можно было. – Я протянул ей смартфон, и она вбила свой номер, коснулась губами моей щеки и прошептала:

– Мой самый главный секрет – я ужасно пою. Так что спасибо, что выручил.

Подмигнула и убежала прочь в открывшиеся двери электрички на своей станции.

Через минуту от неё прилетело сообщение: «Кстати, ты обещал познакомить меня с семьёй. Жду встречи». После букв – две строчки смайликов.

***

В квартире было светло, играла Перукуа и пахло благовониями.

– Мам, я дома!

Она не ответила сразу, я разулся и прошёл в зал. Мама сидела со скрещёнными ногами и не мигая смотрела на огонёк свечи. И встала, лишь когда от движения воздуха погасла свеча.

– Я рада, что ты пришёл. Ужин на столе.

– Кир разве не тут?

Мама покачала головой. Понятно, брат остался у святого папаши. Придётся терпеть вегетарианский ужин в одиночестве.

Передо мной оказалась подогретая в микроволновке тушёная фасоль, салат из овощей и пророщенных зёрен, хлебцы и адыгейский сыр. После того как папа ушёл, мама ударилась в самосовершенствование. Сначала были диеты, потом фитнес сменился йогой, а диета – духовным питанием. Честно, меня даже Кир не так бесил. Рельса заморачивался с постами, но никогда не докапывался до меня и моего гамбургера. Он хоть и играл роль папаши, но только по делу и с фигнёй не лез никогда. А вот маме надо было непременно кормить меня полезной пищей. Хорошо хоть, что через долгое время она смогла это «полезно» ещё и съедобно готовить. Но я всё равно спускал свои карманные деньги на «вредную» еду.

Ковыряя фасоль, я спросил:

– Мам, а Рельса когда вернётся?

Она нахмурилась. Потом сильнее. Тот факт, что мой талантливый старший брат ушёл в религию, маму не доводил до бешенства, как папу, но тоже расстраивал. Рельса ведь карму портил. А поскольку она, как мать несла за него, пока несовершеннолетнего, духовную ответственность, выходило, что брат портил и её чакры. Как это работало, я даже вникать не хотел.

– Сказал, завтра. Ты кушай, Слав. Вкусно? Уроки сделал?

– Ага, доем – доделаю.

Кому сдались эти уроки?

У мамы зазвонил телефон, и, судя по тону, это как раз наша психологинюшка была. Мама сразу начала ее «лечить» на тему того, что вся наука бездуховна, и не пошла бы она лесом от нашей семьи. Я тихонько слинял.

В спальне было пусто. Скучаю по тому времени, когда отец был дома, а Кир – нормальным парнем. Брат и тогда ходил в воскресную школу, но и в группе играл, и потусить у костра был не прочь. А потом… Потом отец ушёл к секретарше Лизочке, и всё покатилось на помойку. Мама не запрещала папе с нами общаться, но… Толку было мало. От папиного «поймёшь, когда вырастешь» хотелось биться головой об стену. В конце концов я привык. Сказал себе забыть и общался, как будто ничего не было. Ходил с ним в кино, на шашлыки. Только из принципа не соглашался знакомиться с его женщиной. Казалось, это будет уже моей изменой маме.

А Рельса… он, наоборот, вырубил эмоции. Встречался с папой, даже ту стерву его видел; но обсуждал только дела. Например, вызвонил отца, чтоб тот пришёл на моё родительское собрание, когда мама забыла. Просил отца купить мне билеты на рэп-концерт. Потом отец продал фирму, бо́льшую часть денег отдал маме, а сам основал другую контору. С этой своей «секретаршей». И снова требовал, чтобы Кир поступал на юридический. Сначала брат отшучивался, что адвокат в этой семье не он, потом ругался. А однажды пришёл и сказал: «Я с ним разговаривать больше не буду». И уехал на какую-то высокодуховную тусовку со своим святошей.

А потом папа умер, а Кир даже не приехал на похороны, потому что в том чёртовом монастыре не ловил телефон.

Уведомление отвлекло меня от мрачных мыслей – Алиска добавила меня в соцсетях и прислала смайлик.

Славка: «Как дошла домой?»

Рысёнок: «Хорошо. А ты? Что сейчас делаешь?»

Славка: «Алгебру на завтра дописываю».

На самом деле скачиваю с интернета, но кого это волнует?

Рысёнок: «Зануда. Как тебя в телефоне записать?»

Адвокат: «Пиши ”Адвокат”».

Рысёнок: «Почему? Позвони, давай поболтаем!»

Я отодвинул тетрадь и подсоединил наушник к телефону.

– Слушай, я только начал… – Я покосился на планшет со скачанным решением.

– Ой, да ну тебя! Придёшь на пять минут пораньше – спишешь. Или сейчас, подожди…

Щелчок затвора. Перелистывание бумаги. Щелчок затвора. Уведомление.

– Спасибо. – Мне решить задачи проблемы не было, только лениво. Потому и списывал иногда. Но блин, не буду же я нудеть Рысёнку, что я самый умный.

– Спасибо, Рысь. Эй, ну и почерк у тебя!

– У меня же лапки!

Она засмеялась. Я не видел её лица, но даже через мобильные волны чувствовал манящее тепло.

– Давай завтра куда-нибудь сходим после школы? – не удержался я.

– После школы у меня… а, давай! Куда? Только не в кино.

– Можно просто погулять, а там решим.

– И то верно… – она умолкла, до меня долетел неразборчивый женский голос «Ну, хватит», и Рысь вернулась: – Ладно, мы заболтались. Давай, до завтра!

Вызов закончился, и я остался смотреть на экран с решением задачи как дурак. Очень довольный жизнью дурак. Экран замигал ещё раз.

«Доброй ночи», – Рысь прислала селфи. В полумраке взгляд почти как у дикой кошки, волосы растрёпаны, и только глаза видно из-под одеяла.

Блин! Я закрыл лицо рукой и нервно засмеялся.

Ночью мне снились горы, высокий перевал, а внизу озеро. Только я и она, никаких взрослых. Да мы и сами были старше. У Алиски был большой фотоаппарат и много разных приблуд к нему. Она смеялась, свободно и легко. Лишь с высокой горы дул холодный мерзкий ветер и шли тучи.

Алиса

Мне снился кошмар – о том, что я не хочу вспоминать.

Перед глазами – тёмный потолок, в голове – боль. Я не могу пошевелиться, не могу освободить руки, и только чувствую, как медленно утекает жизнь. Как тепло уходит из моего тела. Тогда я сосредотачиваюсь на дыхании. Вдох. Выдох. Холодно и из моих губ должен идти пар, но я его не вижу. Темнеет. Или это у меня глаза закрываются? Вокруг пляшет рваный свет свечей – или это тоже кажется? Чьи-то руки касаются меня, чей-то голос поёт на незнакомом языке. В сознании проносятся обрывки образов: вот я читаю «Волшебника изумрудного города» в полумраке, вот я иду по лесу, вот меня зовут домой… а как меня зовут? Имя утекает, как и голос, как и жизнь. Утекает всё, и я чувствую тьму. Мне кажется, пролетело мгновение от бездны до властного женского голоса:

– Остановитесь, уроды! Это же ребёнок! Остановись, я приказываю!

Пение прекратилось, и вместо него появилось злое шушуканье людей, которые слишком напуганы, чтоб ответить ясно. Но всё же прозвучал чёткий ответ, не словами, а силой, пробивающейся через сердце, через кровь, через дыхание.

Нет. У тебя нет власти надо мной, женщина. Кровь за кровь, три шестёрки оставляю, три шестёрки забираю.

– Уходи! Прочь!

В ответ женщине гремит мерзкий смех. Тогда она поёт. Повторяющееся, улетающее вверх «Аве Мария» звучит как голос жизни.

Я заберу её, когда ей будет трижды по шесть, – шепчет тьма и пропадает.

***

Я не хочу вспоминать, как Оксана трясла меня за плечо, как спрашивала моё имя, как рвала свой платок, чтобы перевязать раны. Как вынесла меня из какого-то подвала, и как перешагивала через чьё-то тело, как придумала мне имя, когда я не помнила своего. Как я просыпалась в больнице от кошмаров, как ощупывала швы сзади на шее, и ревела в голос. Но в предутренние часы сны всё равно иногда приходят, и их не прогнать. На счастье, я все забываю с пробуждением.

У меня остается лишь стойкое чувство «я – не хочу – это – вспоминать».

Поэтому – будильник, обычное утро, на столе телефон с открытым чатом, в прихожей валяется собранная с вечера сумка с книгами. Делаю Оксане кофе с корицей, а себе чай. В моих пальцах – ромашка и мята, зверобой и лаванда. В моих пальцах тоже немного силы. И – я не хочу вспоминать, как началась моя новая жизнь. Не сегодня.

Да и, впрочем, никогда. Пусть даже это «никогда» будет недолгим. Временами я это все-таки прекрасно понимаю. Пусть и не могу вспомнить всё.

– Алиса? Всё нормально?

Я пью чай. Оксана садится рядом и касается моих волос. Я улыбаюсь и отвечаю:

– Да, всё хорошо.

Не хочу вспоминать, хотя понимаю, что скоро придётся.

Вздыхаю и пишу сообщение однокласснику, который очень хочет мне понравиться. Которому просто должна понравиться я.

Больше всего мне хочется быть просто Алисой, которая приехала из Питера и любит старый рок. Девушкой, которая хочет найти парня и сбежать с ним в горы.

Девушкой, у которой есть в душе что-то большее, чем дикие травы и глубокая тьма.