Читать книгу Веселый третий - Мария Киселёва - Страница 10

Гошка неважно ответил по арифметике. Совсем неважно. Чуть двойку не схватил. А на другой день по русскому языку то же самое.

– Что это ты? – спросил Шурик.

Гошка наморщил лоб, наклонил набок голову, как будто ему опять про спряжение глаголов надо отвечать, но потом очнулся:

– A-а, некогда было, – и кивнул на классную доску. – Потом. – Некогда, значит, уроками заниматься, потом, значит, исправит.

Шурик так и подумал, что Сковородкин дома опять за что-нибудь взялся.

– Стой ты, – сказал Сковородкин и потрогал что-то в кармане. – Иди-ка сюда.

В углу Гошка прислонил Шурика к стене и велел закрыть глаза.

– Теперь понюхай. Чем пахнет?

– Это… как уж… – стал вспоминать Шурик. – Ну-ка покажи.

– Да не трожь! Закрой глаза. – Гошка опять придавил Шурика к стене. – Нюхай внимательно. И не так громко. А то ты хрюкаешь, а не нюхаешь.

Пахло знакомо чернильной тряпкой, но это, конечно, от Гошкиных рук, и Шурик этот запах старался отбросить, а вот чем-то ещё… тоже знакомым, но не очень.

– Сапогом, – вспомнил с трудом Шурик.

Гошкины глаза раскрылись, брови раздвинулись… Шурик хотел сказать, что он не виноват, раз…

– Правильно! – выдохнул Гошка, и лицо его от радости стало красным. – Дегтярная мазь. Сапогом, значит, дёгтем. Это просто ты дегтярную мазь никогда не нюхал, а сапоги, особенно солдатские, пахнут дёгтем. У тебя хорошее обоняние. Я сейчас обонянием занимаюсь.

Перемена, как назло, кончилась, и Шурик не успел толком ничего узнать и даже рассмотреть дегтярную мазь. Гошка тут же закрыл спичечную коробку с мазью и хотел сунуть обратно в карман, но Шурик схватил её, коробка хрустнула, Сковородкин испугался и отпустил. И Шурик положил её в свой карман.

На уроке он потихоньку открыл эту коробку, посмотрел на чёрную жирную мазь, нагнулся под парту и понюхал. Хорошо пахла мазь. Солдатским сапогом. Грузовой машиной, если слазить под кузов. И ещё чем-то.

Домой шли вместе с Гошкой. Обоняние развито у всех. По-разному, конечно: у собак очень сильно, у человека так себе. У рыб и птиц считается, что почти нет его. Или совсем нет. Гошка не согласен. Вот у него канарейка, и он уже убедился. Гошка кормит её коноплей, морковкой. Она даёт ему погладить головку, клюёт его палец. Но стоит подойти Гошкиной сестре, как птица сразу упорхнёт в другой конец клетки. И ничего не клюёт.

Сначала Гошка подумал, что она просто не переносит шума, всяких там восклицаний:

– Цып-цып-цып! Гули-гули! Ну иди, иди сюда, миленькая! Цып-цып-цып!

И действительно, кому это понравится? Гошка сразу отучил от этого сестру. Во-первых, нечего кричать, во-вторых, это не цыплёнок и не голубь. Сестра стала тихо подходить к клетке и могла целый час стоять с протянутой морковкой, канарейка не брала. Гошка тогда догадался, что она запаха не переносит. Клюквенного. Сестра любит конфеты «Клюковка» и вместо завтрака в школе покупает «Клюковку». Даже школьный фартук сестры пропах клюквой. Так что обоняние у птиц есть. Конечно, не как у собак, но его можно развить. Если тренировать. Гошка прошлым летом начал было тренировать, но ему помешали.

– Ты птицу тренировал?

– Не-ет. Девчонку. Соседку в деревне. Она ничего, только рёва. Этим всё и испортила.

…В деревню приехала Милочка. Она спрыгнула с крыльца, остановилась перед Гошкой и стала на него смотреть. Тогда он спросил:

– У тебя чутьё есть?

– Какое чутьё?

– Ну… собачье. В носу.

Она пожала плечами.

– Раз не знаешь, надо проверить в будке.

Насчет будки Гошка раньше догадался. Нюх всегда лучше в будке, потому что собака в будке никого не видит, а угадывает нюхом. А когда она на дворе, то нюх ей не нужен, потому что и так всех видно.

Милочка, оказывается, ничего про своё чутьё не знала и никого по нюху не угадывала. Это не беда. Чутьё можно развивать, нужно только тренироваться в будке.

Двор у Гошки был большой, будка хорошая, покрашенная краской, но лезть в неё Милочка не хотела.

– Да не бойся, – подбадривал Гошка. – Жучки нет, она с дедом на рыбалке. Лезь головой.

По двору прошла Гошкина бабушка – скрип-скрип ведёрком.

– Ну лезь, чего ты! – Гошка быстро встал на четвереньки, сунул голову в будку и бодро тявкнул два раза.

– Видишь? – Он уже опять стоял перед Милочкой. – Ну вот, теперь определяй чутьём, – сказал Гошка, когда загнутые косички исчезли в Жучкиной конуре. – Кто стоит рядом с тобой?

– Ну ты.

– Правильно! Молодец. А теперь – кто идёт?

Скрип-скрип ведёрко.

– Бабушка твоя.

– Верно! – закричал Гошка. – Вот видишь! То есть ты не видишь, а чутьём определяешь. Стой, стой, не вылезай! А теперь…

– Гав-гав! – кто-то задёргал Милочку за платье.

– Ой, Жучка! – закричала она на весь двор.

– Правильно! – орал Гошка. – Я говорил!

Милочка плакала и пряталась за Гошкину бабушку от Жучки. И тренировать своё обоняние никак не хотела.

– Рёва такая, – сказал Гошка Шурику. – Весь опыт сорвала. А хорошо уже получалось. – Он потрогал спичечную коробку в кармане. – Дегтярная мазь, это я для канарейки купил. Положу в клетку. Будет улицей пахнуть, деревней. Веселее станет. Не веришь?

Нет, почему же? Шурик верит. Конечно, если среди зимы представить себе лето, да ещё деревню, никаких тебе, значит, уроков… конечно, веселее станет. Нет, уроки – это не для канарейки, но вообще… Кто же лето не любит?

– Вот пойдём ко мне, посмотришь, – сказал Гошка. – Посмотришь, как она повеселеет.

Пока раздевались в передней, из комнаты было слышно тоненькое и певучее:

– Цып-цып-цыпу-улечки! Цып-цып, моя ми-иленькая!

Шурик догадался, что это Гошкина сестра, которая уже пришла из школы. Канарейка сидела на жёрдочке и, повернув голову набок, клевала морковку, просунутую между прутиками клетки. Она так бойко и уверенно долбила клювом, что сама себя чуть не сбрасывала с жёрдочки и всё время цепко хваталась за неё своими тонкими длинными пальцами с острыми, как загнутые шильца, коготками.