Читать книгу Веселый третий - Мария Киселёва - Страница 8

Весёлый третий
Повесть
Глава 8

Оглавление

Есть в 3-м «Б» ученик Миша Капустин. Тот самый, который шамбабамбу придумал, из-за которой такая неприятная история вышла. История-то, конечно, не вышла, это только у Гошки в голове было, но всё равно неловко перед Шмелёвой.

Капустин, ясно, не виноват. Он никого обижать не собирался.

Ученик он тихий и такой, про которого говорят, что пороху он не придумает. Дело совсем не в порохе, его давно придумали, а это значит только, что Миша ничего интересного выдумать не может, потому что он рассеянный, забывчивый, он даже рот закрывать забывает и часто сидит с открытым ртом. А Чижов с этим не согласен. Если так, то разве могла бы выйти такая смешная история, как на уроке арифметики? Повторяли деление. Нина Дмитриевна задала всем придумать задачу. Сначала все думали, а потом стали поднимать руки. Шурик придумал хорошую задачу. Не про килограммы и не про метры, которые давно надоели, а про крыши. То есть про куски железа, которыми крыли крыши. Хорошая получилась задача, Нина Дмитриевна похвалила.

– Ну, ещё кто придумал? – спросила она.

Поднялось много рук, а Миша сидел и на всех оглядывался.

– А ты, Капустин, думаешь?

– Думаю.

– Серьёзно думай, спрошу тебя.

Миша перестал вертеться и начал серьёзно думать. А пока Галя Савчук рассказала свою задачу. Тоже хорошая задача. Про детский сад. Только ребята не делились на четыре группы без остатка, и два ребенка оставались в остатке. Весь класс решал, куда девать этих двоих, a Миша ничего не слышал. Он думал над своей задачей.

– Ну как, Миша, готов? – спросила Нина Дмитриевна.

– Готов.

Он встал и посмотрел почему-то на Шурика.

– На одной крыше…

– Опять про крышу? – удивился Сковородкин.

– Да не про ту. Значит, на одной крыше стояли двадцать три… стату́и.

У Нины Дмитриевны дрогнули брови.

– Ста́туи, – поправила она ударение.

– Ну ста́туи.

– На крыше, говоришь?

– На крыше.

В классе зашумели. Гиндин вытянул лицо и застыл, изображая скульптуру. Сковородкин тоже окаменел, но в другой позе.

– Спокойно, ребята. Ну что ж, это бывает. Например, на здании Зимнего дворца.

– А там на крыше? – обрадовался Миша. – И тоже двадцать три?

– Кто же кого спрашивает, Капустин? Ты меня или я тебя? Не отвлекайся.

– Ну вот, – продолжал Миша, – стояли двадцать три стату́и. Ой, ста́туи то есть.

– Ну и что же? – спросила Нина Дмитриевна.

– А потом девять… пропало.

Вера прыснула и раскатилась тонким смехом. Другие тоже не выдержали.

– Куда же они пропали?

Миша пожал плечами:

– Не знаю. Вот это и надо решить.

В классе стало весело. Нина Дмитриевна не сразу всех успокоила.

– Нескладно получается, Капустин, – сказала она потом. – Мы ведь не загадки загадываем, а задачи решаем.

Учительница говорила не сердито, и Капустин ничего не подозревал, но она обмакнула перо в чернила – значит, сейчас поставит в журнале отметку. Миша сразу забеспокоился:

– И я задачу…

– Но ты не придумал, а сказал, что готов.

– Почему? Я придумал.

– Тогда говори.

Миша кивнул встал поудобнее, а сказал только:

– Чего говорить?

– Ну дальше. Куда делись твои статуи?

– А-а, – вспомнил Миша. – Не все, а девять штук только.

– Хорошо, девять штук, – сказала Нина Дмитриевна уже сердито.

– Они это… как уж…

– Слезли, – подсказал Гиндин.

Миша улыбнулся и промолчал. Все ждали. А в голову, как назло, ничего не приходило. Нина Дмитриевна снова взяла ручку.

– Они слезли, – поспешно сказал Миша.

Класс грохнул смехом. Капустин сел. Учительница поставила в журнале двойку. В общем-то, история вроде смешная, только Мише было не смешно.


На другой день все забыли про эту задачу, и сам Капустин забыл, наверно, но когда начался урок арифметики, он сидел очень грустный. Его соседка ни с того ни с сего подняла руку:

– Спросите Мишу, Нина Дмитриевна.

– Я его вчера спрашивала.

– Ну вот же… он и хочет исправиться.

– Скоро будет контрольная, пусть исправляется.

А контрольная была трудная. Только ничего, все решили. И Миша её решил. Значит, с двойкой было покончено и можно бы про неё больше не вспоминать. Но о ней вспомнили, и вот как.

Вскоре назначили сбор звена. Звеньевая Валя Савчук сказала:

– Мы соревнуемся с третьим звеном. Значит, мы должны лучше их учиться и работать. Учимся мы неплохо, а должны ещё лучше, потому что они учатся тоже хорошо. А чтобы мы лучше учились, мы должны помогать отстающим.

– А кто у нас отстающий?

– А отстающих у нас нет.

– А кому же мы помогать будем?

– Вот я и говорю, – продолжала звеньевая, – что у нас нехорошо получается: помогать некому.

– Ну это же хорошо, – сказал Шурик, – что нет отстающих.

– Это, конечно, хорошо, но тогда звено будет плохо работать, раз не будем помогать…

Да, положение было трудное. Обсуждали его и так и этак, а выходило одно: соревнования не выиграть. Тут и вспомнили Мишину двойку.

– Но он её исправил. – Ззвеньевая вздохнула: – Вот если б не исправил, мы бы ему помогали.

– Да зачем? – сказал Сковородкин. – Он сам с ней быстро покончил.

– Ну да. Три дня она только и была, – сказала Савчук невесело. – Мы даже сбора не успели собрать.

В третьем звене другое дело. Там есть такой ученик, которому всё звено помогает. И в классе с ним остаются, и домой ходят. Валиной сестре хорошо там звеньевой быть. А Валя просто не знает, что делать.

– Давайте нахватаем двоек, – предложил Сеня Гиндин. – А потом начнём их исправлять.

– А что? – поддержал Сковородкин. – Никто и не узнает, какие это двойки.

Это они придумали, конечно, так, для смеха, но звеньевая очень возмутилась и сказала, что это будут нечестные двойки, а отметки надо получать честно. Опять поговорили, поговорили про Мишу и решили переходить ко второму вопросу. В этом вопросе стояли внеклассные мероприятия. Это значит: помогать младшим, собирать макулатуру и металлолом. Решили собирать макулатуру завтра же. Но тут вышла временная задержка из-за сильных декабрьских морозов.

Веселый третий

Подняться наверх