Читать книгу Тайны Лиардреда. Часть 1. Цена счастья - Мария Мекельская - Страница 3

Париж встретил нас занудным моросящим дождиком, и, хотя это было самое нелюбимое моё состояние погоды, сейчас оно совсем не портило настроение. Такси довольно быстро домчало нас от аэропорта до городских улиц, где пришлось немного сбавить скорость. И вот, миновав здание Оперы, мы неспешно выехали на Вандомскую площадь и почти сразу остановились перед отелем «Ритц».

Я уже почти привыкла к образу жизни Алекса, к неброской роскоши, богатству и дорогим вещам, и тому, что он имеет столько средств, чтобы позволить себе это, и предполагала подобное.

Поспешивший к нам, но при этом не растерявший и капельки своего достоинства, швейцар открыл передо мной дверь такси, портье подхватил чемоданы.

Мы поселились в шикарном номере. Здесь были гостиная, спальня, два санузла и огромный гардероб. Вся мебель из дерева, с обивкой дорогим теснённым бархатом, хрустальные светильники, бронзовые канделябры, картины на стенах, мраморные камины, в общем, роскошь в каждой детали. Ещё в номере была просторная терраса с видом на площадь.

К вечеру дождь прекратился и на короткое время, пока не пришла пора уходить за горизонт, выглянуло солнце. Пока мы ужинали в ресторане отеля, мебель на террасе просушили, принесли шампанское в ведёрке со льдом и закуски – разнообразный сыр и фрукты.

Алекс наполнил бокалы. Пузырьки весело лопались за запотевшим стеклом. Чуть влажный воздух доносил до нас запах цветов и зелени.

– За тебя, моя девочка! – бокал Алекса легонько звякнул, коснувшись моего.

Я сидела на мягких подушках кресла, поджав под себя ноги, вдыхая чуть прохладный после дождя воздух и глядя, как на площади загораются фонари, а на зданиях включается подсветка. Мы молчали. Алекс глубоко задумался, глядя куда-то вдаль, а я думала о том, как стремительно перевернулась моя жизнь и ещё какой-то месяц назад я и представить себе не могла, что буду сидеть на террасе роскошного номера дорогого отеля в Париже, а главное рядом с любимым мужчиной. Ещё какой-то месяц назад я была уверена, что перемены в моей жизни уже не возможны.

– Мне нужно будет заняться делами. Я не смогу уделять тебе много времени.

– Ничего страшного, – я сладко потянулась, – я найду, чем себя развлечь здесь, в Париже…

– У тебя будет своя машина с водителем. Он говорит по-русски и отвезёт тебя куда пожелаешь. Ни в чём себе не отказывай, развлекайся, гуляй, ходи по магазинам. Только прошу тебя, будь осторожней и всегда будь со мной на связи.

– Хорошо, – я согласно промурлыкала ему в ответ, поставила свой бокал на столик, глядя на Алекса. Он усмехнулся. Даже не будь мой взгляд таки выразительным, он всё равно бы безошибочно угадал мои желания. Подошёл, подхватил меня на руки и внёс в комнату, уложил на кровать, склонился надо мной. Я потянулась к нему, протяжно вздохнула в предчувствии наслаждения.

Но Алекс приподнялся, взял меня за подбородок и заставил посмотреть в глаза:

– Послушай меня, пожалуйста, я говорю серьёзно. Очень важно, чтобы я всегда знал, где ты.

– Тебя что-то беспокоит? – я взглянула на него с удивлением.

– Нет, просто я должен быть уверен, что с тобой всё в порядке.

– Не волнуйся, – я погладила его по щеке и нежно поцеловала в губы, – я буду очень внимательна и осторожна.

Алекс, убедившись, что я вняла его словам, опять, наконец, склонился надо мной, уже изнемогающей в нетерпение ощутить его прикосновения и ласки.

Утром меня разбудил стук в дверь. Алекс поднялся, накинув халат и подпоясываясь на ходу, пошёл открывать. Принесли завтрак. Официант закатил сервированный столик, и насколько я поняла, не зная французского, пожелав хорошего утра, удалился. А утро и в самом деле обещало быть хорошим, предвещая чудесный день. Алекс, приняв душ и быстро позавтракав, ушёл, поцеловав меня на прощание и напомнив, о том, чтобы я всегда была на связи. А я не спешила вставать, обдумывая планы на день.

Алекс нанял для меня машину класса «люкс» с водителем, который говорил по русский и приезжал по моему вызову. Вручил несколько банковских карт. Я попыталась возразить, всё-таки я вполне самостоятельный человек, и у меня есть собственные средства, куда как более чем скромные на фоне Алекса, но их вполне хватило бы на мои нужды, но Алекс пресёк все мои возражения раз и навсегда.

– Я буду обеспечивать тебя полностью, так как считаю нужным, и будет только так, смирись с этим.

Я не стала возражать, для меня абсолютно не принципиальна финансовая независимость от мужчины, если он так решил. Я подчинилась и с радостью окунулась в суетливую и жизнерадостную атмосферу французской столицы.

В этот период года – начало лета, Париж цветёт, погружаясь в яркие краски цветущих кустов, деревьев и цветов. Весенняя зелень ещё молода и свежа. Улицы и площади наполнены благоухающими ароматами. Я, наслаждаясь всем этим великолепием, в первые дни много гуляла, почти не обременяя своего водителя.

Мы жили в самом центре города, откуда в пешеходной доступности были основные достопримечательности и парки французской столицы.

Потом, изучив интернет, я намечала более длинные маршруты. Вызывая с утра своего водителя, отправлялась за город. Я ездила в Версаль и, прочитав о Шато-де-Мальмезон, доме Жозефины Бонапарт, съездила и туда. Я побывала в поместье Во-Ле-Виконт и в замке Пьерфон. Водитель мой оказался весьма общительным, без навязчивости, профессионалом в своём деле. Часто он вносил свои корректировки в мой маршрут, предлагая, как можно сделать его более интересным.

Я увлеклась фотографией. Сначала, просто снимала на телефон. Потом, Алекс, посмотрев мои снимки, подарил мне фотоаппарат, небольшую по размеру, но очень дорогую фирменную цифровую камеру. И мои просто прогулки приобрели смысл. Я снимала, выбирая интересные, как мне казалось, кадры и ракурсу. Это доставляло мне удовольствие.

Экскурсионные поездки я разбавляла шопингом. Адреса магазинов и бутиков мне предоставил Алекс. Все они были брендовыми и очень дорогими.

Каждый день Алекс возвращался вечером, и, если было ещё не очень поздно, мы гуляли, взявшись за руки, просто не спеша бродили по улицам, ужинали в уличных кафе или ездили в магазины, где я показывала ему понравившиеся вещи, которые я не решилась купить, и он чаще одобрял мой выбор. А потом, устроившись на диване в номере, мы рассматривали мои снимки, сделанные днём.

Однажды Алекс вдруг задержался на одной из фотографий, взяв фотоаппарат у меня из рук стал увеличивать фрагмент. На заднем плане был человек, совершенно не знакомый мне случайный прохожий. Хотя я старалась сделать снимок так, чтобы в кадр не попадали случайные люди, не всегда это было возможно, как и в этот раз. Но почему-то именно этот человек, привлёк внимание Алекса.

– Ты встречала его ещё где-нибудь?

– Нет, ты его знаешь?

Алекс помедлил минутку:

– Нет, не знаю. Мне показалось, что он мне знаком. Но это не так.

Проходили дни и возможно когда-то это состояние безмятежного роскошного отпуска и надоест мне, но не сейчас. Сейчас его омрачало лишь то, что мы не так много времени проводили вместе с Алексом, как раньше. Но всё же мы были вместе. Я понимала, что просто не имею права укорять его в том, что он уделяет мне мало времени.

Постепенно, Алекс стал возвращаться всё позже, и я замечала, что, всё чаще и чаще, он выглядит каким-то уставшем, и, как будто, замыкается в себе. Он стал молчаливее. Нет, отношение ко мне не изменилось, оно было, как и прежде, нежное, заботливое, ласковое, но покровительственное. Но мы реже стали заниматься сексом. Теперь чаще он просто обнимал меня, крепко прижимая к себе, и так засыпал. Я не о чём не спрашивала. За время нашего знакомства, я хорошо усвоила, что спрашивать его не имеет смысла. Если Алекс посчитает необходимым, он сам все расскажет, а если он так не считает, никакие расспросы ни к чему не приведут.

Лёгкий вечерний ветерок гнал прохладу с реки Сены. Деревья слегка шевелили листвой, отбрасывая длинные причудливые тени. А я вдыхала волшебный воздух – воздух Парижа. Говорят, он особенный. Его даже запечатывают в металлические бутылочки и продают. Туристы охотно покупают такие сувениры, чтобы увезти домой. Сначала я, конечно, смеялась над этим, как и все здравомыслящие люди. Но со временем пребывания здесь, я сама вдруг ощутила, что это правда. Воздух Парижа, его нельзя описать, его нужно почувствовать, впитать. Я почувствовала. Может быть, это и есть запах романтики. Хотя, конечно, это было лишь обрамление моего состояния, того самого состояния счастья рядом с любимым мужчиной, в его заботе, в надёжности рядом с ним, в роскоши, которую он мне предоставил.

Мы с Алексом сидели за металлическим столиком на улице, через дорогу от набережной Сены. Парижане предпочитают устраиваться не в самом помещении кафе и ресторанов, а располагаться именно за такими, выставленными прямо на тротуаре столиками. Никого ни капли не смущает, что тротуар при этом зачастую полностью загорожен и места пройти просто не остаётся. Прохожие вынуждены пробираться, через стулья и столы, заглядывая в тарелки сидящих. Французы, любящие показать себя и просмотреть на других, общительные и вполне жизнерадостные люди именно в этом видят всю прелесть. А приезжие, не привыкшие к таким неудобствам, пусть привыкают или просто смеряются.

Я доела последнюю каплю божественно вкусного мороженного и отодвинула чашку. Алекс не спеша пил кофе, задумчиво глядя куда-то.

Сегодня мне было не по себе. И это было, потому что я явно видела состояние любимого. Сейчас за столиком кафе, в этот прекрасный вечер Алекс выглядел слишком уставшим и подавленным, и я не выдержала, я больше не могла молча делать вид, что всё хорошо и не о чем беспокоится:

– Алекс, скажи мне, что – то случилось, ты…, – я не успела закончить свою осторожную фразу.

– Тебя это не касается.

Хоть я и не ждала, что он всё расскажет мне, он ответил так резко и неожиданно грубо, что я вздрогнула.

– Прости, – голос его стал значительно мягче, и он погладил меня по щеке, – прости, но это действительно тебя не касается. Всё в порядке.

Но теперь для меня стало абсолютно очевидно, что всё далеко не в порядке. Никогда ещё Алекс не повышал на меня голос. Я мочала.

– Давай-ка завтра съездим куда-нибудь вдвоём, только мы с тобой. Во Франции много красивых мест, я покажу их тебе.

– А как же твои дела, ты сможешь оставить их?

– Это не важно. Я хочу побыть с тобой и сейчас это важнее.

Алекс протянул руку ко мне, собираясь опять дотронутся до моей щеки, но вдруг резко отдёрнул. Взгляд его стал напряжённый, затем окаменел, зрачки потемнели. Он смотрел мимо меня на проезжую часть. Я обернулась, потому что сидела спиной к дороге. Столик наш стоял почти на самом краю тротуара и около нас, прямо напротив, остановился большой роскошный тонированный седан. Стекло задней дверцы автомобиля опустилось как раз в том момент, когда я повернулась, и передо мной в тёмном прямоугольнике салона предстало лицо мужчины, пожилого, с приятными чертами киношного аристократа. Он улыбался. Но улыбка его была не доброй, в ней явно сквозило какое-то злорадство.

– Алекс, – произнёс мужчина, несколько растягивая слова. Из его фразы я поняла только это, потому что остальное он сказал по-французски. Но речь явно касалась меня, потому что незнакомец несколько раз кивнул в мою сторону и снова улыбнулся уже мне, чуть наклонив голову, как будто в шутливом поклоне. В этот момент из-за плеча мужчины в глубине салона показалось ещё одно лицо. Это было лицо обворожительно красивой женщины. Несколько старше меня, брюнетки, с ярко накрашенными губами, громадными глазами в обрамлении густых длинных ресниц. Стрельнув взглядом в меня, она остановилась на Алексе, но ненадолго, потому что Алекс что-то не очень вежливо ответил, мужчина рассмеялся и, не спеша поднявшееся стекло, скрыло его в глубине автомобиля. Вместе с ним исчезла и женщина. Машина плавно двинулся вперёд.

– Кто это?

Алекс усмехнулся, помедлил с ответом.

– Один знакомый. – Женщину он совсем не упомянул, хотя я успела заметить, что он прекрасно видел её.

Алекс поднялся и бросил на стол несколько купюр:

– Идём.

В тот вечер Алекс долго не ложился. Он много разговаривал по телефону, звонил сам, отвечал на звонки. И хотя он не мешал мне, говорил не громко и находился в гостиной номера, я тоже не могла уснуть. Чувство необъяснимого беспокойства не давало сделать это. А когда, наконец, я всё-таки задремала, он разбудил меня, довольно бесцеремонно повернув на бок, и сразу без прелюдий вошёл в меня сзади. И сделал это так, как будто воспринимая меня лишь как средство удовлетворения своей похоти. Он не причинил мне боль, но мне было неприятно такое отношение. До этого момента ничего подобного он никогда себе не позволял. Я попыталась воспротивится, но он лиши крепче прижал меня, прошептав в ухо:

– Ничего, девочка моя, потерпи.

Когда он закончил, я отодвинулась от него, так и лежала спиной к нему, не поворачиваясь. Алекс молчал и больше меня не трогал, хотя я чувствовала, что он не спит. Через некоторое время он сказал:

– Нашу поездку по Франции придётся отложить.

Я ничего не ответила ему. Но он и не ждал, что я что-то скажу.

В эту ночь мне опять приснилась пугающая фигура в капюшоне. Колеблющейся в какой-то дымке силуэт стоял, как будто изучая меня, потом просто растаял. На этот раз я не испытала такого всепоглощающего ужаса, как впервые, хотя неприятное чувство дискомфорта присутствовало.

Алекс проснулся рано. Поцеловал меня, нежно коснувшись губами и ушёл, не дожидаясь завтрака. Я больше не спала, но встала только когда, официант постучал в дверь, закатывая тележку с едой.

После завтрака я спустилась вниз и, миновав вестибюль, вышла на улицу. Яркое утреннее солнце растопленным золотом заливало всю вокруг, радуясь, вопреки моему настроению. День обещал быть чудесным, хотя погода в Париже меняется очень стремительно и несколько раз за день.

Швейцар как всегда приветливо улыбнулся мне, и я улыбнулась в ответ. Остановилась, размышляла куда направиться. Ехать никуда не хотелось, вернее не хотелось общаться вообще ни с кем, что было бы неизбежным в машине с водителем, но ещё меньше хотелось оставаться в номере.

Я ступила на тротуар и остановилась, оглядываясь. Не много подумав, двинулась в сторону парка Тюильри. Там можно просто посидеть, наслаждаясь запахом цветов.

Посижу, подумаю. Иногда можно позаниматься и этим, тем более что я давно этого не делала. И не показатель ли это того, что всё хорошо и просто нет причин усложнять себе жизнь самокопанием и размышлениями. Сейчас изменилось и это. Что-то произошло, что-то, что изменило всё. И хотя Алекс утверждал, что меня это не касается, коснулось, этой ночью. Никогда раньше Алекс не позволял себе делать что-либо, что было бы даже просто неприятно мне, а сейчас позволил, просто воспользовался мною, чтобы снять свой стресс. И это было обидно. Но, с другой стороны, не сгущаю ли я краски.

И словно сама природа, сжалившись надо мной, прервала этот безрадостный поток моих мыслей. Заморосил мелкий занудный дождик, на который я сначала пыталась не обращать внимание. Но когда вымокла лавка, на которой я сидела, это уже стало не возможным. Я поднялась и побрела, сама не зная куда.

Я просто шла вперёд, не замечая, куда иду, и ноги сами принесли меня к стеклянной пирамиде входа в Лувр, и я уже на эскалаторе. Очнулась я, стоя с аудиогидом и планом музея в руках.

Я не собиралась идти в музей. Однажды я уже побывала там. Толпы людей, в основном азиатских туристов и бег за гидом, который, казалось, пытался не показать нам самое интересное, а пробежать как можно большее расстояние, полностью разрушили у меня всё впечатление от шедевров и лишили желания когда-либо снова вернуться сюда.

Но сейчас как будто какая-то невидимая сила управляла мной, влекла, создавая беспрепятственные условия. Я, видно, была в полной прострации, когда покупала билет. Самое странное, что я абсолютно не помнила этого.

Тем не менее, я здесь и раз уж так, я решила посмотреть залы древнего Египта. Когда-то эта тема очень увлекала меня.

Я довольно долго бродила среди каменных глыб с высеченными на них письменами, сфинксов, статуй фараонов и египетских богов, развешанных на стенах под стеклом религиозных текстов, коллекции всевозможных саркофагов, предметов быта древних египтян, не останавливаясь около мумий. Сполна насладившись духом могущества и таинственности, я не спеша отправилась дальше. Ещё пребывая под впечатлением следов от некогда величайшей цивилизации древности, в других залах я лишь ненадолго задерживалась взглядом на картинах и скульптурах и не заметила, как вдруг оказалась в маленьком тёмном зале с единственной витриной посередине.

За стеклом в витрине, на чёрном бархате лежал фрагмент пластины. По мягкому мерцанию я предположила, что пластина золотая.

– Очень мало, кто заходит в эту часть музея, особенно в этот зал.

От неожиданности я вздрогнула, обернулась и увидела, как в зал вошёл невысокий аккуратненький старичок. Он подошел почти вплотную к витрине.

– Это очень старинная вещь. Хотя она кажется не такой красивой, как другие, люди не осознают до конца её значимость и ценность… Но это и хорошо… – старик замолчал и погрузился, казалось, в глубокие раздумья.

Говорил он по-русски, что удивило меня, но не более. Я не до конца была уверенна, что его монолог предназначался для меня, не понимала его смысла и ощущала какое – то странное чувство не уютности и беспокойства. Я собралась тихонько улизнуть, но он вдруг заговорил вновь, повернувшись ко мне:

– Здесь почти никого не бывает, совсем редко, кто заглядывает… Но ведь ничего не происходит случайно, разве не так?

– Да, наверное, – протянула я уже полная решимости удалиться, – вы извините, но мне пора, – и я повернулась к выходу.

– О, конечно. Вас, наверное, ждут, но всё – таки, почему вы зашли сюда?

Я хотела объяснить этому довольно симпатичному старичку, что абсолютно случайно забрела в этот зал, но заметила, что он смотрит на меня очень странным пристальным взглядом и лишь сказала, отступая к выходу:

– Мне, в самом деле, пора.

От его взгляда мне стало совсем неуютно. Старик, как будто опомнившись, засуетился, шаря по карманам своего пиджака. Он торопливо заговорил:

– Позвольте сделать вам маленький подарок, мне так приятно было встретить вас здесь, и я хочу оставить вам эту вещицу на память об этом… месте.

Он улыбался, поспешно роясь в своих, казалось бездонных карманах. Всё-таки он очень странный – этот человек. Я потихоньку отступала к выходу, подсознательное чувство толкало меня уйти, но я не хотела оскорбить этого старого человека повернуться и молча оставить его. Старик наконец извлёк свою сжатую в кулак руку из кармана, и, перевернув её ладонью вверх, раскрыл. Моему взору предстал, тускло поблёскивающее в полумраке зала, украшение на цепочке из мелких витых колечек. Это был небольшой филигранный цилиндр примерно сантиметра четыре в высоту и около сантиметра в диаметре. Он был, казалось, соткан из тончайших металлических нитей, переплетающихся между собой в витиеватом узоре. Внутри цилиндр был полый. Вещь выглядела очень красивой и изящной. Мне показалось, что металл, из которого выполнено украшение, это – золото, но точно сказать я не могла.

– Возьмите, прошу вас, – старик протянул мне своё сокровище.

– Нет, – я решительно покачала головой, – нет, спасибо…

Я не беру никакие вещи у незнакомых людей. Может это и предрассудки, и излишнее суеверие, но для меня это правило, не помню, откуда зародившееся в моём подсознании, но я всегда четко следую ему.

Старик засмеялся:

– Я понимаю, не стоит беспокоиться, это вещь вовсе не драгоценная, – он шагну ближе ко мне, – вовсе не драгоценная и не представляет никакого интереса, так безделица. Но мне было бы очень приятно, если бы вы приняли её.

Я не собиралась брать, и раздумывала, как корректнее отказать этому человеку, когда музейную тишину безлюдного зала грубо нарушил резкий звон сигнализации. Он резал слух, ударял по барабанным перепонкам, заставляя зажать уши.

– Наверное, опять учебная пожарная тревога, здесь такое случается, – прокричал старик, – но надо выходить.

Он сунул руку с украшением в карман и знаками велел следовать за ним. Он уверенно шёл вперёд, и мы довольно быстро выбрались туда, где было светлее и более многолюдно, в чаще посещаемую часть музея.

Паники не было. Люди под руководством смотрителей и охраны довольно спокойно продвигались к выходам. Но толпа была довольно внушительная, и людской поток разлучил нас со странным старичком. Заметив, что его рядом нет, я испытала облегчение, несмотря на крошечный укор совести. Если бы не он, я бы, наверное, все ещё плутала в поисках выхода.

Влекомая потоком разочарованных туристов, которым не дали насладиться знаменитыми шедеврами Лувра, так грубо прервали созерцание сокровищ, я очутилась на улице, возле стеклянной пирамиды.

Дождь уже закончился, и порывы ветра гнали остатки хмурых серых туч, очищая синеву неба. То и дело проблёскивало умытое солнышко. Я вдохнула свежий чистый, но ставший значительно холоднее после дождя воздух. И, раздумывая, куда направиться дальше, сунула руку в карман куртки. Пальцы тут же наткнулись на то, чего там не должно было быть. Я потянула за тоненькую цепочку и вынула то самое украшение того странного старика.

Глядя, как оно тихонько покачивается и сверкает на солнце, я соображала. Каким же образом оно очутилось у меня. Видимо старик сумел в толчее незаметно подсунуть его в мой карман. Но к чему такая настойчивость в желании подарить мне эту вещь? В душе у меня был неприятный осадок. Я не хотела разгуливать по городу с этим «подарком» и решила оставить украшение в номере, благо отель располагается в двух шагах от Лувра. Вечером всё расскажу Алексу, он во всём разберётся. И я направилась обратно, через сад Тюильри к Вандомской площади.

Я шла не спеша, наслаждаясь усилившимся после дождя божественными запахами многочисленных разнообразных цветов, заполнивших клумбы и газоны. Внезапно что-то, какое-то ощущение пронзило меня. Настолько сильно, что я физически почувствовала укол в сердце, замерла на месте на секунду и тотчас же обернулась. Я тут же увидела его, без сомнения, источник странного ощущения. Оно исходило от фигуры в нескольких метрах позади, в странном чёрном одеянии и в капюшоне, опущенном очень низко, так что лица не было видно. Я вздрогнула – это было видение из моего давнего сна – ужаса. Глаз человека я не видела, но ясно чувствовала, впившейся в меня взгляд. Этот взгляд я ощущала всем своим существом, и это было настолько неприятное, угнетающее воздействие, что мурашки побежали по моей спине. Но при всём этом я не могла оторваться от него, и он не отводил своих глаз, как будто насильно удерживая меня. В груди защемило, дыхание сбилось, и сердце пронзила боль. Каким-то невероятным усилием, преодолевая сопротивление, я поднесла руку и провела по лицу, и в тот же миг всё исчезло: давление, боль и чувство угнетённости, как страшное наваждение. Когда я убрала руку, человек исчез. Я поискала странную фигуру. Людей в парке было не много, и никого похожего я не видела, как не всматривалась. Я постояла ещё немного, унимая бешено колотящееся сердце, и быстрым шагом направилась в отель. Я твёрдо решила позвонить Алексу, когда вернусь в номер. То, что произошло, очень не понравилось мне, необъяснимое, но настолько осязаемое.

Но прямо у дверей отеля я наткнулась на Алекса, который выходил из машины.

– Что ты здесь делаешь?

И тут же, не дожидаясь ответа, он подхватил меня за локоть и потащил за собой внутрь. Его поведение показалось мне, по меньшей мере, странным. Алекс был мрачен и всю дорогу до номера молчал. Я поглядывала на него, но тоже молчала. В номере он прикрыл дверь.

– Алекс…

Он перебил:

– Я прошу тебя сегодня остаться здесь и больше никуда не выходить. Тебя моя просьба не затруднит?

– Нет, – я пораженно смотрела на него. Впервые он говорил со мной в таком тоне.

То, что что-то случилось уже не оставляло никаких сомнений. Такое поведение любимого настолько поразило меня необычностью, что недавнее происшествие, на фоне этого, уже не казалось мне настолько важным.

– Алекс, что случилось?

Он не отвечал, а смотрел на меня каким-то странным взглядом, прочесть который я не могла, но он мне определённо не нравился. Я подошла к нему, осторожно спросила:

– Я могу знать, что происходит?

– Просто сделай, как я прошу, – ответил он раздражённо.

Я доверяла ему, и раз он говорит сделать это, значит так надо. Но обида на его странную манеру разговора и странное поведение, ещё вчерашнее, опять начала осаждать меня.

– Хорошо, конечно. Я никуда не пойду больше сегодня. Я хотела кое-что рассказать тебе. Может, пообедаем вместе?

Я потянулась к нему и коснулась его руки. Он вдруг показался мне каким-то чужим и отстранённым, и мне захотелось прикоснуться к нему, чтобы избавиться от этого чувства. Но он довольно грубо стряхнул мою руку и отошёл.

– Нет, мне надо идти. Еду закажи в номер. И ночевать я не приду. Не звони мне, я сам позвоню. И никуда не выходи…

Когда за ним захлопнулась дверь, я всё ещё продолжала ошарашено стоять посреди гостиной нашего номера. Эти брошенные несколько коротких фраз. Он вёл себя со мной, так как будто, я досаждала и раздражала его. Я что-то сделала не так? Что такого могло случиться, что так вдруг изменило его отношение ко мне? Объяснений этого у меня не было.

Терзаемая мрачными мыслями уснула я поздно. Алекс, как и сказал, не пришёл. Первый раз почти за месяц я спала одна на этой громадной кровати, которая без него уже не казалась такой уютной. Было очень непривычно не ощущать его рядом. К тому же непонимание происходящего просто сводило меня с ума.

Проснулась я, тем не менее, тоже поздно. Завтрак уже принесли, и я ела, взяв поднос с едой в постель. Круассаны, от которых я обычно была без ума, казались сегодня мне пресными и безвкусными, кофе горьким. Я включила телевизор, чтобы хоть как-то развеять гнетущую тишину, царившую в номере.

За мельтешащими на переднем плане людьми, полицейскими машинами с включёнными мигалками, и захлёбывающимся в желании вылить поток «экстренной» информации корреспондентом, я отчётливо различила стеклянную пирамиду входа в Лувр. Мне совсем необязательно было обладать знанием французского, чтобы понять – что-то случилось в музеи, а именно – ограбление. Картинка на экране сменилась. Люди в белых комбинезонах с одинаковыми чемоданчиками внутри помещений. Опять сменилась и крупным планом перед моими глазами возникла та самая золотая прямоугольная пластина с неровным краем, единственный экспонат дальнего почти непосещаемого полутёмного зала. Диктор продолжал что-то говорить, экспозиция опять сменилась, а я сидела, сжимая в руках чашку с кофе. Как странно, вещь никому не нужная и неинтересная по словам того странного старика, оказалась похищенной и судя по тому, что больше никаких экспонатов не показывали, единственная похищенная. Сработавшая сигнализация, и мы последние вчера, покинувшие этот зал, где она хранилась. Это странное украшение в кармане моей куртки. Я только сейчас вспомнила о нём. Вчерашнее поведение Алекса, горестные мысли непонимания, всё это вытеснило те события в музеи из моей памяти.

Я откинула одеяла, собираясь встать, и в эту минуту открылась дверь, и вошел Алекс. Выглядел он всё таким же мрачным и не выспавшимся. Я замерла. Он прошёл, не говоря не слова. Скинул пиджак, небрежно бросив его в кресло, взъерошил волосы на голове, подошёл к столику с остатками моего завтрака и налил себе кофе, сделал глоток и только после посмотрел на меня.

– Ты должна уехать.

Словно удар молнии пронзил меня, дыхание остановилось, я замерла.

– Должна уехать? – эхом повторила я.

– Да. Сегодня же. Я закажу билеты на самолёт и такси.

Я сидела, уставившись на него, и не верила тому, что слышу. Мне казалось, что чья-то безжалостная рука окунула меня в ледяную воду, а затем, не раздумывая швырнула в огонь, доставать откуда не спешила.

– Ты хочешь, чтобы я уехала? – опять повторила я. Алекс смотрел на меня мрачным тяжёлым взглядом, и я вдруг пришла в себя, он гонит меня, я больше ему не нужна.

– Я могу хотя бы знать почему?

Он молчал.

– Ты ничего не скажешь?!

– Я уже всё сказал, – и он просто вышел в гостиную, больше ничего не добавляя. Перед глазами у меня всё поплыло. Я не могу потерять его! Мне ничего не нужно, только быть с ним! Я хотела всё это сказать ему, но знала – раз он закончил разговор – это конец, ничего не изменит его решений. Он достаточно ясно дал понять, что во мне больше не нуждается.

Чувство огромной несправедливости комом застряло в груди, сдавило горло так, что стало трудно дышать. Зачем надо было брать меня с собой в Париж, чтобы так жестоко порвать со мной, здесь. Зачем всё это и как понять случившееся. В чём моя вина, что я сделала не так. Всё это время, с первых минут нашего знакомства и до этого мгновения, всё пролетело как на одном дыхании. Я, не задумываясь, бросила всё, всю свою прежнюю, возможно не лучшую, но какую-то сложившуюся жизнь, и последовала за ним, с ним. И вот, теперь всё?!

Отлично себя зная, я понимала, что без обоюдных объяснений своим самокопанием просто сведу себя с ума. Но Алекс не собирался ничего объяснять, бросая меня на произвол моим мыслям. И это было ещё более жестоко, если бы он просто, например, сказал мне, что я ему надоела или у него есть жена, которая приехала сейчас в Париж, и нашим отношениям пришёл конец… или ещё что-нибудь, что угодно, но хоть какое-то объяснение его поступку.

Я посидела на постели ещё несколько минут, закрыв лицо руками и пытаясь собрать в едино свои мечущиеся мысли. От боли и горечи внутри меня всё как будто вымерло. Потом я принимала душ, пытаясь потоками воды остановить потоки слёз, складывала чемодан. Я собрала только те вещи, которые привезла с собой, всё остальное, купленное здесь, оставила в гардеробе. Возможно, это была просто глупая гордость или попытка мелкой мести, хотя я прекрасно знала, Алекс даже не обратит на это внимание, но я решила, раз я больше не нужна ему, значит и мне ничего от него не надо. Всё это время Алекса не было. И когда я уже была готова, он вошёл, держа в руках конверты. Он протянул их мне.

– Билеты и документы. На твоё имя открыт счет в банке Швейцарии, он будет пополнятся регулярно. Я хочу, чтобы ты была обеспечена. Ты ни в чём не будешь нуждаться.

Билеты я взяла, а второй конверт швырнула на кровать. Меня захлестнула горькая злость.

– Ты видно спутал меня с кем-то, мне плата не требуется! – я постаралась придать язвительность своему тону. Получилось плохо, горечь перекрыла её, но мне было всё равно, – мне от тебя ничего не нужно, ты и так дал мне достаточно много.

Я имела в виду те впечатления, эмоции и чувства, что он подарил мне. И их, наверное, могло хватить на целую жизнь, которая для меня заканчивалась.

– Я так хочу, – голос его звучал твёрдо. Даже сейчас, избавляясь от меня, Алекс пытался контролировать мою жизнь.

Он повернулся спиной и заметил мой фотоаппарат на тумбочке у кровати подошёл, взял его. Он стоял, держа камеру, как будто разглядывая её, затем протянул мне:

– Возьми, забери её.

В его голосе, в этой короткой фразе было столько неожиданной сейчас нежности, что мне вдруг показалось – всё ещё можно исправить, вернуть. Я попыталась заглянуть в глаза любимому и увидеть в них тот нежный и ласковый мой любимый взгляд. Но в этот момент дверь в номер бесцеремонно распахнулась и вошла та самая бесподобная брюнетка, которую я заметила за стеклом автомобиля со странным мужчиной, после встречи, с которым всё так изменилось.

Она уставилась на меня, а я смотрела на неё.

Потом она подошла к Алексу и, ласково проведя рукой по его спине, что-то нежно прошептала ему прямо на ухо. А Алекс вдруг сразу изменился, опять став холодным и чужим. Нет, я ошиблась, ничего не вернуть. С появлением этой женщины всё встало на свои места, с такой соперницей не мне тягаться.

– Конечно, такая женщина, Алекс, подходить тебе больше, чем я, – сказала это очень тихо. Во мне достаточно самокритики, чтобы реально понимать, что я не соперница этой идеальной красотке. Вот и ответ, которого так не хватало мне.

– Ты мог бы просто сказать, я всё понимаю и не стану мешать, я не стану цепляется за тебя, мог бы просто сказать.

Две пары глаз были прикованы ко мне, Алекс всё ещё держал в руках фотоаппарат. Подхватив за ручку свой чемодан, и ни слова больше не говоря, я вышла из номера.

Такси уже ждало меня у дверей отеля. Водитель погрузил чемодан, швейцар распахнул передо мной дверцу машины.

Я сидела, прижавшись лбом к стеклу, и глотала слёзы. Я чувствовала себя такой маленькой и совсем одинокой, выгнанной и никому не нужной. Ужасное чувство, выжигающее изнутри.

Это была сказка с первых минут нашего знакомства, великолепная мечта, воплотившаяся вдруг в реальность. Наслаждаясь каждым мигом этой сказки, я забыла, как порой жестоко спрашивает с нас судьба за такие минуты счастья. И вот так неожиданно всё рухнуло, разбилось на мелкие осколки, разбив при этом и моё сердце, которое теперь болело и не так, как говорят об этом в красивых романах, а настоящей осязаемой болью сдавливая грудь, мешая дышать. Хотелось кричать, рыдать во всё горло, но я не могла себе позволить этого и лишь тихонько всхлипывала, глотая слёзы. Я пыталась разжечь в себе злость на Алекса, надеясь заглушить этим боль от произошедшего. Ведь это он просил меня ехать с ним, хотя, конечно, совсем не упрашивал, а как всегда, просто принял решение, даже не сомневаясь, что я соглашусь. Приучил меня к себе, поиграл и выставил за ненадобность, встретив новую или старую подружку, ничего не объясняя мне, так грубо и равнодушно после всего того, что было между нами.

Но возможно всё это значимо только для меня, а для него нет! Ведь на сегодняшний момент я все, так же, как и при нашей встрече, почти ничего не знаю о нём, о его жизни и его делах. Только тайн и загадок стало больше. Алекс не посвящал меня в свои дела, не впускал по-настоящему в свою жизнь.

Но гордость моя, как и достоинство молчали, не желая помочь мне, злорадно усмехаясь где-то в глубине души. И я вдруг поняла, что мне это всё равно, я просто хочу быть с ним рядом, быть частью его этой странной, непонятной мне жизни. Даже измену я простила бы ему, если бы в этом было дело! Но Алекс ничего не говорил, не оправдывался, не объяснял, и я чувствовала, что причина нашего разрыва всё-таки в чём-то другом. Но в чём – я не понимала. Горе и отчаянье с новой силой захлестнули меня.

Так уже было! При первом нашем расставании. И уже тогда, знакомая с ним всего каких-нибудь пару – тройку дней, я уже знала, что жить без него не смогу. Только просто существовать. Горе моё, конечно сильно, и осознание того, что я не в силах что-либо изменить давит и угнетает меня, но до тех пор, пока я буду просто знать, что Алекс есть где-то на одной земле со мной, я буду пытаться жить, ради воспоминаний о нас. Это неправильно, настолько быть привязанной к кому-то, зависеть физически. Но я не могла изменить этого ни раньше, ни, тем более, сейчас.

Я ясно понимала, что если продолжу и дальше купаться в своих мыслях, то просто сойду с ума. Сейчас это ни к чему хорошему это не приведёт. Всё случившееся надо обдумать, но позже. Я попыталась выкинуть всё из головы и сосредоточилась на мелькавших за окном пейзажах.

Вернувшись из мира своего горя к действительности, я вдруг поняла, что едем мы не в аэропорт. Я всегда отличалась тем, что не способна, как следуют запомнить дорогу, которой пользуюсь не часто, но сейчас сомнений у меня не было, мы едем не туда. Я помню, что сначала через город, потом поля, которые должны остаться слева, и там уже совсем не далеко до аэропорта. А за окнами такси сейчас мелькали поля по обе стороны трассы. Да и по времени с учётом того, что пробок почти не было, мы должны были уже быть на месте.

– Куда мы едем? Куда вы везёте меня? – я пыталась подавить зарождающиеся где-то внутри меня назойливые нотки тревоги и беспокойства и даже не обратила внимание, что говорю по-русски. Шофёр, естественно не ответил мне, лишь глянул через зеркало заднего вида.

Рука моя непроизвольно потянулась к телефону в кармане. Я ещё точно не знала, что собираюсь сделать, а машина резко затормозила, так, что я полетела вперёд, и, если бы не выставила руку, то ударилась о спинку переднего сидения. Водитель перегнулся и вырвал у меня телефон. Я опешила от неожиданности, а он с размаху ударил меня по лицу, и я отлетела назад.

– Давай без глупостей, а то получишь ещё, – произнёс он на чистом русском языке.

Ещё я не хотела, поэтому затихла, забившись в угол, подальше от него и приложив руку к разбитой губе. Убедившись, что я сижу тихо и ничего не предпринимаю, водитель отвернулся, и мы двинулись дальше. Я осторожно, стараясь не привлекать его внимание, нащупала ручку на дверце и попыталась открыть её. Меня даже не волновало, что едем мы уже довольно быстро. Естественно, дверь не поддалась.

– Можешь не стараться, двери заблокированы. Открыть можно только снаружи.

Он всё же заметил мои тщетные попытки.

Через несколько минут я смогла убедиться в его словах. Мы остановились на обочине, рядом с другой машиной, из которой вышли три человека и уселись к нам, двоя по бокам от меня, третий впереди, рядом с шофёром. Мы тронулись. Сидевший рядом со мной положил мне руку на затылок и пальцами надавил у основания черепа. Я потеряла сознание.