Читать книгу Тайны Лиардреда. Часть 1. Цена счастья - Мария Мекельская - Страница 4
Макс
ОглавлениеЯ лежала на широкой кровати в очень светлой и солнечной комнате. Свет лился через большое окно без штор. Чуть сбоку от себя я увидела дверь, которая вела в соседнее помещение и не была закрыта. Там находились люди, я слышала их голоса, мужские. Они переговаривались и посмеивались. Я приподнялась и села на кровати. Я не понимал, что происходит, голова болела. Я почувствовала, как накатывают волны страха и по телу поднимается дрожь. Один из мужчин мелькнул в дверном проёме, остановился, заметив, что я смотрю на него и вошёл.
– Наша красавица проснулась, – объявил он, подошёл ко мне и, схватив рукой за волосы, дёрнул. От боли у меня выступили слёзы.
– Ну что же, – сказал он, чуть ослабив хватку, – самое время прояснить ситуацию. Слушай меня внимательно, девочка, если ты будешь умницей и будешь делать то, что тебе скажут, всё будет хорошо. Только будь послушной, – он осклабился и опять чуть дёрнул меня за волосы, но не так сильно, как первый раз.
– Договорились?
Я кивнула, как можно не согласиться. Он отпустил меня, и его рука легла на мою шею. Он поглаживал меня, эти прикосновения были мне неприятны, и я попыталась отстраниться.
– Кто вы, что вам нужно… – я не успела закончить, получив такую затрещину, что упала. Застыла от неожиданности и боли, а он опять схватил меня за волосы, далеко назад запрокинув голову.
– Вот тебе первый урок, говорить можно только, когда позволят, и делать то, что говорят! – он ещё раз тряхнул меня.
Я всхлипнула, хотела возразить, но говорить боялась, повторять «урок первый» как и узнавать другие я не хотела.
– Так-то…
Я увидела прямо перед собой его слащавую улыбку и похотливый взгляд, заскользивший по моему телу.
– У нас ещё есть время, – произнёс он. Сомнений в его намереньях у меня не оставалось. Внутри всё похолодело, если я опять попытаюсь вырваться, то он изобьет меня. Мужчина встал коленом на кровать и придвинулся ко мне ближе, но вдруг отстранился.
– Макс?! – он обратился к человеку, которого я не сразу заметила. Видимо он появился только что.
Мужчина стоял, небрежно облокотившись плечом о дверной косяк, сложив руки на груди, и как будто безучастно наблюдал за происходящим.
– Мы ждали тебя позже, – произнёс тот, что издевался надо мной.
А я замерла, глядя на вошедшего незнакомца. Его рост, фигура, стать, та лёгкая пренебрежительность в движениях, хорошо ощутимая сила и властность во всём его облике, всё это неуловимо, но совершенно определённо напоминала мне Алекса. Волосы мужчины были темнее, чем у Алекса, но также коротко по-спортивному подстрижены, также гладко выбрит, такие же тёмно–серые глаза. У меня складывалась впечатление, что я вижу двойника Алекса, но ни сколько по внешности, но по ощущениям, которые я испытывала, разглядывая его. Он внимательно смотрел на меня, чуть прищурив глаза, как когда-то, сто лет назад, Алекс в парке Петергоф. Я пыталась прийти в себя, уверяясь, что всё это из-за страха перед своим положением и из-за шока, но это было слабое объяснение, которое мало спасало от ощущения дежавю.
– Идём, – коротко произнёс Макс, обращаясь к мужчине и отделившись от стены, вышел.
Я опять осталась одна в комнате. На этот раз они заперли дверь. Посидев какое-то время на кровати, я встала и подошла к окну. Пейзаж за ним ни о чём не сказал мне: деревья, поля и раскиданные вдалеке аккуратные домики. Я не смогла даже определить, в какой стране нахожусь, всё ещё во Франции или может уже где-то в другом месте. Расстояния в Европе маленькие и за то время, что я была без сознания, меня могли увезти куда угодно. Но, в сущности, какая разница, где я сейчас, понятно, что всё ещё за границей. А вот почему? – это интересовало меня больше.
Я подёргала ручку на створке, но она не поддалась, оставаясь плотно запертой, отошла от окна и продолжила обследовать комнату. Кроме большой кровати с двумя пустыми тумбочками по обе стороны от неё, здесь больше ничего не было, и моё обследование помещения закончилось быстро и безрезультатно.
Я вернулась на кровать и, свернувшись клубочком, попыталась проанализировать ситуацию. Результат был нулевой, я не понимала, что происходит, как и почему я попала в эту историю, кто эти люди и что им надо от меня. Возможно, меня похитили, чтобы потребовать выкуп. С Алексом в Париже мы жили в очень дорогом отеле, и это могло привлечь внимание ко мне. Если это так, кому они предъявят требование о выкупе? Конечно, Алексу. Но после того, как он выгнал меня, будет ли это его интересовать или ему теперь всё равно?
Из-за таких же безрезультатных раздумий усилилась ноющая боль в голове. Из всего напрашивался только один единственный вывод – это как-то связано с Алексом или… Я вздрогнула, или с той странной историей с украшением! Та самая куртка, в кармане которой оно лежал, сейчас была на мне. Я сунула руку в карман – кулон преспокойно лежал на месте. Значит дело не в нём, иначе меня бы давно уже обыскали и допросили. Я опять задумалась. Но и к делам Алекса я не имею никакого отношения. Он никогда ни во что не посвящал меня, ничего не рассказывал, даже не намекал. Но, с другой стороны, откуда этим людям знать, что я не причастна ни к чему. Одна масса вопросов без ответов. Пройдется лишь ждать, что будет дальше.
Ко всему прочему из моей раскалывающейся головы никак не выходил этот человек – Макс. Всё-таки что-то в нём вызывало во мне странные чувства, определить которые я пока никак не могла.
Я вдруг снова осознала, что я больше не с Алексом, он выгнал меня, и я ему больше не нужна. Сердце заныло. Страх и неизвестность последующих событий немного вытеснил боль и отчаяние от нашего расставания, но теперь они опять воспаряли. Я с силой укусила костяшки пальцев, собранных в кулак, не думать сейчас об этом! Есть проблемы важнее.
Не знаю, сколько так прошло времени, но я вдруг почувствовала самую естественную физическую потребность, мне хотелось в туалет. И если раньше я старалась гнать от себя это желание, теперь оно стало навязчивым и всепоглощающим.
Ждать, когда кто-нибудь заглянет ко мне, уже не было сил и, превозмогая страх, я подошла, тихонько нажала на ручку двери, хотя прекрасно знала, что она заперта. Прислушалась и ничего не услышав осторожно постучала. Дверь тут же открылась, на пороге стоял мой старый знакомый «учитель». Он вопросительно смотрел на меня.
– Мне нужно в туалет…
Он, отступил, приглашая меня выйти.
Помещение туалета не предоставило мне ни единого шанса изменить моё положение, и мне не оставалось ничего другого, как закончив свои дела, вернуться обратно в коридор, где меня ждал мой провожатый. Жестом он приказал мне идти в комнату, сам двинулся за мной. Зашёл вслед за мной и прикрыл дверь. Я стояла, боясь повернуться к нему лицом, я очень хорошо понимала, чего он хочет.
– Теперь нам никто не помешает…
Ужас поднимался от кончиков пальцев на ногах до самой моей макушки, перебегая мелкими мурашками и вызывая во мне дрожь. Я всё так же не оборачивалась к нему, а он подошёл ближе и, схватив меня за шею, одним сильным движением толкнул на кровать. Я упала лицом вниз, тут же попыталась перевернуться, но он не дал, вжимая меня в жёсткий матрас.
Я ощущала на себе его дыхание, чувство омерзения от чужих запахов и прикосновений. Он сам перевернул меня. Я хотела закричать, но ладонь на моём лице зажала рот. Он навалился на меня всем телом, коленом раздвигая мне бёдра. Я извивалась, пытаясь вырваться и, согнув ногу, собрав все свои силы, ударила его, попав как раз в пах. Он выпустил меня и, скорчившись пополам, отполз, постанывая. Я вжалась в стену у изголовья кровати и ужасом смотрела, как он, продолжая корчится, испепеляет меня взглядом полным ненависти. Кричать я забыла, а он, разогнувшись, дёрнул меня за ногу и подтащил к себе. В руках у него неизвестно откуда появился шприц и, сдёрнув с него колпачок и прижав меня весом всего своего тела, он воткнул иглу мне в плечо через ткань куртки. Я закричала. Но боль от укола иглы тут же сменилась другой, огнём разливающейся по моему телу, я опять закричала, но он снова рукой зажал мне рот, почти не давая мне дышать.
Я почувствовала, как тело моё немеет и перестаёт меня слушаться, я теперь не способна была пошевелить даже пальцем, крик застыл в горле. Он удовлетворённо хмыкнул:
– Так-то лучше, правда? – и навис надо мной, две его, теперь свободные руки принялись шарить по мне, проникая под одежду. Его прикосновения обжигали меня, усиливая боль. Но больше он ничего не успел сделать. Кто-то одним сильным движением оторвал его от меня и отшвырнул назад. Это был Макс.
Он подошёл, взглянул на меня. Я не могла шевельнуться и только судорожно прерывисто дышала, при любой попытке движения каждая мышца моего тела, даже те, о которых я раньше не подозревала, отзывались ноющей всепоглощающей болью, сознание, тем не менее, было ясно.
Мой насильник поднялся на ноги, что-то бормоча себе под нос. Макс повернулся и, схватив одной рукой за ткань свитера на его груди, приблизил его лицо к себе и прошипел:
– Приказ, не сметь её трогать, был тебе не ясен? Или ты решил, что тебя это не касается?
– Макс, она сама…
Макс чуть отвёл сжатую в кулак правую руку назад и нанёс такой удар по лицу несчастного, что он, вышибив спиной дверь, вылетел наружу.
Боль в моём теле стал постоянной и сильной, жутко болела голова, тошнило. Я лежала, стиснув зубы и закрыв глаза, и не могла сдерживать стоны. Вдруг я почувствовала, что Макс, аккуратно приподнимая меня, начинает раздевать. Сопротивляться я не могла, но я и не в полно мере осознавала, что происходит, потому что от этой непереносимой боли стало затуманиваться сознание.
Макс раздел меня полностью, доставляя при этом невероятные мучения, потом завернул в простыню, поднял с кровати и понёс куда-то. Оказалось – в душ. Я поняла это, когда он затолкал меня, не выпуская из своих рук, завёрнутую в простыню, под холодные струи воды. Сама я стоять не могла и он, крепко держал меня за талию. Я повисла не его руке. Струи, падая мне на голову и на спину, обжигали холодом, моментально намокшая простыня облепила меня, я захлёбывалась и замерзала. От холода я начала трястись, зубы у меня стучали. Я, собирая остатки своих ничтожных силенок, попыталась вырваться. Зачем он так мучает меня! Если я не умерла от боли, умру от холода! Но он, лишь сильнее прижал мою голову вниз. И вдруг я поняла, что боль отступает, успокаивается и затихает, этот мокрый холод вытесняет её. Я смогла уже вытянуть руки и упереться ими в стену, и стояла я уже сама, а не весела на его руке, он только поддерживал меня, но вырваться не давал.
Наконец экзекуция была закончена, Макс выключил воду. Я тряслась от холода, зубы стучали так, что, наверное, было слышно. Макс вытащил меня из душа, снял, обмотавшую меня, промокшую насквозь простыню, и завернул во что-то сухое, которое тоже вымокло. Он слегка потёр меня, и подняв на руки, отнёс обратно в комнату, где уложил на кровать, укутал одеялом. Мне стало теплее, боль ушла, но я всё ещё чувствовала слабость. Я лежала, продолжая трястись, и смотрела как Макс, сняв свою мокрую футболку, вытерся полотенцем. Я вдруг ощутила жуткую жажду.
– Я хочу пить, пожалуйста, – голос у меня был слабый и тихий, но Макс, стоявши ко мне спиной, тотчас обернулся.
– Нет, пить пока нельзя.
Если боль и холод не убили меня, то жажда точно убьёт, потому что как только она, робко дав о себе знать, поняла, что её заметили, то полностью завладела мной. Пить хотелось неимоверно.
– Пожалуйста, – с мольбой попросила я.
Макс принёс пластиковую бутылочку с водой, отвинтил крышку и поднёс мне, я потянулась, приоткрыв рот, но он, легонько надавив на мою нижнюю челюсть, прикрыл мне его и лишь смочил губы парой капель.
– Всё. Потерпи пока.
Стало чуть легче, чуть-чуть, но больше он не дал. Накрыл меня вторым одеялом, и вышел, забрав бутылку. Он не стал запирать дверь, наверное, был уверен, что сил у меня недостаточно, чтобы что-то сделать. Это было так. Я, наконец, согрелась, но слабость совсем одолела меня и вскоре я провалилась то ли в сон, то ли в забытьё.
В себя меня привели несильные похлопывания по щекам. Мне это не понравилось, я хотел спать, и хотела, чтобы меня оставили в покое. Но они не оставляли. Я открыла глаза и увидела перед собой Алекса. Я часто заморгала глазами, не веря тому, что вижу и как оказалось, правильно, что не поверила. Это был Макс. Я вспомнила, где нахожусь, и что здесь делаю.
– Вставай, одевайся.
Я послушно поднялась, голова закружилась, пришлось несколько секунд посидеть, откинула одеяло и только сейчас вспомнила, что абсолютно голая. Поспешно прикрылась одеялом, но подумала, какая это глупость: вчера у Макса было достаточно времени и возможности рассмотреть меня. Но поймав мой взгляд, он вышел. Одежда моя лежала тут же на кровати. Слабость не отпускала. Теперь я понимала, почему Макс не позволял мне вчера напиться вдоволь, меня тут же вывернуло бы на изнанку, до того сильным было ощущение тошноты. Руки и ноги свои я ощущала так, как будто они выходили из состояния онемения, еле слушаясь меня. Голова кружилась. Когда я наконец кое-как с большим трудом оделась и была готова, меня вывели на улицу и усадили в машину.
Всё дальнейшее я осознавала плохо. Отключилась почти сразу, как оказалась в машине. Пару раз, выныривая на короткие мгновения из глубины забытья, я видела лишь что-то мелькающее, проносящееся за окнами автомобиля. Когда я почти пришла в себя, начиная понемногу воспринимать действительность, перед моим лицом возник шприц. Я, в ужасе от воспоминаний о прошлом уколе, забилась в самый угол сиденья в слабенькой попытке возразить, но меня прижали, вытянув левую руку, закатали рукав и вонзили иглу. Видимо это был всё же другой укол, потому что кроме боли от иглы я ничего больше не почувствовала, тут же потеряла сознание.
В очередной раз очнулась я на узкой жёсткой койке у стены в качающемся помещении. Мне понадобилось время, чтобы осознать, что пляшущие на полу и стенах солнечные зайчики – это блики от воды за круглыми окнами – иллюминаторами, а помещение, в самом деле, раскачивается и всё это говорит, о том, что я нахожусь уже на идущем куда-то судне. Поняв это, я не испытала ни удивления, ни страха, а опять заснула, вернее провалилась в пустоту.
Окончательно, так что могла адекватно воспринимать действительность, я пришла в себя, лёжа на большой кровати.
Я приподнялась. Все мои мышцы затекли, но ничего не болело. Я лежала в одежде, но без куртки и без обуви.
Комната была уютной спальней, обставленной дорогой изысканной мебелью тёмных и светлых кофейных тонов, с камином возле кровати и пушистым ковром на полу. За двумя высокими большими окнами через колышущуюся на ветру листву деревьев поблёскивала вода. С моего места не было видно, что за водоём находится там.
Я привстала, собираясь спустить ноги с кровати, когда отварилась дверь и вошла женщина, лет шестидесяти. Она была вся какая-то незаметная, с опущенным взглядом, и только белоснежный передник на её чёрном платье был ярким пятном. Перед собой она катила сервировочный столик, уставленный какой-то едой. Не глядя на меня, молча, она переставила блюда и посуду на столик между кресел у окна и направилась к выходу.
Я встала с кровати и сделала шаг к ней:
– Где я? Скажите!
Женщина замотала головой и развела руками, показывая, что не понимает меня, потом быстро вышла. Я услышала, как в замочной скважине повернулся ключ.
Мне не оставалось ничего, кроме как оглядеть комнату. На туалетном столике стояла моя косметичка, та, что была со мной в Париже. Помимо входной двери здесь имелись ещё две. За одной оказалась туалетная комната со всем необходимым, за другой – вместительная гардеробная, где на вешалках и полках были разложены вещи из моего чемодана, заполнившие её менее, чем на четверть. Сам чемодан скромно стоял в углу.
Остановившись посреди комнаты, я пыталась дать себе хоть какое-то объяснение происходящему, но мысли, ещё не успев зародиться, увязали в вате, которой, казалось, была набита моя голова. Возможно действие наркотиков, которые вкололи мне, ещё не прошло окончательно.
В отличие от головы желудок работал нормально, о чём дал мне знать голодным урчанием. Отказываться от пищи было глупо, и я уселась в кресло, приступив к изучению и дегустации предложенных блюд. После еды у меня появилось огромное желание привести себя в порядок и переодеться.
Я обнаружила, что все мои вещи, что я брала с собой в поездку, находятся в комнате или в ванной, включая даже драгоценности, мою сумку и электронную книжку. Не было только паспортов и телефона.
Душ и мои собственные вещи предали мне уверенности и наполнили решимостью выяснить, где я нахожусь и почему, и что вообще происходит. Поэтому, когда всё та же женщина явилась, чтобы забрать посуду я уже была готова к решительным действиям. Но не успела даже рот открыть, как она, поняв мои намеренья, с проворством, таким, на какое на первый взгляд не была способна, выскочила за дверь, а вместо неё на пороге появился мужчина внушительных размеров с неприятным не располагающим к беседе лицом. Он пригрозил мне пальцем и знаками, довольно доходчиво объяснил, что мне надо вести себя тихо, не задавать вопросов и не выступать. Что будет вследствие моего неподчинения, он тоже объяснил мне с помощью жестов. Так как воспоминания о моём похищении ещё были свежи в памяти, я отступила. Решимость моя улетучилась.
И, казалось, про меня забыли. Меня не обыскивали, не допрашивали. Со мной никто не разговаривал. Три раза в день мне приносили довольно вкусную и разнообразную еду, и на этом всё. Мои попытки вырваться на свободу потерпели крах, после того как я обнаружила, что комната моя расположена довольно высоко от земли, метров на пять, близко растущих деревьев, по которым можно было бы спуститься нет, да и окна не открываются. А если попробовать разбить стекло, шум сразу привлечёт внимание, в этом я не сомневалась.
Вечером женщина подготавливала ко сну мою кровать и задёргивала тяжёлые шторы на окнах. Узкая щель между ними никогда не темнела полностью, из чего я сделала вывод, что нахожусь в какой-то в северной части Европы, там, где сейчас, в июне, как раз сезон белых ночей.
Я приняла своё положение, никак не зависящее от меня самой, и моё полную неспособность что-либо изменить. Я ни о чём не думала, ничего не анализировала, голова моя была пуста и свободна от каких-то мыслей. Все эмоции, кроме страха перед неизвестностью покинули меня, но вскоре, и он отступил куда-то в глубину сознании. Совсем не сойти с ума мне помогала моя электронная книжка. По началу мне приходилось заставлять себя читать, потому что слова проносились мимо меня, не оседая в голове, и я перечитывала фрагменты, раз за разом и постепенно мысли, переживания и приключения книжных героев стали отвлекать меня от собственных. Но ненадолго.
Тревожное ощущение неизвестности и ожидание непонятно чего постепенно поглощали. И я начала думать о том, что уж лучше бы что-нибудь происходило.