Читать книгу Скорей бы зацвели одуванчики - Мария Соловьева - Страница 11

Как обычно после Причастия, Павел отдыхал на диване. Он пытался уговорить себя, что исповедал все грехи, но покоя не было.

«Был груб с людьми, ругался матом, не всегда удавалось извиниться»… Да, все так. Но только ли это?

Он ведь тогда хотел извиниться. Нет, все кончено, но поговорить было нужно. Сказать, что он ни в чем не винит ее (та лучше, хоть и не совсем правда), но не может пожертвовать призванием. Из соцсетей она удалилась. Мобильный все время выключен. А имейл ее, как оказалось, он и не знал. Разыскивал ее в тот день по расписанию. И вот, случайно нашел в буфете. Это была та самая девка, та самая Alice, какой он ее представил себе в тот день, когда впервые получил бан на форуме. С безвкусно раскрашенными волосами. Коленка – узкая, смуглая, аж мороз по коже – вульгарно выставлена из разреза юбки. Хохочет над скабрезнейшей шуткой. Нет, конечно, девчонки, которых он знал, и не такое себе позволяли, но Алла…

Стоп. Забыть. Забудешь, ага.

И как могла такая красота переродиться в такую мерзость? А была ли красота? Было ли чистое чувство? Было. И сейчас, когда он вспоминал прогулки по Невскому, Ботанический сад, Зеленогорск – тот небывалый день, который завершился катастрофой – голова шла кругом. Да, она влекла его и физически – все больше и больше – но ведь это естественно, в этом нет греха. И вот она, с сине-зелеными волосами, снова смеется, дерзко заглядывает ему в глаза, выставив смуглое колено. И он хочет… стоп, стоп. Про блудные помыслы надо записать к следующей исповеди.

И что уж греха таить, перед этой дурехой Alice с форума он тоже виноват. Хотел было извиниться, пытался заново зарегистрироваться на форуме с другой почты – но всеведущие админы определили его ip и не подтвердили учётную запись. Ну что ж тут поделаешь – плюнул и забыл.

Магистерскую Павел защитил с отличием. Его брали лаборантом на кафедру. Предлагали поступать в аспирантуру, но он не стал подавать документы. Поработает годик, а потом попробует поступить в семинарию. Когда-то он на что-то подобное намекал о. Виктору, и тот, вроде, не стал отговаривать, не сказал «Нет, не твой это путь». А искушение любовью к женщине – это все бесовские козни, они лишь подтверждают, что его намерение угодно Богу. Вернется о. Виктор из паломничества – надо будет с ним поговорить, рассказать всю историю.

А пока – к бабушке, в Новгород. Вот блин, Алла ведь по древнему Новгороду вроде бакалаврскую собиралась писать. Ладно, забыть, не до нее. Надо думать, как поладить с бабушкой.

Бабушке – маминой маме – было уже 80, но она вполне еще справлялась с хозяйством в своей двушке с газовой колонкой. Раз в месяц родители уезжали к ней на выходные, иногда и Павел выбирался с ними. После дачного сезона мама обычно брала отпуск за свой счет, и также на две недели уезжала к матери. В этом году у старушки пошаливало давление, и мама попросила Пашу пожить в Новгороде недельку-другую – оставить на них с отцом помидоры и перцы она не могла.

Павел как раз получил гонорар за книгу по истории, которую он мало-помалу переводил с английского весь шестой курс, и радовался, что поедет полностью за свой счет и будет располагать карманными деньгами. Не с пустыми руками явится и к бабушке, и к Нине. Нину, Пашину троюродную сестру, и ее мать, тетю Катю, бабушка на дух не переносила, даже имена эти нельзя было при ней поминать, а визиты к опальным родственникам Пашины родители всегда тщательно скрывали – мол, пошли погулять по Ярославову Дворищу. Иногда бабушка узнавала правду и закатывала скандал – «Чтоб не приезжали больше! Сдохну – соседи похоронят!», и маме долго приходилось уговаривать бабушку разрешить приехать через месяц. Это была какая-то давняя история семейных дрязг во втором поколении. Но Нина была ровесницей Нади, Пашиной старшей сестры, жившей с мужем и двумя детьми в Североморске. И Нину он воспринимал если не как сестру, то как близкую родственницу. Года два назад у Нины умер отец, потом она вышла замуж. Паша видел Никиту всего пару раз, и теперь надеялся узнать его получше.

Может, племянники скоро пойдут. А то Надька с семьёй раз в два года приезжает, особо не пообщаешься.

Покойный отец Нины, дядя Леша, приходился двоюродным братом Пашиной маме. Павел знал, что по материнской линии у Нины была двоюродная сестра, Кристина. Нина часто поминала «Криську» в разговорах, и всегда жалела ее. Отец – пьяница, мать, сестра тети Кати – загнанное существо, все никак не решится уйти от него, да и некуда. Живут где-то в поселке городского типа под Тверью. Как раз сейчас Кристина гостила у Нины – они с матерью часто принимали девочку у себя. Как он понял, спасалась от отцовских запоев. Благо, есть где отсидеться. Вот соседка наверху – тоже как мать этой Кристины, все терпит, бабулька с восьмого этажа говорила вчера – всю ночь у них там гвалт стоял, мать-перемать, отпусти меня сволочь. Родит от него, не дай Бог, – куда детям прятаться?

Размышления прервал мамин звонок. Она кричала, чтобы он уже собирался, нельзя опаздывать на автобус, не убивай бабушку своим разгильдяйством. Паша не стал грешить после Причастия, ответил «Окей, мамуль» и направился к выходу. Посуду не помыл, ну ничего, там всего одна тарелка и чашка, ну и кастрюля. Приедет завтра отец на дежурство, справится.

Бабушка встретила Павла наваристым крошевом – щами из засоленных зеленых листьев капусты, холодцом и пирогами с морковкой. Поскольку Петров пост уже кончился, дилеммы «согрешить нарушением поста или ссорой с бабушкой» перед ним не стояло.

– Ну как, Пашутка, жениться-то не собрался? – спросила бабушка за чаем.

– Да нет пока…

– А то я правнуков своих и не вижу. Надюша-то вообще сюда дай Бог раз в пятилетку заедет. Младшенькую-то вообще еще не видала.

– Бабуль… ну нельзя спешить в этом деле. Надька-то молодец, Леха у нее классный мужик.

– Ой, не надо мне. Да по нужде она замуж выскочила, вот и сидит теперь в Тмутаракани. К родителям ей, небось, стыдно.

– Бабушка, не надо…

– А чего не надо. Само имя не переношу. Вот у меня тоже Леха, племянничек, так всю жизнь с ним на ножах.

– Бабушка, о мертвых либо хорошо, либо ничего..

– Да что уж теперь. А слышал, Нинка-то дочь его? За начальника своего замуж вышла. Сорок лет ему, разведенный. Небось сама и развела…

– Бабуль… можно еще пирожка?

– Нужно! Сиди, сиди, я принесу.

Пока бабушка ходила на кухню за пирогами, Паша скинул Нине смс-ку, что доехал и завтра зайдет.

– Так, Павлуха! Я кому говорил, торт не покупать! У нас в два раза больше. Вот щас оба тебе в рот и запихнем!

– Ну-ну, разбушевался, Никита Петрович – Нина погрозила мужу пальцем. Пошли, Павлуш, с мамой поздороваешься, а то она лежит, давление пошаливает тоже.

Нина была поздним ребенком, и ее матери уже перевалило за шестьдесят. Это была добродушная женщина, с густыми почти сросшимися бровями. Нос у нее был с горбинкой – пожалуй, единственная черта, унаследованная Ниной.

– А с Кристиной-то познакомился? – спросила тетя Катя после приветствий и поцелуев. Гостит сейчас у нас. В институт поступала, да не поступила. А жаль девку, так бы общежитие дали. Ох, беспутный у них батька… Ладно уж, иди в гостиную, скучно, небось, со старухой-то…

Уже выйдя из комнаты, он расслышал тёткин вздох со словами «Дай Бог Кристиночке».

«Дай Бог ей своих внуков поскорее потискать» – подумал Паша и направился в гостиную.

За накрытым по-праздничному столом, напротив телевизора, сидела девушка. Девочка, старшеклассница или выпускница. Круглолицая, с пухлыми губками. Зря она, конечно, выбрала такую яркую помаду. Темно-русые волосы были пострижены до плеч. Она оторвалась от ток-шоу и взглянула на него с улыбкой, как старому знакомому. Глаза у нее были большие и карие.

Нина представила их друг другу, и все, кроме хандрившей тети Кати, уселись за стол. Готовила Нина отлично. Салат «мимоза» в авторском варианте. Куриные грудки, обернутые полосками бекона. Бутерброды с ветчиной, смазанные смесью хрена и майонеза вместо масла. Для себя, Павла и Кристины Нина поставила бутылку Киндзмараули, для Никиты – небольшой графинчик самогона («Достаем у знакомых в деревне»). После первого тоста «чтобы чаще встречаться» вино слегка ударило в голову, и Павел почувствовал себя в кругу своих, хотя Кристину видел впервые, а Никиту, наверное, в третий раз. Шутил, рассказывал студенческие истории – например, про девушку, которая отвечала по чужой шпаргалке и «программу Максимум» обозвала «Программой Тах», за что препод в зачетке в графе «оценка» написал «дура». Никита, выпив рюмку самогона, молча усмехался, поглядывая то на Павла, то на Кристину.

– Паш, ты у нас сегодня ночуешь-то? – спросил он.

– Нет, у бабушки.

– Да ну… ты посмотри, какая тут девочка.

– Причем здесь..

– А то я ведь у тебя из-под носа уведу. Кристиночка, ты сегодня будешь спать со мной? – Он положил руку ей на колено.

– Вы… ты чего, охренел? – Павел вскочил с места. Обе женщины были невозмутимы, будто дело их не касалось.

– Паха! Да ты никак уж ревнуешь? Да куда тебе со мной тягаться…

– Козел, заткнись! – Павел схватил бутылку вина и, перегнувшись через стол, замахнулся на Никиту.

– Вообще-то, Никита Петрович, Пашка прав – вмешалась Нина, спокойно, но твердо перехватив Пашину руку и опустив бутылку на стол. – Это мы с Кристишкой к твоим шуточкам привыкли, а его по-другому воспитывали.

– Ладно. Пашка, мир да? Успокоился? – Никита примирительно протянул ему руку. Павел без энтузиазма пожал ее, и застолье пошло своим чередом, а чтобы предотвратить ненужные разговоры, Нина поставила видео с горнолыжного курорта, где они с мужем отдыхали в феврале.

После обеда Никита включил футбол, а Нина, Кристина и Павел стали убирать со стола. Паша отнес на кухню стопку тарелок, Нина и Кристина спрятали в холодильник остатки салатов и нарезки. Нина вернулась в комнату собрать бокалы, и Павел с Кристиной на минуту остались одни.

– Паш – улыбнулась Кристина – ты на Никиту Петровича не обращай внимание. Болтает, что в башку взбредет, а так вообще он добрый.

Нда. Что же у нее дома творится, если подобные выходки ей по барабану.

После чая с тортом Паша засобирался домой, то есть к бабушке. Нина на прощание сказала:

– Паш, ты в любое время заходи. Вот хоть завтра, воскресенье же. А по будням нас с Никитой не будет, так с мамой пообщаешься…

Бабушка заждалась внучка к обеду. Едва он переступил порог, на столе уже дымилась тарелка горячего крошева – настоялось за сутки, стало еще аппетитнее. Правда, Паше еду даже видеть не хотелось после сытного застолья, но нельзя было показывать виду, а то бабушка заподозрит, где он был. Но она ничего не заметила. Вспоминала военное детство, ворчала на коммунальные службы. Павел слушал, кивал, даже умудрялся к месту вставлять реплики. Прошлась она пару раз и по тете Кате с семьей, тут Павел молчал, не заступаясь и не поддакивая. Он думал о своем.

Кристина… вот почему именно сейчас это знакомство? Знак свыше? Фу, какая чушь. Просто родственница сестры. Вообще ничего общего быть с ней не может. Только что окончила провинциальную школу, и, похоже, вуз ей в ближайшее время не светит. Но может быть, она еще совсем чистая. Конечно, насмотрелась всякого у себя дома, да и у Никиты особо ничему хорошему не научишься, но, если пересадить ее на благодатную почву, удобрять и пропалывать землю вокруг, вдруг и расправит ветви? Особого ума – интеллекта там нет, но, кажется, она добрая, открытая. Даже ярко накрашенные губы – детство, и ничего более. Нашла где-то заброшенную мамкину помаду (той, видать, особо краситься не для кого). Думает, взрослая.

Фигня. Зачем об этом.

Пухлая и мягкая, как горячий пирожок из буфета.

Паш, ну ты даешь, дружище. Через пару недель уедешь, и дело с концом.

Да, кстати Нинка приглашала еще зайти. Завтра-то не получится, с утра надо сбегать в собор, а потом обещал бабушке генеральную уборку. Может, в следующие выходные еще здесь буду. А может забегу в понедельник. Ну, пообщаюсь разок с Кристиной. Это ничего не значит.

А вообще-то… собираюсь в священники. Не век же целибатом жить. Нет, Кристина-то вряд ли, но не стоит из-за одного неприятного эпизода всю жизнь сторониться девчонок.