Читать книгу Живи и помни - Мария Украинцева - Страница 3

Утром Семен проснулся в отличном настроении. Был замечательный летний день. Вспомнив все, что с ним произошло вчера, еще раз поразившись незаурядной внешности молодой женщины и ее поведению, он встал. Позавтракав, отправился навестить знакомых и друзей.

Вначале Семен поехал к Алексею Владимировичу Богданову. Это был известнейшей в Таганроге адвокат, друг их семьи. Именно он оказал влияние на выбор Семеном профессии. Это ему принадлежит нашумевший когда-то процесс, когда он добился для своего клиента оправдания за ввоз из Греции товара по морю без пошлины.

В законе сказано, что нельзя ввозить товар без досмотра таможни – на кораблях, на лодках, на баркасах и т. д. Но не было в этом перечне слова «фелюга». А клиент ввез товар именно на ней. И Богданов, отыскав этот крючок, добился оправдания своего клиента.

Подъезжая к дому Богдановых, Семен столкнулся с его сыном Сашей, с которым они вместе росли и были друзьями.

– Семен, ты откуда здесь? – изумился Саша.

Он кинулся к Семену, друзья обнялись.

– Ох, осторожно, – охнул Семен

– Что такое, в чем дело?

– Недоразумение, попал в потасовку, подвесили.

– Боже, когда же ты успел, если говоришь, что только вчера приехал? – удивился Саша.

– Успел, не доезжая до дома.

– Ну, вот что, поехали в клуб, там у меня назначена важная встреча, а по дороге все подробно расскажешь. Потом к обеду вернемся домой, а вечером – в оперетту, идет «Сильва». Примадонна – блеск, ты ее не знаешь. Протеже самого князя Мещерского, некая Лиза Оленина. Голос так себе, но сама – прелесть, я влюблен.

Друзья рассмеялись и покатили в клуб.

Вечером они отправились в оперетту. Театр оперетты – небольшой, недавно отстроенный, убран с провинциальной помпезностью, много бархата и позолоты, кресла очень удобные. Таганрог – город небольшой, а если учесть, что население его разделено на общественные слои, где каждый слой жил своей жизнью, то нетрудно догадаться, что все знали друг друга до десятого колена. И, естественно, приезд любого нового члена общества не оставался без внимания.

Лишь войдя в вестибюль театра, Семен окунулся в знакомую с детства обстановку, без труда узнавал знакомые лица. Вот градоначальник Корякин Федор Иванович – рослый, обрюзгший, очень хитрый, властолюбивый интриган 58 лет. Жена его Марья Антоновна – ему под стать, пожилая дама.

А вот Медведев Иван Иванович, зрелых лет промышленник, строит рыбозавод в Таганроге. Он вкладывает средства в расширение порта. На его благотворительные пожертвования строится каменная лестница к морю в парке города. Имеет крупные дела в Ростове, Москве. Любит широко гульнуть. Недавно женился. Молоденькая жена разодета по последней моде. Раскланявшись с молодыми людьми, Иван Иванович представил Семена Петровича своей жене, с которой тот не был знаком.

Свободин Кузьма Егорович, директор гимназии. Небогатый интеллигент-просветитель, полный передовых идей, со своей женой Антонидой Евлампиевной, дамой в очках, на голову выше мужа. Она заведует сиротским домом, очень строгих правил.

Семен невольно весь подобрался, вновь почувствовав себя гимназистом.

Так, переходя от одного к другому, здоровался Семен с таганрогским обществом. Но вот – уже третий звонок. И все это море блеска, цветов, бархата, кружев и духов полилось по рядам и креслам. Зал был хоть и небольшой, но уютный. Видимость и звук – отличные. Предвкушая удовольствие, молодые люди приготовились слушать и смотреть «Сильву».

Конечно, молодому, блестящему, пожившему несколько лет в Петербурге Семену уже после двух актов стало скучновато: и голоса были не очень хороши, и примадонна была далеко не блеск, как выразился Саша. Но это не мешало Семену с удовольствием взирать на публику, на сцену.

– Но что такое? Не может этого быть… – невольно прошептал Семен.

– Да что случилось? – забеспокоился Саша.

– Послушай, Александр, кто это на балконе слева? В зеленом, рядом с маленьким, плешивым господином, похожим на купца?

– A-а, это Мирзоян Ашот Маркович, глава купечества. Жена его два года как померла, так он женился на очень молодой бесприданнице, хотя она дворянского рода. Ей 25, а ему 60, но что делать, зато богат. У него дочь, старше ее, живет в Ростове, и сын где-то служит. Говорят, что жена наставляет ему рога. Очень ревнив. А она, знаешь, доводится нам дальней родственницей. Мы хорошо знаем друг друга. Хочешь, представлю?

– Конечно, еще спрашиваешь! Пойдем, сейчас будет антракт.

И едва дождавшись антракта, молодые люди прошли в ложу Мирзояна. Да, это была та самая дама, которую Семен выручал из беды. Семен смотрел на Ольгу Николаевну, не замечая никого вокруг. В глазах ее были испуг и лукавство. Подавая ему руку при знакомстве, Оля поднесла пальчик к губам: мол, молчите… И это как-то уже объединяло их.

Растерянный и недоуменный взгляд Семена показался подозрительным Ашоту Марковичу, и он всячески старался отделаться от молодых людей. Чтобы не быть назойливыми, те вышли в фойе.

– Ты понимаешь, Саша, это та самая девушка, которую я вчера выручил из беды, о которой я тебе рассказывал. Как она туда попала? Это просто неправдоподобное пришествие. Непостижимо! Попробуй, друг, устроить нам с ней встречу. Я не думаю, что могу нанести им визит. Ты видел, как кипел от злости ее муж?

– Успокойся, Семен, будет тебе встреча, что-нибудь придумаем. Пойдем в зал. Кончился антракт.

– Нет, Саша, ты иди, а я попозже подойду. Немного побуду здесь один. Ты обратил внимание, что Мирзояны уехали, не досмотрев спектакль до конца. Это все Ашот Маркович. Азиат… Мучитель!

Оставшись один, Семен, едва пришедший в себя после удивительной встречи, был потрясен.

– Чудо как хороша! Ольга Николаевна! Оля! Оленька…

Перед ним стояли огромные, в пол-лица, зеленые глаза, к которым так шел зеленый бархат ее платья. Небольшого роста, великолепно сложена, выглядела Оля изумительно. 25 лет ей никак не дашь, самое большое – 18–19. Семен прошел в зал. Вряд ли он следил за ходом спектакля – мысли его были далеко.

Дни летели незаметно, наполненные до отказа встречами, событиями. Конечно, Александр познакомил Семена ближе с Олей на одном из вечеров, которые давали сливки общества, куда наперебой приглашался Семен, где были дочери на выданье.

Вся та история с погоней оказалась мало занимательной.

Ольга, переодевшись, ушла на свидание, а ревнивый муж послал ищеек по следу – узнать, с кем. Ее, наверное, можно понять: ну что ей – молодой, веселой, красивой, еще не жившей, ничего не испытавшей в жизни, – муж, которому седьмой десяток, и который уже вас испытал и пожил в свое удовольствие. Ей хочется радости, веселья. А он посадил ее в «золотую клетку». Вот она иногда и срывалась, и даже не столько из-за увлечения кем-то, а просто от злости на безрадостную жизнь.

Но тут, похоже, между молодыми людьми завязались серьезные отношения.

Таганрог – город небольшой, ничего не утаишь, пошли слухи.

Если б молодость знала, а старость могла… Как нельзя лучше сказано. Но молодость не хочет знать, пока сама не пройдет через все. Ей хочется самой любить, радоваться и разочаровываться. А старость, она что ж? Только богатый опыт да покой, но и она не желает сдаваться.

Семен был влюблен, никого не слушал, ничего не замечал. Никакие увещания друзей и знакомых не помогали. Алексей Владимирович Богданов потихоньку сообщил батюшке Семена о сложившихся обстоятельствах. Он боялся, как бы тот не попал в какое-либо недоразумение. Ведь Мирзоян был ревнив и злопамятен. Ему терять нечего, кроме молодой жены, и он своего не упустит, будет драться руками и зубами. Вырваться Оленьке из его когтей не так-то просто.

Петр Семенович срочно приехал в Таганрог. Узнав, в чем дело, решил сам во всем разобраться. Он знал своего сына как никто хорошо и понимал, насколько ранима его душа. Он видел, что здесь нельзя идти напролом.

Некоторое время отец и сын, живя вдвоем, не касались темы влюбленности Семена. И только когда Петр Семенович понял, что больше тянуть нельзя, так как у Семена кончается отпуск и надо что-то предпринять, решился на серьезный разговор с сыном.

– Семен, ты достаточно взрослый человек и можешь и должен отвечать за свои поступки. Я не стану тебя убеждать в моей искренней любви и беспокойстве за тебя. Но давай обсудим создавшееся на данный момент положение.

Тебе 23 года, ты только вступаешь на жизненный путь. Все у тебя вроде хорошо складывается. Профессия любимая, продвижение по службе и т. д. Естественно, материально ты нуждаться не будешь, как бы ты ни поступил сейчас. Мы тебя не оставим, в тебе наша с мамой жизнь. Я уверен, что ты порядочный человек, честный, ни на какую подлость не способен. Но ты можешь много напутать себе в жизни по молодости, по горячности. И моя обязанность как отца, как прожившего уже большую жизнь друга и имевшего больше опыта, вовремя тебе посоветовать, подсказать.

Скажи мне, сын, что ты собираешься делать в ближайшее время, какую роль и место ты отводишь в своей жизни для Ольги Николаевны Мирзоян? Для женщины, которой уже 25 лет, чужой жены, не совсем подходящей тебе по воспитанию, образованию. Я не требую, чтобы ты отвечал мне теперь же. Обдумай все серьезно. Все взвесь до конца, ведь твоя жизнь только начинается. А вечером мы с тобой поговорим.

Я, разумеется, всегда буду на твоей стороне, буду помогать, как бы ты ни решил, ты это должен знать. Но я не хочу думать, что ты превратно используешь мою любовь к тебе. До вечера, дорогой.

Отец тепло простился с сыном и ушел к себе.

Семен сидел, ошеломленный, огорченный тем, что причинил столько горечи и беспокойства старому и бесконечно дорогому ему человеку. Что необходимо принимать решение именно сейчас, когда так хотелось быть с Ольгой, видеть ее улыбку, слушать ее звонкий голос. И неожиданно поймал себя на мысли, что они никогда не говорили о своем будущем, что Оля никогда не заводила разговора о разводе с Мирзояном, о перемене обстановки, в которой она оказалась. И что Семен даже не знает: чего же она хочет? Им было просто легко и хорошо вдвоем. И они, как мотыльки, жили одним днем, мгновеньем, часом. Но именно он, как порядочный человек, должен был обо всем позаботиться, подумать. Ведь он мужчина!

Семен метался по кабинету, представляя свою жизнь с Олей до мельчайших подробностей. Представляя и так, и эдак.

Весь измученный, так ни к чему не пришедший, оделся и уехал. Он решил побыть в обществе, вне дома. Отправился обедать в ресторан, сидел один за столом, заказав вино, что делал очень редко.

В дальнем углу ресторана, за большим столом, сидела веселая компания, что-то наперебой доказывая друг другу. Многие из присутствующих были знакомы Семену. Это была передовая, деятельная интеллигенция, которая считала, что жить вне народа – дело невозможное, поэтому тот, кто хочет жить сам, должен жить и для него. И что дворянству не укрыться за романами Льва Толстого и гениальными симфониями Чайковского. Должно быть движение в народ. Надо заниматься делом и для себя, и для всей России.

Здесь присутствовали инженеры-промышленники, горнодобытчики, предприниматели, которые поддерживали взгляды Бакунина, Грибоедова, Лермонтова…

Вот Борис Зборона, 25 лет, грек, предводитель греческой диаспоры в Таганроге, богатый купец.

Сергей Владимирович Асташев – миллионер, молодой предприниматель с передовыми идеями, много делает для процветания города.

А вот Александр Андреевич Ауэрбах – инженер-горнодобытчик, тверской дворянин, недавно приехавший в Таганрог, откуда начинались поиски каменного угля в Донбассе.

Семен молча обедал в одиночестве, невольно прислушиваясь к доносившимся из-за соседнего стола репликам. Многое из сказанного он полностью разделял. И невольно его личные проблемы ушли на второй план. Наплывало чувство ответственности, чести и долга перед Россией.

Пообедав, он подошел поздороваться к шумному столу, где было много знакомых, но были и те, кого он видел впервые.

Вдруг в раскрытые окна ресторана ворвались порывы ветра, шум деревьев, запах моря. Служащие кинулись закрывать окна. Приближалась гроза. Яркий солнечный свет, что вливался в высокие окна, вдруг погас, словно потухла хрустальная люстра, ярко светящая каждой своей гранью. Стало темно. Зажгли свет. Послышались раскаты грома, и яркие вспышки молний озаряли все вокруг. Деревья мотало так, что, казалось, сейчас их переломит, как соломинки, и унесет бог знает куда. При порывах ветра поднимались тучи горячей пыли. Все смешалось. Гром гремел беспрестанно. И все это длилось не более получаса. Затем небо стало светлеть, и полил дождь. Нет, не дождь – ливень, водопад воды, дающий второе дыхание всему живому. Вскоре дождь закончился, а гроза ушла в сторону моря. Город, умытый и очищенный, в благоухающем убранстве зелени, был прекрасен. Стали открываться окна, двери. Люди, вдохнувшие полной грудью, благословляли природу за преподнесенный божий дар.

Семен знал, что не сможет вернуться сейчас домой к батюшке, понимал, как тяжела для него неизвестность, неопределенность положения. И он едет в театр, зная наверняка, что встретит там Ольгу. Понимает, что необходимо решить все сейчас.

Да, Оленька была там, но муж не спускал с нее бдительного взгляда ни на секунду. И они никак не могли поговорить. Семен не знал, как же быть.

«Саша, да, Саша должен мне помочь. Ведь он один в курсе всех моих любовных дел».

Он разыскал Александра, и они договорились, что Семен сейчас уедет, причем демонстративно, чтобы это видел Мирзоян, и тогда Саша передаст Ольге письмо, в котором Семен просит ее о свидании.

Придя на встречу, Ольга сама, своим женским чутьем поняла: что-то произошло, причем далеко не радостное.

– Оленька, нам надо поговорить, и поговорить серьезно. У меня кончается отпуск, и я должен вернуться в Петербург. Я не могу просто так уехать, я люблю тебя. И тебе необходимо развестись с Мирзояном.

Хотя Семен говорил ласковые слова, Оля чувствовала, что это их последняя встреча, что она не сможет больше быть с ним. Хотя судьбы их пересеклись, но они никогда не смогут быть вместе. Она не сможет дать ему той блестящей жизни, которая у него только начинается. Она ему не пара. Она благодарна ему за те сказочные мгновенья, что он ей подарил.

Семен что-то говорил, доказывал. Но Оля уже давно все решила, со всем смирилась. Она просто любовалась им, смотрела на Семена и ничего не говорила. Жалела лишь об одном: что Бог не послал ей от него ребенка, на которого бы она перенесла всю свою любовь к Семену.

Она пыталась улыбаться, заставила себя сказать Семену несколько ласковых слов, на что тот ничего не ответил, безмолвно стоя перед ней. Наступила жуткая тишина. Что-то промелькнуло в лице Семена, отразив бессильный гнев, горькую скорбь, усталое отречение и даже как будто страх. Затем в безмолвной признательности он снял шляпу и вышел. До Ольги донесся звук его удаляющихся шагов. Она понимали, чего это ему стоило. В ушах у нее шумело, словно где-то бежала вода, хотелось только покоя. Ольга села в коляску и велела ехать домой. Все было кончено… Все… Все…

Семен отправился домой и поспешил сообщить батюшке, что утром они едут в имение, не объясняя ничего. В эту ночь он не смог заснуть ни на минуту.

Утром он застал батюшку уже на ногах, он смотрел на сына с мягкой нежностью и пониманием. Отцу было очень жаль сына, ведь он понимал, как тот себя чувствует сейчас. Ехали молча. Через два часа были дома. Когда они вошли в гостиную, матушка была там. Семен подошел к ней. Он всегда был нежен с ней, и ему вдруг пришла мысль, заставившая его содрогнуться. За все это время он ни разу не подумал о родителях. О том, сколько горьких минут выпало на их долю по его вине. У него больно сжалось сердце.

– Милые мои, дорогие… – прошептал он, целуя руки матери.

Необыкновенное тепло и успокоение повеяли на Семена. Родительский дом так много значит в жизни любого. Все душевные и физические сомнения покидают вас, становится так легко и безопасно, тут тебя всегда встречают любящие глаза и руки родителей, хочется отдаться этой неге и плыть…

Так с неделю Семен пробыл в Дубовом. Затем, после тягостных прощаний с родителями, отправился в Петербург. Подъезжая к Питеру, он неожиданно столкнулся с Александром Ауэрбахом, который ехал, как он выразился, «жениться». Но поначалу ему необходимо по службе заехать в Питер. Александр рассказал, что познакомился со своей невестой Софьей В. у своих родителях в Тверской губернии, когда вернулся из-за границы. Она гостила у их соседей – сестер Верц. Это были просвещенные девицы, у которых собиралась молодежь с передовыми взглядами, бывал и Александр Андреевич. Там он познакомился и со Львом Толстым, который еще не взирал на мир из-под насупленных бровей, а был молодым, веселым офицером в отставке.

Ауэрбах, обрусевший немец, отлично понимал всю серьезность кризиса в экономике России после реформы 1861 года – отмены крепостного права. Этот промышленный кризис, как никогда, требует полной отдачи сил и знаний от настоящих специалистов. Его девиз был: «Честно исполнять свой долг перед своим народом, перед своим Отечеством». Этим он жил, по этому девизу работал. Он убеждал всех:

– Скоро весь Донбасс начнет укладывать рельсы и шпалы новых дорог. Я уже вижу новый Манчестер с портами в Азовском море. Народ необходимо уважать, относиться к нему, как к равному. Если ты работодатель, то обеспечь быт рабочего соответственно. А у нас что? Вот я, например, своих шахтеров кормлю по возможности хорошо, фунт мяса в день, а к обеду – рюмка водки, и у меня – производительность и подъем, хорошая дисциплина. А соседние дельцы держат своих рабочих на кондере из пшена, так там и бега. А наказывают шахтеров. А за что, я вас спрашиваю? Разве они виноваты в своем скотском содержании? Нет! И вот за это правое дело меня же эти дельцы обзывают «революционером».

Так беседовали двое молодых людей в поезде, разделяя и поддерживая взгляды друг друга. Оба – только начинающие жить и только предполагающие свое будущее. Но оба готовы без остатка отдать свои жизни для служения Отечеству.