Читать книгу Когда ты станешь моей. Книга 2 - Мария Высоцкая - Страница 6

– Маринка, – Нонна приподнимается, расставляя руки по разные стороны, – наконец-то мы встретились.

– И не говори, – присаживаюсь за столик, закидывая ногу на ногу. Пальцы на автомате поправляют короткие волосы.

Два года назад я впервые подстриглась почти под мальчика, хотела перемен, но теперь отчетливо могу сказать, перемены не в длине волос, они в нас.

Нонна тушит в пепельнице сигарету, а я стискиваю зубы. Давно бросила эту дурную привычку, но иногда рука сама так и тянется к этой гадости.

– Ломает? – подружка издает тихий смешок.

– Нет, – прищуриваюсь, а после растягиваю губы в широкой улыбке.

– Давай выпьем.

– Что за повод?

– А нам нужен повод?

– Не знаю, – пожимаю плечами.

– Ну раз тебе нужен повод, он будет. Самир сделал мне предложение.

– Да ладно?! Нонночка, я тебя поздравляю.

– Спасибо.

Киселева подзывает официанта, а я невольно вспоминаю, как мы с ней познакомились. Это было на втором месяце моей жизни в этом городе. Ее дочь попала в мой класс, маленькая восьмилетняя девочка, очень сильно отличавшаяся от других, за что ее часто дразнили. У девочки были проблемы с речью, и Киселева, конечно же, пришла в школу за скандалом. Ее не устраивала травля ребенка, в чем я с ней была солидарна. Позже Линду перевели в другую школу, но мы с Нонной не перестали поддерживать отношения, медленно трансформирующиеся в дружбу.

Ноннка тоже была приезжей, сбежала от московских проблем, в которые ее впутал муж. Он был игрок. Она пыталась ему помочь несколько лет, но он не хотел этой помощи. Влез в огромные долги, с которых и началось колесо проблем, от угроз до реальных действий, таких как поджог квартиры и избиение мужа до предсмертного состояния. Она боялась за дочку, себя, прекрасно понимая, что человек не изменится, он просто не хочет. Зависимость стала гораздо сильнее его самого.

В Москве она работала психиатром в частной клинике, и это давало ей возможность таскать мужа по врачам, когда она еще верила в то, что может все исправить.

Первое время нашего общения я очень боялась того, что она невольно поставит мне диагноз. Кто-кто, а я точно не похожа на вменяемого человека. Может быть, внешне этого и не заметно, но внутри творится полный крах.

Мне понадобилось немало времени и усилий, чтобы это понять. Разобраться в себе и тех ужасах, которым я открыто поспособствовала.

Первым стала беременность, желанная, маниакальная. На тот момент мне было необходимо о ком-то заботиться. Доронин делал для меня все, но очень редко был рядом. Он жил своей жизнью, той, которой я всегда опасалась. Той, в которую не хотела вступать изначально. Я нуждалась в человеке, которому буду дарить свою любовь, пока Сашка завоевывает мир. А когда поняла, что даже с этим у меня проблемы, погрузилась в депрессию, которая мгновенно переросла в манию. Я больше не чувствовала себя полноценной. Я настолько ушла в себя, что в какой-то момент осознала одно – я не смогу сделать его счастливым. Это убивало.

Изначально все дело было лишь во мне. Это я хотела всего и сразу, я была безалаберной дурой, живущей в райском саду, не зная проблем. Если бы тогда я не села в самолет, то все могло бы сложиться иначе. Малыш остался бы жив, но даже это не было бы гарантией того, что трагедия бы нас миновала.

Это сложно принять, смерть – это всегда больно, а когда эта кровь на твоих руках, больнее вдвойне.

После операций, реабилитации я часами смотрела в одну точку, сидя в огромной белоснежной палате. Я так его ждала, так хотела его присутствия, но он не приходил, и я придумала себе, что так, наверное, даже лучше. Продолжая каждое утро ждать прихода врача, который скажет: там ваш муж пришел. Но никто ничего не говорил.

Доронина не было, а все свои порывы позвонить ему я заталкивала куда подальше. Это было моей ошибкой, а может быть, и спасением. Пока я была в больнице, в его доме поселилась Мартынова. Она вовремя вошла в его жизнь, как и обещала мне когда-то. Ведь тогда она была во всем права, она сможет принять все те ужасы, которые происходят в его жизни. Она сможет, а я не смогла, как она и обещала. Увидеть ее, понимая, что он спал с ней, пока я торчала в больничной палате, прямой путь к саморазрушению. Я ненавидела себя за содеянное, его – за то, что изменил. Изменил, пока мы были мужем и женой. Уже тогда я была готова повернуть назад. После кладбища в его доме, после развода, все казалось пустым. Все мои обиды и истерики. Обнимая его в кабинете, чувствуя его тепло, я знала одно – я не смогу улететь. Просто не смогу без него.

Но все получилось иначе. В том, что произошла трагедия, виноват каждый из нас. Конечно, моя вина больше, не будь я такой дурой… хотя сейчас сокрушаться о прошлом бессмысленно…

Мне жаль, что все вышло именно так. Я наказала сама себя и также с лихвой наказала Доронина.

Может быть, Анфиска тоже была моим наказанием за глупость и трусость? Не знаю…

Но простить предательство у меня не было сил, даже несмотря на то, что где-то я сама подтолкнула его на тот путь. Когда Сашка приехал в Москву, я хотела его проигнорировать, точно решив, что пора отпустить произошедшее и его самого в первую очередь. Быть вместе тогда было равно мукам для обоих. Но он не хотел принять мое решение, сорвался, злился, попытался совершить то, о чем потом бы жалел. Это стало отправной точкой. Гранью, которую мы перешли в наших страданиях. Исправлять уже было нечего, мы все разрушили. Сами.

– Мариш, ты чего застыла? – Нонна касается моей руки, сводя черные бровки.

– Задумалась, – выдыхаю, – поздравляю еще раз, – сжимаю ножку бокала, – счастья вам.

– Спас-и-и-ибо.

Звон стекла и тихая музыка. Тепло, разливающееся по телу. Оглядываюсь по сторонам, замечая людей, ощущая бурлящую жизнь. Во мне она тоже кипит, эта жизнь, или же я вновь ее для себя придумываю.

До десяти мы сидим с Ноннкой, отмечаем ее предстоящее замужество, смеемся. Дома меня встречает Костя, которого я считаю другом. Хорошим, надежным другом. Прошло три года, но я так и не почувствовала в себе хоть чего-то похожего на любовь женщины к мужчине. Нет. Он это чувствует, я знаю. Возможно, вскоре все это закончится, а пока мы отчаянно цепляемся друг за друга, наслаждаясь комфортом и безопасностью.

– Как посидели? – Костя помогает мне снять пиджак, вешая тот в шкаф.

– Отлично, – касаюсь губами шершавой щеки.

– Тебе тут Люба звонила.

– Люба?

С Григорьевой мы до сих пор поддерживаем связь, но созваниваемся нечасто.

– Да. Просила перезвонить, как придешь. Чай будешь?

– Буду. Я тогда быстро ей звякну.

– Хорошо, буду ждать тебя на кухне.

Киваю и сажусь на пуф у стационарного телефона, набирая Любкин номер из записной книжки. После протяженных гудков Григорьева берет трубку. Ее сонный голос вводит меня в замешательство.

– Прости, у вас же сейчас часов пять, – прикусываю губу.

– Ага, – зевая, – хорошо, что сегодня воскресенье.

– Что-то случилось? Ты просила перезвонить.

– Да… я просто не знаю, в курсе ты или нет, но тут кое-что произошло.

– Что-то с бабушкой? – перестаю дышать, слегка подаваясь вперед, сжимая пальцами телефонный провод.

– Нет, с Вандой Витольдовной все хорошо, мама к ней вчера заходила. Тут в другом дело…

– Люба, не томи, что случилось?

– Анфиска беременна.

– Кто?

– Мартынова.

– Не думаю, что эта новость… – обрываю себя на полуслове. – От него? – шепотом.

– Да, от Доронина. Не знаю, может, не стоило мне, просто я подумала, что…

– Все нормально, – киваю, – все хорошо. Я за него рада. Ты прости, я тут только пришла, в душ хочу ужасно.

– Марин, ты…

– Извини, что разбудила. Пока, – нервно усмехаюсь и кладу трубку.