Читать книгу Надрез - Марк Раабе - Страница 13
Двадцать девять лет спустя
Глава 10
ОглавлениеБерлин, 2 сентября, 00: 41
Габриэль все еще стоит на коленях перед трупом. Кто-то хватает его за руки и рывком поднимает на ноги. В плече вспыхивает боль, он морщится.
– О господи, что вы тут устроили?! Что вам здесь нужно?
У Габриэля кружится голова. К горлу подступает тошнота.
– Эй вы! Я с вами говорю!
– Где… где она? – спрашивает Габриэль.
– Кто? – подозрительно осведомляется подошедший полицейский.
Ему лет тридцать пять, короткая бородка, большие руки. Габриэль смотрит на него с недоверием. Он опасается полицейских не меньше, чем огнестрельного оружия.
– Моя девушка. Лиз Андерс. На нее напали. Я вызвал ей «скорую».
Полицейский отпускает его, хмурится.
– Так это вы звонили?
Габриэль кивает.
– Замечательно! – рычит полицейский. – Тогда уж потрудитесь объяснить, что это за дерьмо!
– Не понимаю, о чем вы.
– Ну, вот это вот все. – Полицейский указывает на труп прыщавого парня.
Габриэль непонимающе смотрит на него, пытаясь подавить позывы к рвоте. Второй полицейский так и не отпустил его, прикосновение жжет огнем – Габриэль ненавидит, когда кто-то его трогает. Он пытается стряхнуть руку полицейского, но тот не отпускает.
– Я понятия не имею, что вы имеете в виду. Я ищу свою девушку. Я вызвал ей «скорую». Полчаса назад на нее напали в этом парке, и она мне позвонила.
Полицейский поднимает брови и чешет в затылке.
– Послушайте, я…
– Что там у тебя, Шустер? – За спиной Габриэля раздается властный голос.
Бородач вздрагивает и смущенно пытается встать по стойке «смирно».
Оглянувшись, Габриэль видит бледное от недосыпа лицо, почти безволосое – даже брови практически незаметны, не брови, а лишь тень над колючими карими глазами.
– Комиссар Грелль, полиция Берлина, – мрачно представляется мужчина. У него короткая шея и широкие плечи, туго обтянутые плохо сидящим вельветовым пиджаком. – А вы кто такой?
– Габриэль Науманн. Я…
– Янсен! – рявкает комиссар, не сводя с Габриэля взгляда. – Вы проверили этого человека?
– Н-нет… – бормочет второй полицейский, все еще не убирая руку с предплечья Габриэля.
– Тогда чего вы ждете?
Кивнув, Янсен отходит на пару шагов и подносит к уху мобильный.
– Центр? Алло. Проверьте личные данные. Науманн, Габриэль…
Габриэль потирает предплечье, будто пытаясь избавиться от воспоминаний об этом прикосновении. Постепенно ясность мыслей восстанавливается, и его вновь охватывает страх. Где же Лиз?
Комиссар Грелль и Шустер, бородач, о чем-то перешептываются. Лысый кивает и устало подходит к Габриэлю.
– Во-первых, это место преступления. Как вам пришло в голову пробраться сюда и обыскивать труп?
– Я думал, что под покрывалом – моя девушка.
– А мне плевать, что вы там думали. – Он презрительно меряет Габриэля взглядом. – Держитесь подальше от места преступления, где я веду расследование.
– Как я уже сказал, я думал…
– А вот думать не надо. Похоже, раздумья вам на пользу не идут.
Шустер, стоя за его спиной, ухмыляется.
– Так где ваша девушка? – спрашивает Грелль.
– Понятия не имею. – Габриэлю едва удается держать себя в руках. – Она мне позвонила. Еле могла говорить. Она была тяжело ранена. Поэтому я вызвал «скорую».
– Ну, учитывая, что ее здесь нет, не так уж ей было и плохо. Ваша девушка не склонна к преувеличениям?
Габриэль возмущенно смотрит на лысого, но пока сдерживается.
Янсен, второй полицейский, подходит к комиссару.
– Шеф, – шепчет он, – я тут кое-что нарыл.
Кивнув, Грелль отходит с ним на пару метров в сторону и останавливается под раскидистым вязом. Янсен с многозначительным видом что-то шепчет ему на ухо, а комиссар кивает, шевеля почти безволосыми бровями. Хлопнув Янсена по плечу, он возвращается к Габриэлю, и выражение его лица не предвещает ничего хорошего. Под его ногами чавкает размокшая от дождя земля.
– Спрошу вас еще раз, – медленно произносит Грелль. – И советую вам хорошенько подумать, прежде чем отвечать. Как вы оказались здесь?
Габриэль закатывает глаза.
– Черт, да сколько можно объяснять?! На мою девушку напали. Она мне позвонила, потому что была тяжело ранена и нуждалась в помощи. Поэтому я приехал. Я понятия не имел, что тут труп. Да меня это и не интересует! Я просто хочу выяснить, где моя девушка и все ли с ней в порядке.
– Видите ли, господин Науманн, – мрачно улыбается Грелль. – Меня вот этот труп очень интересует. И в первую очередь меня интересует, какое отношение вы имеете ко всему этому.
Габриэль огорошенно смотрит на комиссара.
– Вы о чем вообще? Не можете же вы всерьез утверждать, что…
– Ну, я рассуждаю логически. Во-первых, вы как ни в чем не бывало появляетесь на месте преступления сразу после того, как произошло убийство. Во-вторых, вы утверждаете, что кто-то попросил вас приехать сюда, потому что нуждался в помощи. Но теперь этого человека здесь нет. В-третьих, как только что сообщил мой коллега Янсен, вы работаете в охранной фирме «Питон». Но при этом в полицейской базе данных значится, что вам запрещено владеть огнестрельным оружием. И в-четвертых, у вас на руках и на брюках кровь.
Габриэль стоит с открытым ртом. Он смотрит на свои руки – на них действительно видны следы крови.
– Вы хотите сказать, что это я его убил? Зачем мне это?
Грелль пожимает плечами.
– Проклятье! – шипит Габриэль. – Спросите своих коллег. Они видели, что я стоял на коленях рядом с трупом и прикасался к покрывалу. Оттуда и кровь.
– Может быть, у вас были причины вернуться на место преступления и выпачкать руки?
– Какие, к черту, причины?! Это безумие какое-то.
– Именно, господин Науманн, – тихо, но отчетливо говорит Грелль. – Или вы будете отрицать тот факт, что с 1983 по 1988 год находились в психиатрической клинике «Конрадсхее», в закрытом отделении?
Габриэль бледнеет.
– С тех пор… прошло двадцать лет, – хрипло говорит он. – Эти данные давно закрыты, откуда вы…
Комиссар выжидающе смотрит на него, на его губах играет мерзкая насмешливая улыбка.
– Так значит, вы были в «Конрадсхее»?
– Да, – признается Габриэль. – Но откуда, черт побери, вы это знаете? Это…
– Что? Незаконно? – Грелль приподнимает одну бровь. – Если я не ошибаюсь, вы сами только что сообщили мне эту информацию. Я лишь спросил, не будете ли вы отрицать тот факт, что… – Он удовлетворенно ухмыляется.
Габриэль в ярости смотрит на него.
– «Конрадсхее» тут ни при чем. Абсолютно ни при чем! Я просто хочу найти Лиз Андерс, вот и все.
– Ну конечно. Лиз Андерс. – Грелль кивает, улыбка сползает с его лица. – Если это так, тем лучше. Но я думаю, вы понимаете, что в сложившихся обстоятельствах нам нужно некоторое время, чтобы все проверить.
Габриэль чувствует, как огромная лапища Шустера ложится на его правое плечо. Янсен подходит слева и снимает с пояса наручники. В Габриэле горячей волной поднимается паника – и ярость.
«Все повторяется, Люк, – шепчет голос. – Вот видишь, я ведь тебе говорил. Все всегда повторяется».
Веки Габриэля подрагивают. Затем, словно лопнувшая пружина, взвивается его правая рука. Кулак бьет Шустера в лицо. На мгновение полицейский выпускает его руку, отшатывается, зажимает нос. Между пальцев проступает кровь. Габриэль круговым движением вскидывает левую руку, словно крыло ветряной мельницы, и высвобождается из хватки Янсена. Он замахивается ребром ладони и…
– Стоп!
От резкого оклика Габриэль замирает. На безопасном расстоянии от него – в нескольких метрах – стоит Грелль, черный табельный пистолет в его руке поблескивает.
– Дайте мне повод нажать на курок, только дайте мне повод!
Габриэль медленно опускает руки. Его охватывает парализующее отчаяние. На мгновение ему видятся кожаные ремни, сковывающие тело. Коричневые ремни – единственный цвет в пространстве белизны и стали. И еще бледно-розовая кожа склонившихся над ним людей.
«Только не теряй контроль, Люк. Ты же знаешь, что случается, когда ты теряешь контроль».
«Но это уже случилось, – в отчаянии думает он. – Я уже утратил контроль».
На него надевают наручники, они точно обжигают кожу. Габриэль не может шевелить руками, и это его пугает. К горлу подступает тошнота – это рефлекс, и ему приходится уговаривать себя, что никто не станет крепить ему к голове электроды и нажимать на рычаг. Но тело ему не верит, тело помнит.
И вдруг ему вспоминается Дэвид – как брат обнимал его, и ему хотелось смеяться и плакать одновременно. Его охватывает жгучее желание, чтобы все наконец-то стало хорошо, чтобы все это тогда не случилось, чтобы была только одна причина, по которой он не помнит ту жуткую ночь, – что ее не было. Пожалуйста, пусть ее никогда не было, пусть все будет в порядке! Пусть он сможет просто позвонить своему младшему брату, как это бывает, когда у тебя есть братья!
Но ничего не будет в порядке. И не было. Вот уже почти тридцать лет все совсем не в порядке. И нельзя просто так позвонить и сказать: «Вот он я». Даже когда больше не к кому обратиться за помощью.