Читать книгу История ислама: Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон - Страница 68

Омар умер в 644 году примерно в 52 года, оставив выбор своего преемника на усмотрение собрания руководителей Медины. Из зависти друг к другу они выбрали слабейшего из своего круга, Усмана ибн Аффана, одного из первых обращенных и зятя Пророка. При Усмане набеги и завоевания продолжились во многих направлениях, но размеры трофейных богатств уменьшались, несмотря на повышение численности иммигрантов. В основном войны проходили на Иранском нагорье. После небольшого перерыва к 650 году был взят Фарс, домашняя провинция Сасанидов, а затем армии передвинулись в огромную северо-восточную провинцию, Хорасан, более или менее покоренную к 651 году. На западе после того, как стало понятно, что византийцев нельзя выбить из Анатолии одной только наземной экспедицией, под руководством Муавийи арабы использовали и море. Успешный поход на Кипр в 649 г. послужил стимулом к дальнейшим действиям. Благодаря морским навыкам сирийцев и египтян был захвачен Кипр, и византийский флот – лишенный своей сирийской части – к 655 году был разгромлен. Но такие операции приносили меньше немедленной добычи, чем десятью годами раньше. К тому же их пришлось приостановить из-за мятежа против халифа, поднятого самими недовольными арабами.

Усман продолжал политику Омара, но менее умело. При Усмане сформировались принципы того, что можно назвать халифатом Омейядов (поскольку все его основные лидеры, начиная с Усмана, принадлежали к роду Омейядов). Члены племени, они же воины (мукатила) городов-гарнизонов при Омаре, расквартированные на время военных действий, должны были оставаться там постоянно, даже если войны стихали, и жили как арабы, отделенные от неарабского населения. Ими управляли купеческие семьи курайшитов и их союзников такифов (из Таифа), прежде всего – представители рода Омейядов, оказывавшие поддержку центральной власти в борьбе с племенным обособлением и местничеством, что при Омаре казалось временной политикой, однако теперь превратилось в постоянную. А воинов – членов племен – и наместников держала в узде идея общего ислама, который и делал истинного араба таковым.

Усман, в отличие от Омара, не смог избежать ситуации, когда богатейшие семьи Мекки разъезжались по провинциям, особенно в Ирак, и создавали там торговые предприятия к неудовольствию менее состоятельных местных арабов. Но ему удалось другое – пресечь тенденцию к появлению частных владений в Саваде, плодородной орошаемой области в Ираке. Он заставил тех, кто начал заниматься их организацией, перевести свои средства в Хиджаз. Там ирригационные ресурсы, таким образом, какое-то время вырабатывались в полной мере. Это одновременно снизило угрозу простого слияния арабской культуры с культурой Плодородного полумесяца и физически укрепило центральную власть. Но завоевать авторитет в глазах мекканцев Усману это не помогло.

События Первой фитны, 656–661 гг.

Через несколько лет стало зреть недовольство. Пришлось утопить в крови арабов восстание в Куфе. После окончания иранских кампаний в некоторых городах-гарнизонах начались волнения. Какое-то время спустя большинство жителей Басры удалось усмирить при наместнике Усмана Ибн-Амире, отличном полководце, который сам зарабатывал деньги в мирное время и поощрял, когда это делали другие. Сирийцам нравился Муавийя. Но Фустат и Куфу не удовлетворяло ничего, что бы ни делал Усман. Пьянство наместника являлось очевидным преступлением, однако Усману приходилось мириться и с более серьезными проступками. Кое-кто жаловался на незначительные поправки, внесенные им в правила совершения обрядов, которые к данному моменту уже воспринимались как освященные веками. Важным для роли ислама как символа арабского единства был его приказ применять во всех городах-гарнизонах единое стандартное собрание коранических откровений. Он заставил сжечь все варианты, расходившиеся с его версией. Ее приняли в большинстве мест (современная версия Корана как раз и принадлежит Усману), но она вызвала недовольство среди чтецов Корана (особенно возмущался популярный чтец Ибн-Масуд в Куфе): у многих из них были свои варианты, незначительно отличавшиеся друг от друга. Куфанийцы долго отказывались подчиниться.

Многие жаловались на кумовство Усмана, усматривая в клике его родственников причину всех своих несчастий. Будучи одним из первых обращенных, Усман тем не менее принадлежал к роду Омейя (Омейядов), большинство представителей которого так же, как их предводитель Абу-Суфьян, сопротивлялись Мухаммаду почти до последней минуты. Омар широко использовал опыт и знания членов этого рода, но Усман предоставил им и их приближенным практическую монополию на высшие посты, часто позволяя им помыкать даже самим собой. Это поставило крест на его репутации в глазах ансаров Медины.

Наконец, в городах-гарнизонах возникали жалобы и на саму финансовую систему, основанную Омаром, но показавшую недостатки при Усмане. Людей не устраивал контроль доходов их района (в качестве фея – государственной собственности) из Медины (опять же, не без примеси кумовства); они хотели сами получать все деньги. Кто-то предложил, чтобы захваченная земля, подобно трофеям, распределялась непосредственно между воинами. Б любом случае никакая доля доходов не должна была уходить в Медину. Есть свидетельства, что Али ибн Абу-Талиб, молодой двоюродный брат Мухаммада (и его зять), выросший в его доме, сопротивлялся политике Омара и еще активнее – действиям Усмана. Он был известен как могучий воин и защитник недовольных. Теперь он олицетворял собой оппозицию[81].

В 656 году недовольство достигло апогея. Мединцы спровоцировали сопротивление провинциальных городов-гарнизонов, в частности в Куфе, где в итоге отказались подчиняться наместнику Усмана. Группу арабских солдат, вернувшихся из Египта, чтобы потребовать защиты своих попранных прав, сторонники Усмана уговорили вернуться обратно, дав ложное обещание восстановить справедливость. Когда же гости узнали, что вместо этого были казнены их лидеры, они, негодуя, вернулись. После череды переговоров и взаимных уловок, в которых видные семьи Медины, не принадлежавшие к клану Омейядов, сохраняли нейтралитет, бунтовщики ворвались в дом Усмана и убили его. (Его силу, равно как силу Абу-Бакра и Омара, обеспечивал только религиозный авторитет; у него не было даже личного стража.)

После этого через 20 с лишним лет после смерти Мухаммада начался пятилетний период фитны, буквально «соблазнов» или «испытаний», гражданских войн за власть в мусульманской общине и за огромные захваченные ей территории. У Усмана было много противников в Медине среди сахабитов – сподвижников Мухаммада, которые почти ничего не делали, чтобы контролировать бунтующих солдат. Теперь они ссорились из-за добычи. Бунтовщики, а с ними большинство мединцев, объявили новым халифом Али, который после небольшой паузы согласился принять трон. Любимая жена Мухаммада, Айша и два его самых известных сподвижника среди мекканских мухаджирун потребовали отомстить за Усмана и обвинили Али в том, что тот не наказал бунтовщиков, а теперь его самых рьяных сторонников за убийство. Бунтовщики же утверждали, что Усман был убит справедливо – за обман и правление, не соответствующее законам Корана, а посему о мести не может быть и речи. Али пришлось согласиться с этим аргументом. Он переехал в Куфу, полную его сторонников, а его противники – в Басру, так как вся военная мощь сосредоточилась в этих провинциях. Одержав победу в последовавшей затем войне, Али сделал Куфу своей столицей. Ему удалось посадить наместниками в большинстве провинций своих единомышленников; главная же его сила находилась в Ираке. Куфа являлась главным мусульманским фортом в Саваде – той части Месопотамской долины, где вложения в ирригацию достигли пика, а доходы Сасаниды удерживали у себя исключительно для государственных нужд. Таким образом, Савад был, пожалуй, самой прибыльной частью фея. Али же распределял военным то, что скапливалось в казне, но до раздела Савада у него руки не дошли, даже если он намеревался так поступить.

Однако Али не получил признания в Сирии, и Муавийя ибн Абу-Суфьян, как тамошний правитель, подхватил призыв к отмщению за Усмана, своего двоюродного брата. Али отправился с войском к Сирии, но в 657 году многочисленные стычки и переговоры в Сиффине, в верховьях Евфрата, долго ни к чему не приводили, пока люди Муавийи (которым, согласно рассказам иракцев, грозило поражение), поместив Коран на острие копий, не пришли к Али с просьбой рассудить их согласно слову Бога. Многие из сторонников Али одобрили этот способ окончания войны между мусульманами и заставили его согласиться. Большое число ведущих сподвижников Мухаммада сохраняли «нейтралитет», отказываясь встать на ту или иную сторону в ссорах мусульман. Теперь Али был вынужден выбрать своим представителем одного из них – Абу-Мусу аль-Ашари, которого куфанийцы избрали своим правителем в пику Усману, но который не числился в друзьях Али.

События Второй фитны, 680–692 гг..

Между тем некоторые из воинов Али пожалели, что на усмотрение нейтрально настроенных людей отдан вопрос – вина Усмана – который, как им казалось, уже прояснен положениями Корана. Когда Али отказался присоединиться к ним и решил придерживаться решения о суде, они ушли от него и разбили собственный лагерь, сначала в Харуре близ Куфы. Среди них были его самые набожные последователи и, в частности, многие чтецы Корана; они обвиняли Али в компромиссе со сторонниками несправедливости и в предательстве их доверия и надежд на то, что он восстановит справедливость, нарушенную Усманом. Эти экстремисты, шурат, чаще всего (хоть и менее точно) называемые хариджитами («отступниками» или «мятежниками»), выбрали командира, не зависевшего от остальных мусульман. Большинство членов первой группы, отколовшись, были разбиты армией Али, но их движение распространилось, подхватив самые бескомпромиссные требования равенства и справедливости, сформулированные противниками Усмана.

Когда судейство все же состоялось в 658 году, позиция бунтовщиков была публично осуждена, а вместе с ней подразумевалось осуждение и самого Али. Он не согласился с решением (но не раскаялся в том, что ждал его, и поэтому не помирился с хариджитами, которые теперь считали, что им движет только стремление к личной власти) и попытался снова выступить в поход против Сирии. Но суровость в отношении хариджитов дискредитировала его даже в глазах куфанцев, поэтому часто собирать там армию ему не удавалось. В ходе последовавших за этим бессмысленных войн Муавийя шаг за шагом продвигался вперед, для начала взяв Египет.

Старый Дамаск. Фото нач. XX в.

Многие арабы не вмешивались, и Али постепенно растерял значительную часть своих сторонников. На втором суде, в котором приняли участие большинство видных мусульманских деятелей, но не Али, тщетно предпринимались попытки сойтись на другой кандидатуре на халифат: сторонники Муавийи теперь настаивали, чтобы халифом стал он, а большинство других еще не были готовы это принять. Судами не удавалось достичь почти ничего, кроме дискредитации притязаний Али на престол. Войско Муавийи подавило локальное сопротивление в Аравии. В 661 году Али был убит хариджитом. Его сына Хасана возвели на трон его оставшиеся сторонники в Куфе, но тот заключил договор с Муавийей, по которому уехал в Медину и жил там в богатстве и роскоши. Тогда все провинции признали халифом Муавийю, шурина Пророка.

Во время гражданской войны арабов вытеснили из Хорасана сторонники Сасанидов, да и в других местах они успехов не добились. Эти неудачи вскоре были компенсированы. Однако завязалась долгая война фракций. Горстка выживших хариджитов установила обычай: в Басре и Куфе уже при халифе Муавийе несколько фанатичных групп отделились от остальных арабов и, создав военные формирования, стали призывать мусульман к более высоким жизненным идеалам, между тем живя грабежами и сбором дани. Они считали себя единственной настоящей мусульманской общиной, единственными истинными поборниками божественной справедливости. Они полагали, что путь истинного ислама подразумевает войну со всеми мнимыми мусульманами, не признававшими строгих стандартов хариджитов. Покидая города-гарнизоны, самые активные из них вступали в бой всякий раз, когда им казалось это осуществимым. Что еще важнее, арабы Ирака и Сирии надолго озлобились друг на друга. Иракцы тогда были пассивны, а в Куфе Али и его семья по-прежнему считались символами местной власти, противостоящей сирийцам. Потенциально Али был даже чем-то большим. Он уже не выступал, как вначале, за некий абстрактный принцип; хариджиты сделали это невозможным. Но его судьба приобрела более глубокий символический смысл. Его можно было считать великим и серьезным мужем (а его определенно обожали те, кто следовал за ним через все невзгоды), ставшим жертвой неудачного стечения обстоятельств, покинутым и обреченным на поражение, которого он, возможно, заслуживал на уровне практической политики, но которое в силу величия его личности могло оказаться невыносимым. Его образ вполне подходил для того, чтобы в будущем вокруг него собирались протестующие против текущего хода вещей и несправедливости централизованного правительства. Очень скоро о нем стали писать как о благородном человеке, которого погубили предательство друзей, козни врагов и в конце концов жестокая сила, с которой нам необъяснимо приходится сталкиваться.

С другой стороны, повсюду находилось множество мусульман, для кого Фитна продемонстрировала важность исламского единства. Для них джамаа, все мусульманское сообщество вместе, имело особое духовное значение, поскольку находилось под божественной защитой. Но именно нейтрально настроенные люди, неохотно следовавшие за Муавийей, считали принцип джамаа первичным. Они не стали сливаться с сирийскими сторонниками Муавийи. Они полагали, что власть Сирии временна, и, будучи недовольными Али, они готовы были осудить и Муавийю, если бы тот не оправдал их высоких ожиданий. Муавийя мог возобновить политику Усмана, но не сумел завоевать его авторитет. Даже те, кто отвергал зарождавшийся тогда шиизм в пользу верности единой общине и разделения ее общей исторической судьбы, стали потенциальными оппозиционерами по духу. С убийством Усмана центр власти навсегда был перемещен из абсолютно нейтральной Медины, находившейся в тени авторитета Мухаммада, в провинциальные города-гарнизоны, средоточие военной мощи. Отныне мусульман уже нельзя было собрать воедино, не прибегая к военной силе той или иной фракции.

Для первой стадии развития ислама события первого поколения после Мухаммада носили почти столь же формообразующий характер, как события в годы жизни Пророка. Неслучайно, что позже мусульмане стали определять свое место и место течений, возникших тогда, относительно этих событий. Они истолковали всю историю с точки зрения символизма, почерпнутого оттуда, и превратили толкование этих событий и ведущих в них деятелей в проверку на религиозные предпочтения. Это привело к искажению картины фактической истории, но в то же время подчеркнуло, когда именно следует считать события того времени принципиально важными для развития религиозного сознания мусульман.