Читать книгу Грязь кладбищенская - Мартин О Кайнь - Страница 8

– …Я сражался за Ирландскую Республику, а ты обрек меня на смерть, предатель. Ты дрался на стороне Англии: сражаться за Фристейт[13] – то же самое… Ружье у тебя в руке было английское, деньги в кармане – английские, и в сердце твоем – дух Англии. Продал ты свою душу и наследие предков за “сходные условия”, ради службы…

– Лжешь! Ты сам был преступник, пошел против законного правительства…

– …Клянусь дубом этого гроба, Муред, я дала ей фунт, Катрине…

– …Я выпил дважды по двадцать пинт да еще две…

– …Я это хорошо помню, Проглот, в тот день я как раз вывихнул лодыжку…

– …Ты вонзил мне нож между желудком и нижними ребрами. Он мне печень проткнул с краю. Потом ты довернул его… Такой подлый удар всегда отличал Одноухих…

– …Дайте мне сказать, дайте…

– …Готова ли ты теперь к часу чтения, Нора Шонинь? Сегодня мы возьмемся за новый рассказ. В прошлый раз мы закончили “Двое мужчин и облако пудры”, верно? Эта же история называется “Пламенный поцелуй”. Так слушай, Нора Шонинь: “Нуала была невинной юной девушкой, пока не встретила Шерласа Ап Риса в ночном клубе…” Знаю-знаю. Не найти здесь ни уединения, ни возможности побеседовать о культуре… Как ты и сказала, Нора, обсуждают здесь прежде всего вещи мелкие и недостойные: карты, лошади, выпивка, насилие… Он терзает наш разум этой своей кобылкой каждый божий день… Ты права, Нора, без сомнения… Здесь нет никаких условий для того, кто жаждет развивать свой интеллект… И то, что ты сказала, – чистая правда, Нора… Это место столь же некультурное, столь же дремучее и варварское, как бесплодные земли[14] Участков За Полгинеи… Мы погрязли в Темных веках с тех самых пор, как санкюлоты, что наскребли денег на dole[15], стали хоронить на Участках за Пятнадцать Шиллингов… Вот как я поделил бы это кладбище, Нора, если бы мне разрешили поступить по-своему: люди университетского сословия – на Участках за Фунт, а люди… Разве не так, Нора? Форменный стыд и позор, что кое-кто из моих учеников лежит здесь со мной рядом… Меня повергает в уныние, до какой степени они невежественны, когда я размышляю о том, сколько усилий я на них потратил. И временами они весьма неуважительны со мной. Я вообще не понимаю, что происходит с молодым поколением… Ты права, Нора… Никаких возможностей для культурного роста, определенно…

“Нуала была невинной юной девушкой, пока не встретила Шерласа Ап Риса в ночном клубе…” Ночной клуб, Нора?.. А, ты никогда не была в ночном клубе? Что ж, ночной клуб не похож на это место… Да нет же, Нора, ночные клубы – это не то же самое, что места, которые посещают люди морского сословия. Те называются dives[16]. Но люди культурные ходят в ночные клубы… Тебе хотелось бы нанести визит в подобное место, Нора?.. Было б вовсе недурно, это придало бы твоему образованию финальный штрих – немного лоска, cachet[17] … Я сам был в одном ночном клубе в Лондоне – когда учителям повысили жалованье, перед тем как его в два раза понизить. Я видел там африканского царевича. Он был черный, как черника, и пил шампанское… Тебе бы очень хотелось пойти в ночной клуб, Нора? Экая ты распущенная … Naughty girl[18], Нора, naughty…

– Бесстыжая баба! Дочь Шона Малиновки с Паршивого Поля! Куда она там, сказала, хочет пойти, Учитель?.. Ремесла-то своего не растеряла, да! Вы бы лучше не обращали на нее никакого внимания, дорогой Учитель, вот что я скажу. Знай вы ее столько, сколько я, держали бы при ней рот на замке. Я шестнадцать лет варюсь с ее дочкой и с ней. Не пристало вам, Учитель, тратить время на Нору Грязные Ноги. Она ни единого дня не была в школе, Учитель, и больше понимает во вшах, чем в азбуке…

– Это кто? Кто ты?.. Катрина Падинь. Поверю ли, что ты здесь, Катрина. Что ж… Как бы ни был долог путь сюда, в конце концов – пристанище для всех нас… Добро пожаловать, Катрина, добро пожаловать… Но, опасаюсь, Катрина, что ты… Как бы это сказать?.. Немного чересчур строга к Норе Грязные Ноги… То есть к Норе Шонинь… Ее разум значительно окреп с тех пор, как ты… Что за выражение ты использовала, Катрина?.. Да… Варилась с ней… Нам здесь нелегко отмерять время, но, если я тебя правильно понял, она тут уже три года – под благотворным влиянием культуры… Но послушай вот что, Катрина… Ты помнишь письмо, которое я написал тебе для твоей сестры Баб в Америке… Это было последнее из написанных мной. На следующий день меня сразил смертельный недуг… Ее завещание все еще обсуждается?

– Я получила множество писем от Баб с тех пор, как вы для меня писали, Учитель. Но она никогда не подтверждала и не отрицала ничего касаемо денег. Мы получили от нее ответ на то письмо, о котором вы говорите, Учитель. Это был последний раз, когда она упоминала свое завещание. “Я пока еще не составляла завещания, – сообщала она. – Надеюсь, мне не суждена ни внезапная кончина, ни смерть от несчастного случая, как вы напридумывали в своем письме. Не беспокойтесь, я отдам распоряжения вовремя, когда у меня будет в том нужда”.

И вот что я сказала, когда оно пришло: “Наверное, какой-нибудь школьный учитель написал для нее это письмо. Никто из наших таким языком не говорит”. Молодой Учитель – он ваш преемник – пишет для нас сейчас письма. Но боюсь, что для Нель пишет священник. Эта ведьма умеет задурить ему голову своими цыплятами, вязаными носками и взять голыми руками. Она из тех, кто в таких делах хорош, Учитель. Я-то думала, что проживу еще пару лет и успею похоронить эту заразу. Вы сделали для меня все, что могли, насчет завещания, Учитель. У вас рука к перу приспособлена. Я часто смотрела, как вы пишете письмо, и думала, что вы пером можете так же ловко и проворно увязывать слова на бумаге, как я – стежки во время штопки … “Да смилуется Бог над душой Старого Учителя, – говаривала я. – Он был такой предупредительный. Дай ему Бог жизни подольше, он бы вытянул для меня деньги…”

Думаю, скоро Учительша, – я имею в виду, ваша жена, Учитель, – снова наладит свой быт. У нее все сложится. Женщина она еще молодая, крепкая, храни ее Господь… Ох, простите великодушно, Учитель, не принимайте близко к сердцу все, что я говорю. Я часто болтаю так, про себя, – ну конечно, человеку самому с собой не сладить… Учитель, дорогой, не должна я была вам всего этого говорить. Вы станете волноваться за нее. Я подумала, Учитель, что у вас сердечко затрепещет при вести, что Учительша жизнь свою обустраивает…

Вы уж на меня зла не держите, Учитель… Я не сплетница… И не просите меня назвать того человека, Учитель… Да ну, Учитель, дорогой, не упрашивайте… Если б я только знала, что вы из-за этого уж так расстроитесь, я бы и слова не сказала…

Так, значит, она клялась и обещала, что после вашей смерти ни за кого не выйдет замуж? Учитель, дорогой, вы разве не слышали никогда такое: после клятвы женщины лучше всего… Не успело еще ваше тело остыть, Учитель, как она уже положила глаз на другого мужчину. Думаю, Учитель, – строго между нами, – что она всегда была малость веселого нрава…

Молодой Учитель… Да ну, нет, конечно, это не он… Учитель из Озерной Рощи? Он мужчина положительный и капли в рот не возьмет. Этот скоро женится на Сестре Приходского Священника. Маленькая такая, темненькая, невзрачная, которая носит брюки. Говорят, он тогда новую школу получит… Да нет, и, конечно, не Рыжий Полицейский. У него целая стая медсестер на крючке в Ярком городе, по слухам… Да нет, и не Картофельный Мужик[19] тоже… Попробуйте угадать еще раз, Учитель. Я вам дам попыток сколько хотите… Падинь уехал в Англию, Учитель. Грузовик у него забрали и продали. Ни одной дороги не осталось, где бы он не ездил, скупая торф, и где бы не оставил по себе ручеек долгов… Гадайте дальше, Учитель… А вот это точно, он самый и есть, Учитель, Билли Почтальон! Славно вы потрудились, чтоб его угадать. Все же у вас очень светлая голова, Учитель, что бы там люди ни говорили… Берегитесь Норы Шонинь. Я бы вам еще кое-что рассказала, Учитель… Ой, да забудьте вы про все про это, Учитель, и не расстраивайтесь так… Дьявол меня побери, если вы не правы, Учитель. Билли Почтальон по домам не только письма разносил… Ох, Учитель, да она всегда была слегка веселого нрава, супружница ваша…