Читать книгу Заказ на фею - Маруся Хмельная - Страница 14

– Фея, пожалуйста, помоги мне родить мальчика, – сразу взяла меня в оборот бойкая девушка, – а то у меня всё девочки и девочки, надо мной уже все потешаются.

– Ты мальчика зачем хочешь? – строго спросила я. – Только чтобы самоутвердиться? Или тебе с девочками плохо?

– Нет, я своих дочек люблю, но мальчик это воин, каждая женщина должна родить воина. А у меня одни невесты, – пожаловалась она.

– Война закончится, кругом одни воины будут. Где им невест брать? Так что ты самая богатая мать невест будешь, лучших женихов им найдёшь, – сказала я.

Та задумалась.

– Если война сейчас закончится, у нас тридцать мальчиков на десять девочек. Правду говоришь, – сказала она.

– А то, – подтвердила я.

Её оттеснили другие. Вторая девушка схватила меня за локоть.

– Фея, фея, а у меня вообще забеременеть не получается. Помоги, а?

Я обернулась к девушке и при взгляде на неё вырвалось:

– А ты суженого своего жди. Вернётся он, и не такой тебя должен увидеть, – перевела я взгляд с её раскрашенного лица в сторону женщин другой группы.

Даже сквозь яркую краску было видно, как девушка побелела как полотно.

– Так умер он. Умер мой Вайо.

– Нет. Жив он, – уверенно сказала я, прежде чем прикусить язык.

Что я мелю?! Как потом оправдываться буду? Зачем девушке надежду даю? Но вырванных слов не вернуть. Девушка развернулась и убежала, тыльной стороной руки смывая с себя краску слезами.

Остальные удивлённо на меня уставились. И тут же загомонили одновременно, обращаясь со своими просьбами и вопросами:

– А может и мой жив? А можешь мне зуб восстановить? Болит так… А можешь мне молодость и красоту вернуть? А мне просто красоту… А моего сыночка можешь вылечить? А пусть мой сын вернётся живым домой, пожалуйста, молю тебя!..

– А можешь сделать так, чтобы верховный меня полюбил? – донёсся вопрос, после которого раздался взрыв хохота, и все посмотрели на атона, который с прищуром наблюдал за нами.

– Боюсь, что Ирдза не простит мне такого, – смущённо ответила я, вызвав ответом новый взрыв женского хохота.

– Наш человек, хоть и верхняя, – одобрительно потрепала меня по плечу Ирдза. – А чего ты ж тогда против любви наших девочек с твоими воинами? Будь милостивее к человеческим слабостям. Все же любви хотят.

Я покосилась в сторону атона. Вот ведь… жук. А я теперь тут оправдывайся. Подставлять его мне тоже было не с руки. Не простит, а мне потом с ним дальше идти. И моё возвращение от него зависит. Поэтому строго сказала, поправив подтяжки:

– Брачный союз, освящённый богами – есть воплощение любви между людьми. Я питаюсь только… эм-м… божественными эманациями наивысшего слияния не только тел, но и душ людей, скреплённых высшими узами, – вывернулась я.

Услышав столько незнакомых умных слов, все уставились на меня с уважением и благоговением. И тихо и скорбно вздохнули, принимая поражение.

– Тогда хоть красоту и здоровье наведи, – тяжко вздыхая, попросили жительницы Билскобро.

Меня усадили на скамью, подложив подушки для удобств, и я, как лекарь, начала приём, выслушивая жалобы пациентов.

Некоторым я просто давала жизненный совет, исходя из ситуации. Главное, говорить уверенно и твёрдо, будто имеешь право учить людей и давать им советы. Поскольку я будущий психолог, этот навык мне пригодится в будущем. Кому-то я говорила от балды, что придёт в тот момент в голову. А с некоторыми, получалось как и дома, я чувствовала сопереживание и участие в их проблеме, что приводило к жжению в груди и словам от сердца, звучавшим как заклинание-благословление.

Детишки были в восторге от моей палочки, вернее блёсток, сыпавшихся из неё, и то и дело подбегали и просили посыпать на них сверху «фейскими искорками». Я посыпала, они смеялись, прыгали, подставляли ручонки и со смехом убегали, чтобы вернуться. Я смотрела как женщины ласково перебирают смоляные пряди детишек, гладя по головке, как тихо говорят им ласковые слова, как целуют в чумазые щёчки и носики, любовалась тихим материнским счастьем, вспоминая, как мне не хватало материнских ласк в детстве.

В носу и груди защипало, и меня куда-то повело, перед глазами всё стало расплываться, взгляд затуманился, и я почувствовала как чьи-то крепкие руки меня подхватывают, а сквозь покидающее сознание строгий голос Сверча мне выговаривал:

– Зачем же все силы сразу тратить, ну что за фея-неумёха нам досталась… Сейчас тебя выкачают до донышка, и выгоришь. И останемся мы без феи…

– На, пей, – подсунули мне что-то вонючее под нос, и я очнулась.

Чтобы отвертеться от этой вонючки. Но мне не дали.

– Пей, – строго приказал голос, который я знала нельзя ослушаться. А то потом будет ай-я-яй.

Я открыла рот, и в него полилась… Боже! Нет, не амброзия и не нектар! А…

– Что за сивуха? – стала отплёвываться я. – Причём горькая какая-то. Фу-фу-фу… Бе-бе-бе…

Я тёрла язык и дышала как собака, чтобы с языка исчез вкус этой гадости.

Пашка протянул мне муручо, чтобы я заела.

– Это тонизирующий напиток. Молчи и пей, – не терпящим возражение голосом приказал атон.

Что делать, пришлось подчиниться. Так я, плюясь во все стороны и заедая муручо, выпила ещё пару глотков этого пойла. Но надо отметить, почти сразу пришла в чувство. Голова, как и взгляд, прояснились.

– Ты зачем столько силы потратила? – строго обратился Пашка, заботливо всматриваясь в моё лицо.

Видя недоумение, атон раздражённо рыкнул:

– Она не понимает о чём ты.

– А о чём ты? – уточнила я.

Все рядом тяжко вздохнули. Мученически переглянулись. Ну вот, опять людей расстроила, одни проблемы от меня. Я приготовилась заплакать.

– Лер… Ле-ер, – испуганно затряс меня Пашка. – Ты чего… Только не плачь. Мы просто испугались. Ты силы своей фейской много потратила, нельзя так, быстро выгоришь. Тем более ты только тратишь, но не заряжаешься.

– Я не уме-ею-ю, – жалобно хлюпнула носом.

Пашка хотел что-то сказать опять обидное, или вздохнуть который раз, но потом опомнился и потрепал меня по голове с улыбкой:

– Да научишься ещё, какие твои годы. Смотри, сейчас нас танцами развлекать будут. Может, тебе понравится…

Все странно на него взглянули, Сверч гаденько хмыкнул.

Ну да, действительно, это не те танцы, что развлекают женщин. Да и мужчин в их ситуации они тоже не развлекали. Только распаляли. И те мученически отводили глаза от сверкавших в языках костра извивающихся перед ними женских прелестей.

– Уважаемый атон, – прокашлявшись, обратилась я к нему. – Разрешите, пожалуйста, вашим воинам идти и развлекаться уже как они хотят. Ну право, всё это чересчур и излишне.

Вежливо постаралась я достучаться до атона, который бесстрастно смотрел на соблазняющих его женщин в танце, и не понять по его лицу, что он думает. Он чуть повернул голову:

– Хорошо, как скажет фея. Я никого не держу. Они могут идти.

При этом он так взглянул на всех, что я бы на их месте тоже осталась сидеть на месте, как приклеенная.

Ну, я сделала всё что могла.

Первым не выдержал Сверч.

– Эх, ладно, мужики, спасаю вас и принимаю всё на себя, – решительно сказал он и пересел ко мне поближе. – Ле-ер, чего ты хочешь, душа моя? Хочешь, потанцевать пойдём? Хочешь, пойдём прогуляемся? Туда, где не будет никого, кроме нас двоих и… – запнулся он, явно думая что сказать такого красивого и романтичного. – И… и природы.

Ну, прям поэт. Я молча встала, Сверч радостно за мной, но я опасливо обошла и села поближе к атону и Никте.

Лицо Сверча вытянулось, а мужики еле сдерживали смешки.

– Лер?

– Спасибо, Сверч, я очень польщена твоей жертвой, но я как-нибудь без прогулок обойдусь. Я посижу тут с вами, в безопасности? – как можно жалобней посмотрела я на атона.

Он решил что самое время для того, чтобы потешиться надо мной.

– Ты уверена, что тут безопасно? – задрал он бровь и бросил на меня такой плотоядный взгляд, что я испуганно отшатнулась.

Но взяла себя в руки и кивнула. Тот ничего не стал говорить, отвернулся, перевёл взгляд на полыхающий костёр.

Разгорячённые пляской женщины не раз подходили и соблазняли на пляску атона. Но он только отрицательно качал головой и всё. Я уже из разговоров женщин поняла, что атон не принимает участие в местных развлечениях с женщинами, в отличие от воинов.

– Почему ты отказываешься от того, что идёт тебе в руки? – спросила я его, когда мы остались втроём, я, Эрган и Пашка.

Все разбрелись кто куда, но в пределах видимости. Я бы пошла спать, но меня никто не приглашал. Пашка не оставлял меня, а поведение атона не могла понять я.

– Потому что верховный не должен отдавать предпочтение кому-либо, – нехотя ответил он.

Хотя до него, как я понимала, предыдущим верховным это не мешало, на что досадовали женщины, недовольные равнодушием атона.

– То есть ты можешь отказать женщине, если она потребует, а другие нет?

– Могут, если влюблён или женат, но такое не практикуется, считается неправильным. Ведь это самая малость, что может сделать мужчина для этих женщин, и оба получат удовольствие при этом.

– Но мне отказать не может никто?

– Тебе – никто.

– Даже ты? – провоцировала я его.

Эрган поднял на меня тяжёлый взгляд, который я выдержала.

– Даже я не имею права тебе отказать, – признал он. – Но подумай, зачем тебе тот, кто любить не умеет?

Мы сцепились взглядами.

– А ты действительно веришь, что фея света влюбится в того, кто оставляет потомство в каждом селении?

– Почему нет, если ты отойдёшь от понятий твоего мира, и попробуешь открыть глаза пошире. Эти женщины живут одни, выполняют и женскую и мужскую работу, пока их мужчины воюют, растят одни детей, и всё, что им перепадает – краткие ночи любви с воинами, которые останавливаются по пути. И надежда и облегчение от того, что, может, кто-то из них сделает часть мужских работ и чуть-чуть, ненадолго облегчит их участь. За что ты кого осуждаешь?

– Не моё это дело осуждать тут кого-либо, ты прав. Но тогда и ты должен жить так, как и остальные, разве нет?

– А у Эргана просто зазноба есть, – злорадно сказал Пашка. – В другом селе. Мы пойдём через него. Обязательно заглянем, так ведь, Эрган? Соскучился по Нейде? Она уже, наверное, тоже все глаза проглядела. Сыновей посмотришь. Может, четвёртого сделаете? Или какой там на очереди, пятый пойдёт?

Эрган перевёл взгляд на Пашку. Смотрел долго, пронизывающе и испытующе. Мне не понравился этот взгляд. Мне как бы вообще взгляды атона тяжёлыми казались, но этот был неподъёмным. Как гранитная плита. Надгробная. На ней было написано крупными буквами: здесь покоится Паша.

– Я спать хочу, если честно, – сказала я. – Устала. И как человек. И как фея. И как собака.

– Я тебя провожу, пойдём, – поднялся Пашка.

Я тоже встала. Обратилась к атону:

– А мы долго здесь будем?

– Посмотрим. Пару дней. Может, больше. Смотря, как чувствовать себя будешь.

Он вдруг взял мою ладонь в свою. На фоне его грубой и обветренной моя ладошка белела маленьким пятном. Он смотрел на неё, погладил пальцы своими шершавыми и мозолистыми.

Потом поднял голову и посмотрел мне в глаза, не отпуская руки:

– Высыпайся, Лера, восстанавливай силы.

Я очнулась от состояния зачарованности, в которое атон погрузил меня своей внезапной простой и такой чувственной лаской, выдернула руку и качнулась от резкого движения. Пошагала быстрым шагом прочь от него, от площади, от костра. Следом бежал Пашка и что-то говорил, но я его не слышала.

Очнулась уже в комнате, которую мне выделили. Я даже не заметила в каком доме. Но здесь был топчан. Настоящая, широкая кровать, с тонким матрасом, набитым соломой. Я не стала раздеваться, только сняла юбку и подтяжки с крыльями, свернулась в клубок и заснула тут же.

Не знаю, сколько я проспала, но очевидно долго, потому что когда резко открыла глаза, через закрытые ставни вовсю пробивались лучи местного солнца, а с улицы доносились звуки оживлённой сельской суеты. Детские визг и смех, крики женщин, удары каких-то инструментов и негромкие голоса мужчин, которые крутились рядом.

Я схватила юбку и крылья, которые решила привести в порядок на улице, и вышла, щурясь во двор. Внезапно наступила оглушительная тишина. Я открыла полуслепые ещё от темноты глаза и удивлённо уставилась на вытянувшиеся лица тех, кто был тут на улице рядом, передо мной. Люди начали оборачиваться и подходить к дому. Воины стали шеренгой и смотрели на меня так… так… словно у меня…

– У неё выросли крылья, – прошёлся благоговейный шёпот от одного к другому.

Ликование, надежда, удивление, радость, благоговение, неверие, торжество, испуг и шок – эмоции сменялись на лицах моих спутников.

Атон подошёл и встал передо мной на колено, склонив голову.

Его примеру последовали и остальные воины, в том числе и Никта.