Читать книгу Свет и тени Востока. Очерки и истории из жизни - Maryam Demirel - Страница 4

– Любовь – это все. Если любишь, то все отдашь.

Эти слова моего мужа навсегда врезались мне в память и на протяжении всей жизни были путеводной звездой на небе моего сердца…

Касабланка… Тогда мне было двадцать два, и я жила в Касабланке в доме у моей подруги. В тот день с самого утра в доме был жуткий кавардак. Мама моей подруги – мадам Фатма – готовила на кухне разные вкусности, убирала и начищала дом. Даже для нас с Зейнеб нашлась работа, а все потому, что к нам должен был приехать господин Ферид – близкий друг отца моей подруги. Он был каким-то известным дизайнером и художником, закончившим Парижскую Академию Искусств, человеком известным и уважаемым. Кузина Зейнеб – Федуа – прожужжала все уши про то, что у господина Ферида красивая красная машина, вилла на берегу океана, и что он давным-давно разведен, и денег у него куры не клюют. В общем, достойный жених. Я никак не могла взять в толк, каким образом арабский престарелый пенс за пятьдесят может быть прекрасным женихом для молодых барышень, а добиться от Федуа информации о художественных талантах гостя было чрезвычайно сложно, ибо кузина подружки была далека от дизайна, архитектуры и искусства так же, как домашняя курица от гнездовья красных фламинго на островах Карибского моря. Моя подруга тоже знала не особо много об этом человеке, так что господин Ферид был для меня неким «Мистером Х».

Закончив с домом, мадам Фатма решила взяться за мою красоту. Она поймала меня в комнате, выдрала большую часть моих несчастных бровей, придав им невероятно красивую форму, намалевав еще для пущей яркости чем-то черным, нарисовала мне глаза, как у фарфоровой куклы, а в довершении образа подвела внутреннее веко кхолью, из-за чего глаза стали отчаянно чесаться, и вручила красную помаду. Перерыв мой спартанский гардероб, я обнаружила красивую белую тунику и белые брюки. Кроме них у меня имелась пара джинс, футболки и желаба с шароварами, подаренная недавно мадам Фатмой на какой-то праздник. Зейнеб надела красивое черное платье в пол, Федуа вырядилась в аляпистое с блестками и бисером платье, которое перетянуло ее габаритную фигуру, аки колбаску в шкурке. Все в ожидании гостя вышли в сад.

В саду росло раскидистое дерево, которое весной цвело очень красивыми красными цветами. На верхних ветках дерева жалобно выл с самого утра маленький котик. Он часто приходил в сад, и мы его подкармливали. А в этот день глупая кошара залезла на дерево, а вот спуститься зверюшке было страшно. «Мяу, мяу!» – хвостатый жалобно плакал, но спуститься почему-то боялся. Терпеть его стенания у меня не было больше сил, котяру было жаль. Я подумала, что ничего не случится, если я быстренько залезу на дерево, сниму кота и пойду встречать этого дядьку. Все равно моего отсутствия никто и не заметит.

План был хорош, я успешно залезла на дерево, но кот со страху вцепился когтями в ветку. С трудом оторвав хвостатого, который блажил как потерпевший, я стала спускаться вниз, и тут нога в сандалии заскользила и зацепилась за сук, я резко дернулась, потеряв равновесие, ветка хрустнула, и мы с котом, ощутив закон притяжения, рухнули прямиком на землю. Мне повезло. Земля была мягкая и мокрая после полива, благо же и лететь было уже не высоко. Обезумевший от ужаса кот вырвался из рук, располосовав когтями руку; я, слегка оглушенная, стоя на коленях в грязной жиже, пыталась встать на ноги.

Вдруг я услышала незнакомый мужской голос и чья-то крепкая рука, ухватив меня за локоть, поставила меня ровно на землю. Это был высокий седой мужчина в кремовом костюме, немного полноватый, отчаянно пытающийся не засмеяться. За его спиной стояла моя подруга с братом и родителями и Федуа.

– Бонжур, мадемауазель, – изрек месье Ферид, улыбаясь белоснежным жемчугом безупречных зубов.

– И Вам, бонжур, если не шутите, – пробурчав что-то нечленораздельное, я пыталась вернуть себе равновесие и выбраться с влажного грунта на мраморную дорожку; сандалия разорвалась, туника и брюки были все в грязи, глаза слезились от сурьмы… Мадам Фатма с Зейнеб сильно перепугались: они никак не могли понять, зачем я полезла на это дерево.

Все пошли в салон ужинать, а я поплелась в свою комнату переодеваться. Когда я зашла в ванную, на меня из зеркала смотрела странная молодая особа со спутавшимися волосами, в которых застряли ветки и листья; на щеке была ссадина, макияж растекся, рука, разодранная котом, кровоточила, туника и брюки были в грязных разводах, спина дико ныла от падения.

День не задался, но деваться было некуда. Я смыла мылом косметику, просушила полотенцем волосы, надела фисташковую желябу с шароварами и пошла на обед. Мой светлый образ дополняли ссадины, замазанные под цвет желябы зеленкой, привезенной из России на всякий случай для дезинфекции.

Мои сидели за столом, во главе месье Хамди – отец моей подруги – и месье Ферид. Мама Зейнеб посадила меня на свободный стул рядом с Феридом. Меня ждало еще одно адское испытание: светская болтовня на французском, который я понимала очень плохо, ибо в универе мы учили только турецкий, английский и немного арабский. Я сидела тихо и не шуршала, думая, что просижу весь званый ужин не замеченной и поем свою порцию кускуса с овощами и мясом. Не тут-то было. Неугомонный Ферид, который болтал без умолку, повернулся ко мне и стал меня донимать расспросами. Зейнеб старалась мне переводить с французского на русский, но все равно не успевала. Ферид решил пошутить и выдал фразу:

– Ну что же Вы, мадемауазель Мари, совсем не знаете французского! Как же Вы плохо учились в школе.

Я прекрасно поняла, к чему он клонит. В этой стране все восхищались всем французским: языком, культурой, духами. Причём делали это совершенно без понимания, хватая по верхам. Грамотный французский язык был языком общения культурной и деловой элиты, а ошибки и неграмотная речь были показателем нищебродского происхождения. Федуа победно улыбалась, чем подлила еще масла в огонь в котел моего терпения. Выслушивать насмешки от постороннего мужика, будь он хоть сам король Марокко, я в жизни бы не стала, не в моем это характере. Придумывать ему особый ответ у меня не было времени, так что я ему сказала в лицо то, что думаю.

– Да, Вы отлично говорите на языке Ваших колонизаторов, при этом совершенно не знаете своего родного. Я-то, по крайней мере, могу хорошо читать, писать и говорить на моем родном – на русском языке, а также на турецком и английском.

За столом повисла пауза… Месье Хамди подавился. Мои слова попали не в бровь, а в глаз, ибо он совершенно не знал своего родного арабского, на котором не мог читать и писать, а только говорить. Дома и на работе отец Зейнеб, будучи крупным госчиновником, общался только на французском. Месье Ферид внимательно посмотрел мне в глаза и разразился громким смехом… Неожиданно для себя я услышала его звонкий и молодой голос. Его смех был подобен мелким золотым песчинкам, которыми играет ветер в пустыне. Все засмеялись, напряжение ушло.

– А Вы молодец, Мари, умеете за себя постоять, – перешел на английский Ферид и тепло улыбнулся.

Весь вечер он говорил на французском и тут же переводил сказанное на английский для меня. Они болтали с месье Хамди и мадам Фатмой, вспоминали свои молодые годы и забавные случаи из жизни. Его голос очаровывал, у него было прекрасное чувство юмора и такта… Этот человек сиял, как ограненный бриллиант, и я купалась в его сиянии, мне было радостно и комфортно. Он рассказывал о художественном искусстве, Франции и о Марокко, поднимая различные темы. Ферид был умен и обаятелен. Я никогда не встречала такого мужчину. Мне казалось, что я знаю его давно, и я даже перестала замечать, что он намного меня старше. Далеко за полночь он стал прощаться. Мы вышли в сад. Мое сердце сжалось: сейчас он выйдет из сада, и я больше никогда его не увижу. Никогда. Я загадала себе: если он обернется, когда будет выходить за дверь сада, то я его еще раз увижу. Если нет, то нет… Кадер, судьба… Ферид прошел через сад до двери, я стояла возле плетеного дивана. Он обернулся и послал воздушный поцелуй. Я спряталась за спинку дивана в надежде, что он не увидит моего смущения. Он все заметил, улыбнулся и ушел.

Мое сердце билось так, словно я час бегала вдоль берега. Ночью я не могла уснуть. Мне хотелось его снова увидеть, но кто я такая для него? Никто. Не модель и не богатая красотка. Иностранная девчонка, свалившаяся с дерева. Он позвонил на следующий день и через день после того. Потом пригласил поехать с ним на выставку. Он околдовывал мое сердце все больше и больше, я тонула в его улыбке и низком, вибрирующем голосе. Я готова была с ним пойти куда угодно и когда угодно, забыв про осторожность. Мое доверие к нему было безгранично, как и моя любовь. Спустя два месяца мы поженились.

Была ли я счастлива? Думаю, что да, хоть и недолго. Знала ли я человека, который стал моим мужем? Совсем нет. Его истинное лицо открылось после нашей свадьбы, и это совсем другая история. Но тогда мне казалось, что я в Райском саду, завороженная мужчиной, пришедшим из моей мечты…