Читать книгу Забег на невидимые дистанции - Марьяна Куприянова - Страница 10

Episode

2

Рослый брюнет ежился на обледенелой скамье и смотрел на сугробы, не вынимая рук из карманов темно-коричневой парки. Обычно широко раскрытые, как у ребенка, его глаза сейчас вынуждены были дрожать и густо щетиниться длинными ресницами, похожими на замерзших черных гусениц, покрывшихся инеем.

Снег превращал улицу в чью-то застланную пуховым пледом постель. Вблизи он искрился и переливался мириадами алмазных песчинок, даже глаза уставали всюду натыкаться на это выбеленное сияние. Но это был сухой снег, рассыпчатый и скрипучий, как соль. Из такого ничего не слепить, даже маленького снежка, не говоря уже о снеговиках и горках. Скука для детей. А еще сложно расчищать дороги и тротуары. Из-за сухости такой снег не трамбуется и никогда не лежит на месте, наоборот, бесконечно пересыпается из одного бархана в другой. Так что уборщики его тоже проклинают.

Самый красивый снег бесполезен и никому не нужен, в отличие от мокрого, который и близко не так красив. С людьми то же самое. И они бывают такими: безупречными, сверкающими, притягательными на вид. Но по факту – никчемные блестки в воздухе. Пустышки, которые только и могут, что отражать чужой свет, потому что свой излучать им не дано.

Задумчиво хмыкнув, юноша встряхнул головой и выдохнул крупное облако пара, стараясь, чтобы в легких совсем ничего не осталось. Теплый воздух ненадолго обволок красное от мороза лицо. Особенно пострадал нос, дышать им уже становилось больно. Горло тоже саднило, но не в полную силу. Он чувствовал, что заболевает, но пока находился на улице, неясно было, то ли морозит из-за погоды, то ли из-за простуды. Хорошо, что куртка длинная, иначе примерзнуть бы ему к скамье прямо на этом месте.

Сегодня он ждал дольше обычного. Складывалось впечатление, что его проверяют на стойкость. Нет, за деньги, что ему платят, от него вправе требовать терпения и смирения – качеств, в обыденной жизни ему совершенно не близких. Но почему сейчас, спустя столько времени? Должно быть, дело в чем-то еще.

Парень огляделся по сторонам, машинально придав себе более грозный вид. Ослепляющий свет, тишина и болезненное самочувствие ослабляли, лишая необходимой, словно панцирь, угрюмой солидности. А ведь он так старательно полировал этот образ, так тщательно ему соответствовал в течение долгого срока, что не только убедил всех в его истинности, но и сам с ним сросся. Словно костюм, который носишь, не снимая, рано или поздно въестся в кожу, сам ею станет.

Никаких знакомых силуэтов поблизости не виднелось, лишь редкие прохожие маргинального вида в полной тишине пересекали голый сквер и спешили скрыться среди домов по ту сторону дороги. Некоторые, он это отлично знал, выползали из своих ночлежек под набережной и шли в город, выискивая, чем поживиться. Окраина…

Местечки на отшибе вроде этого даже в утренние часы кажутся ненадежными, если умеешь смотреть, куда нужно. И не просто так. Территориальная удаленность от оживленного центра и отсутствие лишних глаз автоматически делает место привлекательным для всякого сброда, в том числе криминального, безопасных встреч опасных людей, а также нелегальных махинаций. Если принадлежишь к миру законопослушных граждан, платящих налоги и добывающих прибыль честным путем, на периферии Саутбери найдешь только неприятности. Поэтому простые горожане обычно здесь не появляются. Незачем искушать судьбу.

И когда все успело стать так, что он в этом запрещенном мирке плавает, как рыба в аквариуме?

Мама столько раз ему рассказывала, что лучше держаться центра города и на окраины не соваться, а теперь ее единственный сын стал именно тем, кого боятся встретить в этих местах. Будем надеяться, она об этом не догадывается.

Брюнет закурил (уже третью), щурясь от солнца, которое нисколько не грело. Сигарета обычно ускоряла появление «незнакомца». Теперь изо рта вырывался не только пар, но и более плотный горьковатый дым. Причудливо смешиваясь, они застили обзор на расстоянии вытянутой руки. Желудок неприятно сжимался, создавая ощущение высохшей фасолины. Со вчерашнего обеда он практически ничего не ел. При его комплекции и возрасте (буйный рост организма требовал топлива) не слишком разумное решение, но так уж вышло. Вечером полноценно получилось только выпить пива. Из-за этого он проспал. От завтрака пришлось отказаться, чтобы успеть на встречу, которой теперь ожидал, кукожась от голода и холода.

Скорее бы тут все закончить. Получить товар, выслушать обязательные инструкции и пойти куда-нибудь перекусить. Неважно, куда. Заказать что-нибудь горячее, жирное и смертельно калорийное. Чтобы до вечера хватило. И обязательно – чай с лимоном, термоядерно кислый, чтобы прийти в себя; его он сейчас готов литрами пить, был бы с собою термос… всего глоток, промочить колючее горло, согреться, приятно вздрогнуть плечами.

Неужели и правда заболевает? Может, это все похмелье? Простуда была бы очень некстати, учитывая, сколько ответственных визитов придется нанести на этой неделе. Работы вагон. Нужно быть в форме, как никогда, найти верное средство поставить себя на ноги.

О школе пока придется забыть. Не впервой, что уж. Мать снова будет бушевать, когда ей начнут названивать директорские выскочки. Хорошо, что он с ней больше не живет, и ей его ни за что не достать. С удовольствием затягиваясь, он вообразил, сколько жалоб и докладных на него накопилось на столе у директора, и ухмыльнулся. К счастью, это давно его не волновало. Пусть переводят чернила и бумагу, жалуются, собирают советы, исключают. Ему все равно. Он и без школы справится с этой гнилой жизнью. Нашел же способ, как заработать и выжить, оставшись совсем один в этой дыре под названием Саутбери.

Как только все пошло под откос, учиться ему надоело. Да и просто ходить в школу каждый день, как заведенная игрушка, стало тошнотворно. Одно и то же. Слишком много раздражающих людей, слишком шумно, слишком вездесущи напоминания о том, что хотелось бы навсегда вырезать из памяти и закопать глубоко в землю. Как и любому неглупому ученику, занятия казались ему угнетающе бессмысленными. Наконец-то он сам распоряжался своей жизнью и мог без сожалений бросить пустую трату времени.

То, чем он занимался теперь, возводило в абсурд систему образования, превращая обучение в рудимент. Придаток из массива ненужной информации и тех, кто пытается ее преподнести, сам не понимая, зачем. И взрослые, включая учителей, отлично знали, что эта скучная пытка практически бесполезна. Она скорее напоминает нелепую традицию старого мира, чем необходимость.

Всего полгода самостоятельной взрослой жизни обучат тебя тому, о чем в школе никогда не заикнутся. И, оказывается, именно это потребуется для выживания в социуме, где по-прежнему безотказно работают законы джунглей. Навыки, которые никто не преподает, можно усвоить только методом проб и рисков. К черту школу. Деньги и выживание – вот, что действительно важно. И сейчас, и всегда.

Юноша стрельнул недокуренной сигаретой в сугроб, и та потухла и едва различимым шипением. На автомате потрогал кончик носа – ледяной. Травмированная несколько лет назад рука противно ныла от холода, как будто в ней перемалывали сухожилия, садистски неторопливо прокручивая через невидимую мясорубку.

Брюнет скривился и сглотнул набежавшую слюну, ее вязкость обещала близкий насморк. Глотать становилось больно, появилось ощущение застрявшего в горле осколка стекла, который не протолкнуть, сколько ни сглатывай. Ноги в ярко-синих джинсах продрогли до костей, хотя костлявыми не были. Напротив, юноша обладал завидно крепким сложением с намеком на полноту. Ту самую, что неизбежно настигает спортсмена вскоре после того, как он становится бывшим спортсменом – по той или иной причине.

Благо, новый вид деятельности не даст ему заплыть жирком, как и расслабиться. Долгие пешие прогулки по Саутбери, погони и драки, в которых он выкладывался на все сто. Ведь больше некуда направить избыточную ярость. Правда, ходить пешком ему порядком приелось, и он планировал в следующем году накопить на свой первый мотоцикл. Мечта из глубокого детства, если все пойдет хорошо, исполнится.

Рано или поздно жизнь обязательно станет такой, как ему хочется, не может же вечно все идти наперекосяк. Ненужное забудется, выветрится накопившийся гнев, как и претензии к миру, он станет спокойнее, прямо как те, что давно работают в организации. И правда, о чем переживать, если катаешься как сыр в масле с кучей бабла в карманах? Проблемы перестают беспокоить, когда знаешь, что можешь их решить.

Брюнет поплотнее закутался в куртку, представляя, что это плед. Первые горячие волны будущей лихорадки тайком пробегали по телу, подчеркивая холод металлической цепочки на груди. Пылающая кожа ощущала каждый серебряный зубчик. Начинало знобить, но юноша игнорировал сигналы тела, надеясь силой разума усмирить его хотя бы на сегодня.

Ботинки на нем подошли бы скорее осенней непогоде, чем зимней, но выбора пока не было. Переезд от матери был сиюминутным и больше напоминал уход из дома налегке. Возвращаться за своими вещами казалось ему нелепо и как-то не по-взрослому. А на новые вещи пока не накопилось денег – почти все уходило на еду и долги. Но это временно. Ближайшая неделя как раз должна решить вопрос с финансами. Его наконец-то ставят на большой заказ, а не как раньше. Может, даже комнату получится снять.

Последние полгода приходилось кантоваться то у одного приятеля, то у другого. К близким друзья он обращаться не мог, они бы сдали его матери из благих соображений. И его попытке обрести независимость, необходимую сейчас, как воздух, наступил бы безвременный конец.

К концу сегодняшнего дня он свалится с температурой, тут даже гадать не надо, так все и будет. Именно сейчас, накануне крупной партии, его организм решил дать сбой. К счастью, юноша не был суеверным и не воспринял это как знак, убеждающий его сойти со скользкой дорожки. Почти все в своей жизни он воспринимал как вызов, а препятствия становились возможностью продемонстрировать силы, чтобы их сокрушить. Если и знал он когда-то иную жизнь, то давно позабыл о ней. Тот, кто уничтожил его веру в людей, однажды сказал ему: «Если упал, не лежи, а встань и отряхнись». Так он и старался жить.

Бессилие было одной из вещей, который он ненавидел от чистого сердца, но сейчас сопротивляться ему становилось все труднее. Его занимали грезы о том, как он, решив все дела на сегодня, упадет в теплую постель и как следует отоспится…

Тут он заметил сутулую фигуру в знакомом пуховике цвета хаки, что без спешки шагала с левой стороны, от перекрытой зоны набережной. Юноша мгновенно подобрался и нахохлился, словно воробей на холодном ветру. Поправил на голове вязанную мамой шапку, которую редко снимал даже в помещении, прочистил горло, чтобы голос звучал еще ниже и не надломился в ответственный момент, постарался посильно устранить с лица следы недосыпа и похмелья. Все это вернуло ему привычный вид депрессивно-мрачного верзилы, благодаря которому ему не только без паспорта продавали спиртное и сигареты, но и дали возможность получить работу, где не место соплякам.

Рост, тембр голоса и выражение лица накидывали ему несколько лет, хотя в действительности рослый брюнет в темно-зеленой шапке являлся обычным учеником, слишком рано утратившим смысл существования и обретшим взамен этого аморальную безнаказанность. Что-то однажды надломилось в нем, если не сказать надорвалось, что-то слишком существенное, чтобы продолжать притворяться, будто ничего не случилось, ходить в школу, делать уроки, жить с мамой до колледжа, возвращаться домой с хвостом из надоедливых девчонок, заводить друзей… и игнорировать путь, призывающий новую версию тебя. Нет, все это было уже невозможно.

Разрушение всегда дается легко, особенно если все к этому шло. Как раз его случай. Полностью отбиться от рук, связаться с плохой компанией, потерять связь с обоими родителями, участвовать в школьных драках, где отправишь на больничную койку пару местных детей авторитетов, накопить стопку накладных за прогулы, неуспеваемость и хулиганское поведение – все это не составило труда, не потребовало усилий с его стороны и сейчас воспринималось как события из прошлой жизни.

Чтобы достичь плачевного положения, достаточно бесцельно плыть по течению, утратив опору под ногами. И все само собой завертится, как по проклятой спирали, легко и просто. Естественно. Именно так он и жил с того вечера, когда впервые позволил животному внутри взять верх. Был ли у него путь назад? Вряд ли.

Фигура тем временем приблизилась и опустилась рядом. Удивление вынуло юношу из неприятных мыслей, словно ледышку из силиконовой формы. Брюнет бегло осмотрел визитера, стараясь по выражению лица понять, все ли хорошо. Этому он научился в детстве при общении с отцом. Но с этого длинного лица с непомерно крупным и кривым носом трудно считывать информацию без желания обладателя.

Редкие прохожие исчезли, как по волшебству. Удача нередко преследовала Саула по пятам, об этом в организации даже байки ходили. Ни одну из них этот жилистый грек не отрицал, только хитро улыбался. Может, поэтому он до сих пор крепко занимал свое место, хотя позволял себе недопустимые для других дилеров вольности. Например, панибратство с вышестоящими или опоздание на важные встречи, как сегодня. Или же это была грамотно продуманная стратегия, следование образу?

– Сет Ридли собственной персоной. Как твое утро? Выглядишь помятым. Сильно замерз, пока меня ждал? Ты уж прости, припоздал немного.

Брюнет поморщился.

– Может, еще дату рождения сразу назовешь? Необязательно озвучивать полное имя, даже если поблизости ни души. Это не по правилам. Меня вполне устроит просто «курьер».

– Я всего лишь стараюсь быть вежливым, не заводись. Прослушки на мне нет, если ты к этому клонишь. А у тебя что, день рождения сегодня? Почему не в духе тогда?

Саул, как обычно следовал только ему понятной логике. И его легкомысленная болтливость раздражала. К ней никак не получалось привыкнуть.

– С чего ты это взял?

– Что именно?

– Что у меня день рождения, – Ридли чувствовал себя крайне нелепо, объясняя элементарные вещи. Вот поэтому он и не любил общаться с людьми.

– Ты же сам упомянул дату рождения. Я подумал, может, это намек такой, типа, я же ее как раз не знаю и назвать не смогу. Вдруг ты так хотел завести разговор о том, что ты сегодня именинник. Ну ты не обижайся, что я ее не знаю, ты же мою тоже не знаешь.

«Ладно, – решил Сет, выдыхая, – крупица логики тут имеется».

– А еще потому что у меня для тебя подарок, – добавил Саул.

Пока Сет изображал недоумение на обмерзшем лице – заиндевевшие ресницы слипались, щеки покалывало – хитрый грек извлек из-за пазухи плотно обернутый в бумагу и полиэтилен сверток размерами с обычную книгу. Брюнет ловко спрятал его на груди, в специально пришитом с внутренней стороны кармане куртки и до упора застегнул молнию, чуть не прищемив подбородок. Объемы куртки не позволяли заметить под ней спрятанное.

Он ожидал, что дилер поднимется и отчалит, как это происходило в девяноста процентах случаев после передачи, но этого не случилось.

– Какой-то ты сегодня даже более хмурый, чем обычно, – недовольно заметил Саул, у которого с настроением, напротив, все было отлично.

Сет прикинул в уме, что причина приподнятого расположение духа могла быть идентична и причине опоздания Саула, и отсутствия сна этой ночью. С девкой какой-то он снова спутался, что ли? Мало ему было прошлого раза?

– Адреса и инструкции внутри, – продолжил Саул, не дождавшись ответа. – Личный совет, если позволишь: внимательно их изучи и, само собой, будь вооружен. Справиться нужно за неделю. Станешь тянуть – вопросы будут уже к тебе…

– Это я и так знаю, – огрызнулся брюнет, нетерпеливо ерзая. Ему хотелось поскорее с этим покончить, и он не понимал, к чему этот диалог.

– Не перебивай взрослых, – беззлобно сказал Саул и покачал мозолистым пальцем перед собой, – особенно если они дают тебе работу. И вообще, будь терпеливее. Ты же не дал мне договорить. Как будто знаешь, что я дальше скажу. Ты телепат?

Вместо извинения Сет клацнул зубами, плотнее стискивая их. Саул услышал щелчок, но воспринял его правильно. Не как демонстрацию агрессии. Скорее, как «я захлопнул пасть, чтобы не перебивать».

– Так-то лучше, Сет Ридли. Помолчи и послушай внимательно. Тебя самого не пугает твоя озлобленность? Даже голодный зверь не будет кусать руку, которая его накормит и пригреет, не в укор тебе будет сказано. А ты готов сомкнуть челюсти на ком угодно, без разбора: свой там, чужой. Прибереги вспыльчивость на потом, она тебе еще пригодится.

– Что ты имеешь в виду?

– Там в списке несколько адресов помечены звездочкой. Должники и злостные неплательщики. Нужно припугнуть их, понял? Только никого не убей, зверств не надо, а то с тебя станется. Приди с товаром, но ничего не отдавай. Для них это даже хуже, чем физическая боль. Не грабанут, не бойся. Не осмелятся. От тебя потребуется продемонстрировать причину, по которой им стоит активнее заняться поиском финансов. Они от нас никуда не денутся, просто ребятам нужна, как бы это сказать, – Саул щелкнул пальцами, понимая, что ему помогут подобрать слово.

– Мотивация, – хищно улыбнулся Сет, предвкушая исполнение возложенной задачи.

Бить людей ему нравилось. Он, наверное, представлял, что бьет самого себя, и совсем зверел. С тех пор, как со спортом пришлось завязать, его энергия, адреналин и тестостерон полностью перешли в эту новую приятную нишу.

– Верно. Босс хочет взглянуть на тебя в деле. Ты у него на хорошем счету, он уверен, что обычным курьером ты не раскроешь свой истинный потенциал. Я тоже так считаю, потому что если твоей постоянной злости не найти канал для выхлопа, она тебя изнутри сожрет. Ничего хорошего ни для тебя, ни для нас.

Саул хлопнул себя по ногам, как бы подводя итог.

– Так что от твоих решений в ближайшее время многое зависит. Тебе надо зарекомендовать себя чертовски пунктуальным, преданным и удачливым сукиным сыном. Понятно, дурья башка? Вот и все, что я хотел посоветовать. Ну, скажи теперь что-нибудь.

– Какие еще есть новости? – осмелился Сет, намереваясь использовать болтливость и благосклонность Саула по максимуму.

– Тебе палец в рот не клади. А дорос задавать такие вопросы дилеру, школьник? – грек нахмурился и смотрел неприятно.

– Саул. Ты сам сказал, что я у босса на примете. Мне уже выдают новые функции и доверие, значит, рассматривают мое продвижение внутри организации. Логично, что мне не плевать на происходящее в ней. Я становлюсь более значимой ее частью. И должен использовать доступные мне каналы, чтобы быть в курсе событий и ни во что не вляпаться. От этого тоже зависит успешность моих решений. С закрытыми глазами далеко не уйдешь. А от меня ждут прыжка выше головы. Мое неведенье по некоторым вопросам и навредить может. Мне, а значит, и организации. Или я не прав?

– А я думал, у тебя речь атрофирована так долго говорить. Красиво стелешь. Так в школе нынче обучают ораторскому искусству? Ну и жучара ты, Ридли, я тебя недооценивал. Подчиняешься законам среды, в которую попал, молодой, энергичный, быстро ориентируешься. Сколько там тебе? Семнадцать? Я в твоем возрасте куда глупее был.

– Почти шестнадцать, – неохотно поправил Сет. Он прекрасно знал, что на этот возраст не выглядит и не ощущает себя.

– Да ты что? – грек подозрительно оглядел его, как будто впервые видел и задавался вопросом, кто же принял в организацию такую малявку. В связке дилер-курьер они проработали три месяца, и это был их самый долгий диалог. – Чем же ты питаешься, скажи на милость? Протеином? Или с генетикой повезло? У тебя в классе все такие крупные, а? Ладно, это неважно. Из новостей, думаю, могу тебе кое-что рассказать. Эта информация и так скоро будет обнародована, ничего страшного, что ты узнаешь ее чуть раньше. Но это не значит, что о ней можно болтать, учти.

Сет молча кивнул.

– Производитель в Мидлбери обанкротился. Какой-то местный офицерчик с повышенным чувством справедливости (только что из академии) наворотил дел, потому что кое-кто отказался от крупной взятки. Точку пришлось ликвидировать и все деньги потратить на адвокатов для всех, кого там взяли. Копы там докучают по полной программе, того и гляди сюда доберутся. Ну мы желторотых офицеров не боимся, особенно из сраной полиции нравов. Уберем и подвинем, кого надо, свои люди имеются. Короче говоря, Мидлбери ампутировали. На время или навсегда – неизвестно.

Ридли жадно впитывал каждое слово и старался запомнить каждую выболтанную Саулом мелочь. В них обычно крылось самое важное.

– Потом еще: у босса какой-то странный конфликт с давним партнером из Вудбери. У него крыша стала подтекать, ведет себя неадекватно. У них там лечебница в пригороде есть, вот туда ему и дорога. Я думаю, в Вудбери устранят всех причастных. Это самый легкий и все еще самый надежный путь. Что он там выболтает врачам под препаратами, одному богу известно. Это тебе не участок, куда можно заслать нашего юриста и все контролировать. У кого мозги набекрень – с теми разговор короткий. Лучше убрать, чем уговаривать выйти из бизнеса, держать рот на замке и так далее.

Саул немного помолчал, то ли чтобы набрать воздуха для следующего новостного блока, то ли вспоминая, что еще можно рассказать без вреда для себя.

Сет обдумывал его последнюю фразу. Чем-то она ему в корне не нравилась, хоть и казалась рациональной, верной. Он не решался примерить ее на себя.

– Точно, ты же не в курсе: Рэя взяли.

– Рэя из Уотербери? Не может быть.

– Да. Так что будь предельно осторожен в центре. У отдела по борьбе с наркотиками сейчас обострение, на ушах стоят. Окружная полиция давно мечтала заполучить кого-то из наших. Они же прекрасно знают о существовании организации у них под носом, да только сделать ничего не могут, вот и бесятся. К счастью, у Рэя голова на месте, на него можно положиться. Он ничего не расскажет. Мы с ним на связи через адвоката, и наши условия куда более лояльные, чем любое предложение копов. Есть счета, куда за молчание поступают определенные суммы. А еще Рэй в курсе, что нам известны адреса его ближайших родственников и подружек. На всякий случай. Ну, да что я тебе прописные истины рассказываю, ты и так в курсе, как этот бизнес работает, – спохватился Саул.

Для обычного дилера он знал слишком много и теперь понял, что ему пора остановиться. А может, только сделал вид, чтобы Сет услышал то, что должен принять к сведению? Может, это промывка мозгов?

– Короче, Ридли. Какие-то волнения нехорошие пошли, и чует моя тощая жопа, это только начало. Несколько точек производства и сбыта закрылись почти одновременно, взяли наших людей. Это и убытки, и тревожный колокольчик: под нас копают. Планомерно и целенаправленно. Как будто удавку на шее затягивают, гады. Никто в организации не заинтересован в том, чтобы они докопались слишком глубоко. Лично я занимаюсь тем, что лучше всего умею, и на жизнь мне более чем хватает. Вот скажи, где еще пятнадцатилетний школьник сможет столько заработать? Все риски – справедливая плата за то, что мы имеем. Я своего места лишиться не хочу. Боссу сейчас нужны надежные люди, вроде меня и тебя, даже больше, чем качественный товар. Активные дилеры и многофункциональные курьеры, а по-хорошему еще и рекруты, чтобы экономить время и деньги, пока все не наладится. Чтобы не накрылся наш процветающий под синими лампами сад. Ты меня понял.

– Я понял, – заверил Сет.

– Будь начеку.

Саул резко поднялся, еще договаривая последнее слово, и бодро зашагал прочь. Снег отзывчиво хрустел под подошвами его ботинок. Даже походкой грек умудрялся показывать, что не имеет никакого отношения к замерзшему подростку, с которым только что общался. Прирожденный актер, профи. Разговорчивый и импульсивный, зато кого угодно может уболтать на свои условия.

Сет поежился, втягивая голову в воротник, словно черепаха. Правила вынуждали его ждать, пока дилер скроется из виду, и только потом уходить самому. В противном случае можно привлечь нежелательное внимание.

Существовал целый свод указаний с пунктами и подпунктами на любые ситуации, чтобы встреча для передачи не стала последней. Для курьера там гораздо больше условий, ведь он, получив товар, обязан проявлять осторожность и дисциплинированность при каждой доставке, а их в заказе может быть до десяти. Курьер рискует больше всех, потому что разносит груз по городу, как инфекцию, и должен сторониться фагоцитов в полицейской форме и всяких других опасностей.

Может, благодаря четко налаженной системе обязанностей дела у организации шли неплохо. По крайней мере, до этого дня никаких перебоев с поставками и выплатами не было.

А теперь на Сета повесили обязанности коллектора и цепного пса. Они его не пугали, напротив, брезжили впереди как освежающий глоток воды в жаркий день. Кстати о жаре. Пока он слушал Саула, кожей впитывая каждое слово и стараясь дышать потише, самочувствие не давало о себе знать (наверное, уже профессиональная деформация), но как только грек удалился, озноб обрушился на Сета горячим тропическим ливнем прямо под курткой. Мысли путались, заплетаясь в паутину болезненного бреда, пульсировали в висках, предвосхищая головную боль.

Наконец, Ридли мог подняться и приступить к выполнению выученных на уровне мышечной памяти инструкций по отходу от места приема. Каждый новый курьер первым делом заучивал этот алгоритм, словно военный устав. Первые двадцать минут Сет двигался, куда глаза глядят, то увеличивая скорость, то меняя направление, замысловато петляя и закладывая зигзагообразные виражи, чтобы запутать и сбить возможный хвост. Это выглядело особенно нелепо при отсутствии прохожих.

В эти первые четверть часа юноша старался ни о чем не думать для придания большей хаотичности своему перемещению. Сегодня опустошить голову ему ничего не стоило из-за ослабленного простудой тела, но необходимое ускорение сжигало его силы, словно бензин в двигателе.

Далее требовалось несколько раз непринужденно избавиться от пакета (Саул советовал представлять, будто выкидываешь мусор), чтобы потом вернуться на то же место другим путем и забрать его. Почему бы не сделать этого в первые минуты после получения? Логичный вопрос, сразу посетивший Сета, и Саул дал на него ответ. Потому что предписанные действия отталкиваются от реверсивной психологии: делать обратное тому, что от тебя ожидают в твоем положении. Поступать противоположно рациональному. Грек называл это «положить на видное место, чтобы обыскались».

Какой обычный человек станет выбрасывать только что полученную посылку или подарок? Избавиться от пакета сразу же – именно такого поведения ожидают копы от того, чей груз заставляет нервничать. Нужно быть на два шага впереди, усыпляя их бдительность, позволяя им думать, будто они перехитрили тебя. Особенно если кажется, что за тобой никто не следит.

Великолепное чутье и скорость реакции позволяли Сету засечь слежку. Но и в ее отсутствие от не решался нарушить заведенный порядок, отточенный десятками курьеров до него. Рэй, по всей видимости, отклонился от курса, либо ему просто не повезло. Не то что бы они были приятелями, но из всех новеньких, которых знал Сет, Рэй из Уотербери (так его называли) казался самым адекватным. На этот путь его тоже толкнула нужда, а не прихоть. Сету это импонировало.

В качестве точек мнимого избавления от товара Ридли использовал попадающиеся на пути мусорные контейнеры (не просто так пакеты кутали в десять слоев), старые нефункционирующие трубы или заброшенные автомобили (значительно реже). Некоторое время он шел без ничего, даже мысли о товаре выбрасывал из головы, петляя и исчезая с просматриваемых дорог. Немногочисленные камеры видеонаблюдения он знал наизусть. Немногие владельцы заведений могли себе позволить такую роскошь. Затем он возвращался на место, где оставил пакет, представляя, что будет, если его там уже не окажется, всякий раз с облегчением забирал его, и так проделывал трижды.

Ухищрения в совокупности занимали от сорока минут до полутора часов, но этого требовали правила безопасности – и товара, и его личной. Первое правило курьера: лучше попасться копам пустым, чем с грузом.

Продвижение по внутренним ступеням организации выглядело привлекательно, как и внимание босса, с которым Сет лично не встречался. Даже Саул вряд ли видел его вживую более одного раза, слишком скрытным тот был. Однако фраза на счет родственников и адресов чертовски его напрягла. Ввязываясь в это, он планировал лично отвечать за любые ошибки, никого больше не подвергая опасности. Наивно. Неужели у них есть все данные на его мать, на отца? Хотя на отца плевать, конечно. И организация воспользуется этим для шантажа, если Сет, например, перестанет их устраивать или откажется выполнять грязную работу, больше подходящую наемникам, или потребует за нее больше денег. Или решит сдать их, согласившись на систему защиты свидетелей, чтобы выйти из игры.

Неожиданно до Ридли дошло, что грек сегодня не просто так обронил эту фразу про адреса и устранение тех, кто неудобен. А говорит ли Саул хоть что-нибудь случайно? Вдруг его болтливость – часть образа, чтобы спрятать важное на самом видном месте? Никто не воспринимает всерьез отдельные фразы в непринужденной беседе, но, может, именно на них и стоит обращать внимание.

Допустим, Саул сделал это намеренно, чтобы предупредить. Но какова конечная цель предупреждения? Припугнуть как вышестоящее лицо или, напротив, предостеречь от необдуманных шагов, намекнуть, что все гораздо серьезнее, чем кажется. Сету казалось, что между ними есть некая неозвученная симпатия, но это могло лишь казаться.

Угроза это или нет, а информация получена и взята на вооружение.

Сегодня Сету дали понять: мы в тебе нуждаемся, но если нам что-то не понравится в твоей эксплуатации, мы знаем, куда надавить. Стало страшно за маму. Только за нее – и ничуть за себя.

Возможно, он впервые понял, что связался с опасными людьми. Которые способны вести двойную, а то и тройную игру. Которых не перехитрить. И все это не в кино, а в реальной жизни.

Обратная сторона работы на организацию временно затмила неоспоримые преимущества, которые он до сих пор видел. Побочный эффект продвижения вверх? Саул сказал, что риски оправданы благами, но ведь это промывка мозгов. Потенциальная угроза, нависшая над единственным человеком, который дорог Сету, готовая материализоваться в случае ошибки или неудачи, от него не зависящей, выводила из себя, с каждым шагом повышая температуру тела.

Похоже, он наступил в конкретное дерьмо и увяз по колени. Даже рассказать некому. Мужской совет сейчас не помешал бы. Сет сосредоточился, пытаясь представить, что бы ему сказал Хэнк – его единственный настоящий отец, обучивший всему и помогавший, когда это требовалось, в отличие от биологического родителя. Когда-то тренер был рядом и подавал Сету необходимый пример, но они уже давно не виделись с тех пор, как все случилось.

О том, что беспокоит «мерзавца Ридли», Хэнк наверняка сказал бы так: во что бы ты ни совался, нужно продумать пути отхода, грамотно и аккуратно; пообщаться с другими курьерами на эту тему, чтобы никто не заподозрил, что ты сдрейфил. В крайнем случае – уехать из города вместе с матерью, создать искусственную причину переезда, чтобы бегство выглядело вынужденным и естественным. Затеряться где-нибудь на виду, да хоть в соседнем городе, там точно искать не станут.

Вот бы встретиться с тренером и своими ушами все это послушать. Сету недоставало его сердитого взгляда. Этот взгляд значил для него больше, чем все попытки предавшего отца вновь сблизиться с ним. Помечтать о встрече с тренером, которого видел в последний раз в госпитале, было приятно, но впутывать его недопустимо. Это личные проблемы Сета, он сам с ними справится. Пора мальчику вырасти и стать мужчиной, который не только злится на трудности, но и преодолевает их.

Мозг соображал туго. Он хотел быть бульоном из лениво блуждающих нейронов. Хотя бы на время. Чтобы его оставили в покое и не заставляли обрабатывать сложные мысли. Подумав о горячем жирном бульоне, Сет решил, что самое время поесть, и заскочил в первую попавшуюся забегаловку.

В столь ранний час посетителей практически не было, это на руку. Сет ненавидел скопления людей, и особенно шум, который они создают. Шум действует ему на нервы. Внутри стояла теплая вонь жареного масла не первой свежести, лука, котлет и дешевого кофе. Желудок мучительно сжался, подгоняя Сета в предсмертной агонии.

Обшарпанные сидения приманивали мягкостью обивки цвета точь-в-точь его вязаной шапки. За стойкой никого не было, но женщина в фартуке мыла полы в дальнем углу длинного зала. Там же расположилась пара посетителей, не обративших на него внимания. Заметив крупного брюнета, уборщица посмотрела недружелюбно и продолжила возить тряпку по полу. Сет уронил себя за столик у окна около входа и только теперь почувствовал, что ноги его практически не держат. Мороз, простуда и часовая прогулка утомили его, выламывали колени.

Между сидением и намертво прибитым к полу столиком с его комплекцией было тесновато. Ноги едва помещались, колени упирались в сплошную перегородку. Кроме того, волнами бросало в жар, так что куртку пришлось снять. А вот шапка осталась на прежнем месте.

Брюнет оказался в свитере оттенка «выстиранный черный» и ярко-синих джинсах на рыжем потрепанном ремне. Он выправил наружу тяжелую серебряную цепочку – ему нравилось, как она блестит на мелкой вязке мешковатого свитера. На указательном пальце как влитое сидело широкое плоское кольцо без надписей и узоров, он никогда его не снимал. По неизвестной причине Сет Ридли с детства мечтал носить побрякушки. И теперь не собирался себе в этом отказывать.

Сидя вполоборота и сцепив пальцы в замок, юноша изучал незамысловатое меню, вручную написанное мелом на грифельных досках над кассой. Хотелось проглотить все, что ему могут предложить, и эти последние минуты ожидания были самыми нестерпимыми.

Закончив с тряпкой и ведром грязной воды, женщина насухо вытерла руки и встала за стойку, смерив утреннего посетителя неприветливым взглядом. Как будто у Сета на лице написано, что он из плохой компании. Брюнет сделал вид, что не удивился, и отрезвляющим баритоном попросил:

– Горячий чай с лимоном, куриный бульон и самый большой гамбургер.

– Десять минут.

Тон у нее тоже был неприятный. Давал понять, что Сету делают одолжение. Несмотря на это, ему тут понравилось, и он решил остаться. Предчувствие подсказывало: вопреки всему прочему местная стряпня окажется отменной. Недовольная женщина ушла на кухню сообщать заказ. Дабы скоротать время, Сет решил вымыть руки после похождений по мусоркам. Он оставил куртку в зале, на видном месте, будто в ней не было ничего ценного. Так беззаботно могли оставить только неважную вещь, поэтому никто ее не тронет. Этот трюк он проделывал много раз.

Закатав рукава и усердно намывая опухшие от мороза руки, он оглядывал в замызганном зеркале свой непрезентабельный вид, меняя наклон головы. Глубокие тени под налитыми кровью глазами, воспаленные крылья носа и потрескавшиеся губы. Ридли снял шапку, умыл лицо теплой водой и уложил назад жесткие густые волосы, снова натянул ее так, чтобы прикрывала кончики ушей, но открывала лоб.

Когда он вернулся в зал, посетители исчезли, зато на его столике появилась внушительная кружка горячего чая. Именно то, о чем он мечтал. Добротный ломоть лимона плавал в оранжевой жидкости, а на дне пиявками танцевали мелкие чаинки. Значит, не из пакетика заварили. По-домашнему. Сдержанно улыбнувшись, Сет закинул три кубика сахара и тщательно перемешал. Стенки кружки приятно согрели его большие ладони.

Он глотнул, еще. Утро заиграло новыми красками. Боль в горле трусливо отступала, заложенность носа начала рассасываться. От поступающего тепла потекло из ноздрей, пришлось снова посетить уборную, чтобы высморкаться. Нос покраснел еще сильнее, будто Сет использовал туалет, чтобы нюхать героин. Даже смешно стало, насколько это далеко и близко от правды одновременно.

Подумывая заказать еще кружку чая, Сет извлек мобильник из кармана куртки. Старая серебристая раскладушка. На экране привычно мерцали пропущенные. Три от матери, один от отца. Звук на сотовом не включался принципиально, а вибрацию Сет не всегда ощущал. Хотя дело было не в этом, конечно. От этих двух он не принял бы звонок в любом случае. В последнее время он всерьез планировал сменить номер. Нужно только Саула предупредить.

С началом его самостоятельной жизни оба родителя выражали настойчивое, но сильно запоздалое желание пообщаться. Это удивляло и смешило. Сейчас много людей хотели с ним поговорить, а вот он говорить уже ни с кем не хотел.

На стремление родителей (а еще учителей и приятелей из прошлой жизни) восстановить контакт Сету было плевать. Раньше надо было к этому стремиться. Когда он был младше, мягче, хуже понимал происходящее. Доверял людям. Теперь поздно, пусть пожинают плоды своего безразличия. Он откололся, обратно не приклеить, разваленную семью не заштопать, как дырявый носок – на, еще немного поноси.

Отныне каждый сам за себя. Это выбор, который Сет не делал, но которому подчинился.

У отца другая семья, зачем ему вообще названивать сыну от первого брака, сыну, к которому потерял интерес лет десять назад? Неужели мама с ним связалась от отчаяния и все рассказала? Можно подумать, если он ее не слушается, то подчинится человеку, которого ненавидит. Глупо с ее стороны полагать, будто бывший муж-говнюк представляет авторитет для отбившегося от рук сына, теперь уже тоже говнюка.

Абсурд какой-то. Чего они оба добиваются? Мама всегда была раздражающе наивной и простой. Верила, что проблему можно решить, просто озвучив ее вслух. Сет так не считал. В большинстве случаев ему вообще казалось бессмысленным разговаривать. Только действия, а не слова и чувства, могли что-то изменить в жизни. Действовал он быстро и решительно. Рубил с плеча.

К тому же, матери нужно обустраивать личную жизнь. После развода уже много лет прошло. Сын вырос. Он не хотел быть обузой для вполне молодой и привлекательной женщины. Жить с ней под одной крышей с его взрывным темпераментом означало ежедневную ругань. Нервотрепка не шла на пользу обоим.

Выслушивать ее проблемы, отвечать на десятки вопросов и причинять боль тем, что не можешь не отталкивать. В какой-то момент это стало невыносимо. Настолько, что Сет поднялся из-за стола, взял рюкзак и ушел из дома. Он взял самое необходимое и не оставил записки. Знал, что мама будет против его отсоединения, и сам все решил.

Теперь родители в его жизнь вмешивались только назойливыми звонками и сообщениями. Их игнорировать гораздо проще, чем личные контакты. Плевать, что чувствует отец, решивший поиграть в ответственность, а вот маме точно было больно. Она не бросала попыток связаться с ним, поговорить, помириться, как и все эти годы. Почему-то Сет не мог пойти ей навстречу. Как будто это разрушит его личность и картину мира, к которой он привык.

Пока мама прилагала усилия, чтобы приблизиться к сыну, который неотвратимо превращался в чужого, жестокого человека, и делала шаг в его сторону, он делал два шага от нее, потому что не мог иначе. Поступок отца и все пережитое после него навсегда закрепили в Сете Ридли подавление эмоций, нежелание к кому-либо привязываться и недоверие к людям. Особенно близким.

Размышления об отце вернули его к утерянной ранее мысли о единственном человеке на свете, которому он мог бы доверить абсолютно все, даже сейчас, но не хотел втягивать в грязные игры местных «мафиози», ставить под угрозу еще и его.

Сет знал, что Хэнк оставил хоккей, как и многие, кто в тот вечер находился на арене. Трудно вернуться на лед после увиденного, спокойно надеть форму, коньки и поехать. Сам Сет, многообещающий пятьдесят шестой, не смог, и никого не винил в трусости. Даже взрослый мужчина сломался, а как могли пережить трагедию дети?

Заигравшиеся дети, которые сами во всем виноваты. Но Хэнка, их тренера и второго отца, обвинили во всем и возненавидели. Многие родители поспешили забрать детей не только из хоккея, но и с фигурного катания. Потянулись тяжбы и судебные разбирательства. Это навсегда испортило репутацию Хэнка, хотя вряд ли она его уже заботила.

Для Ридли обратный путь в спорт был заказан из-за серьезной травмы руки, полученной в тот же вечер. Лезвие, разрубившее трахею Дезмонда, перед этим вспороло правую руку Сета чуть выше локтя, повредило связки и сухожилия. Он потерял много крови и два месяца восстанавливался в госпитале. Однако, несмотря на операции, массажи и реабилитацию, до сих пор испытывал последствия этой травмы.

Сет подозревал, что это с ним навсегда. Он больше не мог надеяться на крепость и ловкость правой конечности. Пальцы просто отказывали в непредсказуемые моменты, это нельзя было контролировать. Если он брал что-то этой рукой, то не был уверен, не выронит ли, не разожмется ли произвольно его ладонь, сумеет ли он сжать кулак, когда это потребуется.

Физическое напоминание о смерти близкого друга осталось с Сетом Ридли на веки вечные. Ему успешно удавалось скрывать это от всех, с кем он дрался, и от новых работодателей тоже.

Бесконечные недели в госпитале мальчик наедине с собой переживал потерю, не забывая, что на месте Деза должен был оказаться сам. Это травмировало его сильнее, чем удар лезвием. Одиночество стало его проклятием и другом. Тогда же он разговаривал с Хэнком в последний раз – в стенах своей палаты. Как и мальчики, в случившемся тренер винил себя. Этот разговор ему тоже не забыть.

Интересно, где он прямо сейчас. Как живет, чем занимается. Наверняка снова запил, как когда-то давно, и на людях не показывается. Это вполне вероятно. И объяснило бы, почему в таком маленьком городе, как Саутбери, они так и не пересеклись где-нибудь случайно за несколько лет. Или он уехал из города? Нет, Ридли знал бы об этом. Хотя откуда ему такое знать. Ни с мамой, ни с кем-то из драконов он не общается уже… долго.

Где-то раз в пару месяцев ему мог написать Мэрион, но эти переписки были болезненны для обоих и быстро прерывались. Слишком мало времени прошло.

Когда Ридли вышел из больницы, драконы, покинувшие команду, собрались, чтобы сделать кое-что вместе. На прощание с хоккеем и со всем, что их связывало. Хэнк бы точно этого не одобрил. Вот бы увидеться с ним, послушать, как он отругает тебя за что-нибудь, а потом хлопнет по спине так, что все органы внутри сделают сальто.

Встреча с ним начинала казаться панацеей. Решением всех бед. Сет тяжело вздохнул, подпирая кулаком щеку. В носу щипало.

Женщина принесла заказ и молча выставила с подноса тарелку с гигантским бургером (с двумя котлетами и тремя слоями сыра!), глубокую миску жирного желтого бульона и сразу поставила жестяной стаканчик со счетом. Как будто заранее знала, что парень больше ничего не закажет. Профессиональное чутье или грубость?

Ридли хотел сказать «спасибо», но остановил себя. Предчувствие не подвело, еда оказалась бесподобной. Ее вкус и сытность искупали все недочеты, включая полное отсутствие дружелюбия или хотя бы клиентоориентированности. Бургер был идеален во всем, от размера котлеты до количества лука. Каждый укус наполнял тело энергией, а глотки бульона подкрепляли это ощущение.

Симптомы острой простуды притупились, Сету стало лучше. На щеках проступил румянец, он мог дышать полной грудью и расправить плечи. В голове тоже прояснилось. Как мало нужно организму, чтобы вновь функционировать! Утоли минимальные потребности, и ты свободен. Даже пища от голода кажется во много раз вкуснее – эндорфины отлично справляются со своей работой.

С набитым ртом Сет попросил повторить чай. Бульон он уже прикончил, запивая бургер, впечатляющие размеры которого идеально соответствовали его голоду. Горячая жидкость творит чудеса, буквально поднимает на ноги. Брюнет чувствовал себя гораздо лучше, чем полчаса назад, когда планировал на сегодня отменить все дела и отлежаться под одеялом, борясь с температурой.

Теперь в этом не было необходимости. Он был в состоянии пройтись по паре адресов. Из тех, что не помечены звездочкой, разумеется. Визиты, требующие от него хорошей физической формы, придется оставить на потом, когда заболевание сойдет на нет и появится возможность проявить физическое превосходство. А вот сбыть товар обычным клиентам вполне можно.

Саул сказал, что справиться нужно за неделю. Значит, откладывать не следует. Пунктуальность и чистота работы откроют ему новые двери в организации – намек более чем понятен. Придется как-то экстренно избавиться от болезни, пока от самого Ридли из-за нее не избавились.

Принесли еще одну кружку чая, по температуре и цвету идентичную предыдущей. Первым делом Сет достал и съел лимон вместе с кожурой. Интуитивно казалось, это пойдет на пользу. Телефон издал тройную вибрацию, проехав по столу пару дюймов. Входящее сообщение. Номер не записан в контактах, но Сет часто видел его раньше, так что мог узнать по последним цифрам. Даже то, как телефон вибрировал, будто намекало, кто пишет.

Вздохнув, брюнет все-таки открыл сообщение, хотя не хотел этого делать. Так было всякий раз, когда писали с этого номера. Сначала он медлил и отказывался, затем уговаривал себя прочесть. Расширенные черные зрачки выхватили с экрана набор пикселей.

«У тебя грозный вид, но добрые глаза».

Сет не отвечал, пока не допил чай. Сначала он вообще не собирался этого делать, чтобы соответствовать образу отпетого ублюдка, каковым его считало полшколы. Каждый раз она писала ему вот так, ни с того ни с сего, что-нибудь загадочно-приятное. Как будто этим могла приблизить его к себе. Если он хочет отделаться от нее, отвечать не стоит. Каждое его слово – поощрение. Но Сет Ридли ничего не мог с собой поделать. Где-то в глубине окаменевшей души ему безумно льстило получать недвусмысленное внимание. Тем более, от старшеклассницы.

Где она вообще достала его номер? Зачем пишет все это, открыто выражая симпатию? Неужели ничуть не боится верзилу с дурной славой?

Раньше Ридли в основном нравился ровесницам и девочкам младше себя. Но как только перешел в старшую школу, стал сильнее и крупнее, превратился в особь выносливую, ловкую и опасную, что демонстрировал и в стычках, и на уроках, и в спортзале, некоторые выпускницы взяли его на заметку.

Хизер была как раз из них. Но она предпочитала общение на расстоянии, в отличие от более раскованных (и как правило более раздражающих) соперниц, которые сами заговаривали с Сетом в школе, прикасались к нему и всячески вульгарно заигрывали. Должно быть, они расстроились, когда их любимчик перестал появляться на уроках. Расстроило ли это Хизер или, наоборот, развязало руки? Теперь у нее больше поводов писать ему и меньше страхов встретить в школьном коридоре его недовольный взгляд.

«Нам не нужно общаться, не пиши мне», – напечатал и тут же отправил Сет, зная, что она замолчит, но только на время. Как будто дает ему остыть, забыть о себе, а потом снова появится, как вспышка молнии в темной комнате. Эти редкие сообщения не вызывали в нем настоящей злости, скорее легкое раздражение. Хизер была как неизлечимая болячка, которая проявляется изредка, но ты от нее никуда не денешься и вынужден будешь смириться. Например, как его правая рука, иногда отказывающаяся выполнять базовые функции.

Ридли искренне считал, что им лучше не общаться. Это расслабит его и даст ложную надежду ей. Ни того, ни другого он не хотел. Да и о чем им общаться? Они из разных миров. Раньше Сет хотя бы в мессенджере сидел, когда тот был на пике популярности, набирал в друзья рандомных людей по всему штату. С кем-то даже перекидывался парой предложений. Но аккаунт в соцсети давно удален, как и прежний Сет, умеющий говорить с людьми. Отныне в круг его общения входят торговцы запрещенными веществами и их клиенты. Он привыкает общаться на их языке, становится одним из них.

Ответа на сообщение не последовало. Хизер не могла его ослушаться, по крайней мере, не сейчас. Она боится его и не хочет попасть под горячую руку, ведь Сета наверняка злит ее навязчивость. То, что кто-то его боится, казалось Ридли естественным. Многие люди его опасались, включая учителей и родную мать. Их подавленный страх больше всего напоминал инстинкт самосохранения, поэтому не вызывал самодовольства.

Хизер Уайт была молчаливой шатенкой, хорошо училась и дружила только с адекватными учениками, такими же тихими, как она. Внешне девушка не отталкивала Сета, но это не делало ее исключением из правила. Он все равно не мог позволить себе сблизиться с кем-то. По правде говоря, у него не было в этом потребности. В одиночестве Сет не испытывал дискомфорта. Наоборот, черпал из него силу и независимость от других.

В свои пятнадцать Ридли ощущал себя на все тридцать. Он переходил изо дня в другой день с крепнущей уверенностью, что его никто не любит и не полюбит, и не стоит делать из этого трагедию. На близкие отношения его психика положила блок. Он не умел ни открыться, ни довериться кому-то, и все, что переживал, переживал глубоко в себе. Может, поэтому его одолевали неконтролируемые вспышки агрессии – накопившееся стремилось вырваться одной порцией.

Какой смысл встречаться с кем-то, да и вообще сближаться? Люди обманывают и предают, это неизбежный закон природы. Так стоит ли им доверять? Он видел, как его родители пришли к разводу. Как любовь, обожание и взаимопонимание превратились в презрение, отчуждение и ненависть буквально по щелчку.

Любые отношения обречены на разрыв, потому что вечно ничто не длится, особенно эмоции. Чувства к кому-то – это затянутые людьми узлы, которые неизбежно развязываются временем.

Сет сознательно выбрал не участвовать в этом.

Он оберегал людей от себя, зная, что может навредить им, и не желал испытывать боль, которую они тоже могут причинить. Так было спокойнее. Правильнее. Но эта девушка… как и зачем она привязалась к нему, если его безразличие уже вредит ей?

Грозный вид, но добрые глаза. Ну надо же. Так хорошо запомнила его или нашла фото? Идеализировать объект симпатии – так предсказуемо. И так ожидаемо от девушки на пороге взрослой жизни. Только вкус на парней у нее, надо признать, странный. Или женщина всегда подбирает кого-то, кто ей максимально не подходит, чтобы влюбиться? Подонка, который не посмотрит в ее сторону.

Сет снова задумался о мнимой тождественности внутреннего и внешнего я, которую люди возводят в абсолют по непонятной ему причине. Они убеждены, будто знают тебя, но на деле ты другой человек. И совсем не соответствуешь образу, который тебе придумали, отталкиваясь больше от собственных фантазий, чем от фактов.

Хизер неприятно удивится, узнав, чем он занимается, на кого работает и какие поручения под звездочкой ему приходится выполнять. Что тогда она скажет про его добрые глаза? Продолжит ему написывать? Постарается понять и помочь? Есть люди, от которых стоит держаться в стороне, чтобы не разрушить себе жизнь. Объяснить это невозможно, только позволить понять самостоятельно.

Люди бы сторонились Сета, если бы слышали его мысли, знали его намерения, истинные поползновения его желаний, которым он не дает волю. Но по какой-то необъяснимой причине отдельных экземпляров влечет в его сторону непреодолимо, словно в водоворот, несмотря на угрюмый вид и напускную злобу, на жуткие сплетни, которые о нем ходят, на драки, в которых он участвовал, в целом на его негативное амплуа. Находятся смельчаки, которых это не отталкивает! Например, эта Хизер.

Девушка не скрывает симпатии, но что с того? Как ему с ней быть? Эти чувства – не его вина и точно не его ответственность. Сет не планировал себе такой проблемы, наоборот, избегал женского внимания. Но, должно быть, его недоступность и слава законченного хулигана оказались главным топливом для влечения. Отсутствие взаимности воспламеняет куда сильнее, чем ее наличие.

Если бы Сет умел общаться с людьми, особенно с девушками, он бы объяснил свою позицию Хизер. Но у него получалось лишь односложно и незаинтересованно отвечать на ее сообщения, да и то не всегда. И она этим довольствовалась.

В каждом болоте водится аллигатор. Так говорил тренер о человеческой сущности. На своем болоте Сет вывесил огромную табличку «БЕРЕГИСЬ!», но всегда найдутся те, кто или читать не умеет, или воспримет предупреждение как вызов, и все равно полезет купаться. И это не его проблемы. Его проблемы вращаться точно не вокруг девушек и отношений, плевать он хотел на всю эту чушь. Работа, деньги и жилье. Он должен обеспечить себе независимое существование. И будущее, в котором все будет так, как он решит. Остальное – не его дело.

Добрые глаза, ну конечно. С этими глазами ему предстоит избивать и запугивать людей, и сделает он это с удовольствием, которого не скрывает даже от себя. Все кругом ошибаются на его счет. Даже те, кто не в восторге от его персоны, не представляют, насколько в действительности все плохо. Только Сет знает, кем является. Бесповоротно и бескомпромиссно. И еще, может быть, глава организации догадывается. Не просто так ему дают шанс проявить себя в качестве цепного коллектора.

На самом деле происходящее напоминало Сету теорию Хэнка о социальном равенстве. Тренер потратил время и силы, чтобы привить подопечным специфические взгляды на пребывание в обществе. Не считать себя кем-то особенным, не смотреть на других свысока, не возводить кумиров. Помнить, что глобально люди одинаковы, и не ощущать себя лишним, худшим, недостойным. Ко всем относиться одинаково: превосходство сиюминутно, как и статус изгоя.

Потенциал способностей открывают обстоятельства, а не врожденные качества. Любой из курьеров Саутбери мог оказаться на его месте, если бы вовремя проявил себя. А точнее, если бы сложилась ситуация, в которой можно это сделать. Когда-то Хэнк демонстрировал эту мысль на примере лучших игроков команды – Сета и Хью. Драконы посчитали ее убедительной, хотя и парадоксальной.

Тренер внушил им, что все люди равны, отдельно взятый человек не лучше и не хуже прочих. Что бы там ни было. Правильно это или нет, но и Сет, и остальные драконы продолжали жить с этим принципом на подкорке, интуитивно следовать ему как этической норме, не требующей доказательств. Некоторых из них Хэнк воспитал лучше, чем родители, но руководствуясь более жесткими методами.

И сейчас Ридли ощущал себя на пороге тех самых обстоятельств, подчинившись которым, можно проявить свой потенциал и стать кем-то другим. Но это не сделает тебя особенным. Стоит об этом помнить. Как только зазнаешься, жизнь ставит на место, отбрасывая на десять шагов назад.

Чай закончился. Женщина не сочла нужным обновить счет, поэтому Сет, взглянул на чек, добавил за вторую кружку. На этот раз в уборную он ушел вместе с курткой. Закрывшись в дальней кабинке, брюнет присел на опущенную крышку унитаза и осторожно распечатал сверток, надрезав перочинным ножом.

Нужно было разделить пакеты в соответствии с адресами, чтобы ничего не перепутать в момент выдачи и не засветить чужой товар. Изучив лаконичный список хмурым взглядом, Ридли решил начать с тату-салона на Ривер Трейл. По пути как раз будет аптека на Х-образном перекрестке.

Подросток выложил два пакетика марихуаны и один пакетик кокаина в отдельный карман, ножик вернул в отделение с кастетом, а полегчавший сверток – на прежнее место, во внутренний карман на груди. Накинул куртку и плотно застегнулся. Все. Теперь он готов прогуляться.

Покидая кафе, Сет обратил внимание, что оплата с его столика исчезла, как и неуловимая женщина, совмещающая функции кассира, официанта и уборщицы. По крайней мере, его сытно накормили и не пытались завязать разговор о погоде, изображая вежливость. Два жирных плюса в копилку заведения.

Когда Сет оказался на улице, время перевалило за одиннадцать утра. Снег все так же слепил глаза. На всякий случай юноша еще раз проверил сотовый, ожидая увидеть оповещение. Но экран был чист, прямо как безоблачное небо над головой.

За полчаса Ридли преодолел нужное расстояние и заскочил в аптеку, где попросил что-нибудь быстродействующее от гриппа. Фармацевт посоветовала раствор в пакетиках, Сет взял сразу несколько штук – на сегодня-завтра. На улице он надорвал уголок и выдавил лекарство в рот. Микстура оказалась горькой и белой, по консистенции напоминала цемент и оставляла на языке неприятные твердые крупицы. Скорее всего, ее требовалось разводить теплой водой.

С порога аптеки Сет видел начало Ривер Трейл.

Столбы электропередач, высокие, сырые и серые, с красно-белой разметкой, опутанные паутиной проводов, упрямо подпирали синеву неба. Почему-то здесь их было особенно много. Черная дорога с белым пунктиром, окаймленная грязными сугробами в половину человеческого роста, мокро блестела от снега, растаявшего под колесами проезжающих автомобилей. В промежутках между светло-серыми, кремовыми и бордовыми домиками с аккуратной закругленной черепицей выглядывала бетонированная набережная, а за нею яркая лента реки, вторящая оттенку неба. Воздух был чист и приятен на вкус.

Краски и формы, свет и температура окружающего пространства вселяли какое-то непривычное чувство. Не радость, нет. Неравнодушие. Сет ни за что бы не признал, но красота и тишина влияли на него умиротворяюще.

Выдохнув крупное облако пара, брюнет закурил, прикрывая зажигалку от ветра, и двинул в сторону пешеходного перехода. Саул учил его не привлекать внимания в общественных местах, особенно когда карманы набиты товаром, и не нарушать даже мелких правил. Вести себя, как все. Не озираться, не нервничать. Забыть, что несешь клиентам дозы. И не смотреть людям в глаза, в противном случае тебя точно запомнят.

Сету нравился этот район рядом с рекой. Если прислушаться, можно уловить, как шумит вода. Он задумался о том, чтобы подыскать здесь комнату (или хотя бы спальное место) с неразговорчивыми хозяевами, которые не будут трогать его вещи и лезть не в свои дела. Было бы очень неплохо.

Идти оказалось совсем недолго. Огонек сигареты как раз добрался до фильтра, когда Ридли достиг пункта назначения. Докуривая, он рассматривал объявления на столбах в поисках жилья. Но там были только пропавшие люди или предложения о работе. Как обычно.

Поднимаясь по узкой ржавой лестнице, брюнет запоздало подумал, что в этот час тату-салон может быть еще закрыт, но решительно дернул на себя ручку пластиковой двери, и та подалась. Будь она закрыта, мог бы и вырвать с мясом.

Сет оказался в тесном помещении с дверью в каждой стене и почувствовал себя Алисой в стране чудес. Плотные жалюзи создавали внутри сумрак. Видимо, местные обитатели, словно уэллсовские морлоки, не очень любили свет, как и дневное время суток в целом.

Стройка регистратуры ютилась слева, больше напоминая трибуну дешевого политика. Черная кушетка приткнулась к правому окну от входной двери. На ней лежала пустая коробка из-под пиццы и пивная крышка. О местонахождении бутылки история умалчивала. Стены оттенка антрацит украшали несколько абстрактных картин в рамках из светлого дерева.