Читать книгу Биполярники. Без масок. Откровенные истории людей, которые искали себя – и изменили мир - Маша Пушкина - Страница 5
«Жизнь с биполярным расстройством – это ежедневная борьба за выживание», – Павел Лотвин, руководитель Клубного дома «Открытая душа» в Минске
Оглавление«В школе, где я преподавал историю, сразу же узнали, что я побывал в психбольнице. Меня не уволили только потому, что там была острая нехватка кадров. От меня отвернулись почти все друзья. Некоторые знакомые просто перестали воспринимать мои слова всерьёз, регулярно пытались задеть и напомнить мне, что я ненормальный.
Но больше всех мне отравил жизнь местный священник. На сельском празднике он заявил перед толпой народа, что в меня вселились бесы, и за меня нужно молиться. После этого случая на меня стали буквально показывать пальцем».
27-летний Павел Лотвин – учитель истории, который не имеет права работать в Беларуси по специальности из-за диагноза «биполярное расстройство». Зато Павел хорошо справляется с ролью руководителя Клубного дома «Открытая душа». Это общественная организация, помогающая людям с психическими заболеваниями найти своё место в обществе.
Я взяла интервью у Павла в августе 2020-го, в разгар протестов против нечестных президентских выборов. В это беспокойное время он координировал психологическую помощь многочисленным пострадавшим от полицейского насилия. Павел рассказал, каково быть активистом с диагнозом в Беларуси, и почему психиатрия в этой стране так и осталась советской.
АВГУСТ-2020
Я сейчас работаю, можно сказать, в три смены. Просыпаюсь и сразу смотрю новости в соцсетях. Мне присылают запросы, с одной стороны, пострадавшие от полицейского насилия, с другой — волонтёры: психологи и психотерапевты, которые хотят помогать. Моя задача – помочь им найти друг друга, чтобы все нуждающиеся получили поддержку.
Протесты в Беларуси в 2020—2021 гг.
Массовые протесты в Беларуси начались в августе 2020 года после президентских выборов и продолжаются до сих пор. Александр Лукашенко, правящий страной 26 лет, объявил, что получил 80% голосов. По подсчётам оппозиции, победила кандидат от оппозиции Светлана Тихановская: часть протоколов с избирательных участков показывает, что она набрала более 60% голосов.
На уличные акции в Минске выходили одновременно до нескольких сотен тысяч человек. В августе 2020-го центром протеста стал переулок Окрестина, где расположен изолятор, прославившийся жестокими избиениями активистов. Вслед за акциями прошла волна забастовок на главных заводах Беларуси.
Лукашенко удалось подавить массовые протесты с помощью агрессивных методов: массовых арестов и увольнений, уголовных дел на лидеров протеста, а также избиений и пыток активистов. Около ста участников движения числятся пропавшими без вести. Лидер оппозиции Тихановская покинула страну из-за опасений за свою жизнь2.
Днём я иду в наш Клубный дом и координирую его повседневную работу. В нашем распоряжении три комнаты в полуподвальном помещении: зал, кухня и офис с компьютерами. Вместе с волонтёрами и сотрудниками (двое работают в офисе, и ещё двое удалённо) мы проводим группы поддержки и психотерапевтические занятия, учим людей работать на компьютере, вместе готовим.
Клубные дома для людей с психическими расстройствами действуют по всему миру. Их задача – помочь людям, выписанным из психиатрических больниц, вернуться в общество. Здесь они могут получить помощь, найти друзей и освоить практические навыки для повседневной жизни.
Клубный дом «Открытая душа» в Минске3 – одна из двух белорусских организаций, занимающихся социальной реабилитацией пациентов (есть ещё «Открытый дом» Красного Креста). Сейчас в Клубе 200 регулярных участников и четыре сотрудника, трое из которых, как и Павел, тоже живут с психическими расстройствами.
Это общественная организация, которая существует на добровольные пожертвования.
Вечером начинается моя третья смена – на Окрестина, у печально известного Центра изоляции. Сейчас там разбит палаточный городок, в котором постоянно дежурят несколько сотен человек. Это родственники задержанных и волонтёры, оказывающие им различную помощь – от медицинской до юридической.
Здесь (на Окрестина – прим.) я остаюсь часто до ночи, общаюсь с людьми. Моя задача – понять, кому нужна профессиональная помощь (их я вместе с нашими волонтёрами направляю к кризисным психологам, а иногда и к психиатрам), а с кем достаточно просто поговорить, выслушать, успокоить.
У всех стресс, все на взводе. Родственники задержанных сидят на скамейках в сквере и плачут. Самые типичные сейчас психологические проблемы – стресс и тревога из-за неизвестности: многие не знают, где их родные, что с ними, когда их вернут домой. У кого-то шок и бессонница после взрывов светошумовых гранат.
Людям страшно вплоть до паранойи, потому что сейчас нигде нельзя чувствовать себя безопасно. Если поначалу задерживали молодых людей в центре, то теперь идут рейды в спальных районах. Люди запираются в квартирах и боятся выйти даже в магазин. Боятся выйти на балкон, потому что омоновцы несколько раз стреляли резиновыми пулями по балконам. В квартиры они пока не заходят, но могут караулить под дверью, иногда ловят прямо в подъездах. Причём неважно, участвовал молодой человек или девушка в митинге или нет – забрать могут любого, кто покажется силовикам «подозрительным».
Я думаю, самое худшее впереди. Многие сейчас в шоке и не осознают, что им нужна помощь. Но такие травмы не проходят бесследно. Спустя какое-то время может начаться массовое ПТСР, и мы должны быть готовы оказывать помощь сотням людей.
ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, его ещё называют «афганским синдромом») – форма тревожного расстройства, которая развивается у людей, переживших насилие или угрозу жизни. Проявляется в кошмарах, бессоннице, флешбэках о пережитом, приступах паники и агрессии.
Психологическое сообщество очень живо откликнулось на политический кризис: специалисты самоорганизовались в соцсетях, чтобы в своё свободное время бесплатно помогать задержанным и их родным. В группе «Психологическая помощь пострадавшим»4 быстро собрались 2000 волонтёров – психологов и психотерапевтов.
Но некоторых специалистов всё равно не хватает. Например, тех, кто бы мог работать с детьми и подростками. Дети остаются в полном шоке, когда видят, как избивают или забирают в участок их близких. Проблема в том, что в Беларуси для работы с несовершеннолетними требуется специальная лицензия, и многие психологи отказываются помогать несовершеннолетним из опасений, что лишатся работы.
«ПСИХИАТРИЯ В БЕЛАРУСИ ОСТАЕТСЯ
СОВЕТСКОЙ»
Люди с психическими диагнозами да и вся система психиатрической помощи в Беларуси по-прежнему очень сильно стигматизированы. Об этом до сих пор не принято говорить в обществе. Активисты нашего Клубного дома были первыми, кто решился обсудить эту тему публично.
В 2019 году мы запустили «Проект Партрэт»: опубликовали на онлайн-ресурсах серию интервью с людьми с психическими расстройствами, в которых они честно рассказывали о своей жизни. Фактически это был первый публичный психопросветительский проект в нашей стране.
Мы тогда получили очень много критики. Люди возмущались, зачем вообще писать о «дураках» и давать им высказываться, лучше бы они молчали и держались подальше от «нормального» общества.
Наш активист Павел Лебецкий – талантливый айтишник, а ещё поэт. Недавно он издал книгу стихов. Я видел, как люди читают, хвалят стихи. А когда узнают про диагноз автора (шизофрения) – сразу меняются в лице.
В 2019 году мы организовали психопросветительский фестиваль «Голоса» – тоже первый в своём роде, на нём выступали и активисты, и специалисты. И нам никто не хотел предоставлять для него площадку! Несколько арендодателей, как только узнавали, что там будут психически больные, прекращали с нами переговоры.
Сотрудничать со СМИ тоже непросто. Многие журналисты отказывались приходить на наши мероприятия, говорили «кому это интересно».
При этом нас хорошо восприняло профессиональное сообщество: многие психологи и медики понимают, что мы делаем важное дело. Но тут возникли новые преграды – бюрократические.
Частная психиатрия в Беларуси находится в зачаточном состоянии. Подавляющее большинство специалистов работает в государственных учреждениях, и чтобы они участвовали в чём-либо негосударственном, требуется специальное разрешение от Минздрава. Так что многие психологи и психиатры на наши приглашения отвечали: «Всё понимаем, но помочь не можем, потому что нас уволят».
Уволить в Беларуси могут за нарушение многих гласных и негласных правил: например, за интервью оппозиционному СМИ, за участие в мероприятии общественной организации, которую не одобряют власти. Причём такой статьи нет – человека просто вынудят уйти по собственному желанию.
Главная беда белорусской психиатрии – то, что она так и осталась советской. Система очень мало изменилась с 1980-х годов, её практически не реформировали. До сих пор общеприняты устаревшие методы работы: всё тот же галоперидол от всех болезней, вязки, грубый и даже агрессивный персонал, лишение пациентов базовых прав.
У нас до сих пор действует система психиатрического учёта (в России её отменили в 1993 году – прим.). Это значит, что человек, побывавший в стационаре, должен на специальной комиссии доказать, что он сейчас в ремиссии, и только после этого он будет восстановлен в правах. На практике это сделать практически невозможно.
Психиатрический учёт
В Беларуси каждый человек, получивший психиатрическую помощь, автоматически ставится на учёт сроком на 25 лет. Это касается людей с любыми диагнозами, от послеродовой депрессии до шизофрении.
Факт учёта – это клеймо, которое преследует человека в его дальнейшей жизни. Любая государственная организация может обратиться в диспансер с запросом о том, состоит ли человек на учёте. Положительный ответ почти всегда оборачивается дискриминацией. При устройстве на большинство видов работы и при получении прав на управление транспортом человек должен предоставить справку о психическом здоровье. Кроме того, состоящие на учёте обязаны по требованию врача являться на приём и проходить обследования.
Подобная система действовала во всём СССР, но после его распада была отменена в большинстве стран. К моменту распада СССР на психиатрическом учёте числились более 10 миллионов человек.
Люди с диагнозами на всю жизнь лишаются возможности работать во многих областях (например, на госслужбе и в образовании) и водить машину. Скрыть факт учёта невозможно, потому что работодатель может обратиться в диспансер за справкой.
Зато инвалидность у нас назначают легко. Считается, что человек должен получить свои 250 белорусских рублей в месяц (7300 российских рублей – прим.) и ни на что не претендовать.
Трудоустройство – самая большая проблема для бывших пациентов. По закону большинство из них имеют право работать: кто-то с группой инвалидности с ограничениями, кто-то – без ограничений. Но работодатель, когда видит справку из психдиспансера, сразу отворачивается. Максимум, на что может рассчитывать человек – это место уборщика, грузчика, посудомойки, даже если у него или неё высшее образование.
Мы в Клубном доме помогаем участникам подготовить резюме, найти работодателя. Но всё, что нам удаётся – это устраивать людей через личные контакты. Работодатели нас просили лично прийти и буквально поручиться за человека, что он не сделает ничего «ненормального».
«СВЯЩЕННИК ПРИЗЫВАЛ ИЗГНАТЬ
ИЗ МЕНЯ БЕСОВ»
Все стороны стигмы психических расстройств мне пришлось испытать на себе. Когда у меня в 21 год началась депрессия, я боялся обращаться за помощью. Тянул несколько лет, до последнего уговаривал себя: «может, это я сам себя накручиваю», «наверное, со временем пройдёт». То же самое говорил мне отец, который сам страдал от панических атак.
Несмотря на тяжёлое состояние, я старался учиться, закончил университет по специальности «учитель истории» и попал по распределению в сельскую школу в городке Ивье (в Беларуси студенты, которые учатся за счёт бюджета, обязаны отработать два года на государство – прим.).
Я оказался в тяжелейшей депрессии с навязчивыми суицидальными мыслями, буквально перестал испытывать эмоции, не чувствовал даже вкуса пищи.
Я обратился в психдиспансер сам, потому что где-то в глубине души всё равно хотел жить. Мне повезло: приём вела очень опытная пожилая психиатр, она сразу поняла, что у меня биполярное расстройство, и отправила на месяц в стационар. Там было не так плохо, как я заранее себе представлял: врачи действовали грамотно и поставили меня на ноги.
Но мне, молодому, физически здоровому парню, было невозможно принять, что я неизлечимо болен. На меня обрушилась стигма психиатрии со всей её тяжестью. В школе, конечно же, узнали, что я побывал в психбольнице. Меня не уволили сразу же только потому, что там была острая нехватка кадров – я вёл и уроки истории, и географии, и физкультуры. Я много всего нехорошего про себя услышал, от меня отвернулись почти все друзья. Некоторые знакомые просто перестали воспринимать мои слова всерьёз, регулярно пытались задеть и напомнить мне, что я ненормальный.
Но больше всех мне отравил жизнь местный священник. На сельском празднике он зачем-то решил заявить перед толпой народа, что в меня вселились бесы, и призвал за меня молиться. После этого случая сельские набожные люди стали буквально показывать пальцем на меня. Таких испытаний я не выдержал и перестал принимать препараты, чтобы снова пытаться выглядеть нормальным, таким же, как все.
Как это нередко бывает при биполярном расстройстве, вскоре меня накрыла бурная мания.
Во время первой мании я пытался спасти льва из Минского зоопарка: решил, что несправедливо сидеть ему в клетке, лучше пусть погуляет по городу. Спасибо другу, он вовремя забрал меня.
Во второй раз я решил улететь в Китай. Мне казалось, что в этой стране я смогу обрести внутреннюю гармонию. В тот раз за мной в аэропорт примчалась тётя.
ЕЖЕДНЕВНАЯ БОРЬБА ЗА ВЫЖИВАНИЕ
После всего пережитого я понял, что у меня нет другого выхода, кроме как подстраиваться под заболевание и полностью менять образ жизни.
Жизнь с биполярным расстройством – это ежедневная борьба за выживание. То, что здоровым людям даётся легко, от меня требует огромных волевых усилий.
Я выполняю все предписания врачей и четвёртый год нахожусь в ремиссии. Для меня закрыт путь в систему образования. Я стал работать копирайтером на фрилансе. Изучил всё, что удалось найти, про биполярное расстройство. В сообществе «Биполярники» нашёл информацию о российских группах взаимопомощи и понял, что это как раз то, что мне нужно. Я ведь лишился привычного круга общения, а группа поддержки – это возможность найти своих.
Я решил собрать такую же группу в Минске, и мне предложили помещение для наших встреч в Клубном доме «Открытая душа». Тогда я стал активным волонтёром этой организации. Я видел людей с такими же и даже более сложными проблемами, которые не опускают руки – находят хобби, работу, друзей, – и наконец-то почувствовал себя на своём месте.
Руководительница Клубного дома уволилась, и оказалось трудно найти на замену человека, который бы разбирался в нашей области. Так в ноябре 2019 года я стал новым руководителем всего проекта.
Когда начались массовые аресты активистов в Минске, мой первый порыв был – взять отпуск, вернуться к папе и сидеть дома, пока этот кошмар не закончится.
Но ведь если я спрячусь, аресты не прекратятся, насилие не остановится. Этот шрам останется на нашем обществе надолго, на годы.
Моё состояние время от времени ухудшается, я чувствую депрессивные звоночки. От провала меня удерживает, наверное, только мысль о том, что огромному числу соотечественников сейчас намного хуже, чем мне.
Если вас интересует Клубный дом «Открытая Душа», или вы хотите поддержать эту общественную организацию, вы можете связаться с Павлом:
https://vk.com/minskclubhouse?from=quick_search
Записано в августе 2020 года.
2
Хроника протестов: https://belarusdaily.org/.
4
https://www.facebook.com/groups/3135269849904353/?ref=share