Читать книгу Биполярники. Без масок. Откровенные истории людей, которые искали себя – и изменили мир - Маша Пушкина - Страница 6

«Рисование комиксов принесло мне известность и заработок как будто по щелчку пальцев, хотя этому делу я нигде толком не училась, да и не считала себя художницей. Вряд ли бы я посвятила этому занятию столько сил и времени, если бы не один удивительный случай.

В 2014 году я решила нарисовать комикс для друзей, чтобы простыми словами объяснить им, что такое депрессия, и как это переживает человек внутри себя. Мне просто надоело объяснять то же самое каждому новому знакомому.

Когда выдалась свободная неделя, я небрежно нарисовала пару десятков страниц на разваливающемся чужом планшете в старинной программе Flash MX и выложила на своей странице «ВКонтакте». В тот же день публикация стала вирусной, и о моей депрессии узнал весь Рунет.

На меня обрушилась волна лайков, репостов, публикаций, звонков и сообщений. Мне звонили даже бывшие любовники, которые когда-то меня отвергли – звали на встречи и приглашали в гости. Мне писали психологи, люди, тоже страдающие депрессией, родственники людей с депрессией…»

Я увидела Сашину «Книгу о депрессии» намного раньше, чем саму Сашу, потому что этот комикс обсуждали везде. Это был первый российский комикс о депрессии, настолько наглядный и понятный, что он мгновенно разошёлся на мемы и цитаты и зажил самостоятельной жизнью.

Саша Скочиленко (30 лет) – миниатюрная и хрупкая на вид девушка, в которой между тем чувствуется твёрдый характер и хорошее упрямство. Это упрямство помогает ей жить и творить вопреки множеству препятствий: неблагополучной семье, агрессивному окружению и тяжёлой болезни, против которой ей постоянно приходится выстраивать всё новые линии обороны.

КОММУНАЛКА НА ГАВАНСКОЙ

Я родилась и росла в разваливающейся и мрачной питерской коммуналке. В 1980-е там было общежитие ремесленного училища, куда и приехали мои родители с Сахалина с мечтой стать художниками.

Они поженились и остались там, в одной комнате на двоих. Там же растили меня и мою сестру. Спустя несколько лет к нам переехали двоюродные сёстры и братья и заняли такую же маленькую смежную комнату, а ещё через несколько лет отец завёл новую семью и переселился в комнатушку напротив.

И это только одна наша семья. Через гигантскую коммуналку шёл коридор, а по бокам от него располагались 10 комнат, шесть умывальников и два туалета. В каждой из комнат жило по нескольку человек, причём состав жителей постоянно менялся. Как это и бывает в коммуналках, всё общее имущество было в ужасающем состоянии. Квартира эта до сих пор отчасти в государственной собственности, то есть никому не принадлежит. Так что я выросла как человек, у которого нет ничего своего.

Мой отец, сколько я его помню, страдал от сильных перепадов настроения и алкогольной зависимости. Он мог быть бесконечно щедрым, обаятельным, изобретательным, искромётным, придумывать сказки и врать на ходу. Но иногда он впадал в беспричинное отчаяние и тогда рыдал, и говорил, что хочет умереть. Кроме того, он бесконечно изменял моей матери и сменил много женщин, квартир и профессий.

Брату отца, моему дяде, повезло ещё меньше. Говорят, он был очаровательным и очень артистичным, играл в народном театре, носил длинные волосы и одевался как хиппи. Он повесился в кладовке, когда ему был 21 год.

Моя мать ещё до моего рождения лежала в психиатрической лечебнице из-за депрессии и попыток суицида. Советская психиатрия не дала этой несчастной, запутавшейся в жизни женщине ничего, кроме инъекций галоперидола и презрения к врачам этого профиля, которое она несёт с собой до сих пор.

Позже у матери тоже случались сильные депрессии, но она никогда больше не лечилась. Зато частенько говорила, что она в семье самая больная, и все должны её беречь.

Вы даже представить себе не можете, сколько всего может пойти наперекосяк в семье людей с психическими расстройствами, которые никак не следят за своим здоровьем и поведением! Бесконечные ссоры и крики, алкоголизм, тотальное безденежье, отчаяние и слёзы из-за любой бытовой мелочи – всё это было каждодневной реальностью в доме, где я росла.

Моя мать была крайне тревожной женщиной и с энтузиазмом пыталась «помочь» себе и близким всевозможными способами, кроме собственно психиатрического лечения. Я регулярно становилась жертвой её экспериментов.

Мать водила меня к народным целителям, таскала на церковные службы и исповеди, заставляла часами молиться на коленях. Некоторые родственники были ещё более набожны, так что дома царила атмосфера религиозного фанатизма.

Досталось мне и медицинского насилия – и из-за реальных проблем со здоровьем (у меня целиакия), но чаще – из-за маминой мнительности. Она заставляла меня ложиться на болезненные обследования в больницы по любым поводам.

Я пережила много травли и унижений. Сначала меня гнобили двоюродные братья и сёстры, потом одноклассники в школе. И всю жизнь – соседи по коммуналке.

В 27 лет я предприняла попытку сделать это жильё пригодным для жизни. Вместе с подругами я затеяла грандиозный ремонт, чтобы создать «Гаванскую стрит» – маленький иллюзорный мир, где всё будет таким, как я хочу. До того у меня не было ни малейшего опыта ремонта, и все вокруг твердили, что ничего не выйдет, потому что я маленькая и хрупкая. Я решила доказать обратное со всем маниакальным упрямством.

Работа кипела полтора года, за которые я училась работать с инструментами, спала посреди горы стройматериалов, иногда травилась краской. Зато я впервые в жизни обрела контроль над собственным телом, а вместе с ним – новую профессию. В прошлом году я начала работать помощницей мастерицы по ремонту и участвовала в обустройстве нескольких квартир и даже реставрации Князь-Владимирского собора.

РИСОВАНИЕ ПРОТИВ МУЗЫКИ

Самое большое моё увлечение – это музыка. Я пишу песни практически всю жизнь, играю на самых разных инструментах и организую музыкальные джемы. На пианино я играла с четырёх лет, с 10 лет – на гитаре. Я освоила разные флейты и мандолину, играю на электронных инструментах. Средства на покупку инструментов у меня появились лишь недавно. До этого я играла на том, что дарили друзья.

Больше всего люблю импровизации. Я бы, наверное, могла музицировать по 20 часов в сутки, если бы не жалобы моей девушки на шум. Вместе с друзьями мы устраиваем музыкальные джемы, где собираются любители импровизировать на разных инструментах. Приходят и профессиональные музыканты, и совсем новички. Можно приходить и просто дёргать струны так, как хочешь, даже если берёшь в руки инструмент впервые. Я слежу за тем, чтобы наше пространство было свободным от критики и профессионального высокомерия. И у нас получается невероятная музыка! Я верю, что каждый имеет право играть вне зависимости от образования, ведь музыка появилась в истории намного раньше, чем школы и ноты. Это форма коммуникации с окружающими, доступная каждому.

Музыка – мой способ успокоиться и прожить любые эмоции. Сейчас я пишу песни для гитары в жанре психоделик-рок, сочиняю длинные тексты и читаю их, как рэп, под музыку.

Но вряд ли музыка когда-либо принесёт мне признание или коммерческий успех. Я решила принципиально не искать способов заработать на выступлениях, чтобы не терять творческой свободы и ни от кого не зависеть. Мне часто кажется, что другие занятия отбирают время от музыки, но приходится заниматься ими, чтобы заработать. Так что пусть художник во мне кормит музыканта.

КАК Я ПРОСНУЛАСЬ ЗНАМЕНИТОЙ

Рисование комиксов принесло мне известность и заработок как будто по щелчку пальцев, хотя этому делу я нигде толком не училась, да и не считала себя художницей. Если честно, я до сих думаю, что не умею рисовать. Вряд ли бы я посвятила этому занятию столько сил и времени, если бы не один удивительный случай.

В 2014 году я решила нарисовать комикс для друзей, чтобы простыми словами объяснить им, что такое депрессия, и как это переживает человек внутри себя. Мне просто надоело объяснять одно и то же каждому новому знакомому.

Когда выдалась свободная неделя, я небрежно нарисовала пару десятков страниц на разваливающемся чужом планшете в старинной программе Flash MX и выложила на своей странице «ВКонтакте»5. В тот же день публикация стала вирусной, и о моей депрессии узнал весь Рунет.

На меня обрушилась волна лайков, репостов, публикаций, звонков и сообщений. Мне звонили даже бывшие любовники, которые когда-то меня отвергли – звали на встречи и приглашали в гости. Мне писали психологи, люди, тоже страдающие депрессией, родственники людей с депрессией… Все благодарили и слали слова поддержки.

Стали поступать предложения от издательств. В том же году я издала первую версию «Книги о депрессии». А в 2019 году книга была переиздана в формате красивого арт-бука в украинском издательстве. Мне предложили перевести комикс на украинскую мову, так что мне пришлось перерисовать от руки каждую букву6.

Энтузиасты из сети перевели мою книгу на английский и испанский. Английскую версию даже представили на фестивале в Шотландии. Этот комикс давно живёт своей жизнью. Люди перерисовывают его, делают из него видеоролики и мемы, психологи распечатывают для работы с клиентами.

Прошлой осенью Высшая школа экономики решила сделать целую выставку из страниц «Книги о депрессии» в большом атриуме в центре Москвы.

У известности быстро обнаружилась обратная сторона. Жизнь как будто ускорилась, людей и событий в ней становилось всё больше, и это внимание начало на меня давить. Мне становилось страшно.

Я с детства мечтала о славе и признании. И тут мечта обрушилась мне на плечи, как пыльный мешок со штукатуркой. Мне писали сотни людей, и некоторые – довольно странные вещи. Например, писали, что «Саша скоро умрёт, и ей станет лучше» или что видели меня на улице, отчего у меня включался страх преследования. Работы с книгой оказалось очень много, я спешила, потому что думала, что если не издам её сейчас, то такого шанса больше не выпадет никогда.

Параллельно с этим я училась на бюджете в университете и работала видеооператором в гуманитарном проекте. В тот период моей задачей была съёмка и освещение в независимой прессе муниципальных выборов в Петербурге.

Я фиксировала на камеру нарушения, а их было много, что в общем типично для российских выборов. Мне удалось заснять, как сотрудники избирательной комиссии выносили с участка не опечатанные бюллетени, как на автобусах свозили организованно голосовать бюджетников. Сотрудники комиссии в конце концов вызвали полицию, но в автозак затолкали не нарушителей, а меня. Тогда я продолжила вести репортаж прямо из автозака.

Это вызвало вторую волну интереса к моей личности: мне постоянно звонили журналисты, я раздавала интервью, писала новости.

Такое количество происшествий уже не вмещалось в мою голову, и мозг начал давать сбои: я начала путать людей, цифры и дни, цвета казались слишком яркими. Через несколько недель у меня началась настоящая психотическая мания, но эту историю я хочу рассказать с самого начала.

«Я СМОТРЕЛА В ЗЕРКАЛО И НЕ УЗНАВАЛА

СВОЕГО ЛИЦА»

С детства я помню опустошающее ощущение тоски и тревогу, которая не давала мне спать. Я шарахалась от всего и ненавидела себя.

В подростковые годы я часто хотела умереть и несколько раз предпринимала попытки. Однажды выпила целый блистер транквилизатора. Я резала канцелярскими лезвиями руки, грудь, суставы на пальцах. Со школьных лет злоупотребляла алкоголем, чтобы заглушить тревогу.

Врачи общей практики, к которым я часто попадала, советовали мне обратиться к психиатру. Но моя мать была категорически против. Она говорила, что в психбольнице из меня сделают овоща, и старалась не допустить этого любыми способами.

В 17 лет, после блестящих экзаменов и поступления в Театральную академию, меня накрыло. Было ощущение беспросветного тупика. У меня начались галлюцинации – казалось, что люди на улице шушукаются обо мне или смеются надо мной. Из-за тревоги я не могла спать, в моей голове прокручивались картинки медленной мучительной смерти, и я не могла их остановить. Я пыталась уснуть на многоярусной фанерной кровати почти под потолком, но закрывала глаза и видела, как кровать падает и доски втыкаются мне в спину.

На свадьбе подруги я напилась и влезла в драку, а наутро решила, что мне нужна помощь. Меня отправили к психиатру. Врач сказала, что у меня нет выбора, я должна лечь в больницу, хотя на самом деле я имела право отказаться и лечиться амбулаторно.

Меня отвезли в Скворцова-Степанова, психбольницу, которая считалась хорошей. Но на деле порядки и бытовые условия в этом заведении мало отличались от тюремных. Медсёстры заставляли пациентов мыть полы и вовсю использовали более сильных и агрессивных больных, чтобы управлять слабыми. Они требовали, чтобы пациенты любыми средствами приводили к обеду тех, кто в плохом состоянии и лежит целыми днями. Больных поднимали тумаками. За это медсёстры награждали своих «помощников» сигаретами.

Даже моего отца испугало происходящее. Он дал персоналу взятку, увёз меня домой и даже предложил оплатить сессии с психотерапевтом. Правда, оплатил он только первые три сессии, а дальше мне пришлось устроиться на первую работу, чтобы позволить себе психотерапию.

Поначалу я страдала только от депрессий. И была немало удивлена, когда в 24 года, после публикации книги и свалившейся на меня известности, психика выдала психотическую манию. Бабочки в животе порхали с такой силой, что аж тошнило. Начались серьёзные проблемы с вниманием, иногда я забывала, какой сегодня день и нужно ли идти на работу. Очертания цифр и букв перед глазами менялись. Я могла сесть не в тот автобус из-за того, что видела другой номер, заговаривала с незнакомцами на улицах, видя в них лица друзей. Лекции в университете казались мне настолько потрясающими, что я перебивала преподавателей десятками вопросов.

От ощущения будоражащей эйфории сводило подбородок и дрожали зубы – это делало сон почти невозможным. Я похудела на 10 кило, потому что в хаосе дел просто забывала поесть, и при этом была очень активна. Меня стали раздражать звуки, которых я слышала слишком много. Все предметы казались будто бы подсвеченными изнутри, а в воздухе среди феерии невероятно ярких красок я видела разложение белого цвета на спектр. Если я с кем-то ссорилась, то не могла остановиться, пока не доведу человека до слёз, я разучилась останавливаться.

После двух месяцев эйфории я невероятно зациклилась на мюзикле «Иисус Христос – суперзвезда». Поначалу меня завораживала его красота, но потом мне стало казаться, что я и есть хиппи-Иисус во втором пришествии, и я должна умереть на кресте ради спасения человечества. Я смотрела в зеркало и не узнавала своего лица.

Галлюцинации сильно напугали меня, и я с огромным стыдом и страхом обратилась к психиатру повторно. Он посоветовал начать курс антипсихотических препаратов. Они замедлили мою жизнь и со временем вернули адекватное восприятие мира, но не спасли от сильнейшей апатичной депрессии, которая обрушилась на меня после.

Позже я поняла, что у меня с подростковых лет случались лёгкие мании – периоды эйфорической продуктивности и вдохновения, которые длились месяцами. Но я относилась к ним, как к должному, думая, что у всех бывают чёрные и белые полосы. Судя по схеме лечения, врачи и раньше подозревали у меня биполярное расстройство, но почему-то мне об этом не сообщили.

ОПЫТ ЛЕЧЕНИЯ: УДАЧНЫЙ И НЕУДАЧНЫЙ

ОДНОВРЕМЕННО

Я долго искала и ищу до сих пор действенные способы поддерживать душевное равновесие. Любой опыт лечения был для меня удачным и неудачным одновременно: разные методы помогали какое-то время, а потом переставали действовать. Мне приходится бесконечно адаптироваться к изменениям в жизни и психике: мании и депрессии становятся сильнее, деньги заканчиваются, увлечения теряют свою привлекательность…

Я перепробовала множество вариантов, как традиционных, так и не очень. Сначала перечислю то, что НЕ помогло: депривация сна, голодание, расстановки по Хеллингеру, тета-хилинг, галлюциногены.

Польза психотерапии для меня тоже пока не очевидна. Я долгое время ходила на сеансы психоанализа, позже – на гештальт-терапию, всего почти 10 лет с небольшими перерывами!

Психотерапевты говорили, что мне нужно перестать подавлять свои эмоции, выразить их, признать своё право на злость, и тогда кошмарные воспоминания меня отпустят. Но это не работает. Сколько я ни говорю о своём ужасном детстве, родителях, двоюродных братьях и сёстрах – я становлюсь только злее, эта боль не собирается меня отпускать.

Таблетки и консультации психиатра дают самый лучший результат, и для меня они остаются основным средством лечения. Но терапия тоже идёт непросто.

Каких только странных и пугающих побочных эффектов я не испытала в попытках подобрать действующую схему лечения!

От одного препарата у меня неделями держалась температура 37,3; от другого я начала стремительно терять вес и похудела до 43 килограмм; от третьего дрожали руки, из-за чего я не могла заниматься музыкой. А ещё были тошнота, фобии, головная боль, расстройства желудка, апатия, аноргазмия, акатизия (это когда не можешь спокойно сидеть или даже стоять на одном месте).

Выбирая и отсеивая препараты, каждый раз приходилось взвешивать на одной чаше весов тяжесть депрессии, а на другой – отвращение от побочек. Когда нужно пережить острый приступ, все средства хороши. Но когда пьёшь лекарства годами, то даже те последствия, которые врачи считают безобидными, могут доконать.

С годами росли дозировки, потому что толерантность к препаратам возрастала, а приступы становились мощнее. Мне часто не хватало денег на оригинальные препараты и приходилось покупать дженерики, многие из которых не помогали вовсе.

Надеюсь, когда-нибудь мой кошелёк станет чуть потолще, и я смогу позволить себе дорогие импортные препараты.

Дженерики – это копии оригинальных препаратов, содержащие то же действующее вещество, но выпущенные другими компаниями. Чаще всего это копии американских и западноевропейских препаратов, произведённые в странах Азии и Восточной Европы. Дженерики значительно дешевле оригинала, но их качество может быть ниже из-за примесей и различий в процессе производства.

Я не могу решиться принимать литий из-за панического страха перед больницами и обследованиями, который внушила мне мать. При постоянном приёме лития нужно регулярно сдавать анализы, чтобы контролировать его уровень в крови. Я знаю, что буду саботировать эти анализы до последнего.

От образа жизни тоже зависит многое. Бессонные ночи или подъёмы в шесть утра могут сильно подорвать мое самочувствие, так что я стараюсь их избегать.

Ещё меня спасает бег, особенно с самого утра, чтобы почувствовать своё тело и дать ему нагрузку. Шесть лет назад я полностью отказалась от алкоголя, а позже – от никотина и амфетаминов. Я перестала читать новости и ленты соцсетей, потому что они только усиливали мою тревогу.

САМАЯ СУРОВАЯ СТИГМА БЫЛА ДОМА

И В БОЛЬНИЦЕ

С самыми жёсткими проявлениями стигмы я столкнулась, как ни странно, в семье, дома и в больнице – то есть в тех местах, где человек должен чувствовать себя безопасно.

В психлечебнице я испытала презрительное и грубое отношение персонала и врачей: прозвища, издёвки, приказной тон. Когда я выписывалась из районного ПНД (психоневрологического диспансера), заведующий заявил: «Посмотрите на себя в зеркало, да вы сами к нам приползёте через пару месяцев».

Отношение соседей по коммуналке, в которой я прожила 29 лет, тоже было ужасным. Сосед по любым поводам орал на меня матом, а если я пыталась что-то возразить, его излюбленным аргументом было: «Совсем кукушкой поехала? У тебя очередной приступ, сейчас дурку вызову». Так что открытый разговор о болезни сделал мою жизнь только лучше.

Большую часть жизни у меня было совсем не поддерживающее окружение, если не сказать враждебное. Я выживала в депрессии не благодаря родным, а вопреки им.

Я была вынуждена общаться с людьми, которые меня не понимали и гнобили. Только после многих лет психотерапии появилась уверенность, что можно по-другому.

Со временем я нашла людей, которые серьёзно относятся к моим проблемам. Мне удалось отчасти повлиять и на многих старых друзей, и мы стали лучше понимать друг друга. Я научилась принимать помощь и поддержку и формулировать, какая конкретно помощь мне нужна. С моим характером это было очень непросто!

Сейчас я живу вместе с моей девушкой Соней. Когда мы решили съехаться, мы сильно переживали, что не сможем ужиться, ведь мы обе обладаем непростыми характерами и психическими особенностями. Но нас доконала гомофобия, от которой никак не спрятаться в коммуналке.

Сосед, огромный злобный мужик, постоянно оскорблял меня и мою девушку. Первое, что он сказал, когда увидел Соню: «Ты, сука, вали отсюда!» Его жена прибежала поддакивать: «Что она вообще тут делает? Кто она тебе?» Соседи орали и грозились вызвать ментов, чтобы выгнать из квартиры «посторонних».

Соня знакома с депрессией не понаслышке. У неё хроническая депрессия, да ещё и резистентная, то есть ей не помогают почти никакие таблетки. Мы понимаем друг друга в этом на все 100 процентов и поддерживаем, как можем.

Забавно, что Соня раньше была психиатрической медсестрой и даже успела поработать в тюремной больнице! Если бы мне в юности кто-то сказал, что я полюблю человека «со стороны врага», я бы пришла в ужас.

КАК УЖИТЬСЯ ДВУМ ЛЮДЯМ С ХРОНИЧЕСКОЙ

ДЕПРЕССИЕЙ. СОВЕТЫ САШИ

✓ Самое главное – поддержка

Поддержка любимого человека помогает пережить депрессию. Она даёт силы жить. Она позволяет отвлечься от тягостных физических ощущений и раздумий.

Но поддерживать человека в депрессии очень трудно! Ответственно заявляю вам, как человек с депрессией и как партнёрша человека с депрессией. Вам может казаться, что ваши добрые слова игнорируют, их сносят волной бескрайнего пессимизма. Ощущение отчаяния и безысходности в этом состоянии так сильны, что человек просто не способен поверить в то, что будет лучше.

✓ Выслушать, а не поучать

Не нужно наставлять и советовать. Чаще всего достаточно просто выслушать или пожалеть.

✓ Запастись терпением

Нужно запастись терпением. Ваши слова, ваши объятия, ваша бытовая помощь и забота не приносят результата? Это не ваша вина. Всё это сработает тогда, когда ваш близкий будет способен такую помощь принять. Его или её пессимизм не означают, что ваши усилия тщетны!

✓ Не принимать на свой счёт

Важно научиться не принимать неприятное поведение близкого в депрессии на свой счёт. Человек в таком состоянии не всегда добр: иногда его раздражает и вымораживает буквально всё, в том числе ваши попытки ему помочь. Близкий может быть несправедлив и слеп в собственном горе, и это не его вина.