Читать книгу Teologica. 1995–2016 - Maxim Berns - Страница 6

Медленно птицы уходят в зарю.

Тонким штрихом на ветке коралла,

Верой спасения в глазах кардинала,

Розовым сном моему королю.

Белые пальцы. Колючий забор.

Черные вышки и тихие песни —

Ты далеко, но, наверное, мы вместе,

Если однажды не щелкнет затвор.

Если под вечер не скрипнет петля

И не появятся сны в униформе —

Буду стоять на уездной платформе

И провожать в долгий путь поезда.

Неизвестно зачем,

Непонятно куда

Твои черные мысли

Уносит вода,

И стремятся снега

Схоронить навсегда

Мой покой на земле,

Где немые стада

Грустно топчут луга,

И чья-то рука

Вознесет берега

До небес. А пока

Я останусь с тобой

Без причин и немой,

Но согретый строкой

И отпетый рекой —

Той рекой с бесконечной

Священной водой,

И рукой, что возносит

Скалистый прибой

Над тобой, надо мной

Где укажет святой,

На погост и покой

На года, на века.

Здесь нет идей, здесь нет дорог,

Здесь каждый сделал все, что мог,

Нас полюбили лишь за то,

Что мы держались за курок.

Звонок в фойе. Пустая дверь —

И сосчитай их всех теперь,

А вьюга, что ворвалась в дом,

Бьет стекла, словно дикий зверь.

Замок, засов. Смотри. Иди

Дорогой той, где шли цари

И пели птицы о кострах

Бетонной и пустой любви.

И я был смел, и я кричал

Тем тварям, что сожгли причал.

Здесь каждый сделал все, что мог

И каждый, исходя на крик, смолчал.

Сюда брели всю жизнь прожить,

Любить, бросать, других любить,

А уносили их в гробах

И крови с нас уже не смыть.

Церковный звон. Господень дар

И тот же все: «Аллах Акбар!» —

Попробуй в эти дни зайти

Простой, как дети, superstar.

Он стоял и смотрел

На дом, который молчал,

Он был бледен и бел,

Он оставил последний причал.

На холодную землю

Он лег лицом в траву —

Он-то верил, что сны

Теперь никогда не найдут.

Уходил под воду,

Улетал под мины

Долей кислорода

На больные спины,

Он ломал спирали,

Он срывал печати —

Все его достали

Даже Богоматерь.

Грыз асфальт зубами,

Трогал снег ресницей —

Все его предали

И пришлось стать птицей,

Как остатком спирта,

Как осколком водки

Под последним кайфом

Передозировки.

Он прощал и плакал,

Он смотрел и видел,

Как один зевака

Небеса обидел.

Он сидел на многом,

Он терпел немало,

Когда спорил с богом

Или с чем осталось.

Метадоном белым

Он спасал пропавших.

Красногубым пéром,

Королем не ставшим,

Он пером кололся,

Если шприц тупился,

Слеп, кричал и ползал,

Плакал и простился.

Заполнял журналы

И учетный номер

Ставил тем, с кем мало

Или много вспомнил.

Все летели к черту,

Всё в Аид спускалось —

Он уже растертый

В аспирин и в жалость.

Жмут тугие лямки

И воняют ноги —

Снова под «афганкой»,

Снова мы не боги,

Мы – ненужный мусор,

Мы – большая урна

Всё в которой грустно,

Всё в которой дурно.

Наплевать на рифмы

И наказы старших,

Налетев на рифы,

Став на вечность младше,

Отпустив бородку,

Осушив поллитра,

Как осколок водки,

Как остаток спирта.

И теперь шинелью

Утираем слезы,

Мы корчуем ели,

Чтоб сажать березы.

Плоскостенный камень,

Плоскогубый ветер —

Мы рожаем знамя,

Мы уже не дети.

Ну а он, как глина

В килограмме соды

Улетал под мины,

Уходил под воду,

Из незримой пушки,

Убивал не спящих;

Войны – не игрушки

Здесь сыграешь в ящик.

Что мне делать с тенью,

Подбирая пулю,

Упиваться ленью

И крутить ей дули?

Я – большая сфера,

Я – глоток цикуты,

Я знаток Гомера

И убийца Брута.

Под водой, на иле,

С миной, под цепями,

Я – кусочек пыли

В оркестровой яме.

Без дна и крыши. Без тебя.

Без нежных рук и белых снов

Я постигаю смысл огня,

Как свет собора без крестов.

В полночной краске летних дней

Я обручусь с моей мечтой,

И оседлаю тех коней,

Что в ночь уводят за собой.

Я буду странник и монах

Твоих шагов – шагов любви,

Пусть будет зло, пусть будет страх —

Ты только молча позови.

Своим дыханьем на стекле,

Что держит, словно бездну, ночь,

И что не сможет Сатане

В его движениях помочь.

Ты помолись… Я буду слеп,

Как зомби запаха волос,

Я между звезд найду ответ —

Ты только в них вдохни вопрос.

И я вернусь к твоим глазам

И к пантомиме бледных рук,

Я нагадаю по слезам,

И заново начнется круг —

Дорога вниз путем наверх

Зарядит пульсом мой маршрут,

И я уйду искать для тех,

Кто в коме остается тут.

Ты будешь ждать, читать псалмы,

Взорвутся солнце и луна,

На самом деле это – мы

Без чистых мыслей и без дна.

Точеные губы сжимались в систему

И медленно плыли по каменным рекам,

В себя поглощали кровавую пену,

Излитую в воды больным человеком.

Прищурился город в ехидном оскале,

Набросил сеть улиц на голое тело,

Вгрызалось под кожу все то, что ласкали

Мы будучи старше последним пределом.

Крючки тротуаров ловили наш запах

И рвущийся в клочья живой эпидермис,

И красные пятна в чудовищных лапах

Тащил в свои норы немой иноверец.

Врывались в плюсы перекрестков трамваи —

Электроживотные, дети прогресса,

Варилась в бульоне инстинктов желаний

Не черная даже, но все-таки месса.