Читать книгу Эра войны. Эра легенд - Майкл Салливан - Страница 12

Персефона быстро поняла, что быть кинигом – то еще удовольствие. Привилегии за это полагались весьма сомнительные – вечный недосып, невозможность побыть одной и постоянные насмешки. Все ее решения подвергались осуждению, ее обвиняли в кумовстве с людьми, которых она в глаза не видела, и упрекали за то, что она знает слишком мало или, наоборот, слишком много. Некоторые всерьез считали ее помешанной. «Женщине такая ноша не под силу», – говорили всякий раз, когда она выносила непопулярное решение. У людей короткая память, зато они вспыльчивы и часто ведут себя как дети.

Ярким тому примером стал случай с Эрдо, вождем клана Эрлинг. Тот пришел в Кэрол с просьбой отпустить весь его клан домой, чтобы засеять поля. В словах Эрдо была правда, однако требовалось чем-то жертвовать, и на сей раз не повезло именно клану Эрлинг.

– Мне очень жаль, – сказала Персефона, опустив глаза. Она старалась говорить сочувственно, но после сотен отказов трудно сохранять искренность. – Мы не можем отпустить столько мужчин за раз.

– Мои люди будут голодать! – Эрдо в ярости ударил кулаком по бронзовым перилам, разделяющим верхнюю и нижнюю части зала.

Послышался звон металла.

– Клан Эрлинг будет получать зерно с юга до тех пор, пока…

– Нам не нужны подачки!

– Это не подачки. Это плата за то, что вы стоите на страже наших границ.

– Ты отдаешь нас, гула-рхунов, на милость рхулин-рхунов. Вот как это называется! Затягиваешь петлю у нас на шее!

Эрго стал вождем клана Эрлинг после гибели Адгара, убитого Мойей на поединке. Персефона опасалась, что северные кланы не признают ее кинигом, но гула-рхуны свято чтили суд поединком, поскольку сражения составляли основную часть их жизни. Гулы беспрекословно приняли правление Персефоны и выполняли ее приказы, хотя им и не всегда удавалось удерживать своих людей в узде. За зиму Персефона рассмотрела восемь дел об убийствах; большую часть из них совершили гула-рхуны, однако и рхулин-рхуны были не безгрешны. На территориях, где племенам приходилось тесно общаться между собой, убийств случалось еще больше. Персефона предоставила разбирать эти дела местным старейшинам, надеясь, что те примут мудрые решения.

Никого из фрэев не обвиняли в убийствах. Убитых фрэев тоже не оказалось.

Эрдо, недавно заступивший на свой пост, был самым шумным из вождей гула-рхунов. Он далеко не в первый раз являлся в Кэрол. Большинство вождей излагали свои жалобы на ежемесячных собраниях совета, из-за чего собрания затягивались допоздна. Эрдо не намеревался ждать целый месяц.

– Южные территории лучше подходят для земледелия, – объяснила Персефона. – Почва там более плодородная, лето долгое, а поля находятся гораздо дальше от врага, и потому их вряд ли сожгут. Твоим людям не придется голодать, это я тебе обещаю. Но они нужны здесь.

– Чушь собачья, – заявил Эрдо. – Мы только сиднем сидим и больше ничего. Тебе-то хорошо, ты в тепле и довольстве за каменной стеной. А мы торчим в полях, на холоде, в жалких палатках. Нам тут делать нечего. Мы уже целых два сезона потеряли впустую. Фрэи нас и так боятся. Все это ожидание никому не нужно. Отправь нас либо в бой, либо домой!

Персефона взглянула на Нифрона, восседавшего по левую руку от нее.

– Сколько раз Алон-Рист нападал на гула-рхунов зимой? – спросил тот, подавшись вперед.

Эрдо покачал головой.

– Не помню.

– Тогда позволь тебе напомнить – ни одного. Мы ходим в военные походы только в теплую погоду. Если ты выглянешь в окно, то увидишь, что снег сошел. Враги уже на пути к нам. Скоро они будут здесь, и на твоем месте я бы не рвался в бой. А теперь ступай, нам нужно выслушать других просителей.

И он махнул рукой, давая знать Эрдо, что тот может идти.

Персефона поежилась.

Эрдо гневно взглянул на Нифрона. Его губы сжались в жесткую линию. Он развернулся и твердым шагом пошел прочь.

– Не следовало тебе так делать, – прошептала Персефона Нифрону.

Командир фрэев непонимающе взглянул на нее.

– У тебя нет власти приказывать ему…

– Ах, да, – кивнул Нифрон. – Совсем забыл. Приношу свои извинения. – Он проводил взглядом уходящего Эрдо. – Просто… мне не нравится, как они с тобой разговаривают, особенно эти гула-рхуны. Они не проявляют уважения. Ни один инстарья не станет так обращаться со старшим по званию.

– Неужели? – вмешалась Мойя, вместив в одно-единственное слово целое море сарказма. – А Тэкчин мне другое говорил. – Она улыбнулась Нифрону.

Для Мойи поставили кресло, однако она предпочитала стоять по правую руку от Персефоны, опираясь на свой лук. Девушка часто сетовала на то, что бронзовой загородки и четырех ступенек недостаточно, чтобы отделить многочисленных просителей от кинига, ведь люди, приходящие с жалобами, склонны впадать в ярость. Персефону это не тревожило: Мойя выпустит три стрелы быстрее, чем нападающий успеет перепрыгнуть через загородку. Благодаря победе над Адгаром и выдающемуся мастерству в обращении с луком Мойя пользовалась всеобщим почтением. Люди считали ее легендарной героиней, иначе у них в голове просто не укладывалось, что эта красивая девушка может быть смертельно опасной. Даже фрэи относились к ней… ну, если не с уважением, то, по крайней мере, с осторожностью, ибо не до конца понимали, на что она способна. Мойя раскрывала секрет обращения с луком всем, кто желал учиться, но по-прежнему оставалась непревзойденным мастером и одним лишь своим видом вселяла в просителей больше страха, чем двадцать вооруженных воинов.

Дверь в Кэрол отворилась. Ввели Петрагара и Вертума.

– Интересно, что скажут эти двое об уважении, которое инстарья питают к своим вождям? – усмехнулась Мойя.

– Я не говорил «вождям». Я сказал – «старшим по званию», – подмигнул ей Нифрон.

Кэрол отлично подходил для рассмотрения жалоб. Расположенный в основании Кайпа, он был недоступен для основной части жителей Алон-Риста и потому внушал трепет и уважение. Небольшие размеры зала создавали подходящую обстановку для обсуждения деликатных вопросов, в то же время судей от просителей отделяла бронзовая загородка. Здесь не имелось ни одного окна, зато сразу две двери: в одну входили просители, в другую – судьи. Кэрол напоминал Персефоне чертог в Далль-Рэне, только гораздо более строгий и даже зловещий. Особенно ей не хватало окон. Весной двери чертога всегда открывали, чтобы внутрь проникало солнце, а тут Персефона чувствовала себя запертой в полутемной пещере. Она выслушивала бесконечные жалобы на свое правление, и почти каждый уходил недовольным.

– Мы провели… – начал Петрагар по-фрэйски и осекся. Он взглянул на Вертума, и тот что-то зашептал ему на ухо. – Мы провели больше восьми месяцев в заточении. Я – фрэй благородного происхождения и поэтому требую, чтобы меня немедленно отпустили.

Излагая свою просьбу, Петрагар даже не взглянул на Персефону: он не сводил глаз с Нифрона. И хотя Персефоне это не понравилось, Нифрон ответил ему от ее имени:

– Ты послал отряд грэнморов, чтобы убить меня. Благодари Феррола, что ты фрэй, иначе давно был бы мертв.

– Уровень цивилизации определяют по отношению к пленникам, – вмешался Вертум, обращаясь к Персефоне, а потом добавил, уже Нифрону: – Если ты вернешь нас фэйну, возможно, он передумает насчет тебя.

– Нам не нужно, чтобы он передумывал, – ответил Нифрон. – У вас была возможность решить дело миром. Теперь наш черед отплатить вам той же монетой.

– Удерживая нас здесь, вы ничего не добьетесь, – заявил Петрагар. – Вы просто зря тратите на нас свои запасы.

– Хорошо сказано. – Нифрон повернулся к Персефоне. – Я согласен с Петрагаром. Прикажи немедленно казнить их. Что толку переводить на них вкусную овсянку?

На лицах пленных фрэев отразился ужас.

Персефоне ни разу не доводилось выносить смертный приговор; от одной мысли об этом к горлу подступила тошнота. Киниг обладает властью казнить и миловать. Рэглан приговаривал людей к смерти, однако принимать такое решение было нелегко и редко имело смысл. Клан нуждался в рабочих руках, чтобы выжить. Казнь считалась самым последним средством, но иногда к нему приходилось прибегать. Только не в этот раз.

– Проводите их до Грэндфордского моста, – приказала Персефона по-фрэйски. – Дайте им еды и воды, чтобы они могли добраться до Эриана, и отпустите.

Пленники просияли.

– Ты ведешь себя глупо, – тихо сказал ей Нифрон по-рхунски. – Проявляешь слабость. Слабые не способны управлять страной.

– Я не управляю страной. Я веду войну.

– Тем паче. Тебе нужно быть решительной и менее податливой.

– Тебе легко советовать, ведь ты у себя дома. А я не забыла, что живу в стане врага. За нами постоянно наблюдают. Может, ты этого не замечаешь, но фрэи в городе смотрят на нас с отвращением. Падера готовит мне еду, потому что повара-фрэи отказываются. Роан и ее кузнецы изготавливают оружие в кузницах Алон-Риста, местные им не помогают. Они не умеют делать железо, но не хотят учиться у рхунов. Фрэи, которые решили остаться, ждут не дождутся нашего провала. Они надеются, что мы сдадимся и отправимся восвояси, а они отскребут свои дома дочиста, чтобы избавиться от нашего запаха, и вернутся к прежней жизни.

– И какое это имеет отношение к…

– До сегодняшего дня от руки рхунов погибли только Шэгон и Гриндал. Пока я киниг, ни один фрэй не лишился жизни. Если я казню двух высокопоставленных фрэев, если они погибнут от рук людей, терпение остальных может лопнуть. У меня и так одна война на пороге. Мне не нужна вторая война внутри крепости.

– Сила держится на страхе, а не на сострадании. Страх перед фэйном сплотил рхунов и сделал тебя кинигом. Страх перед кинигом будет объединять рхунов и фрэев, даже когда угроза нападения фэйна минует.

– Я не хочу, чтобы мои люди меня боялись. Я хочу, чтобы они вообще ничего не боялись. В этом все и дело.

– Красивый идеал, который следует повторять на публике при любой возможности.

Персефона нахмурилась. Ей не хотелось в очередной раз возвращаться к старому разговору. Тем паче, что она все больше склонялась к мысли, что Нифрон прав.

Блестящий правитель фрэев пугал ее поначалу, однако за прошедший год она привыкла во многом полагаться на него. В отличие от вождей кланов, Нифрон, как и другие фрэи, спокойно относился к тому, что военной кампанией руководит женщина. До недавнего времени фрэями правила женщина по имени Фенелия, и она выиграла войну с дхергами. Нифрон оказывал Персефоне всестороннюю поддержку. Как ни странно, с представителем другой расы она чувствовала себя гораздо спокойнее и свободнее, чем с собственным мужем, и поэтому ей было трудно отклонять советы Нифрона.

– Сколько узников содержится в темнице?

– Ты меняешь тему, – с упреком заметил Нифрон.

– Хочет, и меняет; она ведь киниг, – с невинной улыбкой встряла Мойя.

Персефона не сомневалась: только ее Щит способна убивать одним взглядом.

– Мне казалось, хорошему Щиту полагается молчать, – парировал Нифрон.

Год назад эта фраза привела бы их обеих в ужас, теперь же Персефона приготовилась услышать неизбежный ответ. Мойя никогда за словом в карман не лезла.

– А мне казалось, что фрэи – боги, – пренебрежительно произнесла девушка. – Какое разочарование.

Ну и язык у нее! Они провели вместе бок о бок целую зиму, планируя и организовывая жизнь в Алон-Ристе и подготовку к грядущей войне. Сперва Персефона опасалась, что Мойя навлечет на них обеих неминуемую гибель. Она любила девушку всей душой, однако та умела сделать трудную ситуацию совершенно невыносимой. Когда выпал первый снег, стало ясно, что Нифрон, наоборот, приветствует ее нападки. Похоже, ему нравилось препираться с Мойей. К середине зимы они регулярно обменивались колкостями. Чтобы не ударить в грязь лицом, Мойя даже заставила Тэкчина научить ее фрэйским ругательствам.

– Так сколько всего узников? – повторила Персефона.

Нифрон смерил Мойю долгим взглядом, потом вернулся к разговору.

– Чуть больше сотни.

– Больше сотни? Так много?

– А мне казалось, инстарья никогда не перечат старшим по званию, – не унималась воительница.

Мойя!

К счастью, на сей раз Нифрон пропустил ее слова мимо ушей.

– Петрагар и Вертум были единственными фрэями, которые содержались под стражей.

– Ты держишь там людей? – возмущенно воскликнула Персефона.

– Нет, конечно, – ответил Нифрон так, будто она задала смешной вопрос.

– Значит, гномов?

– Зачем нам держать в тюрьме гномов?

– Я просто не знаю, кто еще там может быть.

– Мы используем дьюрингон в основном как загон для животных. Патрули иногда захватывают в плен гоблинов, вэлов или бэнкоров. У нас как-то даже был эрифэйс, а еще несколько лет жил белый медведь, мы назвали его Алпола в честь снежного великана, в которого верят грэнморы.

Персефона понятия не имела, о ком он говорит, однако воображение тут же услужливо нарисовало ей целую толпу сказочных существ и кошмарных чудовищ, находящихся у нее под ногами.

– Что вы с ними делаете?

– В основном, наблюдаем. Изучаем их сильные и слабые стороны, привычки, повадки и язык.

– Мы закончили? – встряла Мойя.

В середине дня она обучала стрельбе из лука сотню будущих лучников.

– Похоже на то. – Персефона кивнула стражу у дверей, и тот закрыл зал с другой стороны.

– Тогда пойду немного поиздеваюсь над кучкой слабаков и хилятиков.

– И как у них дела? – поинтересовался Нифрон, направляясь к выходу для судей.

– Весьма неплохо, только им не говори. Многие из той же группы, что я тренировала осенью. Они здорово продвинулись, и меня это радует.

– Есть среди них достойные внимания? – Нифрон открыл дверь и пропустил женщин вперед.

Мойя кивнула.

– Парень по имени Тэш. Обожает меряться со мной силой.

Нифрон кивнул.

– Сэбек говорит о нем то же самое.

– Он одаренный и в нем полно задора. Я видела, как он упражняется в стрельбе на таком зверском холоде, что даже камни насквозь промерзают. Сделал себе перчатки без пальцев, чтобы лучше чувствовать струну. И он единственный, кроме меня, кто способен удержать пять стрел в руке, натягивающей тетиву. Остальные держат стрелы той же рукой, что и лук, и оттого стреляют медленнее. Тэш недостаточно меток, зато может выпустить три стрелы быстрее, чем ты успеешь произнести свое имя.

– Он просил себе доспехи. – Нифрон закрыл за ними двери. – Хочет привыкнуть к их весу. Ему говорят, что он еще не вырос, но упрямец никак не унимается.

– Неудивительно, он же дьюриец, – заметила Мойя.

Они вошли в главный зал Кайпа. Сюда не проникало ни единого лучика солнца. Будучи крепостью внутри крепости, он располагал единственными окнами, точнее, узкими бойницами, четырьмя этажами выше.

– Именно поэтому Рэйт назначил его своим Щитом, – продолжила Мойя. – Кстати, весьма предусмотрительно: однажды паренек станет первоклассным убийцей.

Персефона взяла себе за правило хотя бы раз в день подниматься на вершину Спайрока. Ей хотелось смотреть на белый свет, а оттуда открывался самый лучший вид. К тому же она стремилась, пусть и ненадолго, сбросить с себя оковы обязанностей кинига. Всего на час, но ей удавалось побыть одной из птиц, кружащих вокруг башни. С недавних пор Нифрон стал составлять ей компанию, что Персефону поначалу раздражало – она привыкла посвящать это время только себе. Киниг поднималась по тысяче ступенек, которые умела считать пятью разными способами, чтобы побыть в одиночестве. Нифрон вторгался в ее тайный мир, но при этом вел себя… очаровательно. Слово не совсем подходящее, другого же Персефона не смогла подобрать. Как еще назвать мужчину, который приноравливается к ее небыстрому шагу, делая вид, что ему нужно отдохнуть?

Они поднялись на вершину Спайрока и обратили взоры на восток. Закатное солнце освещало все на многие мили вокруг, заливая землю золотистым светом. Дул ветер. Здесь всегда дул ветер. Персефона ухватилась за ледяной каменный выступ и подставила лицо холодным порывам, приятно охлаждающим после долгого подъема. Сверху открывался великолепный вид; трудно поверить, что из этих чудесных земель им навстречу идет смерть.

– Как думаешь, уже скоро? – спросила киниг.

– Да, – ответил Нифрон. – За зиму фэйн собрал армию, так же, как и мы. Думаю, они уже вышли в поход.

– И сколько у нас времени?

– Время есть. Войско, даже прекрасно обученное, движется мучительно медленно. Им придется наладить доставку провианта – ей-то мы и займемся после первой битвы. Уничтожить снабжение противника – все равно что отравить колодец в деревне.

– Ты сражался во многих битвах?

Нифрон кивнул со скромной улыбкой.

– Все эти горы, леса, реки и пещеры отлично мне знакомы, – сказал он. – Я исследовал каждый утес, каждую расселину, каждый укромный угол. Те, кто был со мной, стали легендой. – Он устремил задумчивый взгляд на пурпурно-золотые вершины далеких гор и вздохнул.

Персефона заметила грусть и его глазах и решила, что он вспомнил о павших товарищах.

– Ты потерял много галантов за все эти годы?

Нифрон удивленно покачал головой.

– Всего двоих.

– Мэдака и Страйкера? – Персефона запоздало упрекнула себя за то, что так и не выразила соболезнования.

– Страйкер не был галантом, – пренебрежительно фыркнул Нифрон. – Он был гоблином, одним из гостей дьюрингона. Я вытащил его из темницы в надежде, что он может нам пригодиться.

– А Григор? Он галант?

Нифрон пожал плечами.

– В некотором роде. Мы захватили его несколько веков назад в Хэнтлине во время ссоры кланов…

– Он такой старый?

– Грэнморы живут столько же, сколько деревья. И ведут себя почти так же. Некоторые могут спать годами, особенно большие. Говорят, Фургенрок, правитель могущественного клана Рок, спал так долго, что на нем выросла трава и на лице у него паслись овцы. Легенда гласит, что однажды какой-то ягненок дернул его за ресницу; гора Фург, стоявшая с незапамятных времен, вдруг поднялась, и оказалось, что это Фургенрок собственной персоной.

Персефона улыбнулась, представив, как гора встает и стряхивает с себя землю и овец.

– Мой отец был вождем племени инстарья, а значит – правителем Алон-Риста и командующим всеми приграничными войсками. Благодаря этому я имел определенные привилегии, хотя и не так много, как мог бы, ведь отец осуждал кумовство. Я получил право самому набрать себе отряд. Выбрал немногих, однако больше мне и не требовалось, ведь со мной сражались лучшие из лучших. – Нифрон облокотился о перила и заглянул вниз. – Ну и жизнь у нас была! – Он снова вздохнул. – К сожалению, мне уже не пятьсот лет. Рано или поздно наступает пора взросления.

Он повернулся к Персефоне и, заглянув ей в глаза, спросил:

– Было ли у тебя время обдумать мое предложение? Признаюсь, я почти ничего не знаю о брачных обычаях рхунов, потому заранее прошу прощения, если слишком тороплю события.

– Более полугода ожидания вряд ли можно назвать «торопить события».

– Ну, тогда хорошо, – кивнул Нифрон.

– Если честно, я не думала об этом всерьез, – взволнованно произнесла Персефона. – Мы с тобой почти каждый день проводим вместе, и ты никогда… я хочу сказать… я полагала, ты сделал мне предложение просто так и уже передумал.

– Вовсе нет. Я хотел дать тебе достаточно времени, чтобы ты могла принять взвешенное решение.

Да уж, «очаровательный» и правда не вполне подходящее слово.

За зиму Персефона неоднократно думала о брачном предложении Нифрона. Отчасти потому-то она и отказывалась встречаться с Рэйтом, хотя тот множество раз пытался увидеться с ней. Во время собраний совета, на котором присутствовали все вожди, Персефона старалась избегать молодого дьюрийца. Она не могла позволить себе остаться с ним наедине, даже на секунду.

После нескольких месяцев напряженных раздумий Персефона пришла к выводу, что Нифрон прав. Их союз не просто сулит выгоду – он жизненно необходим. Еще ей стало ясно: она любит Рэйта, несмотря ни на что. Кажется, я влюбилась в него с первого взгляда. Однако память о Рэглане тогда еще была свежа, а жизнь полна невзгод. Я постоянно придумывала отговорки: он слишком молод; он не верит в меня; он не верит в то, что нам нужно сражаться; он во власти детских, себялюбивых мечтаний. Тем не менее Рэйт, даже зная, что не сможет победить, вызвался драться за нее с вождем гула-рхунов. И он по-прежнему был здесь, по-прежнему обучал воинов в Алон-Ристе. Он не видел ее долгие месяцы, но не ушел. У меня больше нет отговорок. Персефона тосковала по нему всем сердцем. Странно, когда Рэйт был рядом, я о нем почти не думала, а теперь он не выходит у меня из головы. Мысли о любви всегда казались ей ненужной и недоступной роскошью, однако сейчас пришло время как следует подумать. Требуется принять решение, а значит, сравнить двух мужчин. Нифрон привел свои доводы, хоть и разумные, однако холодные и пустые. Рэйт ничего не мог сказать в свою защиту; зато не мог и разрушить приязнь, расцветавшую на благодатной почве воспоминаний, а на фоне практичных рассуждений Нифрона – еще более притягательную. Все выгоды от брака с фрэем бледнели перед сильным влечением к Рэйту, которое не только не сошло на нет, как надеялась Персефона, но в последнее время только усилилось.

Сперва она была ужасно занята, а теперь не осмеливалась даже взглянуть на Рэйта, остаться с ним наедине. Зима ослабила ее. Персефона понимала, что ее решение не должно быть продиктовано личными мотивами. Она не юная девушка, а взрослая женщина, к тому же киниг. Нельзя ставить собственное счастье превыше общего дела.

– Я… я хотя бы тебе нравлюсь? – спросила она Нифрона, озабоченно наморщив лоб.

Фрэй удивленно вздернул подбородок.

– А что, это важно?

– Думаю, да. Я не говорю, что ты должен быть влюблен в меня. Фрэйские женщины очень красивы; по сравнению с ними я, скорее всего, кажусь тебе уродливой и нескладной. И все же я уверена – для успешного брака необходима искренняя симпатия.

Нифрон задумчиво кивнул.

– Могу честно сказать, что твое общество мне приятно.

– Ну что ж… замечательно. Надеюсь, ты не сильно перенапрягся, признавшись мне в этом.

Персефона отошла в дальний конец балкона и устремила взор вдаль, на долину между реками Берн и Урум. Раньше, когда она приходила сюда одна, было гораздо лучше.

– Кажется, ты расстроилась.

– Я? Вовсе нет. – Персефона подчеркнуто отвернулась от Нифрона.

Его спокойный, безмятежный взгляд приводил ее в бешенство.

Почему я так злюсь на него?

Правитель Алон-Риста поступил открыто и честно, предложив ей разумный союз, который выгоден практически всем. Насколько Персефоне было известно, фрэи никогда не заключали браков с рхунами. Подобный брак положит начало к устранению недопонимания и установлению уважительных отношений между расами. Это настоящая битва, настоящая война, которую еще предстоит выиграть.

Тогда почему мне так больно?

Персефона вспомнила, как впервые поднялась на Спайрок вместе с Нифроном. Они преодолели тысячу ступеней, однако не смогли открыть дверь на балкон из-за вьюги, поэтому просто сидели на самом верху лестницы, проклиная богов, и смеялись. Она вспомнила, как Нифрон заботливо набросил ей на плечи свой плащ, подхватил под локоть, когда она поскользнулась на льду, и держал ее за руку, пока они шли по мосту на общее собрание, чтобы произнести речь. Рука у него была теплая и приятная, как будто…

Мне казалось… мне казалось, он…

– Тебе нужно время, чтобы принять решение? – спросил Нифрон.

– Да, – ответила Персефона и, закусив губу, судорожно вздохнула.

Обычно весна – время обновления, любви и возрождения. На сей раз она стала временем ожидания: смерть была уже в пути.