Читать книгу Эра смерти. Эра империи - Майкл Салливан - Страница 3

Эра смерти
Глава первая
Великие врата

Оглавление

Хорошая новость в том, что смерть – не конец, но это также и плохая новость.

«Книга Брин»

О, Великая Мари, что я наделала?

Эта мысль посетила Брин слишком поздно. Трясина уже затягивала ее. Чем дальше, тем явственнее слышался засасывающий звук. Жижа, сковавшая ноги, тянула вниз, и Брин казалось, будто она проваливается в пасть беззубой змеи. По ногам иголками побежали ледяные мурашки, каких она никогда не испытывала; они добрались до талии, поднялись выше. Ее держала, словно в ловушке, не мутная болотная вода и не грязь, а нечто, похожее на густую, ледяную смолу, которая казалась живым существом. Брин дрожала от ужаса, а жижа дюйм за дюймом ползла вверх по ее груди; дышать становилось все труднее.

Тэш закричал так, будто ему тоже грозила смерть – его жизнь заканчивалась вместе с жизнью Брин.

Как я могла так поступить? Он так сильно любит меня, а я…

Словно рука мертвеца из кошмарного сна, жижа сомкнулась вокруг ее шеи. Погружаясь все глубже, Брин запрокинула голову в отчаянной попытке удержать лицо над мутной поверхностью трясины. Когда слизь покрыла рот и глаза, она уже не смогла сдержать крик.

Жижа хлынула ей в рот, и крик получился беззвучным. Тэш никогда не узнает, что последним ее словом было его имя. Погрузившись с головой, Брин из последних сил старалась не сделать вдох. Инстинкт подсказывал ей, что это важнее глотка воздуха.

Героические мысли, подвигшие ее прыгнуть в болото, вмиг улетучились, а вслед за ними и все остальное: рассудок, мысли, сознание. Осталась лишь прерывистая череда образов: блики солнечного света на листве, дождь, барабанивший по воде в ведре, нарезанные кусочки моркови, мамин смех, затянутый льдом пруд. Ужас окончательно сковал разум, и тогда тело непроизвольно пришло в движение и забилось в безнадежной борьбе за жизнь. Устремившись вверх, рука на мгновение вырвалась на поверхность и ощутила воздух – воздух!

Так близко.

Но это был лишь краткий миг. Пальцы вновь скрылись в трясине.

Руки ослабли, движения стали медленнее. Ноги отказывались подчиняться и перестали шевелиться.

В сознании снова замелькали образы: очаг в доме, овцы во время урагана, рука Тэша в ее руке, слова на странице.

Тело решило, что попытка сделать вдох, возможно, приведет к тому, что она захлебнется, но она точно погибнет, если вообще не будет дышать. И она вдохнула. Жижа хлынула в нос и рот. Дальнейшие попытки глотнуть воздуха пресеклись так же внезапно, как полет птицы, врезавшейся в окно. Брин невольно закашлялась, пытаясь прочистить горло, но пользы от этого было столько же, сколько от попыток испуганного ребенка криком остановить бурю.

Ужас рассеялся. На нее снизошло спокойствие. Она неподвижно висела в холодном, безвременном пространстве.

Постепенно к ней вернулся рассудок. Снова появились мысли, и первая из них была самой очевидной.

Я совершила ошибку – последнюю в жизни.

Брин терпеливо ждала, когда за ней придет смерть.

Время шло. Ничего не происходило.

Все кончено? Я уже…

В абсолютной тьме Брин попыталась понять, открыты у нее глаза или нет – глупая мысль, ведь сейчас она вообще не знала, есть ли у нее глаза.

Я умерла? Скорее всего.

Эту мысль сопровождало странное, спокойное смирение, на удивление разумный конец необыкновенной ситуации. Вывод не был очевиден, поскольку она так и не получила явного подтверждения собственной смерти. Ужас отступил, равно как и неприятное чувство удушья, и ей больше не было холодно. Но само по себе это никоим образом не означало, что она умерла. На мгновение она решила, что все еще жива и просто потеряла сознание.

Она попробовала пошевелиться; руки и ноги вновь слушались ее. Движения стали свободными, их больше не сковывала вязкая болотная жижа.

Вода. Я в воде.

Через секунду ее голова поднялась над поверхностью. Брин жадно вдохнула и со всплеском заработала руками.

Неужели я каким-то чудом выжила? Я…

Вокруг по-прежнему царила чернота, но кое-что ей было предельно ясно. Она не в трясине, не где-то на острове, уже не рядом с ведьмой. Тэш исчез, теперь он навеки недосягаем.

Река Смерти.

Брин знала все эти истории. Те, кто побывали на грани смерти, но выжили, рассказывали о мощном, темном потоке, уносившем их к яркому свету. Брин не видела никакого свечения и не чувствовала себя мертвой. У нее свободно двигались руки и ноги, и плавала она так же плохо, как и раньше. Расслабившись, она перестала бороться и безвольно опустила руки. Однако вместо того чтобы пойти ко дну, она лишь дрейфовала, покачиваясь на воде. В этой тишине она ничего не ощущала: ни света, ни звука, ни запаха, ни вкуса, ни прикосновения. Брин обнаружила, что плывет в пустоте, и в голове возник вопрос: Может, мне только кажется, что у меня есть руки и ноги? Но как это проверить? В этой бездне нет ничего, что можно было бы потрогать, к чему можно было бы прикоснуться. Брин никак не могла отогнать нарастающий страх.

Я все еще существую? На смену этой мысли тут же пришла другая, еще более ужасающая: Была ли когда-нибудь девушка по имени Брин? Произошло ли все то, что я помню из своей жизни, на самом деле?

Четких ответов не было. Мысли нуждались в подтверждении, опоре. Ничего подобного она не имела. Ей казалось, что вслед за ускользающими ощущениями исчезает и она сама.

Я…

Чувство воды пропало, а с ним и ощущение покачивания.

Я существую?

Находясь в абсолютной пустоте, Брин не могла поддерживать какое бы то ни было самоощущение.

Я не тону. Я растворяюсь.

То немногое, что от нее осталось, разламывалось, рассеивалось и таяло. Ей казалось, она вот-вот исчезнет совсем, а потом…

Потом появился свет.

Брин увидела его. Крошечный огонек, похожий на далекую звезду.

Есть что-то еще – значит, и я существую. Я не совсем исчезла.

Маленький лучик света разрастался. Сияние озарило реку – темную, чернильную ленту, змеившуюся по огромному каменному каньону. Увидев проплывавшие мимо скалы, Брин поняла, что движется в определенном направлении. Это вселяло надежду, и Брин на секунду задумалась, начала вспоминать. Ее тут же, будто ножом, пронзило воспоминание о том, как закричал Тэш. Этот звук остался с ней. Кошмарный крик преследовал ее.

Прости меня, – думала Брин, а свет между тем становился все ярче и ярче.

Сияние, не желтое и не оранжевое, казалось блеклым, бледным, словно вечер в разгар зимы, когда за пеленой туч не видно солнца. По мере приближения свет позволил разглядеть, что ждало ее впереди, и Брин различила невероятно высокие, острые скалы, вздымавшиеся по обе стороны от нее. Река кончалась заводью возле омытого светом берега, где двигались какие-то силуэты.

Люди! Да, здесь точно есть другие люди.

Свет горел у них за спинами, поэтому она различала лишь смутные очертания сотен сбившихся в толпу людей. За ними Брин увидела источник света – массивные врата с высокими, как башни, створками. Врата были наглухо закрыты, однако свет, мощный, яркий, проливался сквозь щели между створками и столбами.

Неожиданно ноги коснулись песчаного дна. Брин слегка толкнуло вперед, но она тотчас обрела равновесие и встала.

– Брин! – Навстречу ей бежала Роан.

Подруга отнюдь не выглядела мертвой и ничем не отличалась от той, что вошла в трясину. На ней не было ни следа грязи. Роан помогла Брин выбраться из воды.

Следом подошла Мойя и крепко обняла Брин.

– Дурочка! – Разомкнув объятия, Мойя подняла руку и смахнула прядь волос с лица Брин. – Говорила же я тебе не идти за нами! Даже приказала. Почему? Почему ты не послушалась?

– Я поняла кое-что, чего раньше не понимала, хотя должна была. Имя Мьюриэл упоминалось в табличках Агавы вместе с Ферролом, Дроумом и Мари. Если она богиня, значит, ее отец тоже бог. Тресса права насчет Малькольма, а он хотел, чтобы я пошла.

– Так что, ты теперь тоже верующая? И твоей веры хватило, чтобы покончить с собой?

– Это не все. Малькольм говорил, что «Книга Брин» – возможно, самое важное творение человечества. Он знал, что я все запишу. Он хочет, чтобы я рассказала правду, и думает, что я найду ее здесь.

– Все равно не надо было этого делать, – сурово сказала Мойя. – Персефона мне этого не простит.

– Простит, если у нас все получится.

– Я бы на это не рассчитывала.

Вместе они подошли к Гиффорду, Трессе и Дождю, которые стояли тесной группкой возле толпы у ворот. Взглянув на Брин, все трое безрадостно улыбнулись и кивнули, словно их объединяла некая торжественная тайна. Брин знала, в чем дело. Они вместе – однако они мертвы.

Дождь не потерял кирку, Мойя сохранила лук, а Тресса была одета в ту же мешковатую рубаху, подпоясанную веревкой, которую взяла у Гэлстона. Брин так и не дошила платье, которое обещала Трессе в обмен на согласие учиться читать, и от мысли о том, что ей придется целую вечность ходить в лохмотьях, ощутила угрызения совести.

Осмотрев Брин, Мойя бросила взгляд на воду поверх плеча Хранительницы. Ее глаза потемнели.

– А Тэш?..

Брин с натянутой улыбкой покачала головой.

– Он меня отпустил, – ответила она бодрым тоном, который даже ей самой показался фальшивым.

Мойя грустно кивнула.

– Он пытался меня остановить, и убедить его оказалось нелегкой задачей. Я боялась, что вы уже ушли и я не сумею вас разыскать.

– Это вряд ли. – Гиффорд указал на толпу, собравшуюся у великих врат. – Тут, похоже, очередь.

Роан резко обернулась.

– Гиффорд? – Она в изумлении уставилась на него.

– Что?

– Ты только что… Что ты сказал?

Гиффорд пожал плечами:

– Ну, просто я подумал, что, скорее всего, произошло какое-то большое сражение, раз тут столько мертвых…

– Ну вот, опять! – Роан воодушевленно подскакивала на месте.

– Что опять?

– Гиффорд, ну-ка произнеси мое имя!

Он нахмурился и окинул остальных озадаченным взглядом.

– Роан, о чем ты… – И тут он округлил глаза, раскрыв рот.

– Ты можешь говорить так же, как все. – Роан ласково коснулась его губ.

– Роан, – повторил он громче. – Роан, Роан, Р-р-роан!

Гиффорд обхватил жену руками, и оба радостно рассмеялись.

Брин улыбнулась. Все они улыбались, кроме…

– А где Тэкчин?

– Пошел к вратам… – Что-то со стороны толпы привлекло внимание Мойи, и она помахала луком над головой. – Вон он.

Бежавший к ним фрэй двигался с такой же легкостью, как при жизни.

– Заперто крепко-накрепко. Никто не может пройти, и никто не знает почему. Все сошлись на том, что здесь что-то не так.

– Да не то слово! – Мойя нахмурилась. – Мы приложили столько усилий, чтобы умереть, а в результате просто застряли здесь? Мы хоть знаем наверняка, куда ведут эти врата?

– Ага. И вправду в Пайр. Обычно они открыты, – объяснил Тэкчин. – Свет, что льется из них, привлекает только что умерших. А за воротами их встречают родные и друзья.

– Откуда тебе все это известно?

– Я встретил женщину, которая тут раньше бывала, но ее засосало обратно в тело. Во всяком случае, так она мне сказала. А если верить парню, который скончался от лихорадки где-то в южном Рхулине, ворота уже давно закрыты.

– Как давно, не знаешь?

Тэкчин указал в темноту за ними:

– Да разве тут поймешь?


Мойя повела остальных к вратам. Толпа состояла почти целиком из рхунов, и ее обеспокоило большое число детей. Фрэев здесь не было, кроме Тэкчина, зато встречалось немало гномов. Все выглядели одинаково испуганными, потерянными и озадаченными.

Здесь все мертвые.

Мойе трудно было привыкнуть к этой мысли. Никто из присутствующих не походил на призрака. Обычные люди, просто странно одетые. За исключением ее спутников, немногие носили дорожную одежду. Большинство дам были облачены в платья, а мужчины, вероятно, щеголяли в лучших рубахах. Ни у кого не было ни плащей, ни вьюков, ни даже сумок, зато у каждого имелся камень. У некоторых он висел на шее, но большинство крепко сжимали его в кулаке.

– Дорогу, дорогу!

Тэкчин прокладывал путь сквозь толпу, и люди услужливо сторонились. Его вытянутая вперед рука, словно нос корабля, разрезала море духов. Похоже, эта бесцеремонная напористость никого не оскорбляла. Напротив, уверенное поведение их группы, видимо, связывалось с некоей значимостью, властностью, и в их адрес посыпались просьбы и жалобы.

– Тут какая-то ошибка, – сказал человек, мимо которого они проходили. Изорванная одежда висела на нем лохмотьями. В отличие от большинства, у него не было камня. – Я вообще не должен быть здесь. Я даже не болел. Я был в лесу…

Они отошли так далеко, что уже не могли расслышать дальнейших слов, и Мойя почувствовала облегчение от того, что не узнает, чем закончилась его история.

– Мои малютки, мои малютки… – Они поравнялись с плачущей женщиной, которая сидела, обхватив себя руками, и покачивалась из стороны в сторону. Она посмотрела прямо на Мойю: – Как они будут жить без меня?

Богато одетая женщина сурово поглядела на них, плотно скрестив руки на груди, и перевела взгляд на врата.

– Мы что, должны ждать здесь целую вечность? Если люди продолжат умирать, на берегу станет слишком тесно.

Тэкчин ухватил Мойю за руку, и они начали проталкиваться в гущу толпы. Вблизи ворота были еще больше, чем казались издалека. Над ними плечом к плечу, взирая на толпу сверху вниз, возвышались три каменных изваяния: мужчина-гном и две женщины, рхунка и фрэя. В ногах у них, на притолоке, были вырезаны какие-то существа, бросавшие камни. Под ними располагались массивные двери, намного выше ворот Алон-Риста – выше даже огромного входа в Нэйт, – и как будто отлитые из золота. Обе створки украшали рельефные изображения людей, борющихся с постигшим их несчастьем. Одни падали с высоты. Другие, подняв руки, защищались от камнепада с притолоки. Третьих пронзали мечом, душили или рубили им головы. Внимание Мойи притянула панель внизу, на которой на женщину обрушивались гигантские, чудовищные волны. Женщина вытянула руку в мольбе о помощи, которой никогда не получит.

Двери обрамлял сочившийся сквозь щели свет, единственное освещение на берегу.

Как будто за ними скрывается луна.

– Куда это вы торопитесь? – спросил гном, мимо которого протиснулся Тэкчин. – У вас что, какие-то особые дела?

Галант кинул на него злобный взгляд, и гном умолк. Тэкчин продолжал отталкивать людей и угрожающе смотреть на них, пока вся группа не добралась до самых врат. Прижавшись вплотную к дверям, Мойя прикоснулась к холодному камню и ощупала лицо утопающей женщины.

– Какая у них тут симпатичная резьба. Так и тянет забежать внутрь. Как думаешь, кто те трое наверху?

– Понятия не имею, – ответил Тэкчин. – Что же до того, как попасть внутрь, у тебя есть на сей счет какие-нибудь соображения?

Он вопросительно взглянул на нее и хитро улыбнулся. Что бы ни делал Тэкчин, обычно это сопровождалось какой-нибудь веселой усмешкой. Жизнь была для него нескончаемым приключением. К счастью, смерть не умерила его жизнелюбия.

Он любит меня. Великий галант, некогда бог с другого берега реки, любит меня, Мойю – непутевую дочь прачки Одри.

Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что ради нее Тэкчин выбросил больше тысячи лет жизни. За все то время, что они провели вместе, он ни разу не сказал: «Я люблю тебя». Но в тот удивительный миг самопожертвования, когда он взял ее на руки и отнес к трясине, он доказал свою преданность.

Мойя осмотрела гигантские двери и пожала плечами.

– Стучать не пробовали? – обратилась она к стоявшим рядом.

– Ты с ума сошла? – воскликнула нетерпеливая женщина.

Мойя кивнула:

– Возможно.

Отыскав наиболее гладкий участок дверного полотна, она подняла руку и трижды громко хлопнула по нему ладонью.

Стук получился громче, чем она рассчитывала, но ничего не произошло.

Мойя со всей силы толкнула ворота, но и это ни к чему не привело. Ее лишь слегка отбросило назад.

Вспыльчивая дама недовольно закатила глаза.

– Но попробовать-то надо было, – пожала плечами Мойя.

Привстав на цыпочки, она посмотрела на реку, катившую воды вдали, за толпой. Прибывали все новые люди. Их головы покачивались на воде, словно обломки затонувшего корабля, и очередные покойники выбирались на песчаный берег.

– Здесь, должно быть, несколько сотен человек, а то и больше. – Она повернулась к мужчине в ночной сорочке с желтыми пятнами на груди и под мышками; усы и борода у него сделались жесткими от засохших соплей. – Сколько нам ждать?

– Мне-то откуда знать? – Он с хмурым видом теребил свое грязное одеяние. – Я спал в своей кровати. А когда проснулся, очутился здесь!

В ответ Мойя состроила страдальческую гримасу.

– Ах, бедняжка! Умер в собственной постели, да? Как печально! Кое-кто из нас утонул в отвратительной болотной трясине. А вон того несчастного ублюдка, – она указала на мужчину в рваных лохмотьях, – судя по всему, задрал медведь. А на врата ты смотрел? Видел изображения? Неплохо бы тебе задуматься, как еще ты мог бы умереть. – Она покачала головой. – Умер во сне! Вот несчастье, честное слово!

Мужчина отступил и скрылся в толпе, оставив их у ворот.

Когда Сопливый Бородач исчез, Мойя повернулась к Дождю:

– Ладно, и как эта штука работает? Ну… сам-знаешь-что?

Гном выпрямился и замер, как будто его поймали на чем-то нехорошем.

– Что? О, э… точно. – Как и Мойя, он быстро осмотрелся, словно желая убедиться, что рядом нет посторонних. Затем тихо сказал: – В общем… ключ надо вставить в замок.

– А что это такое? – спросила Мойя.

– Ну… это такое отверстие, маленькая дырочка, куда просовывается ключ.

Они с недоверием осмотрели огромную поверхность врат.

– Их тут десятки, – сказала Мойя, указывая то туда, то сюда. – Вон там, наверху, изображена пещера, а тут дверной проем. Какое из них нам подойдет?

– Можно попробовать все, – предложил Гиффорд.

Мойя покачала головой:

– На глазах у целой толпы свидетелей? Если помнишь, об этом никто не должен знать!

– И то верно, – язвительно сказала Тресса. – Так что давайте просто ждать вечно, в прямом смысле слова.

Мойя нахмурилась.

– Зря я надеялась, что после смерти ты перестанешь быть такой злюкой…

– Я такая, какая есть, – отрезала Тресса, театрально всплеснув руками, словно с гордостью демонстрируя новое платье.

– Оно не может быть наверху, – заключил Дождь. – Слишком трудно им пользоваться. Обычно замки делают так, чтобы до них легко было дотянуться. Так удобнее. Вот, смотрите. – Он указал примерно на середину правой панели, где был изображен медведь, задирающий трех человек. Рядом виднелось солнце в виде лица мужчины с всклокоченными волосами. Сквозь его широко раскрытый рот в камне просматривалось отверстие. – Вот Этон, а у нее его ключ. – Он повернулся к Трессе: – Вставляй зубцами вверх, то есть частью с резными кончиками, а потом крутани вот так. – Он повернул запястье.

– Может, лучше это сделаешь ты? – неуверенно сказала Тресса. В ее голосе послышались нотки страха. – Ты-то ведь знаешь, как с этим управляться…

– Нет, – перебила ее Мойя. – Малькольм вручил ключ тебе, и именно ты нас во все это втянула. Так что не пытайся перевалить ответственность на чужие плечи.

Тресса бросила настороженный взгляд на разинутый рот, потом оглянулась на толпу.

– Но если я попробую туда дотянуться, они увидят.

Тресса смотрела на Мойю, словно той были известны ответы на все загадки мироздания. Конечно, это было не так, да и смерть в любом случае означала, что правила изменились.

Роан что-то прошептала на ухо Гиффорду.

– Я все улажу, – заявил тот. – Только будьте готовы.

– Готовы к чему? – начала выяснять Мойя, но больше ничего не успела сказать – Гиффорд уже шагал вниз по склону в сторону толпы. – Что он собирается делать? – спросила она Роан.

Та улыбнулась:

– Сейчас увидишь.

Гиффорд сорвал с ноги лубок, отбросил его и гордо вышел на берег реки.

– Всем привет! – крикнул он. Из висевшей на боку сумки он достал три камня. – Может, кто-нибудь из вас меня знает. Я Гиффорд из Далль-Рэна. Когда-то я был гончаром.

– Я знаю! – радостно, как будто выиграла приз, воскликнула женщина в толпе. – Однажды я купила в Вернесе горшок, сделанный гончаром по имени Гиффорд из Рэна. Хороший горшок. Просто отличный. – Потом озадаченно добавила: – Но мне говорили, его сделал калека.

– Верно! – выкрикнул Гиффорд. – Это я. Я и есть тот самый бедолага. Всю жизнь не мог говорить, как положено. Ни слова не мог выговорить правильно, даже имя моей прекрасной жены. Кстати, ее зовут Роан… Р-р-рОАН! – прорычал он. – Пока был жив, не мог сказать «верно», «град», «дурацкий» или «кошмарный». – Гиффорд широко улыбнулся, и его улыбка отразилась на лицах в толпе.

Стоя возле Мойи и Брин, прижав руку ко рту, Роан в восхищении наблюдала за ним. От счастья она подскакивала на цыпочках и, казалось, вот-вот засмеется и заплачет одновременно.

– Да, я был совсем плох. Спина вся кривая, будто морковка, выросшая на каменистом огороде. Даже ходить без помощи не мог.

Так ноги приволакивал, что в моем далле меня прозвали Гоблином. В общем, был полным ничтожеством, а теперь… посмотрите!

Гиффорд принялся жонглировать тремя камнями, которые дала ему Сури. Народ внимательно следил за движением его рук, за взлетавшими в воздух камнями. Мойя сочла подобные трюки приятным развлечением для тех, кто неизвестно сколько времени прождал на берегу. Все, включая Трессу, смотрели как завороженные.

– Эй! – сквозь зубы прошипела Мойя, дергая женщину за руку. – Сейчас! Давай! Скорей!

– Ах да… – Тресса сунула руку под рубаху и выудила висевший на цепочке изогнутый кусок металла.

– А теперь посмотрите вот на это! – донесся до них возглас Гиффорда.

Мойя не видела, что он делает, но на толпу его действия явно произвели впечатление: вслед за дружным «Оооооо!» послышалось восторженное «Ууууу!».

Тресса вставила ключ в рот Этона и повернула. Раздался лязг – довольно громкий. Мойя оглянулась, но люди не сводили глаз с Гиффорда, который ловил камни у себя за спиной.

Выдернув ключ, Тресса снова упрятала его под рубаху.

Мойя легонько толкнула обе створки ворот, и они подались внутрь. Свет становился все ярче. Это привлекло внимание толпы, и все повернулись, желая узнать, что происходит.

Двери продолжали открываться, словно их тянули на себя великаны. Просвет становился все шире, и сияние ослепило всех присутствующих.


Эра смерти. Эра империи

Подняться наверх