Читать книгу Гаситель - Майя Георгиевна Полумиско - Страница 7
Часть первая: «Свет и огонь»
Глава 7
ОглавлениеОрон – в честь Цианы Тар-Оронен, первой королевы-Светоча, одной из основательниц Глеоры. Айнар что-то слышал, но мало, рабов не учат истории. Гарат набросала схему города с парой пояснений, упомянула Циану Тар-Оронен, потому что все торжество-ярмарка собиралось вокруг ее статуи. Статуя считалась священной.
– С Искрами? – поинтересовался Айнар.
– Нет, просто статуя. Обычный камень. В общем, трактирщик мне подсказал, где будет место для фокусов, но лучше его занять прямо сейчас, а то потом не протолкнемся.
Айнар сунул в рот последнюю ложку рагу и допил пиво. В кармане пряталась «свечка», пропажу никто не заметил: очень удачно рядом висела еще и связка бурого лука, пришлось ее немного сдвинуть, чтобы прикрыть пустой крюк. Хотелось рассмотреть добычу поближе, подробнее. Пока нельзя.
Людей в трактире прибавилось, на улице тоже. Рыжий крестьянин ушел, но появилось десяток телег с такими же рыжеволосыми и бледными, как мокрый сыр-моцарелла, лицами.
– УФ-индекс невысокий, да? – жарило-то прилично, Айнару пришлось вытирать пот со лба рукавом.
– Да. Причем, в Тесхене – тоже. Откуда темный оттенок кожи – понятия не имею, генетического анализа, сам понимаешь, не особо тут проведешь.
Айнар кивнул. Информация казалась бесполезной, а потом он решил – пригодится, мало ли.
Городок казался тихим, несмотря на «базарный день», люди на улицах провожали их равнодушными взглядами, большинство возилось в своих палисадниках, напоминающих обычные дачи с помидорами, огурцами, непременной колючей малиной и необходимостью вкалывать все недолгое питерское лето ради пригоршни бледной ягоды или половины мешка водянистой белесой картошки. Кое-где Айнар замечал «свечки» – поярче трактирных. Не самые хорошие, но рабочие Искры: качали воду из грунтовых колодцев, помогали отгонять вредителей. Квадратные дома с плоскими крышами подсказали еще одну догадку:
– И дожди тут редкость.
– Бинго, – отозвалась Гарат. Мимо процокала очередная зебра, а возница прищурился, услышав незнакомое слово. На телеге у него лежали крупные плоды, похожие то ли на дыни, то ли на кокосы.
– Хлебное дерево, – пояснила Гарат. – Так, и старайся говорить без незнакомых им терминов.
– Это ты сказала «бинго», а не я, – не удержался Айнар.
– Ну и нечего за мной повторять, студент.
Айнар фыркнул.
– Но насчет дождей прав. Сухая засоленная земля, только подземные течения хороши, вода чистая, свежая. Из подкормки растений – навоз и пепел, а пепел из леса…
– Постапокалипсис какой-то, – внезапно сказал Айнар, прикусил язык: опять сейчас зебра проскачет мимо, крестьянин перекрестится (или что они тут делают), призовет на головы чужаков неведомые колдовские кары. Ему повезло. В очередной телеге сидели визгливые твари, вроде мелких свиней или огромных лысых хомяков, так что хозяин ничего не расслышал.
– Свиньи вон какие.
Свиньи. Да.
– Генетически они ближе всего к капибарам. Но да, свиньи. Так, все. Готовься показывать фокусы.
Площадь была круглой, почему-то Айнар такой ее представлял. В центре – статуя на постаменте: грозная фигура женщины в развевающемся платье или накидке, с каменным огнем на ладони. Хотелось подойти ближе, проверить, засижена ли гранитная дева голубями. Должны же здесь водиться голуби. Эти крылатые крысы везде есть. Впрочем, так просто протолкаться не получилось бы, площадь уже забили телеги с курами, свиньями-капибарами, продавали полосатых жеребят и абсолютно обычных на вид коров. Гарат пояснила, что их пасут на лугах возле леса – «там трава еще держится».
Телеги теснились друг к другу порой так близко, что пришлось пробираться с извините-простите. Повсюду шныряли мальчишки-торгаши, продавали сладкую холодную воду, цукаты и пирожки. Парочка явно подрезала кошельки, рожи у них были самые что ни на есть вокзальные. Воздух раскалился от тепла и криков – «а вот лучшие яблоки» – «…свежие корни таума» – «почем свиней отдаешь? Десять гхэ за поросенка? Да ты с дубу рухнул, в Могро на золото цены ниже!».
Пахло лошадиным и человеческим потом, кислым молоком, навозом, травами. Статуя возвышалась посреди копошения снисходительным стражем. Айнар прищурился сквозь очки, глядя на Циану Тар-Оронен снизу вверх. Подойди бы поближе, да и… нарисовать известный символ. Фаллический. Идея на уровне третьего класса школы для умственно отсталых, конечно.
Он устыдился и вновь заторопился за юркой проворной Гарат, которая темной тенью мелькала между телегами, людьми, лошадьми и облезлыми собаками. После очередного «куды прешь, дылда тесхенская» извиняться расхотелось. Вежливость в Ороне – примерно, как на улице Дыбенко.
Айнару наступили на ногу, а он с удовольствием двинул обидчика локтем. Вот, так лучше. Он теперь не раб, а свободный человек, к тому же… гений, как там его Гарат обозвала.
«Ай, иди к черту, Миллиган».
Гарат подлезла под телегой. Айнару пришлось протискиваться между тряпичником с яркими платками, платьями, «китайско-рыночного» вида штанами, рубахами и уже знакомыми хлебными плодами. Босоногая девчонка подобралась к саквояжу, протянула тонкую лапку, чтобы сорвать замок.
– Кыш отсюда, – беззлобно шуганул девчонку Айнар. Она исчезла в толпе, как испуганная дворняга.
Гарат заняла прилавок из перевернутой на попа огромной бочки. Айнар постучал по дереву – или не дереву, что-то вроде плотной травянистой структуры.
– Ты чего тупишь, давай, помогай!
Гарат разворачивала вывеску. Она изображала плошку, руку, лист травы, похожей на коноплю – полынник, местное растение, помесь полыни и подорожника, символ лекарей. Подпись гласила «ЛЕКАРСКИЕ УСЛУГИ», и секунду Айнар еще «тупил», потому что надпись была на незнакомом языке, буквы чужие. «Крестьяне неграмотные, а я – да. Откуда? Кто обучил раба…»
«Билли Миллиган» молчал. Айнар ойкнул, пробурчал «извини» под мрачным взглядом Гарат и растянул, наспех прибивая гвоздями из своего саквояжа, вывеску на двух складных шестах. Их Гарат приготовила с собой. Теперь прилавок обрел почти завершенный вид, а затем последовали инструменты то ли хирурга, то ли стоматолога, то ли средневекового коновала, если Айнар чего-то знал о средневековых коновалов.
Почти ничего. Здесь лечили, разумеется, Искрами. Искрами Жизни, вот как это называлось.
Люди проходили мимо. По соседству торговали сушеными фруктами, от них поднимался приторный густой аромат. Гарат ткнула Айнара:
– Ну, кричи.
– Что кричать?
– Да хоть что. Зубы, рвем зубы, удаляем чирьи, вычищаем раны! – нараспев у нее получилось почти мелодично. Айнар кашлянул и присоединился. Люди все равно проходили мимо, косились, изредка останавливались, даже шевелили губами. То ли картинки рассматривали, то ли знакомые буквы искали. Айнар заметил широкомордого тучного типа с огромным пламенеющим нарывом прямо над бровью, бледный и рыжеволосый, как остальные, он скреб покрасневшую складчатую лысину, но выбор сделать не решался. А ведь одет хорошо, наверняка, небедный.
Боялся. Искры – это понятно, а тут щипцы какие-то…
«Знаешь», – горло у Айнара уже побаливало, но он послушно рекламировал услуги, пытаясь переорать остальных торгашей.
«Знаешь, Гарат», – складывал он в голове, не решаясь высказаться. – «А зачем им твои скальпели и зубодерные инструменты, если можно все решить магией? Пуф – и готово. Как там в «Гарри Поттере» было? Авада Кедавра… стоп, плохой пример».
Толстяк ушел, никто больше не задерживал взгляда дольше, чем на пару боязливых секунд. У соседа фрукты раскупили до трети, солнце медленно перетекало из желтого к красноватому. Хотелось пить.
На языке теперь вертелось ехидное: ну да, мы, конечно, прямо-таки непримиримую войну магии объявили. Наука одерживает победу за победой. Сводки с фронта самые воодушевляющие.
– …удаляем зубы, чистим раны, – заунывно выводил Айнар. У него получалось с особым распевом, тесхенское наследие сказалось. Гарат вторила глуховатым прокуренным голосом.
Рынок понемногу редел, люди расходились кто по домам, кто запрягал полосатых лошадей. Приехавшие издалека, наверняка, торопились занять хорошие места в таверне, чтобы не ночевать под открытым небом или в амбаре, другие предпочитали подождать «до последнего клиента». Фигура Цианы Тар-Оронен взирала на неудачливых прогрессоров-попаданцев свысока, высокомерно, как должно быть, при жизни Светоч и смотрела на простых смертных.
Айнар перестал орать.
«Пойдем отсюда», – он собирался сказать именно это, только стоило оформить фразу в надлежащие аккуратные «скобки». Что-нибудь типа: в другой раз повезет больше. Может, завтра, если еще будет базарный день. Или город выберем получше, вот например…
– На помощь! – крик повис в холодеющем вечернем воздухе. Сосед с фруктами выронил хлебный плод, и тот упал на мостовую, разбрызгав темно-оранжевую, пахнущую дыней, мякоть. Двое зевак с леденцами оглянулись с растерянной неторопливостью. – На помощь! Помогите! Мой сын! Умирает! Помогите!
Гарат перепрыгнула за прилавок. Позже Айнар осознал, что так и не понял – как ей удалось за мгновение собрать все свои щипцы-скальпели и зубодерные инструменты, опередить на десяток шагов. Ему пришлось нагонять. Вывеска и прилавок остались позади.
– Умирает! – снова раздался крик. Первый голос был женский, второй мужской, потом снова женский.
Толпа собиралась метрах в ста от никому не нужной врачебной палатки. Зеваки бормотали об Искрах, мол, ни у кого нет с собой – хорошей такой. Искра Жизни нужна, заявила бабка с крючковатым носом. Молодая девушка, похожая на нее, дочь или внучка, пробормотала, мол, дома-то есть, но с собой не прихватили. «Э, да поздно уже. Помрет мелкий!» – вороной на заборе прокаркала бабка. Айнару снова пришлось проталкиваться, Гарат же двигалась с обычной своей легкостью, будто мелькала между людских спин, поясов, рубах, платьев.
– Мой сын! Он не дышит!
– Да отойдите, остолопы, ему воздух нужен!
– Не толпитесь!
– Мой сын, мой мальчик!..
Айнар протолкался еще дальше. Гарат уже склонилась над ребенком лет семи-восьми, он лежал на телеге, запрокинув голову. Светлокожий, рыжеволосый, как все местные – и с уже начавшими синеть губами.
– Отойдите, я помогаю.
Простоволосая женщина в цветастом платье повисла на локте:
– Помогите Гуннару! Умоляю вас, господин, помогите!..
Она была младше Ленки на вид, зареванная. Поодаль мял шляпу очередной мужик, судя по характерному растерянному виду – отец. «А че, а я че сделаю». Тупица, мысленно обозвал его Айнар.
– Конечно, – он кивнул матери ребенка.
– Давай, помогай, – Гарат быстро и ловко разворачивала инструменты. – Аллергическая реакция. Смотри, вот тут, – она показала на щеку мальчишки, где пылал налитый красным укус. – Пчела или оса. Отек Квинке, придется делать экстренную трахеостомию. Черт, надеялась обойтись простой интубацией, но отек слишком сильный…
– Ээээ, а я…
Айнар боялся крови.
У него затряслись руки, едва не выронил хирургические инструменты, которые раньше видел только в фильмах – зажимы, наверное, еще что-то. Гарат окатила его резко пахнущей жидкостью, вроде спирта или более активного дезинфектора.
– Давай быстрее!
Он сглотнул.
«Лишь бы не грохнуться в обморок».
Вот хохоту-то будет. Хотя нет, мальчишка задыхался, совсем не дышал уже минуту-две, скоро для него все будет кончено.
– Просто делай, что говорю, – буркнула Гарат.
Саму операцию Айнар запомнил плохо. Гарат работала очень быстро, будто каждый день по сотне таких вот экстренных трахеостомий проводила: вскрыла отекшую разбухшую шею, казалось, что из нее сейчас брызнет гной, как из воспаленного налитого прыща, но раздутое горло просто поддалось. Гарат вставила трубку, приказала Айнару фиксировать по краям.
Крови было не так уж много. Разрез – жутковатый, замутило, мир окрасился в серо-зеленые оттенки, но Айнар удержался на ногах. Резкий запах дезинфекционного раствора помогал сохраняться сознание, а еще плач женщины, матери мальчишки, и блеющий какой-то нерешительный голос отца. Мужчина оправдывался, мол, он вот все время был, продавали пшеницу и яблоки, откуда ж знали, что такое случится.
Несколько секунд не происходило ничего. Мальчишка с раздутой до размера башмака шеей так и лежал, глаза открылись и остекленело таращились в пространство. Теперь из разведенной гортани торчала трубка, Гарат продолжала работать, вколола Гуннару что-то из закрытой банки. Шприц у нее был стальной, многоразовый. Айнар такие только в фильмах видел, надо же, остались они еще.
– Помер малец-то, – пробормотал какой-то зевака.
– Ну дык, – подтвердил другой. – Ежели вот тебе горло-то разрезать, сам долго ли проживешь?
– Все тесхенцы, – третьей вклинилась женщина, дородная баба в зеленом с желтыми пятнами аляповатых цветов платье. – Убивцы!
«Сейчас начнется».