Читать книгу Сухуми: зеркало воспоминаний - Майя Сохумели - Страница 6

Вкус детства никогда не забывается, мой вкус – это лимонад. На улицах Сухуми стояли аппараты с газированной водой. Моешь стакан, кидаешь три копейки – и в стакан льется лимонад. Нет трех копеек – кидаешь копейку и наслаждаешься чистой газированной водой. А на день рождения я получал пепси, которое все лето выжидал, но только к сентябрю мне доставался этот заморский нектар. Кстати, прежде чем дать мне насладиться напитком, мой дед проводил целый урок просвещения. 30 лет назад советские и американские лидеры договорились построить заводы по производству пепси в СССР. Они также договорились и о бартере: литр водки «Столичная» на литр концентрата пепси.

Мой дед принимал участие в строительстве и наладке оборудования на сухумском заводе, поэтому не рассказать этого мне он не мог. Дед говорил, что стандарты строительства и производства были особо высоки, везде была идеальная чистота, персонал особо следил за качеством выпускаемой продукции, представители пепси всегда сопровождали груз с концентратом напитка, чтоб наши умельцы не узнали его содержание.

Став старше, когда ходили с ребятами на практику на завод, могли пить пепси литрами, так как плохо закупоренные бутылки браковались, и можно было пить, сколько хочешь. Персонал, как и везде, растаскивал все, что мог, и домой несли не бутылки с пепси, а сам концентрат, а там разбавляли. Думаю, американцы об этом и не догадывались. Пробками от пепси играли, причем пробки с надписью «Пепси» ценились дороже, помню, и ставки были в пепси-исчислении, мы в футбол играли на ящик пепси.

Бутылка пепси стоила 45 копеек, а пустую принимали за 10. У нас на Чанба под боком был магазин, там было хранилище – сотни пустых бутылок лежали под открытым небом. Мы таскали эти бутылки, сдавали 5 штук и получали одну полную. Мама мне долго не разрешала пить пепси, ведь что только не говорили про него. Что если в стакан с пепси кинуть зуб на ночь, то утром его не будет, что он съедает лезвие, если его туда кинуть.

Единственное, что подтвердилось: автомеханики мыли им руки – пепси отлично снимал грязь. Помню, я один раз купил аж две бутылки пепси и пришел во двор, мы с ребятами уселись на крышу гаража и наблюдали за девочками, которые отплясывали ламбаду. Они танцевали друг с другом, а с нами не хотели. Мы же были лишь сторонними наблюдателями, которым приходилось глотать слюни от того, как они мелодично вертели бедрами. В такой момент, мне кажется, у нас дух захватывало. Многие девочки серьезно подсели на эту песню, наша соседка Нино записала «Ламбаду» на кассету, полностью заполнив от начала и до конца. Нино непрерывно слушала «Ламбаду» – видимо, входила в транс.

Один раз кто-то принес в школу магнитофон и на перемене включил эту «Ламбаду»… Ох, что было тогда! Девочки, как заведенные, начинали плясать свою ламбаду в фартучках, а мы с ребятами стояли позади и забавлялись плевалками.

Это были собственноручно изготовленные плевательные трубочки: у каждого в школе была паста Big, такая прозрачная ручка, внутри которой был виден стержень. Писали они очень мягко и жирно, первое время было непривычно, потому что мы привыкли к пастам нашего родного завода «Оргтехника», который выпускал пасты с миллиметровой погрешностью шарика, что мешало им писать красиво. Еще этот завод выпускал фломастеры, и я помню, как наши школьники ходили на практику на этот завод и возвращались в краске по локоть, но с охапками фломастеров.

Так вот, наши плевалки и были производства Big, а боеприпасами для них служили в основном плоды какого-то дерева, которое росло по всему Сухуми, которые принимали нужную форму и размер как раз в сентябре. Мы обдирали эти деревья снизу доверху. Я был довольно высоким, поэтому мне удавалось доставать там, где никто другой дотянуться не мог. Попадание такого снаряда могло вызывать и синяки. В другие времена года приходилось использовать пережеванную бумагу, что исключало болезненный исход. В трубочку от ручки погружалась в тот день бумага, потому что никого калечить мы не хотели, только посмеяться. Вот и плевались в толпу, которая окружила наших танцующих девочек. Нужно было глубоко вдохнуть, на выдохе пульнуть бумажный шарик, а после спрятать плевалку. И ты просто продолжал смотреть, как ни в чем не бывало. Мы сдерживались, чтобы не упасть от смеха, но моменты непонимания людей, которые хватались то за голову, то за шею, были невероятно смешными.

Я всю жизнь прожил у бабушки и дедушки. Ну как сказать жизнь? Я прожил короткий промежуток времени до войны – это была вся моя жизнь. Мои родители жили и работали в Москве, периодами приезжая в Сухуми. После войны я переехал к ним, но проведенное время на Чанба никогда не забудется мной. Каждое утро я просыпался, чтобы отправиться в свою любимую 14 школу, иногда пешком, иногда на «пятерке» Икарусе, который ходил с рынка на Беслетский мост. В Сухуми все были друг другу знакомы, и все было знакомо. Даже собаки узнавали друг друга и тех коров, которых сельчане выгоняли пастись в город и которые медленно проходили мимо нас дважды в сутки, пожевывая по дороге кустарники дикого лимона. Поэтому иногда возвращался я пешком, вся дорога занимала у меня около 30 минут.

Шел долго, не оглядываясь вокруг, мимо пожарной части, что около Белого моста, да и по самому Белому мосту, в котором были и дырки. Проходил баню, которая не функционировала, но внизу был источник, откуда во время войны мы возили воду на тачке. Проходил улицу Матарадзе – там я покупал мороженое, которое всегда хотел донести до дома, но не успевал, потому что слюни текли с такой стремительностью, что приходилось съедать его сразу. После я спускался вниз, поворачивал налево, где дорога раздваивалась, направо шла дорога к 13 школе, а налево был подъем к остановке «Анкара». Там был старый источник, оборудованный каким-то турком, который в камне высек карту Черного моря. У него очень вкусная вода. Однако где-то за год до войны кто-то отвел источник к себе, и вода пропала. В последний год, когда началась блокада, поезда перестали часто ходить, поэтому мы сокращали путь, идя по «железке» прямо от нашей школы через ЖД мост, и выходили прямо к бане, что сокращало путь где-то на километр.

Я не любил ходить на этот мост, потому что еще до войны стал свидетелем, возвращаясь со школы, я увидел, как мужчина заломил молодой девушке руки и пытался ее изнасиловать. Меня охватила паника, но быстро сообразив, я схватил какой-то камень и бросил в него. Камень попал в голову, девушка успела вырваться и убежать, а мужик хотел броситься на меня. Слава Богу, что мой сумасшедший сосед под вечер выгуливает собак именно там – мужчина увидел собаку и тоже убежал. Так я спас девушку от изнасилования и сам спасся. Я рассказал бабушке, она дедушке, потом пришли милиционеры, я все описал, но никто к ним не обратился, да и девушку я эту видел впервые, и мужчина мне был не знаком. С того времени прошел год, но я все также не любил ходить этой дорогой, но приходилось.

Во дворе у нас всегда собиралось много ребят, а самое удивительное для меня сейчас, что мы никогда не спрашивали, кто грузин, абхаз, армян или даже китаец – просто как-то нас объединяло другое. Днем мы просто смотрели за девочками, играли в карты и нарды. По воскресеньям, а иногда и по вечерам мы ходили ловить рыбу на Беслетке, которую потом скармливали кошкам. Так прошло мое самое непродолжительное, но светлое время, а потом Чанба во время войны накрыли, можно сказать, ковровой бомбежкой из Града, на 15 марта 1993 года. Этой ночи никогда не забуду, к сожалению.