Читать книгу Измена - Меган Хорхенсен - Страница 7

…И мы отправляемся в обратный путь. Всё так же по пустынному пляжу, только теперь обрыв возвышается по правую руку, а океан лежит слева. Обходим бухточку, забитую яхтами, а затем, перейдя по дощатому мостику впадающий в океан ручеёк, добираемся до деревянной скамеечки и садимся перекурить перед долгим походом – белые башенки нашей гостиницы еле-еле видны на горизонте, и нам предстоит брести по горячему песку часа два, не меньше.

Мы устали. Хочется подремать. Но полчаса на лавочке взбодрили – под сигарету, попивая колу, купленную в киоске на окраине. Прохладный ветерок, прибегающий с моря, сдувает усталость.

Пора начинать разговор. В гостинице не получится. Там меня терпеливо подслушивают.

* * *

Я знаю, почему они не начинают. Пытаются сообразить, какая схема задействована на случай моей гибели, исчезновения или потери разума. Не зная степени моей защищенности, они не осмеливаются напасть. Любое действие может вызвать автоматическую реакцию – от вскрытия пакета в сейфе неизвестного им банка до подробных инструкций далёким организациям-конкурентам в Японии или Бразилии. Поэтому они ждут. Пытаются понять, просчитать, определить мои действия. Ждут новых данных, деталей, контактов.

Они нападут, как только убедятся, что захватили оригиналы, а копий у меня не осталось. До этого меня не убьют.

Разумеется, они допускают, что я расскажу или уже рассказал Мари основу. Разумеется, они понимают, что раз Мари со мной, то я включил её в схему. И наш совместный приезд их пока останавливает. Только благодаря Мари они пока не понимают, что происходит.

Им очень не хотелось выпускать меня из Москвы, но они понимают, что бумаги где-то здесь – в Португалии. И понимают, что я к бумагам их приведу.

Считают ли они, что мы с Мари работаем вместе с самого начала? Нет, конечно. Биография её известна им не хуже, чем мне. Мягкая женщина, замкнутая на внутреннем мире. Женщина, под обаяние которой попадают все, кто её знает. Женщина, которая не умеет настаивать на своём, но которая не считает себя несчастной. Женщина, которая ценит прелести жизни – утренний кофе с бутербродом (где масло обязательно должно лежать тонким слоем на таком же тонком и аккуратном кусочке хлеба), хорошую сигарету, тихую плавную и щемящую музыку… Но она равнодушно созерцает окружающий мир, если только этот мир не ударяет её напрямую.

Мари не боец, не воин, не амазонка. Она никогда не выходила за пределы собственного небольшого мира, в котором умещаются все её надежды и радости.

Единственные интриги и игры, на которые способна Мари, это милые женские уловки ради достижения весёлых и симпатичных целей. Мари – настоящая женщина, обладающая ненавязчивым талантом, – как каждая настоящая женщина, она умеет заставить мужчину выполнять свои прихоти и скоротечные желания.

Скорбный взгляд на витрину с модным женским бельём. Лёгкий вздох сожаления по поводу недоступности дорогих духов. Равнодушное замечание о приобретённых подругой сапожках. И ты внезапно осознаёшь крайнюю необходимость совершенно ненужных безделушек, задача приобретения которых вдруг становится твоей обязанностью, включая мучения длиннющих очередей и тщательное изыскание дополнительных средств. Ты бежишь за сапогами, выбираешь духи, рыскаешь в поисках доступного (и недоступного) по зарплате белья…

К тому же, Мари, как настоящая женщина, ставит задачу так, что ты веришь, будто бегаешь по магазинам по собственной инициативе.

Если бы качества прирождённого управляющего ограничивались только умением постановки задач подчинённым, то Мари стала бы идеалом руководителя. Но она мягка, незлобива, нежна и обаятельна. Притягательность Мари для окружающих именно в спокойствии души. Поэтому люди к ней тянутся. Поэтому второстепенный приятель может подарить ей мобильный телефон или кофеварку, ничего не прося взамен и ничего не требуя. Просто потому, что Мари вызывает непреодолимое желание делать ей добро.

И поэтому я счастлив в подчинении у Мари.

Конечно, я вижу её недостатки. Равно, как Мари видит мои…

К примеру, Мари не умеет и не любит готовить. У неё, правда, есть пара любимых рецептов – пирожки с картошкой и беляши, – но вкушать приготовленный ею обед мне приходится крайне редко. К тому же, Мари много курит. Она погружена в свою йогу, отвлекающую внимание от детей, мамы, меня. Но все эти мелочи только оттеняют достоинства Мари, придавая им присущие человеку, а не кукле, шероховатости…

* * *

Понять внутренний мир моей жены невероятно сложно, но невозможность её включения в шпионскую схему очевидна для любого наблюдателя-профессионала.

Я не хочу подвергать риску Мари. Единственную женщину, которую я любил и люблю. Степень риска для неё ни в коем случае не увеличивается ни на йоту. От того, расскажу я или нет разгаданную мною историю, её жизнь не станет безопасней. Для Мари уровень опасности определяется уровнем наших отношений.

Если бы тогда, в девяносто втором, мы не встретились, как бы она жила?

Странный вопрос, ответ на который я не могу найти. Если бы тогда, двенадцать с лишним лет назад, я знал то, что знаю сегодня. Если бы тогда я понимал, насколько эти знания опасны, не оттолкнул бы я её тогда? Начинал бы ухаживать по стандартной схеме – приглашая в рестораны и завязывая шнурочки на маленьких зимних сапожках? Когда остановился бы?