Читать книгу Все нечестные святые - Мэгги Стивотер - Страница 3

Той ночью в машине, что ехала в сторону Бичо Раро, сидели два человека: Пит Уайатт и Тони Ди Ризио. Пит и Тони столкнулись в Западном Канзасе много долгих часов тому назад. Не буквально столкнулись, но почти что. Пит тащился по уходящей в бескрайнюю прерию дороге, ловил попутку и четыре-пять раз в час принимался вслух считать дистанционные столбы, как вдруг откуда ни возьмись прямо у него над головой пролетела сова, так что юноша невольно подпрыгнул на несколько дюймов. В следующую секунду на том месте, где он только что находился, остановилась, взвизгнув тормозами, машина. Тони покрутил ручку, опуская оконное стекло, прищурился, пытаясь хоть что-то разглядеть сквозь тучу пыли и гравия, и требовательно спросил:

– Как меня зовут?

Пит признался, что ответа на этот вопрос не знает, и Тони посветлел лицом.

– Придется тебе покрутить баранку, – заявил он, отстегивая ремень безопасности, – а то я маленько накачался.

Вот так Пит, паренек, всего несколько десятков раз водивший отцовский седан с тех пор, как получил права, оказался за рулем вызывающе непривлекательного грузопассажирского автомобиля «Меркури», выкрашенного в яично-желтый цвет. Тони Ди Ризио любил большие машины. В агентство по продаже автомобилей он явился, вооружившись лишь рулеткой да чековой книжкой.

По его мнению, в машине длиной более семнадцати футов, облицованной деревянными панелями, чувствовалась определенная стабильность.

Сам Тони был красив, как сигарета. В настоящий момент он носил белый костюм и короткие темные баки. И костюм, и баки, некогда весьма элегантные, к моменту встречи с Питом успели изрядно помяться. Тони уже пять дней гнал вперед свой «Меркури», а себя загонял и того дольше. Ему было всего тридцать четыре, но все эти годы он прожил дважды: один раз как Тони Ди Ризио и один раз как Тони Триумф. Пережив настолько скучное детство, что не расскажешь в приличном обществе, он стал диджеем на радиостанции с легкой музыкой, слишком скучной, чтобы слушать ее в приличном обществе. За последние несколько лет Тони сделал себя и радиостанцию неотъемлемой частью любого дома: для этого он приглашал в студию случайных домохозяек, те выбирали какую-то песню, а хитрый диджей объявлял ее «хитом этого часа». На Тони открыли настоящую охоту; все женщины Филадельфии высматривали знаменитого диджея в продуктовых магазинах и на улицах, надеясь, что тот их заметит. Местная газетенка и так и этак обсуждала его эфиры, пытаясь путем сложного анализа определить, женщин какого типа чаще всего приглашает Тони; во что эти счастливицы одеты (чаще всего таковые щеголяли в туфлях без каблука); как причесаны (счастливицы частенько заявлялись в студию в бигуди); и сколько им лет (обычно больше пятидесяти). Через все статьи красной нитью проходила одна и та же мысль: ТОНИ ТРИУМФ НУЖДАЕТСЯ В МАТЕРИНСКОЙ ЗАБОТЕ?

Вот чего хотел Тони: избавиться от снов, в которых над ним смеялись малюсенькие птички с очень длинными ногами. Вот чего он боялся: что люди станут смотреть, как он ест.

А еще он скучал по матери.

Ничего этого Пит Уайатт не знал. Он не очень любил легкую музыку и вдобавок никогда не бывал восточнее Миссисипи. Этот опрятный парень с тусклыми каштановыми волосами, яркими карими глазами и довольно аккуратными ногтями всего несколько недель назад окончил старшую школу. Хотя Пит был младше Тони на десяток с хвостиком лет, он уже родился старым, то есть изначально был хорошим камнем, на котором можно построить церковь, – таким уж выкатился из лона матери.

Пит был из тех людей, что не могут не помогать. В двенадцать лет он организовал благотворительный сбор консервов и установил мировой рекорд по количеству фунтов супа-пюре из кукурузы, когда-либо розданного бедным. В пятнадцать, движимый невысказанным страданием ребенка, не имеющего друзей, накопил денег и купил каждому первокласснику в своей старой школе по цыпленку. Освещавшие этот смелый проект газеты истолковали намерение юноши превратно, в итоге три расположенные в Индиане фермы по разведению домашней птицы сначала получили удвоенные пожертвования, потом утроенные и, наконец, учетверенные. В родной город Пита прибыли две тысячи цыплят – по одному на каждого первоклассника в городе плюс три цыпленка в подарок. Этих трех цыплят Пит учил всевозможным трюкам, чтобы развлекать бабушек и дедушек в домах престарелых.

Окончив школу, Пит собирался записаться в армию, дабы пойти по стопам отца, но доктора нашли у него в сердце отверстие. Поэтому сразу после выпускного молодой человек спрятал свой стыд под спортивным костюмом и отправился автостопом из Оклахомы в Колорадо.

Вот чего хотел Пит: открыть свое дело, которое принесло бы ему столько же счастья, сколько две тысячи цыплят. Вот чего он боялся: что странная, давящая пустота в сердце рано или поздно его убьет.

До Колорадо путь неблизкий, откуда бы вы ни ехали (ну, почти что). Это означало, что путешествие обещало выдаться долгим при любых обстоятельствах, однако казалось еще дольше, потому что Пит и Тони, как большинство людей, которым суждено было стать друзьями, терпеть друг друга не могли.

– Сэр, – сказал Пит, опуская оконное стекло спустя всего несколько часов пребывания за рулем, – не могли бы вы прекратить?

Тони курил, развалившись на пассажирском сиденье, а серый день за окном уже начинал клониться к вечеру. Пит высматривал дорожные знаки, в тщетной попытке сообразить, как далеко они уже заехали, но до сих пор ни одного не увидел.

– Малыш, – ответствовал Тони, – а ты не мог бы вытащить палку из задницы?

– Я уже десять часов подряд сижу за рулем, из-за того что вы маленько накачались, да еще и кашляю из-за вашего дыма. Честно говоря, не вижу в этом никакого смысла.

Некоторые люди полагают, что курение оказывает расслабляющее действие. Другие считают, что оно помогает им расслабиться, но в то же время их оскорбляет. Третьи себя оскорбленными не чувствуют, но, куря, ужасно нервничают. А есть такие, которые одновременно чувствуют себя оскорбленными и нервничают при одном упоминании этого слова. Пит принадлежал к последнему типу людей.

– Ты всегда такой правильный? Не хочешь включить радио?

Нужная кнопка отсутствовала. Пит сказал:

– Не могу. Тут нет ручки настройки.

– Чертовски верно, – довольно ответил Тони, – потому что я выбросил ее в окно еще в Огайо. Не хотел слушать это нытье, и твое тоже выслушивать не желаю. Так что лучше бы ты перестал смотреть на меня глазами потерявшегося щенка. Погляди в окно, полюбуйся сельской местностью.

Совет получился бестолковый. Пит до зубовного скрежета устал таращиться на монотонно ползущий за окнами пейзаж, и думал лишь о том, как бы от сего зрелища отвлечься. Между тем Тони начал клевать носом, а потом и вовсе задремал, и Пит остался один на один с природой. В течение дня ландшафт медленно менялся: равнины перетекали в холмы, те перерастали в горы, горы, в свою очередь, превращались в очень высокие горы, а потом вдруг появилась пустыня.

Пустыни в этом уголке Колорадо суровые. Это вам не разноцветные камни с изящными кактусами, каковые можно найти дальше, на юго-западе, и не молчаливые, покрытые соснами утесы и долины, покрывающие большую часть Колорадо. Это бесплодная пустошь, поросшая низкорослым кустарником, присыпанная желтой пылью; это иссиня-черные, острозубые горы на горизонте, всем своим видом демонстрирующие, что они вам не рады.

Пит моментально влюбился по уши.

Странной, холодной пустыне безразлично, жив ты или умер посреди этой пустоши, и всё же Пит в нее влюбился. Прежде он никогда не думал, что какое-то место может быть таким незащищенным, и едва не расплакался. Слабое сердце юноши почувствовало опасность, и всё же он не мог устоять.

Он влюбился так страстно, что это заметила даже сама пустыня. Пустыня привыкла к случайным любовным интрижкам проезжающих по ней чужаков, поэтому решила подвергнуть любовь Пита суровому испытанию, наслав на него пыльную бурю. Песок молотил по машине, проникал в салон через края окон, заметал углы приборной панели. Питу пришлось остановиться, убрать с решетки «Меркури» перекати-поле и ветки, а также вытряхнуть песок из ботинок, и всё же его любовь устояла. Пустыню это не убедило, и она подговорила солнце светить во всю мощь, дабы свалить Пита и Тони с ног. В машине быстро установилась страшная жара. Приборная панель треснула от перегрева, а руль под ладонями Пита раскалился, точно расплавленный металл, – не дотронешься. По шее юноши катились, стекая за ворот, капли пота, во рту пересохло, и всё же он был очарован. Потом, когда день уже клонился к закату, обессиленная пустыня из последних сил вызвала слабенький дождь к северу от «Меркури». Дождь породил небольшое наводнение, так что по шоссе пополз грязевой поток, красиво освещенный тусклым светом заходящего солнца; пустыня позволила температуре резко упасть, так что холод стал пробирать до костей. Грязь замерзла, растаяла, наконец снова передумала и замерзла еще раз. Из-за таких колебаний природы асфальт на шоссе вспучился, треснул, образовалась яма, в которую и ухнул «Меркури».

От резкого сотрясения машины Тони проснулся.

– Что тут произошло?

– Погода, – ответил Пит.

– Обожаю погоду, прямо как свои новости, – проворчал Тони. – Только когда они случаются не со мной.

Пит открыл дверцу машины, приложив изрядное усилие: автомобиль сильно накренило.

– Садитесь за руль.

Он выбрался из ямы, готовясь выталкивать из нее автомобиль, в то время как Тони снова надел ботинки, а потом переполз на водительское сиденье. Пустыня наблюдала, как Пит силится вытащить машину из ямы, давя плечом на неестественно задранный кверху бампер. Зависшие в воздухе колеса вхолостую крутились, обдавая ноги юноши золотистыми брызгами холодной жидкой грязи.

– Малыш, ты там толкаешь или как? – крикнул Тони.

– Толкаю, сэр.

– Уверен? Может, ты тянешь?

– Мы можем поменяться местами, – предложил Пит.

– Между «мы можем» и «нам следует» лежит чертова бездна, – отрезал Тони, – и у меня нет ни малейшего желания ее пересекать.

В конце концов «Меркури» вырвался на свободу. Глаза Пита были прикованы вовсе не к выкатившейся на ровный асфальт машине, а к меняющемуся на глазах умопомрачительному горизонту. Последний луч солнца играл с пустыней, и каждая травинка поблескивала искорками, что вспыхивали на каплях воды. Руки Пита болели от усталости и покрылись гусиной кожей, и всё же он наслаждался сказочным видом, жадно глотал пропитанный ароматом можжевельника воздух, чувствуя, что влюблен до безумия.

Пустыня, обычно не склонная к сочувствию и сентиментальности, расчувствовалась и впервые за долгое-долгое время полюбила кого-то в ответ.

С наступления ночи минуло уже несколько часов, и лишь тогда Пит собрался с духом и поинтересовался у Тони, куда тот направляется. Раньше это не имело особого значения: было очевидно, что какую-то часть пути они проделают вместе, потому что встретились в той части Канзаса, в которой кроме как на запад двигаться некуда.

– Колорадо, – ответил Тони.

– Мы в Колорадо.

– Рядом с Аламосой.

– Мы недалеко от Аламосы.

– Бичо Раро, – разродился Тони.

Пит так долго смотрел на Тони, что «Меркури» успел слегка сбиться с курса.

– Бичо Раро?

– Малыш, я разве заикаюсь?

– Просто дело в том… Я тоже туда еду.

Тони лишь слегка шевельнул густой черной бровью да глянул в окно, за которым стояла непроглядная темень.

– Что? – спросил Пит. – Вы не верите, что это совпадение?

– Считать ли совпадением то, что ты не хочешь выходить из машины и тащиться пешком через пустыню? Ага, это просто чудо, сынок.

Пит был честным малым, поэтому у него ушло около минуты на то, чтобы понять, что имеет в виду Тони.

– Послушайте, сэр, у меня при себе письмо от моей тети, оно здесь, в кармане моей рубашки. Можете сами взглянуть и убедиться: я направляюсь в Бичо Раро.

Он на ощупь извлек из кармана конверт, и «Меркури» снова вильнул в сторону.

Тони покосился на юношу.

– Почем мне знать, может, это твоя домашка по математике.

Так уж вышло, что за несколько дней пешего путешествия по шоссе письмо, присланное Питу его тетей Жозефой, пропиталось по́том. Для Тони это не имело особого значения, а вот Питу была невыносима одна только мысль о том, что кто-то может посчитать его нечестным иждивенцем.

– Я еду туда на лето, поработать. Пару лет назад моя тетя там гостила. Сейчас она живет недалеко от Форт-Коллинса, но в то время она была там и… Не знаю, почему я вам это рассказываю, но тогда она попала в настоящую беду и впоследствии говорила, что там ей очень помогли. Она написала мне и сообщила, что они готовы отдать мне свой грузовой фургон, а его стоимость я смогу им возместить тяжелым трудом.

Тони выдохнул очередное облачко дыма.

– И на кой черт тебе сдался грузовой фургон?

– Я собираюсь заняться грузоперевозками. – Сказав это, Пит как наяву увидел логотип своей будущей компании: надпись «ПЕРЕВОЗКИ УАЙАТТА», а рядом – дружелюбного вида синий бычок, запряженный в повозку.

– До чего забавные идеи выдумывает нынешняя молодежь.

– Это отличная идея.

– То есть всё, чего ты хочешь от жизни, это какая-то транспортная компания?

– Это отличная идея, – повторил Пит. Он крепче вцепился в руль и несколько минут вел машину молча. Дорога стрелой уходила вперед, небо сонно нахмурилось, и если что и привлекало внимание путников, так это совершенно одинаковые столбы, обмотанные колючей проволокой. Пит не видел пустыню и всё же знал, что она совсем рядом. Отверстие в сердце Пита вдруг отозвалось особо резкой болью.

– А вы зачем едете в Бичо Раро?

Истина заключалась в следующем. Каждое утро, дабы собраться с духом и отправиться-таки на работу, чтобы провести очередной веселый! яркий! приятный! эфир, Тони ехал через всю Филадельфию в район Джуниата, парковался рядом с парком и просто сидел в машине, а вокруг сновало множество людей, которые – он в этом не сомневался, – понятия не имели, кто он такой. Многие чувствуют себя некомфортно, оказавшись среди незнакомцев, но для Тони, чья жизнь постоянно рассматривалась под микроскопом, это было отдохновением. На несколько минут он переставал быть Тони Триумфом и становился просто Тони Ди Ризио. Потом он заводил машину и ехал на работу.

Однажды утром, за несколько недель до описываемых событий, в окно его машины постучала какая-то женщина. Шел дождь, и незнакомка нацепила на голову большой пакет для продуктов, дабы защитить свои кудряшки. На вид ей было лет пятьдесят. «Энергичная домохозяйка» – женщин именно такого типа Тони обычно приглашал на свое шоу, однако дама не оправдала его опасений. Она сообщила диджею, что они в тесном семейном кругу хорошенько всё обсудили и пришли к выводу, что Тони просто необходимо отыскать семейство Сория. Тут-то Тони и заметил, что семейка в полном составе стоит в нескольких шагах позади дамы, очевидно, ее отправили с докладом вперед, как главу дома. Женщина заявила, что они знают Тони и им жаль видеть его в таком состоянии. Сория больше не живут в Мексике, так что Тони не придется беспокоиться о том, как пересечь границу. Всё, что ему нужно сделать, это ехать на запад и прислушиваться к отзвукам чудес в своем сердце. У семейства Сория он непременно найдет перемены, которые ему так нужны.

Тони сказал женщине, что у него всё прекрасно, а та покачала головой, вручила ему носовой платок, похлопала по щеке и ушла. Тони и не думал плакать, но, развернув платок, увидел сделанную фломастером надпись: Бичо Раро, Колорадо.

Теперь же Тони просто спросил у Пита:

– Малыш, ты суеверный?

– Я христианин, – честно ответил юноша.

Тони рассмеялся.

– Знавал я одного парня, так он рассказывал леденящие кровь истории про эту долину. Якобы тут видели странные огни, может, даже летающие тарелки. Якобы тут ночами бродят люди-мотыльки, оборотни и вообще всякие жуткие твари. Птеродактили.

– И грузовики.

– Ни разу не смешно.

– Нет, вон там. – Пит показал пальцем. – Разве это не похоже на припаркованный грузовик?

Сам того не ведая, Пит указывал на тот самый грузовик, ради которого проделал весь свой долгий путь – тот самый грузовик, которым владели трое кузенов Сория, среди которых была та, в кого ему суждено было влюбиться. Пит прищурился, пытаясь разглядеть машину получше, но тут задняя дверь грузовика захлопнулась и свет погас. Пустыню накрыла кромешная темень, и Пит засомневался, действительно ли он что-то видел или ему померещилось.

– Рептилоиды, – предположил Тони. – Наверное.

На самом деле Тони тоже успел кое-что заметить – не снаружи, а внутри себя самого. Он вдруг ощутил необычное притяжение и вспомнил слова той женщины: «Прислушивайся к чудесам». Правда, слово «прислушиваться» вряд ли подходило к ситуации, ибо, строго говоря, Тони ничего не слышал. Он не улавливал ни звука, ни пения; его уши бездействовали. В дело вступила какая-то загадочная часть его души, которой Тони ни разу не пользовался до этой ночи и которой ему уже никогда не суждено было воспользоваться в будущем.

– Кажется, – промолвил Тони, – мы почти на месте.