Читать книгу Барон с улицы Вернон. Призраки Чугуева. Книга вторая - Меир Ландау - Страница 9

Немолодой художник стоял перед Минаевой, которая небрежно читала его прошение. Она поглядывала то на художника, то на жёлтый лист бумаги, время от времени ухмыляясь.

– И чего же вы хотите? – наконец отшвырнула она прошение Чумаку, который на лету поймал его и скомкав, сунул себе в карман сюртука.

– Илья Ефимович обещали-с быть на будущий год, – неловко начал говорить художник, – хотелось бы сообщить ему хорошие новости о том, что проект Делового Двора рассмотрен Вами и Вы готовы приступить по весне к возведению Делового Двора. На сколько я знаю, он Вам прислал деньги на покупку Гридиной Горы, которую знает, как живописное место с чудесным видом на Донец и его оба берега.

– Что вы думаете? – усмехнулась ему Минаева, – да кому он тут нужен, ваш Репин! У нас некоторые гимназисты и лучше нарисовать могут! Что он может этот кантонист! И что он вообще о себе думает? Я на Гридину Гору уже под свои предприятия выкупила и ещё осенью торговые склады там поставила. Так ему и передайте. А хочет вернуть свои, якобы присланные им деньги, пусть приезжает и судится со мной. А то разболтались, людишки!

– Но, – опустил голову художник, – как же… он мировая известность и в Академии Художеств…

– Чугуеву он не нужен! – вскрикнула Минаева, – как ты осмелился просить меня за этого выскочку?

– Отчего же выскочку? – опешил художник, в недоумении глядя на Минаеву, – он признан достоянием Государства Российского…

– Достояние! – ухмыльнулась Минаева, – затиранил меня уж своими расспросами, куда деваются его жалкие гроши, которые он передаёт этому гадюшнику, что именуется тут ремесленным училищем! И ишь чего надумал? Деловой Двор ставить собрался, академии захотел тут открывать! Жили мы триста лет без академий. И ещё столько же поживём! Неровен час, какой-нибудь его академик, ещё и жандармов на меня натравит! А такие могут… – Минаева, смеясь глазами, посмотрела на художника, – все Вы одинаковы, радетели чугуевские. Больно умные пошли и таких же умников воспитать пытаетесь. Не выйдет! Не нужны мне умники в городе! Хотите умничать, то Россия большая. А мы тут и без репинского приплода переживём.

В дверях зазвонил колокольчик.

– А это ещё кто? – указала на двери Минаева, посмотрев на Чумака.

– Понятия не имею, сударыня, – наклонился к ней Чумак, – что прикажете?

Минаева строго глянула на художника.

– Пшол прочь, – махнула она рукой, – и чтобы духу репинского в городе не было!

Потом посмотрела на Чумака.

– Спрячьтесь-ка, Терентий Свиридович, – сказала тихо Минаева, – я вижу, это барон фон Готт.

Художник тяжело вздохнул и направился к выходу опустив голову, в дверях столкнувшись с Виктором.

Виктор отступил, пропустив его.

Он глянул художнику вслед и прошёл в гостиную.

– Ой, барон! Барон Виктор фон Готт! Вы ли это? – улыбаясь, поднялась из кресла Минаева и приблизившись к Виктору остановилась в двух шагах, словно разглядывая его.

– Да уж, получил Ваше приглашение и как обещался, ближе к полудню прибыл к Вам, – ответил Виктор отдавая шинель камердинеру.

– А Вы, как я вижу, ночь не спавши? – улыбнулась Минаева, – не желаете ли чаю, или крепкого кофе?

– С удовольствием выпью крепкого чаю, – улыбнулся ей в ответ Виктор.

– Распорядитесь про чай, – махнула Минаева горничной.

Та кивнула и удалилась на кухню.

– Всё, знаете ли, всё больше слухи о Вас получаю, барон, – Минаева подала ему руку для поцелуя.

Виктор поцеловал ей руку и Минаева, лёгкой улыбкой и таким же лёгким кивкуом головы, пригласила его пройти в гостиную.

– И каковы последние слухи? – спросил Виктор.

– Сказывают, что у нас в городе исчез какой-то человек, прибывший из Петербурга? – скорчила Минаева удивление на лице.

– О, я Вас уверяю, – ответил Виктор, так же подыскивая нужное, более важное, выражение лица, – люди не пропадают без причины. Он жив, и мы в этом уверены. Я думаю он скрывается где-то в Чугуеве и очень скоро мы его отыщем.

– Ужас какой, – проговорила, вроде как испуганно, Минаева, – в моём городе скрывается преступник?

На этом самом «моём» она сделала какой-то особенный акцент, который Виктор без труда уловил но не подал виду.

– Ну почему же преступник? – ответил он, – человек явно болен. И ему нужна помощь врачей.

Минаева довольно улыбнулась.

Подали чай и кипящий самовар.

– Я слышала, что из его дома сегодня будто вывозили что-то? – спросила она вроде как нечаянно и тут же оборвала себя саму, – ой, да ну что это я всё о Вашей службе? Очевидно Вы и без того ею утомлены, барон?

– Ну что Вы, – ответил ей Виктор, – это меня вовсе не отягощает. Да, мы нашли в доме Полежаева нелегальную литературу и краску для печатного станка. Но сейчас, все наши находки под надёжной охраной. Не думаю, что в ближайшее время что-либо нарушит спокойствие обывателей.

– Вы не представляете как это меня радует, – улыбнулась Минаева, – знаете, я всё больше пекусь о благополучии местных обывателей и меня очень интересует всё что происходит в нашем городе. Недавно, наше собрание даже заслужило похвалу Её Светлости Великой Княгини Марии Феодоровны. Вы не знакомы с Её Светлостью? – она прищурила глаз пытаясь уловить реакцию Виктора на вопрос.

Виктор улыбнулся.

– Не имею чести знать Великую Княгиню Марию Феодоровну, – спокойно сказал он.

– Вот, а мы с ней переписываемся, – вздохнула Минаева, – но впрочем, наверное Вам скучны мои душевные дела? Скажите, а надолго ли Вы к нам в город? У Вас чисто служебный интерес, или желаете у нас поселиться? У нас, знаете ли, по весне и летом очень хорошие пейзажи. Особенно в сельце Кочеток. Не намерены ли Вы купить там домишко, чтобы проводить у нас лето?

– Намерен, – кивнул Виктор, – но думаю, что повременю с этим в ближайшие несколько лет.

– Смотрите, – улыбнулась Минаева, – если Вам нужен домик получше, то я могла бы замолвить словечко в местном земстве.

– О, – будто обрадовался Виктор, – так Вы имеете влияние на земские власти?

– Ну конечно же! – улыбнулась Минаева, – я ведь предводительствую в местном дворянстве!

– Чудесно! – кивнул в ответ Виктор, – и как обстоят дела в местном собрании? А то, знаете ли, всё не имел чести посетить вас. Даже неудобно получается.

– Можете прибыть, – кивнула Минаева снисходительно, – мы устраиваем приёмы каждую субботу в нашем здании на Дворянской улице. У нас бывает весь цвет местного общества и мы часто принимаем почётных гостей. Будете одним из них.

– Благодарствую, Капитолина Николаевна, – кивнул, улыбнувшись в ответ, Виктор.

– А сами-то Вы, чай не родственник фон Дитерихса? – спросила она, пристально посмотрев на Виктора, – уж больно лица ваши схожи? Мы, знаете ли, с фон Дитерихсом очень дружны!

– О, ну что Вы! – ответил Виктор, – не имею чести знать уважаемого барона Дитерихса. Да и родственники мои поскромнее будут.

– Странно, – усмехнулась Минаева, – это очень известные люди в Петербурге. А кто же Ваши родители?

– Отец, – подумал Виктор, – в молодости служил в драгунском полку, как и я, воевал, потом занялся наукой. Мать учительствовала. У нас большая семья и я давно из них никого не видел. Надеюсь на скорую встречу с ними, Капитолина Николаевна.

– Я Вам сочувствую, барон, – вздохнула Минаева, – я вот тоже давно никого не видела из своих родных. Но надеюсь, что и не увижу, – улыбнулась она отставив чашку, – а каковы планы на ближайшие дни?

– Хотелось бы съездить в Купянку, – спокойно сказал Виктор, – говорят, там недавно поселился бывший гарнизонный врач?

– Кузьма Демьянович? – удивилась Минаева, – ой, давно о нём не слышала! Можете не передавать от меня поклон, ежели с ним встретитесь! Я сама надеюсь лично увидеть его, на Пасху! Он очень любит посещать Всех Скорбящих Радосте, – перекрестилась Минаева посмотрев куда-то вверх и снова глянула на Виктора не сводя улыбки с лица.

– Да, он далеко не гордость нашего города. Хотя один из лучших врачей, даром что убил свою жизнь на службе. Вы представляете, сколько бы он блага сделал нашему городу, будь он подальше о Чугуева? А он вот, как на радость, взял и удалился к себе в имение.

– Видать имел причины? – спросил Виктор.

– Да, последнее время он чудил, озлобился как-то, – подумала Минаева продолжая улыбаться, – начал рассказывать всем… – она замешкалась, – жуткие вещи!

– Жуткие? – удивился Виктор, – и какие же, разрешите поинтересоваться?

– О да, понимаю, – кивнула Минаева, – вы, как человек военный, полковник, просто обязаны это знать! Он связался с этими… – она подумала, – с бунтовщиками, которые пытаются подорвать спокойствие нашего Государя Императора!

– И есть доказательства? – посмотрел на Минаеву Виктор.

– У меня они всегда есть, – ответила Минаева, – он лично мне, в присутствии мадам Хватынцовой и мадмуазель Токаревой, заявлял что в нашем городе нужно учредить какой-то совет из достойных горожан. А на наши замечания, что у нас и так существует и купеческая гильдия, которая заправляет вопросами коммерции, и наше почтенное собрание, заправляющее благотворительностью, знаете что он ответствовал?

– И что же? – спросил Виктор.

– Он назвал нас ворами и проходимцами, – вздохнула Минаева, – стало быть, дворяне и купцы, которые копейка к копейке собирают фонд нашего города, это воры? Мы например, недавно открыли больницу для страждущих детей. А между прочим, Гречко держал больных деток в своём лазарете и буквально использовал талант замечательного доктора Файста! Вы знакомы с доктором Файстом?

– Не имел надобности, слава Богу, – усмехнулся Виктор, – да уж, ваш Гречко действительно подозрительная и интересная личность.

– Вот именно, – кивнула Минаева.

– А что купеческая гильдия? – вдруг спросил Виктор и Минаева немного даже растерялась, – как там обстоят дела? Я слышал, что купец Зайцев недавно обзавёлся новым особняком?

– О! Вы видели этот особняк? – воскликнула Минаева, – он прямо в центре нашего города, возле городской думы!

– Тот что по ночам светится иллюминацией? – улыбнулся Виктор.

– Правда красиво? – восхищённо спросила Минаева, – детишки как радуются! А ёлка на Рождественские праздники, была просто замечательная! Что ещё нужно детям, чтобы обрести радость в жизни? Конечно же праздник!

– Согласен, – кивнул Виктор, – очень красиво. Как я понимаю, это не единственное достижение местных купцов? На базаре народ возмущался, что мало места для торговли? А я, как поглядел, так вроде и площадь не такая уж и маленькая, и лавки поставить можно. Разве городские власти воспрещают торговлю?

– Ну что Вы, барон, – усмехнулась Минаева в ответ, – в нашем городе всё делается только по закону. Это возмущались торгаши, – скривила пренебрежительную гримасу Минаева, – знаете, разные бабки-молочницы, мальчишки с бубликами да спекулянты разной масти. Того гляди и продадут негодный товар, от которого потом животом люди страдают.

Она вздохнула.

– Беспошлинная торговля у нас воспрещена. А пошлину взымают лишь после проверки товара купеческой гильдией и пошлина вся направляется на благотворительность.

– А отчего не градоначальником? – спросил Виктор.

– Ну что Вы, пошлина должна сразу же приносить пользу, – торжественно заявила Минаева, – мы не устаём подавать и подавать требования Лубенцову. И под нашим давлением, он принимает решения во благо нашего города!

– Превосходно! – улыбнулся Виктор, – я вижу, знакомство с Вами действительно полезное. Но сейчас мне пора.

– Ну и меня прошу извинить, дела, – улыбнулась Виктору Минаева.

Виктор встал.

– Был очень рад общению с Вами и обещаюсь посетить ваше собрание в одну из ближайших суббот.

– Буду ждать, – подала ему руку Минаева.

Виктор поцеловал руку, попрощался кивком головы и направился к выходу.

Камердинер подал ему шинель.

Минаева стояла, провожая Виктора взглядом, улыбаясь ему вслед. Когда он, выходя обернулся, она помахала ему рукой и едва за Виктором захлопнулась дверь Минаева посмотрела в сторону.

– Терентий Свиридович, что Вы можете сказать? – подозвала она прятавшегося в соседней комнатке Чумака.

– Не знаю, Капитолина Николаевна, – вышел из укрытия Чумак, – он немногословен и видно, что сам изучает Вас. Кроме того, с каких пор военная разведка, да ещё и морского ведомства, да ещё и целый полковник из самого Петербурга, ловит пропавших сумасшедших? Не к добру это, знаете ли, – покачав головой он посмотрел на Минаеву.

– Он ни с кем не знаком, – посмотрела Минаева на двери, из которых только что вышел Виктор, – или хочет, чтобы все поверили, что он ни с кем не знаком. Замашки с претензиями на благородство, но… – она подумала, – он больше похож на человека, которому очень повезло в жизни. Уж я таких чувствую, – усмехнулась она, посмотрев в ответ на Чумака, – постарайтесь-ка, Терентий Свиридович, чтобы он уехал как можно скорее, – снова глянула она на Чумака.

– Подумаем, Капитолина Николаевна, – кивнул ей Чумак в ответ…

Калашников встретил Виктора, с порога рассмеявшись.

– Ну, как завтрак с купчихой Минаевой? Чай не закормила в усмерть?

– Не закормила, – так же усмехнувшись в ответ, сказал Виктор.

Он скинул шинель и присел напротив Калашникова.

В околотке скучал только дремавший в сенях городовой, а Калашников читал старую газету.

– Вот смотрите, господин полковник, – сунул газету Виктору Калашников, – специально сходил домой за этим обрывком. Благо сохранил. Статейка дюже интересная, понимаете ли. Тут какой-то Эйнштейн из Германии, пишет о свойствах атомов.

– Эйнштейн? – взял газету Виктор.

– Да не-то патентщик, не-то нотариус, я так и не понял кто он такой, – ответил Калашников, – но видно, что неглупый человек и в физике разбирается получше меня. Он упоминает об особенных свойствах низких температур и их влиянии на структуру атомов. Не мог ли наш инженер Полежаев, заниматься какими-то научными изысканиями в этой области и собрать такую вот машину, для воздействия на атомы?

Виктор пробежал газами статью.

– Жидкий азот это сверхнизкие температуры, – подумал он, – и пожалуй Вы правы, господин Калашников. Полежаеву нужна была температура воздуха, которая при определённых условиях преобразует частицы атома в кристаллы, позволяя, вроде как, «консервировать» и сохранять их. Только из записок Полежаева следует, что консервировать он пытался атомы хронополя.

– Атомы чего? – не понял Калашников.

– Консервировать хронополе, как он называл время, – ответил Виктор, – по версии Полежаева, время, это такое же явление как и огонь, например, – отложил Виктор газету, – его можно ускорить, замедлить, хронополем можно переместиться в другую эпоху и заморозить его, сохранить, будто напечатать фотографическую карточку. Для этого ему нужны были сверхнизкие температуры.

– Консервировать время? – усмехнулся пристав, – зачем это ему?

– Момент существенный и важный, – кивнул Виктор, – представьте такую ситуацию, что вроде как Вы переместились на сто лет назад и встретили там, в прошлом, своего молодого прадедушку.

– Ну, было бы интересно, – подумал Калашников.

– Вот, – продолжил Виктор, – на радостях вы оба напились и ненароком его убили.

– Ну… – подумал Калашников, – грешно даже думать о таком, но могу и такое представить.

– Что будет, – посмотрел на него Виктор, – если предположить, что Ваш прадед ещё даже не был знаком с Вашей прабабушкой, и соответственно, Ваш дед ещё не был рождён?

Калашников глянул на Виктора.

– Вы клоните к тому, что я тоже умру?

– И не просто умрёте, – ответил Виктор, – Вы исчезнете в тот же миг, исчезнет всё что было связано с Вами. И те события которые произошли благодаря Вашему непосредственному, или, хотя бы косвенному вмешательству, никогда не произойдут. И соответственно, не произойдут и те события, которые как-то были связаны с ними. Ваши дети никогда не родятся, а любая память о Вас исчезнет. Исчезнет память и о том всём, что с Вами хоть как-то было связано. Пропадёт целое звено истории.

– Я никогда не задумывался об этом, – кивнул в ответ Калашников, – а ведь и правда, убей в прошлом, эдак лет двести назад, какого-нибудь забулдыгу, кое-какие события можно изменить.

– Не просто события, – ответил Виктор, – историю можно изменить до неузнаваемости.

Он вздохнул.

– Инженер Полежаев изобрёл метод, с помощью которого всего этого можно избежать.

– То есть… – не понял Калашников.

– То есть, – ответил Виктор, – он без труда может проникнуть в прошлое, убить Вашего прадеда до рождения Вашего деда, без всяких последствий для истории. Вы, конечно, не родитесь, но вот цепочка истории которая не состоялась из-за смерти Вашего прадеда, будет сохранена, хотя бы на бумаге, или в фотокарточках.

– Каким образом? – не понял пристав.

– Ну это уж я не знаю, какие возможности у Полежаева, – ответил, подумав, Виктор, – нам-то с Вами достоверно известно, спасибо тому что Полежаев оставил нам гильзу, что гений прибыл к нам не из Харькова, и не из Петербурга, а из далёкого будущего.

– Хотите сказать, что он тут кого-то убил? – посмотрел Калашников на Виктора.

– Скорее нет, – кивнул в ответ Виктор, – он мог что-то изменить, что-то такое, что для нас и не важно, практически незаметно, но очень сильно повлияло на ход истории там, в его времени. А вот его внезапная пропажа говорит только о том, что он сам спасался от убийцы.

Калашников вздохнул, перекрестился и помотал головой закрыв глаза.

– Или убийц, – подумал он, – Пресвятая Богородица, в какую же пакость мы с Вами, господин полковник, вляпались-то?

– Трудно сказать, – ответил Виктор, – но судя по всему, ничего приятного ожидать не стоит.

Он подумал и протянул приставу скомканный обгоревший клочок бумаги.

– Вот, скорее всего он пытался что-то уничтожить перед своим уходом, – сказал Виктор, – но эта страничка блокнота не захотела сгорать.

– И что же он хотел от нас скрыть? – посмотрел пристав на обгоревший лист.

– Вряд ли это что-то нам скажет, – сказал Виктор, – такого ведомства как РСХА не существует. И это я знаю точно.

Пристав глянул на Виктора, потом снова перевёл взгляд на клочок бумаги. Это был бланк где текст почти не узнавался. В самом верху Калашников увидел германского орла.

– А что это за знак от сжимает в лапах? – спросил пристав глянув на Виктора.

– Это свастика, господин Калашников, – вздохнул Виктор в ответ…