Читать книгу Ветер перемен. В краю скорби - Mel RedWolf - Страница 3

Месяц спустя. Дорэль в это утро была как никогда ранее бодра, хотя месяц поста все же хорошенько истощил дурфу, которая решила, что раз пост, то пост и за все это время сделала всего три глоточка воды, по одному разу на каждые десять дней.

Молитвы сменялись делами, а дела молитвами, а после всего этого она, словно все более, чем прекрасно возвращалась в дом и умудрялась еще с малышкой беседовать и играть, только на руки не брала. Первые дни еще ладно, а вот после пятого решила не рисковать поднимать Закию на руки. Имя ведь все же придумала крылатая. Смекалистая и невинная была эта девочка. Так пусть же сохранит она это.

Но теперь она в очередной раз уединилась, только в этот раз встретятся они после обряда.

Молитвы. Самый тяжелый последний день, который проводился в общении и вознесении молитв Великим, что помогают и судят дочерей своих. Так и крылатая встала на колени, нет, скорее рухнула на них. Сейчас можно. Богини итак знали о слабости, что в теле дурфы была. Теперь она могла себе позволить быть слабой. Пред ликом Великих.

До самого заката простояла так царица крылатых. Тело ломило. Ужасно. Как ужасно себя чувствовала дурфа. Сможет ли встать? Сможет ли еще поиграть сегодня с заметно подросшим за этот месяц ребенком? Аэль… обнять бы ее сейчас. Увидеть бы ее глаза светлые, небесно-голубые глаза любимой. Такие нежные и любимые. Не сойти бы с ума в этом одиночестве.

Внутри все словно оборвалось и появилось снова. Любовь, боль, радость и грусть. Все это вихрем носилось, словно разорвать собиралось изнутри. Но скоро… скоро ведь это все закончится…

Ведь так и случилось. Пришла ведьма, которая повела на обряд. Окончание поста. Ноги совсем не слушались и, если бы не то огромное желание увидеть своих любимых… если бы не оно, то дурфа уже давно пластом лежала на земле. Но она нашла в себе те песчинки сил и дошла до места, назначенного и пред ведьмами предстала дыша тяжело. Коленки подрагивали, а перед глазами на мгновения появлялся мрак полный, пошатыванием сопровождаемый Дорэль в это утро была как никогда ранее бодра, хотя месяц поста все же хорошенько истощил дурфу, которая решила, что раз пост, то пост и за все это время сделала всего три глоточка воды, по одному разу на каждые десять дней.

Целый месяц. Это время успело многим показаться вечностью. Тяжелое бремя непрерывных кровопролитных боев посреди становищ, среди лесов и лугов, верхом и пешим, легло на плечи всех от стара до млада. И только глоточек мирного неба оставался этим воительницам, ведьмам и милосердным, что шли бок о бок с Великой войны к Черной. Так легло клеймо наступления демонов на территории баргустов.

В этом пути была и царица, с многими, кто овдовел, с теми, кто осиротел, но не потерял пламени. С каждым боем раскрывая алое знамя царицы огня – крылья цветущего пламенного цветка, Аэль была в небе одна и на передовой в самой гуще противника. В крови своей и врагов возвращалась с поля боя, ведомая вперед призраком прошлого – сияющей фигурой, сотканной из глубинного света и пламени, танцующей, как сама богиня, не знающей ни страха, ни усталости.

Фаврир. Как бы не бил обряд, а бремя утраты не отступало. Разлом внутри бороздами дробил естество, щемил в груди, рассекал болью до низа живота, не унимаясь ни на минуту. И хоть пыл страсти, пыл восхищения гас, а прошлое блекло подсвечивало в аду, Аэль все еще четко помнила супругу. Эти пламенные глаза, нежные бархатные губы, что запретный плод сладкий и теплое нутро, что сжигало все на своем пути, как и фигурку неловко извивающейся под крепкими сильными руками. И хоть молчало сердце, а тоску будто выжгло пламя, оставалась она – прекрасная сильная путеводная звезда, что каждой встречей сжигала прядь за прядью, оставляя ее на этом жертвенном пути бесцветно седой. И Аэль ждала этих редких встреч, но сегодня ее ожидала совсем другая.

С самого утра подняв одну из дев, царица хмуро плелась под узором перехода. С просевшими под глазами тенями и бледной кожей, окрепшая с сухими мышцами, царица возвращалась домой к своей малышке и новой супруге.

Дорэль, изможденная постом, но уже немного успевшая отдохнуть в одеждах, подготовленных для дня этого ожидала баргустку. Как же поздно приходило осознание того, что наконец мечта осуществилась. Что вот оно то, чего так долго ждали и желали. Любимая… ее прекрасные глаза, бархатные губы. Только вот угасала возлюбленная. Волосы ее серебро рукой своей тяжелой тронуло. Огонек живой тлел, только при детях язычком пламени маленьким показывался.

– Аэль…

Тихо к пришедшей обратилась дурфа со всей нежностью, на которую вообще способна была. Как же значим был этот день, эта ночь. Все сегодня были веселы и даже все битвы учитывая. Сегодня особенная ночь была для всех. Жизни соединили две царицы. Два народа едины стали. Аэль только кивнула коротко и обратила взгляд к ведьмам. Как же странно открылся проход, как не привычно резал глаза яркий луч Яростной. Руки сплела царица двух кланов с рукой царицей дурф. Ведьмы приветствовали царицу жестами, а Аэль коротко кивнула и перевела взгляд к Дорэль.

– Можем начинать.

Короткая побывка, то, что было уготовано сегодня. Но все равно этот день и ночь станут данью Огненной, даром союзу богинь, прославляя их. Как странно этот узор принимал острые очертания. Обращения к богиням взметнулись с ветром и пламенем, возносясь к самим небесам. Стены из пламени опутали кругом цариц, а голоса запели обращения.

– Огненная, Яростная, Страстная, Мстительная, услышь зов дочерей твоих…

Возносился голос главы ведьм двух стихий.

– Ветряная, Непостоянная, Легкая, Переменчивая, услышь зов дочерей своих…

Соловьев запел голос главы слушающих ветра, зеленоглазой супруги Маюриэль. Руки ее обратились к небесам, а мантры сплелись с низким голосом второй ведьмы в замысловатый узор.

– Сегодня соединяются две души, две судьбы на одном пути. Благословите же этот союз, двух женщин и двух народов, идущих рука об руку вместе.

Сплелись воедино воззвания. Настал миг, и царица опустилась на колени на зеленую траву, покрепче взяв прохладную ручку дурфы. Изможденная, уставшая, она вынесла свой бой – испытание обряда очищения и поста, провела его ощутимо, так, что в душе проходит холодок поверх ран лишь от одного этого контакта с избранницей. Вновь голоса запели, тревожно поднимая два силуэта, пламенного с развевающимися пышными локонами, ветряного точеного с полной грации походкой. Обняла дурфу по-родительски языками пламени фигура, прожигающая своим взором насквозь, коснулась нежно, влив нестерпимое невообразимое естество огня, сильнее, чем при посвящении в дочери Огня, сильнее, чем при буйстве крови бесовской.

Коснулась рукой изящной щеки царицы Порывистой ветряная фигура, вошел ветра порыв сильнее, заставляя трещать разрывы души. Затрепетали красивые ресницы, схватила воздух беспокойно баргустка. Перетекла фигура из ветра к дурфе и обвив ее шею, слилась губами на миг, растворившись. Видение закончилось и пламя с ветра порывами утихомирились. Ведьмы опустили руки, переводя дыхание, как и царица.

– Союз заключен.

Как удар молотом прозвучал голос. Алифея молчала, не желая сдвинуться. Она все видела и слышала, даже узрела эти фигуры, как одна из многообещающих ведьм с даром прежней древней царицы. Но все равно в голову не могло прийти благоразумного объяснения этому. Огненная не коснулась ее, не коснулась. Шептал разум и губы, а девушка все же сделала вперед шаг.

Все закончилось. Связь тугим оплетением накрыла разлом, то ли пытаясь его закрыть, то ли силясь расширить поскорее. Аэль было это не так важно сейчас, теперь, когда все свершилось. Тело непослушно поднялось, а руки подхватили дурфу, почти так же, как меч. Легкая. Мимолетно отозвалась мысль, но за ней уже последовал шаг, другой. Обряд требовал завершения. Этот испепеляющий взгляд, будто Огненная в день смерти Ириль. Почему же так странно воспоминание взбрело в голову?

Вот только вокруг сменялись лица, под ногами шуршала сухая земля дорожек, а впереди уже возвышался родной дом. Его то Аэль никогда не забудет.

– Малышка у Лоры?

Коротко поинтересовалась баргустка, плечом отворяя дверь. Близняшки сейчас должны тренироваться, а значит в доме никого. Если завершать благодарностью сейчас – никто не помешает.

Дорэль молча перевела взгляд к тем, кто поможет этот союз заключить. Руку Аэль сжали. Совсем слабо, кажется и не способна была сейчас крылатая сильнее это делать. Хорошо, что хоть рана на ладони зажила быстро и проблем особо не доставила. Но теперь… внутри все трепетало, словно крылышки мотылька, колосок, ветром раскачиваемый. Волновалась.

Как бы не храбрилась крылатая, а волнение пробирало до кончиков волос. Обряд начался молитвами и взываниями к Богиням, к их силе, могуществу. Дыхание дурфы перехватило. Огненная обняла. Мягко, тепло. И не боялась царица ее объятий, ее рук. И не зря. Силу в нее вдохнула большую и, кажется, не так уж и страшен был пройденный месяц поста. А следом и Легкая одарила поцелуем своим. С объединением двух душ и тел, и метки на спине крылатой появились.

Ахнула Дорэль, на руках возлюбленной оказавшись. Взгляд потупила. Да… сейчас дурфа была достаточно легкой. Невольно вспомнились и те дни, когда Аэль так на руках ее раньше носила. Тогда ведь темновласая тяжелее была.

– Да, она у Лоры с Каской…

Тихо ответила Дорэль. Как бы не старалась, а мысль об этой ночи… как бы не старалась простым долгом это считать, а не получалось. Не получалось унять биения сердца беспокойного.

– Аэль, надо ведь всего лишь поблагодарить Богинь, да?

Шепотом уточнила дурфа и глаза свои за веками скрыла.

– Но это не отменяет возможности получить тебе удовольствие.

Усмехнулась царица, вдруг знакомо ощутив застенчивость Дорэль. Ее первый раз. Ох и долго же крылатая с этим тянула. Даже странно, что у дурф было принято так – тянуть до последнего, вступать неопытными. Как же они понимают, что и как совершать? Но об этом мысли прервались. Шаг за шагом Аэль с Дорэль уже были в спальне и до ложа оставались считанные мгновения.

– Но у меня будут свои правила поведения в постели.

Вдруг серьезно заговорила Аэль, в два шага преодолев расстояние, и в следующий миг невесомость сменила мягкость ложа, покрытого шкурами. Видно постарались подруги, а может даже сестра. Прежние шкуры, как и принято на брачную ночь, но символ ночи сейчас был применим и к этому дню, что многие проведут лишь в подготовках к танцам.

Легкой изящной фигурой нависла Аэль над своей супругой. Сребро пламенные волосы свисали вниз с плеч и скрывали виски царицы, покрывали щеки. Руки расположились по обе стороны лица дурфы, а в душу через глаза заглядывали пытливо две глубины с немым вопросом. Связь пульсировала и жгла, сплеталась и тянула, как не родная, но необходимая, однако Аэль слишком желала сейчас выдрать ее, а не усиливать, не сближаясь еще этим шагом.

– Мои правила просты. Не пытайся ко мне прикоснуться больше допустимого, иначе сделаю больно. Можешь обнимать, целовать, хоть кусать, если это будет необходимо. И вот еще что…

Непривычно хриплый голос стих, а пушистые ресницы на половину скрыли за собой синеву глаз.

– Тебе требуется продолжить род, Дорэль, или ты не планируешь этого делать никогда? Есть некоторая условность, Дорэль, мне нужно это знать.

Дорэль еще больше от слов баргустки покраснела. Еще сильнее сжалась. Может сейчас даже смущеннее своей сестры была младшей. Но вот следующие слова отвлекли от накручивания обстановки. Правила?

Похлопала глазками крылатая, на постели мягкой оказавшись. Прислушивалась к словам баргустки. Приглядывалась к глазам ее, к губам, которые слова столь неожиданные говорили. Ее дыхание ощущала своей кожей и чувствовала, как близость даже такая… холодная, отстраненная. С желанием большим закончить скорее, все равно внутри огонь распаляла. Связь их натягивала. Только ответом улыбка послужила, а рука на щеку царицы легла.

– Великие решат, дарить мне детей, или нет. Что мое желание, по сравнению с их волей?

Хочет ли она детей? Детей от связи с любимой? С той, ради кого готова была и с жизнью легко попрощаться? Можно ли было сомневаться в ее желании…

– Упрямая женщина. Буду считать, что да.

Отозвалась Аэль, сердито собрав ручки девушки над головой, удерживая запястья в своем, а вот губы сочные мягкие требовательно прижались к губам крылатой, уже не так нежно, как прежде. Но все же Аэль позволяла привыкнуть к своей грубости. Губы скользили влажно, захватывая как центр, так и уголки губ дурфы, зажимали на миг другой, а затем отпускали из плена верхнюю или нижнюю губу. Только поцелуй, который перешел на личико, нежную кожу одаривал невесомыми касаниями.

– Если будет не приятно, скажи. В любой момент времени.

Шепнула баргустка, прильнув не долго к ушку, а там и кончиком язычка провела и пошла невесомыми касаниями наверх от виска к лбу. Пальцы ослабили хватку на кистях.

– Помоги мне с одеждой.

Шепнула вновь царица, губами остановившись у самого роста волос. Сердце стучало беспокойно. Даже если это требовалось, но, невольно, незримо, напряжение Дорэль сказывалось, будто под кожу ток вгоняли и это было не привычно, дискомфортно, напрягающе.

У дурфы брови на лоб поползли от такого напора. Но Аэль ведь сказала, что у нее свои правила и в этот раз Дорэль не сделает ничего. Потому что этот раз будет первым и последним для них. Только на поцелуй ответила. Более или менее. Может и скажет, что бревном лежала, но… сама ведь сказала не касаться лишний раз.

– Хорошо…

Одними лишь губами шепнула царица, чувствуя, как те пульсируют от ласк им перепавших недавно. Поцелуй пылкий сменился более легкими касаниями, которые мурашки на коже вызывали, и просьба… Руки от плена освобожденные к одежде скользнули, пуговки, завязки, кнопочки… все это очень скоро оказывалось бесполезным, и одежда летела в сторону.

Но глаза к голубым небесам поднять не могла Дорэль. Просто не могла потому, что не видела такой необходимости. Мучить себя еще сильнее… она ведь знала, чувствовала, понимала, что не желает этого Аэль. Всем сердцем и душой, и даже тело наверняка не желает. Но она должна, и кто же из вас двоих страдает больше, Дорэль? Подначивало сознание, нагоняя только большие тучи на небо и без того затянутое.

Аэль слабо улыбнулась, ощутив прикосновения руки. Хорошо, может это немного расслабит девушку, но по крайней мере займет. Это всего лишь связь, одна из многих, которые бывают у воинов, только это с собственной женщиной, той, которая любит. Нашептывала себе Аэль в глубине понимая, что это так, но там, где трещал разлом была пустота, промерзшая, мертвая. Она не могла дать жизнь, не могла воспламениться, не могла желать. Такого была мнения Аэль.

Губы нежно скользнули вновь от лба к переносице по носику к устам, которых вновь коснулись, но нежнее, шаг за шагом, поцелуй за поцелуем приминая их сильнее и только за уверенностью, что губы дурфы не напряжены последовал горячий влажный язык.

Опора сместилась на одну руку, а вторая справлялась с одеждой крылатой. Легкие, специальные для чистой нетронутой девы, что согласилась скрасить жизнь вдовы, очистив ее от прежних изъянов в глазах богинь. Такую снять было в два счета. Лишь на миг, выдергивая ручки из рукавов, а также снимая через голову Аэль прервалась, но отбросив тонкую ткань в сторону, склонилась над девушкой, соединив уста в круговороте прямолинейных движений.

Дурфу настигало весьма необычное для нее состояние, которое цепкой рукой своей хватало за горло, сжимая его своей сильной рукой, а после разжимало пальцы и давало вдохнуть воздух, снова приступая к своему прежнему делу. Губы, что так нежно касались. Аэль, ты волнуешься за меня? Прозвучал вопрос в голове крылатой, который там и останется, не покинет ее.

Надо было расслабиться и Дорэль это прекрасно понимала, пытаясь вернуть себе полный контроль над телом и наконец согнать это странное напряжение. Это сделать удалось, только из всех частей тела тягучей нитью собираться стало это ужасное давление внизу живота, доставляя уже при первых признаках тяжести определенный дискомфорт.

Еще один поцелуй. Более глубокий. Язычки сплелись в танце медленном, словно привыкая к друг другу, а последние атрибуты одежды уже отправились к тем, что сняты были ранее. Пышная грудь, тонкая талия и чуть сильнее с постом обозначившиеся ребра, а при напряжении живота и мышцы пресса. Ножки, также немного потерявшие в объеме, но от того не ставшие совсем костлявыми и некрасивыми. Нежная кожа, которая отзывалась бурной волной мурашек на каждое прикосновение к ней.

Аэль вновь оперлась на две руки. Первый раз. Такое бы еще упомнить, а понять, что ощущала и что тревожило в тот момент было едва ли возможно. Стоило хоть с кем-то из молодых поговорить, но язык не повернулся вдове то с такими странностями новых тревожить. К тому же крылатые, что теперь сопровождали на каждом шагу, по-своему присматривались к своей будущей царице и не хотелось бы допустить странных слухов. Теперь народы становились еще теснее.

Твердым и напряженным оказалось первое ощущение сближения, прежде чем бархат нежной кожи накрыл также грудь дурфы вслед за напряженными сосками. Еще не растерявшая молока грудь пухло и тяжело упиралась. Похоже, Аэль в достаточной мере следила за тем, чтобы смогла кормить дочь, помимо того, что по возможностям с гонцами передавала не только вести, но и питание от хал своему гуту. И это было действительно верным решением, учитывая то, какой крепенькой становилась девочка, в первую неделю даже начавшая отказываться от молока, морща носик и отворачиваясь.

Теперь же оправившееся полностью тело осторожно заявляло о себе теплом и тяжестью, колени поменяли свое положение оказавшись между коленок Дорэль и можно было только подозревать зачем такое не удобное положение понадобилось баргустке. Но вместо напора все же осталась эта терпеливая тактика. Аэль учила целоваться, по-разному сплетая язычки, то вокруг, то поглаживая по всей длине, то ныряя под него и зацепляя на время, собирая с него всю влагу, будто этого контакта было мало. И перед новым поцелуем пока идет отделение, кончик на прощание задевал десны или внутреннюю сторону губ, как обещание скорой встречи.

И вот вернулось снова ощущение легкого танца касаний, более игривые с скользнувшими подушечками пальцев от низа живота по талии наверх, к груди, пересчитывая тощие ребрышки, нырнули к подмышке, мягко проявив силу, подняли пальцы руку вверх, по ней до ладони, которую огладив, расслабляюще коснулись каждого пальца и обратно.

Дорэль тихо выдохнула оставшийся в легких воздух в перерыве между поцелуями. Такими странными и новыми для дурфы, которая знала лишь нежные касания к устам любимой. Шаг за шагом она следовала за движениями баргустки, сплетаясь с ней язычками, касаясь иногда нёба, зубок, или внутренней сторону губ. Легкие приятно ныли от таких долгих и томительных игр, которые пленили губы и язычок. Глазки, что напоминали не больше, не меньше, а саму луну, прекрасную во всей ее красе, скрылись за веками и пушистыми ресничками, которые мягкостью и густотой своей напоминали мех белочки.

Тело испытывало все больше нового и такое вот касание к животу, ребрам… тонкий стан выгнулся, сильнее прижимаясь к молочной мягкой груди баргустки, заставляя ресницы трепетать сильнее.

– Сегодня танца любви будет столько, сколько тебе захочется.

Тихо шепнула Аэль, когда поцелуй исчерпал все дыхание и звук вышел тщедушно тихим, хриплым. Легкие касания по руке скользнули в обратном направлении, а губы нашли новую цель – тоненький изгиб, что среагировал не меньше изгиба талии. От впадинки за ушком бархатной щекоткой губы поползли вниз. Тыльная сторона ладони вновь пошла от плеча ниже в подмышку, бок груди, едва задевая округлость. Скользили ноготки и кожистые морщинки пальцев по ребрам, чуть подскакивая, как телега по кочкам шероховатой дороги, а затем соскользнули на точеную талию.

Отощала, что видела прежде, чувствовала, пока несла на руках и теперь ощущала под собственным естеством. Еще не учащенное, но сбитое дыхание, что обещает ускориться. Неловкое азартное трепетание перед новыми ощущениями. Все правильно.

Взгляд голубых глаз мазнул наверх к прикрытый глазам. Все правильно. Лучше так, внимая этим ощущениям. Так будет легче научить, быстрее понять обеим, что приятно, а что нет. Так лучше пройдет эта ночь. Почему-то Аэль уже не сомневалась, что дело дотянется до ночи. Не то, чтобы чувственность тела докучала, но она потихоньку начинала пробуждаться, будто природа после тяжелых белых снегов и стужи. А эта девушка еще не внимала зову Страстной, не приносила ей такую дань и, наверняка, раскроется, как бутон, что слишком долго думал расцветать или нет.

Только мысль за мыслью и рука уже остановилась в районе пупка, оглаживая приятно дрожащий под рукой рельеф мышц. Только у одной женщины Аэль так не дрожали мышцы под рукой и то, первой. Она была еще слишком юна и хрупка. И приятная дрожь невольно всполошила волосы на загривке.

Поцелуй оказался более чувственным, чем ожидалось. Аэль зажмурилась, впившись в губы с жаждой и вкусом, впитывая порывы девушки под собой. Желала нежности – язычок оглаживал только кончиком, убегая в бок, а захватывало нетерпение – и он кружился в бурной пляске вокруг, в заключительный миг схватывая в тесноте контроля. И тонкая тугая ниточка слюны оказалась лучшим послевкусием после такого игристого соединения. Аэль прогнулась навстречу, но талия лишь на миг коснулась руки и пресса девушки, отстраненная шорохом меха. Колени разъехались более удобно в стороны, раскрыв ножки дурфы и баргустки, только вот первой значительнее по воле бескрылой. Легкая прохлада коснулась нежной кожи, что прежде скрывалась защищенной, но это ведь только начало.

Ласково заскользил бархат губ по шее вверх-вниз, обдувая жаром дыхания перед влажным прикосновением. Осторожно рыже-пепельная головка соскользнула ниже к ключицам, покрывая поцелуями и ямочки под ними, цепляя кончиком язычка. Никакой спешки. Дать привыкнуть. Как хронометр отмерял разум период, перед тем, как пальцам позволить чуть-чуть больше сместиться: накрыть низ живота, где зарождался пожар, что еще не излился, но уже желал. Позволить почувствовать намерение и принять его, дразнить только пальцами за завитки темных волос у нетронутой зоны между тонких ножек.

Столько, сколько захочется?

Дурфа прикусила нижнюю губу, ручки свои на плечах баргустки расположив, иногда смещая их к шее, пальчиками забираясь в волосы, которые еще совсем недавно огнем своим восхищали. А эти губы… они касались чувствительной шейки. Но это было приятно. Безумно приятно для дурфы. Могла ли она представить себе такое? Нет… даже в самых смелых снах более, чем нежные касания губами ничего и не было, а тут… это буйство красок, что захлестнули. Эмоции, которые поглотили с головой.

Как же приятна была эта слабость, в теле проявляющаяся от ласк. Крылатая млела пред возлюбленной. В ее руках тело начинало пылать. Вот он, еще один спасительный поцелуй. Язычки снова сплелись, наслаждаясь близостью друг друга.

– Аэль…

Тихо позвала крылатая, раскрывая глаза истомой наполняющиеся. Губы вновь были порознь, а с уст темновласой тихие томные вздохи слетали. Рука одна к щеке баргустки сместилась, огладила ее. Дорэль улыбнулась слабо. Как же волнительно было даже руку Аэль так низко ощущать. Ее теплую руку, что касалась нежно.

– Я люблю тебя…

Слова любви, которые готова была произносить вечно, но не получить на них ответ. И в этот момент ее не пугала такая перспектива. Возможно, что уже смерилась с этим, как со злым роком.

Баргустка удивленно открыла глаза, тревожно подняв взгляд к глазам. Неужели рано? Сердце ухнуло куда-то вниз, а царица уже сровнялась с личиком дурфы, удивленно сморгнув. Фух, всего лишь решила сказать такую вещь. Ложная тревога. Наверное, сейчас выглядела так же, как Фаврир при ложных родах. От этой мысли шальной даже стало дико смешно и тепло внутри.

Глупая, у тебя не женщина в постели, а гут, гут, который женщину не познал. И не смотри, что она такая большая и пост у нее есть, все равно она гут несмышлёный. Приободрила себя Аэль, развеяв напряжение натянутой тетивы. В ответ на слова дурфы, баргустка потерлась о щеку ее и лбами, тихо пустив смешок.

– Конечно, моя маленькая, думаешь я не знаю? Смотри мне, не перенервничай только.

Ласково прозвучал голос, пока в голове всплывали потоком мысли. Дорэль ведь столько ждала, не столько, сколько Фаврир, но тоже отгуляла свое одиночество. Как же грубо было надеяться просто физически ее сделать женщиной, тем более в первый запоминающийся раз, который она так долго хранила, будто бесценный огонечек. Фаврир… Когда она была в постели, то вовсе не изменяла Жефин с ее дочерью, так и теперь это не измена. Лишь еще один уголочек свободный сердца займет.

От такой мысли стало немного терпимее внутри. Связь не казалась тем кощунственно дробящим нутро явлением, а стала частью раненого естества. Аэль подмигнула игриво и нежно коснулась губ дурфы, заглядывая в ее глаза, будто впервые. Эта томность, приторность ее светлых, словно лик луны глаз казалась определенно необычными. Красивая ведь дхарга и чувственная. Наверное, даже зря сказала, что столько, сколько захочет. А вдруг сил не хватит?

Бровь невольно взлетела наверх, а рука вниз, неловко палец скользнул по складочкам приоткрывшемся, а глаза ловили все перемены с любопытством до жадности каждой мелочи. Первый раз – не шутка. И не поймешь ведь так, что по нраву, и не подскажет, что хочется, потому что еще не знает. Одно только успокаивало – первый быстро, а последующие по чуть-чуть отступая от первого, узнавая новые территории. Уж до главного можно было не торопиться, на третьем, а то и четвертом разу своей до конца сделать.

Дорэль хихикнула, совсем успокоившись. Нет, напряжение никуда не ушло, только возросло. Но не было теперь того странного беспокойства, что Аэль тяжело. Оно пропало, оставляя только осознание того, что они стали еще ближе. Но эта ночь только благодарность Великим, которые помогли, не отказались союз скреплять. Спасли жизни дочерей своих и теперь Аэль может на правах второй царицы управлять войсками дурф.

Только сейчас другое. Иное волновало крылатую. Эти ощущения, эмоции… как же ей нравились прикосновения любимой, а тело ее чувствительное вздрагивало, а от мест, которые тронула пальчиками Аэль волнами разрасталась буря, словно рябь на водной глади.

Тонкий стан выгибался, когда бескрылая задевала чувствительные зоны, о которых дурфа прежде не подозревала даже. Одной из таких оказалась талия, которую так часто в своих ласках оглаживала баргустка. И далеко не щекотка то была. Дух от такого перехватывало и приходилось крылатой вдыхать воздух с трудом.

Крылатая не стала слишком ярко реагировать на слова баргустки, хотя румянец на щеках обозначился насыщенный, с бледностью кожи играя. Как же ей, наверное, легко было… по сравнению с ней ведь Дорэль кроме поцелуев нежных и не знала ничего, а теперь… ее чувства, эмоции. Ощущения. Лепесток за лепестком крылатая раскрывалась для любимой и для себя находила нечто новое на не первой тройки десятке прожитых лет.

– Не томи…

Тихо проговорила дурфа перед тем, как получила новый поцелуй. Особенный. Каких еще не было у них. Да, каждый был особенным, долгожданным. Тело принимало каждую ласку новым изящным движением, которое подчеркивало изгибы, либо тихим звуком, который звучал сквозь сладостный поцелуй.

Реснички затрепетали сильнее. Неожиданно для самой себя в первую очередь царица издала непонятный звук. Стон, что не получилось сдержать вырвался тихо, неловко. Не такой, какие бывали при ранении. Этот шел из глубины. Собирался в груди и комом вырвался в губы возлюбленной. Аэль вздрогнула от этого звука, но спустя миг уже адаптировалась. Значит, было все в порядке и теперь уже не один пальчик, а ладонь накрыла половые губы, скользя по ним, а средний озорствовал, как язычок во рту, сладко – сладко скользя, только постепенно наращивая темп и давление.

На щеках невольно возник румянец, но можно ли воспользоваться неопытностью дурфы? Если вдруг испустит ветер или пламя, тогда, тогда быть может, но не сейчас. Аэль оторвалась от губ, опустившись к шее, которую окружил вниманием полет теплых нежных поцелуев. В первый раз кусать не стоит, так и спугнуть пташку можно. Горячее дыхание бередило чувственность, а губы лишь нежность, желанность показывали, то легко, то крепко припадая.

Двумя пальцами Аэль решилась продолжить свои ласки, как бы вытягивая поглаживаниями маленький орган, пока он не стал напряжен максимально. Тогда один отодвинул кожаную складку, оттянул ее, а основной палец ритмично стал проминать головку, доводя дело до конца.

Дурфа прикусила нижнюю нежную губу, пытаясь сдержать очередной стон, но это получалось с переменным успехом, так что все равно срывались томные вздохи и сдавленные постанывания. Разгоряченная плоть увлажнилась от столь активных ласк, а глаза заволокла дымка возбуждения, тугим комом собирающееся внизу живота и так сильно ноющее.

Щеки пылали от осознания того, что Аэль касается ее в подобных местах. Голову отвели чуть в бок, а темные пряди волос немного скрыли лицо смущенной крылатой, чье дыхание совсем сбилось, о чем свидетельствовала тяжело вздымающаяся и опускающаяся грудь.

Сдерживать стоны уже не было никаких сил, ножки согнулись в коленках, а руки крепко сжимали мех, что сегодня лежал на брачном ложе. Мгновения и приятная волна вместе с дрожью прошлась по телу крылатой, которая дугой выгнулась в спинке, но ком не распутался. Казалось, что только сильнее затянулся. Аэль ласково коснулась губами щеки дурфы, позволяя немного прийти в себя, рукой оглаживая формы ее, от ягодиц к поджарым бокам, с них на живот и изгибы талии.

– Твой самый первый раз. Ммм, тебе все понравилось?

Уточнила баргустка, попытавшись все же заглянуть в глаза. Ориентироваться на тело не плохо, но чувства лучше всего выдают глаза. Баргустка вновь коснулась губами щеки, а потом и виска, отодвинув прядку волос. Теперь тяжесть ощутимо легла на тело, ведь опора уже успевшая устать, подрагивая скользила по волосам – воплощению ночного неба, чей запах сейчас напоминал о юности, тех порах, когда после жаркого боя было лучше выпить не крепкий мед, а пропустить между губ этот густой шелк и вдохнуть аромат женщины. Ее вкус.

В горле предательски пересохло и Аэль припала к устам, решив, что перерыв был достаточен. Ладони опустились вниз к ягодицам, разминая их и оглаживая бедра, а потом мимо сосредоточения истомы поднялись вверх до двух спелых плодов, которых еще никто так не касался: нежно, с желанием и вожделением, с опытом и знанием, как не сделать больно, а только сильнее растопить самообладание дурфы.

Дорэль тяжело дышала, чувствуя, как же сильно болят легкие. Но и ощущение приятное, расплывающееся по телу волнами было. Тягучими. Голос Аэль… где-то там и он вывел из этого состояния. Поцелуй второй в щеку прочувствовали лучше, чем первый.

– Аэль…

Тихо начала дурфа, до последнего надеясь не встречаться с этими голубыми глазами, бескрайними небесами из-за смущения, но ответ…

– Мне понравилось…

С перерывом на вдох произнесла крылатая. Поцелуй… еще один. Желанный, более страстный. Дорэль и сама стала помогать, руки с меха разместив на спину баргустки, которую стала нежно поглаживать, водя ручками от поясницы к шее и обратно. Соски напряженные побаливали непривычно, ноюще.

Аэль убедилась в положительном результате и полностью избавилась от зажатости. Первый опыт положительный, бояться и зажиматься не будет. И будто в подтверждение мыслям дурфа начала нежно поглаживать, от чего по коже пробежались волнами мурашки. Что там, запрет был логичен для того, чтобы лишить самодеятельности в первый раз.

Аэль улыбнулась, завершив поцелуй нежным прикосновением губ – прощальным, потому что путь их лежал к двум напряженным бугоркам со спелыми ягодками. Через тонкую линию шеи, хрупкие плечи, очаровательные впадинки ключиц и по грудным не сильно выступающим мышцам верха к округлостям с огрубевшими кожистыми сосочками, которых даже ладони не касались – они гладили ребра, тогда как вокруг да около пальцы делали легкий массаж. Только влажный острый язычок горазд не только колкости и шутки говорить, но и делать приятное. Им по кругу на сближение повела Аэль, прикрыв глаза, задевая кожу верхними резцами и губами, а вот руками стала ощутимее приминать, затем отпускать и легко – легко оглаживать, следом повторяя незатейливую сцепку.

Волнующий момент приближался с каждым сантиметром преодоленным, ведь не в планах Аэль отступать. И баргустка точно знала, что делать. Невольно вспомнилось личико дурфы в момент, когда грудничок перепутал грудь ее с грудь хал. Мысленно рыжеволосая улыбнулась, но вместе с тем сама накрыла нежными губами огрубевшую ткань, язычком ублажая прежде чем потянуть внутрь.

Дурфа нехотя приняла расставание с губами баргустки. С этими нежными, любимыми, сочными и такими сладкими. Дорэль чуть сжала плечи Аэль, когда зубками задела она сосок. Волнение до сих пор плавало по телу, уже почувствовав себя полноправным хозяином, да только согнала его страсть. Млело все естество царицы крылатых в руках умелых жены. Избранница… сколько же приятного лишь слово это приносило! Но это была лишь одна сторона монеты, была ведь и вторая… Но сейчас Дорэль только о прекрасном думалось. Хотя бы сейчас… хотя бы на этот раз забыть обо всем. О боли…

Комнату заполнили стоны. Крылатая заёрзала, змейкой извиваясь.

– Аэль…

Дурфа тяжело дышала и хваталась за имя возлюбленной как за спасительную веревку, что еще удерживала сознание здесь и не позволяло отпустить все, включая потоки даров, что вихрились внутри и желали прорвать стены хрупкого сосуда.

Гибкое тело воительницы оказалось недостаточно тяжелым, чтобы удержать эти ловкие, подобные змейке метания, но тело царицы достаточно было быстрым и подвижным, чтобы успевать за ним. Только вот сложно сейчас было и грудь ублажать и руку сдвигать к приглянувшемуся местечку. Так и притянула к себе за талию Аэль тело к телу, жар к жару.

Отдалилась от одного соска да к второму опустилась, губами лаская, язычком да всем ротиком, что побольше младенческого, но и действует иначе, подложив, как подушку, язычок под огрубевшую вишенку и потягивая его. В голове гулял ветер, а жар потихоньку припекал, подступая к коже, по которой все чаще распространялись раскатистые волны.

Всему свой миг. И Аэль оглушенная стонами скользнула ниже, покрывая поцелуями выступающие резко ребра, тугие мышцы, ощутимо напрягающиеся под губами, коготками маленькими, зубцами очерченную талию. Ножки дурфы развели посильнее, а ручками помогли им обнять бедра. Приподняла немного таз супруги Аэль. Подбиралась баргустка к спелому полному нектара бутону, но медленно, как отряды на карте к противнику.

Дорэль. Нежная, милая и неловкая. Как уж тут могли поступить иначе? И скребла волком перспектива причинить слабую боль, да все же оговорено оно было – отступать глупо и трусливо. В один миг отгоняя мысли, Аэль опустила дурфу, осторожно коснулась ее ножек, огладив их, да мягко улыбнулась.

– Перевернешься? На коленках.

Попросила Аэль, вновь потянувшись к губам прокладывая тропку от пупка выше, между грудей и по шее к устам. Сладко и нежно, без требования, без напора поцелуй лег. Дорэль воздух весь из легких выдохнула. Жарко. Как же душно сейчас было. Настолько, насколько даже при ранении и заражении бесовской кровью не было.

Все, чего желала…

Дурфа простонала в очередной раз, почувствовав весь тот жар, что от тела любимой исходил. Все ниже спускалась баргустка, а тело дурфы уже не только мурашками отзывалось, но легкими вздрагиваниями, от чего мышцы напрягались, то там, то здесь, между ножками сжимая баргустку пару раз. Вскоре и просьба поступила, которой отказать не могли, но пока и не понимали, как это быть должно.

Еще более насыщенный румянец лицо дурфы покрыл, вместе с ушами и на шейку перекинулся. Поцелуй спасительным оказался. Нежный. Отвлек он от мыслей, что посетили крылатую, которая представить пыталась то, чего от нее баргустка хочет.

Аэль отдалилась от губ супруги только после еще одного поцелуя нежного, но более короткого. Улыбнулась, видя замешательство дурфы, а потом выбралась из удержания, пощекотав ручками изгибы тела супруги. Своей женщины – почти полностью. Оставалась малость.

Баргустка отдалилась и присела, сама потихоньку помогла супруге, намекая. Обошла ведь со спины, приобняла, но потянула вверх, а потом удовлетворенно достроила позу – опора всего лишь на ручках и широко расставленных ножках, изгиб талии невольно подчеркнулся, стал виден совсем худой и тонкий животик, округлые ягодицы.

– Не бойся, родная. Просто, так ты почувствуешь чуть-чуть иначе.

Раскрыла причину Аэль, теперь взобравшись сверху. Ручкой отвела темные волосы наперед, перекинула через плечо и припала губами к шее чуть ниже затылка. Легкий темный пушок даже привлекал, в него сладко зарылись носом, одну руку пустив к груди, которую будто придерживали, разминая, а второй обвила талию, самыми кончиками пальцев доставая до низа живота, до влажного лона, которое вновь вниманием распаляли. А главное даргски близко – каждый участок тела ощущался, упирающаяся грудь, тяжелые вдохи и томные выдохи. Бедра, упирающиеся в ягодицы, держащие опору ножки.

Дорэль чувствовала, как ее щеки начинают пылать так, что скоро и лопнуть от жара этого могут. Неловко она позу приняла ту, которую Аэль принять помогла.

– Х-хорошо…

Тихо ответила крылатая, чувствуя, как голос предательски дрогнул от волнения и смущения столь сильного. Но стоило расслабиться. А вместе с расслаблением и прочувствовать дурфа жену смогла. Ее близость. Ее сердцебиение… Дурфа выгнулась, сильнее ягодицами упираясь со стоном сладостным вместе. Аэль была права и ощущения эти сменились. Обострились, выразительнее стали. Крылатая голову назад откинула, шейку свою изучать позволяя. Аэль ласково тревожила волоски на шее, целовала ее, опустилась к выступающей косточке, уделив и ей внимание.

Кровь приливала иначе. Баргустка это испытала давно и на себе, как привычно чувственная точка начинала пульсировать, а при прикосновении заставляла стонать не слабее влажного язычка и губ. Но сейчас было нечто лучше, иначе. Чувствовать податливые движения, улавливать дрожь и подступаться к потребностям. Даже шалить. Аэль выдохнула на ушко супруги, надавив на клитор, а на желание убежать от ласки прижалась бедрами.

– Ты прекрасна.

Шепнула баргустка, язычком обвела от начала до самого кончика ушко. Движения пошли вокруг напряженного кровью конца, за то рука на груди сжала сосок. Будто извиняясь, Аэль тут же поцеловала за ушком, вновь стала массировать и мять нежнее, а подушечка пальца наоборот начала давление.

– Дорэль, милая, голубка, кошечка моя…

Ласково шептали губы, а ручка с груди ушла, поглаживая изгибы дурфы. Только внизу ладонь бабочкой раскинулась поверх черного цветка, а палец хоботком выманивал новые соки наружу и с их влагой лишь ловчее справлялся со своей задачей. Но как же это было жутко приятно, ярко и будоражаще. Даже не смотря на разлом Аэль пришлось принять, что телесная чувственность осталась, проснулась и разбередилась жаром прекрасного тела, милой дурфой с ее сладкими стонами. И к концу этого акта горели не только волосы и губы у Аэль, но и щеки с ушками.

Вот только времени отдыхать баргустка не дала. С поцелуями по позвоночнику и скольжением ручек, забралась рыжевласая под супругу, между ножек ее, обняв их ручками за бедра, опустив пониже. Когда же расстояние стало достаточным и устроило, баргустка бесцеремонно коснулась губами губ половых и повела язычком по ним. Тянуться приходилось, ведь так не так болели бы мышцы ног дурфы, за то от шалостей и нежностей весь нектар красной девы стекал прямо в рот бескрылой, таял вкусом во рту и стоял на языке и губах.

Но не только половые губы и складочки изучал язычок, опускался он к потомство родному каналу, обходил все вокруг да около. И страшилась ведь Аэль сделать что-то не так, но проник от волнения язычок резко на половинку своей длины, а затем наружу почти полностью и внутрь. Спустя десяток таких движений осмелилась баргустка внутри двигать, стенки изучать да вкушать вкус женщины всласть, кровь ее. Так ведь и Фаврир сделала да показала даже, ведь долго у Аэль шла. Боялась даже царица, что от нарушенного поста такая, а вышло только совсем не то.

Дорэль вздрогнула, когда у ушка слова Аэль услышала. Еще и смущать решила! Но стеснение отступало, хотя бы потому, что внутри с новой силой вскипала страсть и стоны становились все громче и менее сдержанные. Дурфа впилась ноготками в мех, сжимая его крепко. Как же ново все это было. Все те эмоции, которые испытывала дурфа. Хотелось сбежать и продолжать все это одновременно. В теле копилась сила, росла и скоро очень собиралась покинуть тело также быстро, как и в прошлый раз. Аэль… ее руки, слова, губы… все это приносило ужасно много приятного. И совсем не жалела крылатая, что ждала так долго.

Но вот тело пробила очередная волна, которая вновь не позволила напряжению тому совсем сойти, только тело готово было рухнуть и свернуться клубочком, если бы не баргустка, которая еще одну порцию румянца вызвала. Крылатая выгнулась в спинке, но после чуть сильнее раздвинула ножки. Ягодицы напряглись, а после их снова расслабили. С проникновением и глаза зажмурились сильнее. Что же это? Почему так кружилась голова? От столь частых стонов голос охрип.

– А… Аэль…

Губы были искусаны до маленьких ранок. Еще немного и озорство баргустки вылилось в новую порцию приятной неги, растеклась внутри, согревая все. Баргустка вздрогнула вместе с телом дурфы, прижавшись к ней в порыве. Непривычное беспокойство пульсировало внутри через пуповину связи, непривычное светлое чувство наполняло нутро, передавалось друг другу, будто обе были частью одного и все же разделенные. Огонь внутри причудливым цветком из тепла и ветра раскрылся. Аэль сглотнула и пальцами протерла влагу оставшуюся с губ, по чуть-чуть выбираясь из своего положения, ручками и губами сопровождая себя до плеча супруги, которую обняла, укладывая на шкурах.

– Как ты, милая? Ммм, хочешь еще?

Уточнила баргустка, поцеловав в шею, а потом и щеку, наконец сровнявшись. Ладони оглаживали напряженные ягодицы, расслабляя их после такой позы. Дурфа к жене прижалась, носом в ее шею уткнувшись.

– Что же ты со мной сотворила?

Совсем расслабленно проговорила крылатая, чувствуя, напряжения ком лишь частично пропал. Но можно ли просить еще? Хотя… она ведь сама сказала, что столько, сколько захочет крылатая. Дорэль на ручках чуть подрагивающих поднялась и к губам баргустки прильнула, язычком между губ ее проникая. Это и оказалось ответом на вопрос Аэль. Еще… еще разочек и будет достаточно… или нет? Разве может быть много слишком ласк любимой? Ее тепла, поцелуев… Рука крылатой на талию баргустки легла, нежно поглаживая ладонью и на мягкие подушечки пальцев переходя, после которых ноготки следовали.

– Хочу…

Разорвав не на долго поцелуй прошептала в губы любимой Дорэль, снова к припухшим устам прильнув. Аэль смягченно приняла новый поцелуй. Руки сжали ягодицы, а потом расслабили нежно поглаживая. Игристые нотки касания, задираться и пожинать свои плоды. Аэль ответила на новый поцелуй Дорэль, нежно приминая искусанную нижнюю губу, полизывая ее горячим язычком, проникла за нее, а дальше сплелась с ее в круговороте страсти.

Пламя охватывавшее тело перетекало на дурфу, как теплое одеяло, а вот рука одна поползла вверх по спинке, щекотя ее ноготками и самыми кончиками пальцев, а вот вторая обвела бок, прошлась по кубикам пресса и опустилась вниз. Щекотка потревожила волоски, а потом и пальчики, будто при игре на инструменте, умело воспроизвели мелодию любви.

– Сладкая… Чуть ближе.

Попросила Аэль, оторвавшись от губ. Вновь поцелуй пришелся на изгиб шейки, но баргустка на этом не остановилась. Подрагивая, будто от напряжения, рыжевласая перебралась снова за спину дурфы, колено запустила между ножек и поменяв ручку, вновь коснулась сосредоточения сладкой истомы, а губы беспокойно зацеловывали хрупкие плечики. Редкие бурные переходы с губ на ласки язычком даже приносили движения бедер к ягодицам Дорэль. А рука, обнимающая щекотала ребра крылатой.

Дорэль выпустила воздух, томно вздохнув. Аэль была так близко. Ее дыхание будоражило кровь. Просьбу выполнили, опустившись ниже, чтобы баргустке было удобнее. Все тело горело. Дурфе казалось, что губы и руки жены накалены настолько, что оставляют красные следы на бледной коже. Побольше воздуха в легкие набрали, почти сразу выдыхая его со стоном от нового касания к плоти разгоряченной, в том числе и из-за недавних ласк. Крылатая сильнее прижалась ягодицами к любимой, а с ее уст сорвался тысячный стон, подтверждающий приятность таких касаний.

Все это происходило словно не с ней. Так приятно ей еще никогда не было. Довольствоваться простым взглядом любимой, которая дарила такой всем… нет, это не могло сравниться с этим и очень скоро такие вот движения довели до бурного оргазма, когда на пару мгновений тело напряглось, как натянутая тетива, а после прозвучал протяжный стон и обессиленное тело рухнуло на постель. Сон или явь. Аэль уже запуталась, подрагивая от волн наслаждения, того далекого, но прекрасного чувства, когда делаешь другому приятно. Нутро пылало, а чрезмерный жар выходил наружу в ярких вспышках.

– Дорэль,

Сорвалось имя женщины с губ. Рука крепко прижала к себе, плечи даже завернулись, прижавшись к плечам крылатой, а пламя с воздухом дало вспышку. Голова кружилась и дыхание шумно пыхтело в ушко крылатой. Интересно, все ли теперь? Казалось, теперь не получится так продолжить, может быть еще раз…

Баргустка прикинула в уме сможет ли еще разок иначе сделать приятное супруге, да нет, мысли утекли в сторону. Если захочет, то станет видно насколько самой Аэль уже досталось от дара Яростной. Только вот сейчас баргустка потерлась щекой о щеку дурфы, поцеловала ее, ниже к подбородку и перевернулась, ласково коснувшись губ своими. Эти томные глазки Дорэль многого стоили, расслабленная краса, смягченная улыбка и полная нежности натура.

Дорэль тяжело дышала. Кажется, осознание происходящего совсем пропало, а перед ней, рядом была только она. Губы вновь сплелись в поцелуе, но более мягком, успокаивающем. Буря, которую подняла Страстная затихала, но никуда не пропадало пламя, лишь уменьшалось, чтобы не спалить тела и души новобрачных. Поцелуй окончился, но внутри не было пустоты от мысли той, что все это дар Богиням, которые жизни их скрепили. Словно ящек для драгоценностей, который до этого был пуст, а теперь его наполнили переливающимися на свету каменьями. Словно нить тонкую уплотнили. Это их связь с Аэль?

– Аэль…

Тихо-тихо начала Дорэль, ручками талию жены обвивая. Она была счастлива. Конечно. Что еще для счастья надо? Но был ведь вопрос, который не решалась крылатая задать. Но как же сама баргустка? Не может же быть так, что она обойдется вот этим только.

Окончился поцелуй нежно, ласково, на нотке весеннего ветерка. Аэль отдалилась от губ, опустила голову на шкуру рыжую насыщенную осеннего меха саблезубой кошки. Брови расслабленные подернулись неловко на голос дурфы, а глаза едва прикрывшись распахнулись из под пелены ресниц.

– Что, Дорэль? Что, крошка?

Уточнила Аэль, улыбаясь мило. Ладонь накрыла темные волосы нежно и трепетно, скользнули по шелковым локонам, а там прядка оказалась у губ, которую поцеловала баргустка.

– Между нами связь окрепла, Дорэль. К слову…

Царица сморгнула, прогоняя остатки взбалмошного состояния, обратив взгляд к тому ореолу яркому, что еще был вокруг обеих.

– Если вдруг ты приняла, хммм, может быть даже не только связь укрепилась, но как говорится «на все воля богинь».

Смешок легкий и глазки прикрылись, а рыжевласая головка припала к плечу. Дорэль ручку на спинку баргустки перенесла, поглаживая ее, а после поцеловала в уголок губ и в щеку, сместившись к виску.

– Позволишь мне?

Подушечками пальцев от шеи по позвоночнику к пояснице прошлась. Ладонь ягодицу накрыла, которую поглаживать стала, до середины бедра спускаясь и возвращаясь обратно к округлости. Губы легли на мочку уха, а после на шейку, один за другим к ключицам припала, на этот раз нависая над любимой. Устроилась крылатая так, как это делала Аэль, расположив коленки между ног супруги, чуть раздвинув те своими, от ключиц к груди пышной направляясь, которой еще ребенка вскармливали. Дурфа боялась упустить даже один сантиметр кожи тела возлюбленной. Щеки снова налились румянцем от картин, что представились взору дурфы.

Приятные прикосновения распространяли волнами щекотливые всплески эмоций. Аэль расслабилась, было решив, что уже все. По крайней мере с обычными девушками не было слишком тяжело, с Огненной конечно могли и по больше десятка сменяться, рычать даже от страсти и извиваться ужами, но это ведь Фаврир.

Но только заворочался зверь – боль, как Аэль расслышала шепот. Что? Баргустка удивленно распахнула глаза и поднялась, оторвавшись от плечика дурфы. Вот же… Неугомонная. Только сама ведь сказала, что столько, сколько захочется. Бровка невольно изогнулась, но губы в ответ оставили на коже нежный поцелуй.

Помыслы удрать проверить младшенькую растворились. Сил таки уже в постели весь запас истратится, но нельзя ударить в грязь лицом. И вот уже тонкие пальчики заскользили по талии к ребрам и плечикам, а от них по ручкам и только затем обратно к шее и груди. Ей Аэль решила доставить еще порцию внимания, разминая по кругу вращениями.

– Каждая женщина – загадка. Ммм, найдешь ключик? Ты не опытна совсем, так что, я подскажу.

Решила немного расслабить встревожившуюся дурфу, приблизив ее зардевшиеся щечки и покрывая их поцелуями, а потом и в уста, сладкие, как мед, опухшие от бесконечных поцелуев с горячим влажным язычком, от контакта с которым бегали игривые волны азарта.

Дорэль улыбнулась уголками губ, а после этих губ коснулись уста любимой. Еще один долгий поцелуй затянул новобрачных. А тем временем ручки Дорэль нежно поглаживали тело Аэль, по талии и вверх к пышной груди, которую задевали лишь подушечками пальцев и по животику возвращались вниз, к бедрам по ягодицам и по внутренней стороне бедра, немного заострив внимание именно на этой части тела, которой порой касались почти невесомо, а иногда и сжимали слабо, в опасной близости к средоточию напряжения.

– Я найду ключик. Ты ведь мне поможешь…

Дурфа томно шепнула эти слова на ушко Аэль, к которому приблизилась, кончиком влажного язычка по ушной раковине прошлась и оставила поцелуй на мочке, спускаясь вновь к шейке, исследуя с особой старательностью, иногда полу-поцелуями спускаясь к ложбинке между груди и поднимая взгляд к лицу жены, чтобы понять ее эмоции.

Аэль зажмурилась, дернувшись от губ на ушке, шумно вдохнув воздух. Добралась же, чернышка. Баргустка вздрогнула, шею крылатой поглаживая, зарываясь кончиками пальцев в волосы на затылке. Вторая ручка заскользила по внутренней стороне бедра дурфы. Удивительно, но имитируя ее саму, но чуть более ощутимо, чуть более нетерпеливо и властно.

– Догадливая ты, но не во всем.

Усмехнулась баргустка не без добродушия, вновь опустившись к личику дурфы, коснулась ее лба и виска. Горячее дыхание обдало ушко, а кожи коснулись острые зубки в игривых закусываниях.

– Меньше смотри в глазки, луноликая, это смущает.

Хрипло отозвалась баргустка, а потом в отместку проникла языком в ушко, обследуя его беспардонно, как несколько десятков минут до этого самую горячую точку трепещущего естества супруги. Дорэль носиком о шейку потерлась и снова поцеловала ее. Вот оно значит, как… намек крылатая поняла, но чуть помедлила, снова губу прикусив.

Только когда ушко ее отпустили, тогда и темноволосая вновь поднялась к мочке любимой, лизнув ее, прикусив слабо и к ушной раковине перейдя. И, как и Аэль, стала повторять то, что она недавно вытворяла сама, проникая внутрь язычком, покусывая и целуя.

Только ручка вот озорная вверх по коже бедра поднималась, а кончики пальцев сначала задели половые губки, а средний между ними скользнул, мягко и плавно проходился от входа к клитору и обратно. Второй рукой дурфа на грудь переключилась, сначала нежно оглаживая ее, изредка задевая сосок.

Вздрогнула волнами баргустка, уже и одернувшись в сторону, оголив более удачно шейку. Так и оторвалась от ушка дурфы, вдохнув воздух глубоко и беспокойно. Рука скользнула к темным волоскам, а там и между лепестков причудливого цветка. Легкое беспокойство заменяла нежность, бескрайняя, бередящая нутро. Только Аэль расслабилась, обняла ножками супругу, как вот он странный миг.

Тело прошил будто удар молнии, а с губ сорвался с выдохом стон. Баргустка метнулась беспокойной ящеркой в сторону, смущенно устремившись взглядом к дурфе. Грудь вздымалась вверх вздохами, а вот щеки и шея решили дополнить копну рыжих кудряшек и превратить баргустку в дочь огненной. Руки неловко коснулись вновь дурфы, приближая к себе.

– Полегче, глупышка, это было слишком.

Тихо прошептала баргустка в губы, защекотав их, нежно прихватывая то верхнюю, то нижнюю губу, но теперь дурфе не дали возможности шалить – пальцы умело принялись ласкать напряженную струнку девушки, а вторая рука скользила по спинке, выписывая круги и узоры по меткам обоих символов богинь. Оттолкнула… Дурфа удивленно-виноватый взгляд на баргустку подняла. Ох и напугала ее реакция. Да так, что побаивалась теперь она вообще что-либо делать.

– Прости…

Тихо шепнула крылатая, взгляд от жены увела в сторону. Может и плюнуть стоило на все эти традиции? Чем вот так вот краснеть потом из-за неопытности. Но поцелуй немного расслабил. Вернул трезвость ума, напоминая о том, что не время о вечных проблемах думать.

Отвечали на него неловко, словно боясь что-то лишнее сделать, только на мгновение показалось, что успокоилась Дорэль, но нет. Напряжение на тело напало, беспокойство за то, что неприятно сделала и может сделать так снова и, может даже лучше ничего не делать, но тогда Аэль…

Тяжелый вздох был, следом и стон сорвался с губ. Снова она так… Губы дурфы осторожно нашли ушко любимой, но на этот раз лишь поцелуй оставили. Ручки ее поймали. Она к губам своим шаловливые пальчики супруги поднесла, каждый поцелуем одарив. А после и на кисти перешла, с них на животик, пупок язычком обвела.

– Не убегай… я буду осторожна

Тихий шепот, который теплым воздухом кожи коснулся. Руки на бедра легли, которые обняли, поглаживая нежно. Аэль зарделась от такого хуже вареной свеклы. Кажется, так неловко не было даже когда Фаврир впилась губами и языком проникла внутрь, перед тем умоляя родить девочку, похожую на себя. Вот ведь грх дурфа! Брови подергивались, а язык не желал пошевелиться. Аэль зажмурилась, вдохнув воздух насколько возможно ровно и медленно.

– Ты пуглива и решительна. Вот в кого такой уродилась? Дорэль… Хотя бы… Хотя бы сама не напрягайся. Я… Просто так реагирую.

Попыталась поспокойнее объясниться с супругой баргустка. Может хоть слово убедит в том, что и не виновата, а всего лишь чуть-чуть перегнула палку и заставила убежать от ласки. Тем более, когда сама остановила от того, чтобы доставили удовольствие, как прежде, оставив иное.

– Хорошо…

Снова этот шепот, томный. Такой тихий. Такой, какой услышит только любимая. Губы снова легли на кожу около пупка, по чуть-чуть сдвигаясь влажной дорожкой к центру и вниз. Нежна была крылатая с возлюбленной. С ее телом чувствительным и так реагирующим. Так и спустилась настолько, что удобнее устроилась теперь между ножками поджарыми, все продолжая поглаживать их, чтобы расслабить. Уста алые легли на половые губки. Терпеливо и плавно, сначала поцелуями внешней стороне. Она обхаживала свою женщину также, как бабочка перед тем, как собрать нектар с цветка благоухающего. Иногда от напряженного органа к бедру убегала, язычком по нему проводила и целовала следом.

Ручка одна бедро Аэль отпустила и пошла по животику, грудь задела, а после руку баргустки нашла, пальчики переплетая с ней. Кончик язычка крылатой показался, по внутренней стенке половых губок прошелся. Снова без спешки и до бугорка напряженного дошла. В первый раз лишь задела, словно случайно, но потом более ощутимо.

Аэль неловко наблюдала, будто в лаве купаясь, в горячих потоках подступающей ото всюду страсти, что прожигала каждую клеточку, заводила сердце в ритме унисона, а тело в трепете. Но все же трепещущие густые ресницы сомкнули глаза. Баргустка закусила губу, оценивая новые ощущения, старания супруги, ведь Дорэль желала этого – принести ощущения ответные, доставить удовольствие.

Аэль сглотнула подступившую слюну, опустив ладонь на шелк темного водопада. Белая полоска рассекала его, но сейчас уверенности хватало только на пару мгновений усмотрения на эту темную головушку. Зачем? Вопрос угас, как и мысль о том. Дорэль любила, желала, а дар богинь соединял обеих и связь пульсировала, напиваясь силами обеих в единении. Пламя к пламени, воздух к воздуху, душа к душе.

Дыхание в миг перехватило. Баргустка дернулась головой, волной прошел импульс и ножки было сжались, но тут же расслабились. Непривычная волна ярко охватила палитрой чувств и отступила. Шумный вдох подарил легкое головокружение. Аэль чуть приподнялась и вовремя. С волнами приятных ощущений тело начало смущающим образом подстраиваться под ласки в танце, правда сейчас танцевать была готова только одна и поэтому искажение в талии, ее игривые переливы, вздымающаяся грудь и опускающаяся поддерживалась только воздушным касанием.

Аэль выпускала пламя и ветряные вихри, с губ стоны отпуская, сдержанные, тихие, но красноречивые. Дорэль медленно наращивала темп своих ласк, а от тела крылатой волнами стали появляться потоки энергии. Огонь и воздух. Они причудливо сплетались, танцуя великолепный танец легкости и страсти. Воздух лишь сильнее распалял огонь в сердцах и вне тел двоих.

Язычок провел дорожку от входа, легонько надавив на него, по малым половым губкам снова к напряженной бусинке, которую поймала устами, взяла в плен нежных губ, кончиком языка все еще играя с ней. Страсть… пламя сильно разгорелось и не даст покоя дурфе еще долго. Движения мягкие, плавные, но набирающие силу. Сквозь эту нежность проглядывала пылкость чувств дурфы. Потоки энергии, что куполом плотным окружали их, становились быстрее и ярче, красками вспыхивая то там, то тут.

– Нгх… Ах!

Аэль прогнулась, а следом мышцы пресса напряглись в замок сжатые, согнув баргустку. Пальцы беспокойно сжали ручку дурфы, а левой разбережено зачесали волосы темные на другой бок, а потом и перенесли обратно. Кружочком заскользили пальцы по коже. Глаза, затянутые пеленой страсти, приоткрылись, выцепив красные ушки, которые пальцы стали поглаживать.

Дурфа еще разок прошлась язычком, слизывая весь выступивший нектар. И улыбнулась, нежно поглаживая тело, которое недавно схватила в свои цепкие лапки волна напряжения, что ушла, оставляя после себя легкую слабость. Дорэль той же влажной дорожкой из поцелуев стала подниматься к молочной груди, которую до этого лишь задевали слабо. По коже бархат губ прошелся по кругу, от основания к соску, язычком озорным задетому. В это же время пальчики снова заскользили к плоти возбужденной, лишь небольшую передышку устроив. Ласки снова пошли по нарастающей. С еле ощутимых касаний продвигаясь к более заметным, а после и к поглаживаниям.

– Дорэль… Дорэль.

Звучал из груди томным бархатом голос, хотя в противовес ему ножки стали целым препятствием, которое уже душить обещало. Прикусывая губы, вздрагивая и беспокойно перебиваясь из одной стороны в другую, баргустка прогнулась в один миг. Ветер всколыхнул пламя, а оно дало волну до самых окон. Накатила слабость, а с ней и дурманящая легкость. Аэль неловко опустилась на локотки, а там и на шкуры, переводя сбитое дыхание.

Вот только было ли время отдышаться? Голубые глаза распахнулись полные удивленного изумления. Еще раз? Осознание пришло раньше мысли с движением тела в сторону и объятием рукой. Аэль сжато выдохнула, второй рукой скользнув от позвоночника к талии. Бедра девушки сжали ножки баргустки, а губы беспокойно скользнули по лицу, вискам, ушкам, цепляя все, до чего губы дотягивались. Стон нежно ласкал ухо в перерывах между касаниями губ и язычка острого.

Стоны оказались подарком. Ответом на вопрос о том, приятны ли баргустке ласки ее новой женщины. Дурфа поднялась к лицу возлюбленной, заглядывая в ее небесно-голубые глазки, которые заволокла пелена истомы. Румянец на щеках, такой милый. К губам прильнули со всей любовью к их хозяйке, на которую были способны. Новая волна огня, воздуха порывами бились в комнате и энергии этой уже тесно в ней было. Губы сплетались в поцелуе также страстно, как и танцующие пламя с ветром. Дурфа чувствовала, как тепло быстрыми потоками проходит в тело, новый букет красок собирая.

Небольшие передышки между поцелуями и тихий шепот в губы сладкие. Любви слова… все те, которые на протяжении пятнадцати лет хранила крылатая в сердце своем, в теплом местечке. Теперь они нашли ее. Ту, кому адресованы были.

Аэль уже почти не помнила себя. Слишком хорошо, слишком жарко. Даже тело казалось каким-то маленьким перед этим большим чувством и несущественным. Дорэль. Ее сладкие уста, нежные очи и хрупкие ручки, дарящие столько ласки. Эти теплые касания и мгновения вместе. Казалось, что сама жизнь схлестнулась в круговороте перемен, впитывалась в два тела, слишком переполненных, чтобы принять ее всю. И Аэль содрогалась перед ней, как давным-давно пятнадцать лет назад. В ушах звенело, когда тело ослабло на густом меху. Щеки пылали румянцем, а сама баргустка только и смогла что, так повести бровкой, когда веки непослушно остались закрытыми.

– Кажется к такому меня жизнь не готовила, милейшая. Тебе точно не нужна супруга посвежее да страстнее?

С ощутимой иронией и несерьезностью уточнила баргустка. В другой миг губы вновь прильнули к устам в крепком поцелуе, после которого был ответ-улыбка и баргустка осталась перед личиком дурфы, вяло скользнув рукой по ее щеке. Дорэль улыбнулась и устроилась рядом с любимой, кончиком носа к щеке жены прислонившись.

– Нет, старушка моя, тебя более, чем достаточно.

С такой же игривой легкостью проговорила крылатая и ощутимее к себе баргустку прижала. За ее стан тонкий, за талию, спинку поглаживать продолжая. Не уставала же…

– Да и зачем мне помоложе, станут еще шептаться.

Дорэль смешок пустила и в щеку Аэль поцеловала, голову ее на свою руку уложила, устраивая так удобнее на отдых. Ножки их сплелись, а губы на лбу очередной поцелуй оставили.

– Давай отдохнем, пока есть время, а после за малышкой сходим. Совсем чуть-чуть так побудем, хорошо?

Волосы мягкие поглаживала, сквозь пальцы пряди пропуская, красотой их любуясь, пока к губам не поднесла.

– Хммм, значит со мной потому что шептаться не будут?

Сделала озадаченный вид баргустка, нахмурив одну бровь, а другую удивленно подняв, но не прошло и минуты, как разгладила морщинки на лбу, а выражение лица стало обыкновенным, несерьезным с мягким взглядом и шаловливо-мечтательной улыбкой.

– Прости, просто, шучу я. Но нет уж ки. Мне нужно нормально отдохнуть. И поверь, тебе тоже. А то встанешь, ножки задрожат и вернешься, а ложе то уже поостынет. Ц-ц-ц не задача. К тому же малышка сейчас будет точно активнее, чем прежде… Лучше вот что…

Баргустка устроилась поудобнее, бедро дурфы к своему приблизив, а там и ножкой обняв. Ручка правая завершила действие, устроившись на изгибе талии, подушечками пальцев ласково поглаживая.

– Ты ведь придумала для нее имя? Знаю, что обычно не принято спрашивать, но мне интересно. Сама понимаешь, что привычного волнения ожидания у одной из нас не было, а поэтому… Поэтому я хочу знать сейчас, как мою дочку будут звать. Ну же рассказывай!

Почти по-гутски невинно заглядывала в глаза своей глубиной моря Аэль. Открытая, юная душой, будто все невзгоды на время отступили, но осознание того, что это все лишь временно… Дорэль улыбнулась и прикрыла глаза мечтательно, продолжая водить рукой по волосам жены.

– Тогда отдохнем так, чтобы в тело вернулись силы, тебе виднее.

Холод они явно не скоро почувствуют, потому что пламя, что из их тел потоками явилось все еще окружало, согревая женщин.

– Имя… ммм… Закия – смекалистая, так звали мою любимую прабабушку. Девочка у нас активная и очень смышленая, так пусть же это имя поможет ей в будущем и сложности, если и не обойдут стороной, то приняты ею будут с улыбкой и быстрое решение придет.

Дорэль поцеловала супругу в щеку и потерлась о нее своей.

– А теперь давай спать… все-таки пост отнял у меня немного сил и их надо пополнить.

Храбрилась крылатых царица. Сильно пост ее пошатнул, хотя обрядом вместе и силы новые вдохнули в тело дурфы.

– Хорошо. Закия так Закия, хмм вроде это имя чаще встречается в клане Света. Я встречала парочку мастериц в чертогах Великой царицы с этим именем.

Шепотом произнесла Аэль, смежив отяжелевшие веки, на которые будто груда руды навалилась. Легкий вздох сорвался с губ, а сознание затянуло дымкой сна. Лучшим ответом на слова крылатой были чушь подрагивающие трепетом реснички и полное покоя тело царицы. Расслабленная, в неге сна и покоя.

Но вместе со сном пришли и грезы. Перед глазами простиралась равнина, яркие зеленые травы густые по-летнему сладкие. В нос бил густой аромат лечебных соцветий, душистый запах хвои и перегноя, хотя лес был еще только на гряде следующего возвышения, но нос уже ощущал это, а в теле ощущалась не бывалая сила. Бег не утомлял, а земля будто горела под ногами. Вот миг прыжка и с десяток метров оказалось позади, ноги пружинисто встретились с землей или… лапы?

Мысль казалась чужой, непривычной и обескураживающей, но не смотря на нее Аэль уже продолжала путь. Самка оленя. Мысль пришла раньше, чем перед глазами возник лучик-путевод и точное понимание, что впереди есть зверь. Уши чутко доложили о ее дыхании, о том, как мерно переступала с ноги на тонкую ножку олениха. Молодая, полная жизни и силы. Аэль сама поражалась тому, как узнала, ведь вылетев на поляну, столкнулась с черными большими глазами полными разума, но когти сделали свое дело, как и знали его клыки. В рот хлынула горячая кровь и сжатый последний крик-плач самки оленя ушел на второй план. В утробе зарождался рык, жуткий голод утолял вкус крови, что еще не успела остыть, но ее выпьют раньше, а потом будет сладкое свежее мясо и…

Аэль с усилием воли вырвалась из сна, удивленно распахнув глаза. Что ж это такое? Волк? Почему приснилось, что была волком? Невдомек оказалось царице от чего богини сыграли злую шутку и подарили это видение. Никогда прежде Аэль не снились так реалистично животные и уж тем более их жизнь от первого лица. Да, может снилось, как убила первую свою добычу, как наблюдали с Фаврир за животными, но не это. Так что же…

Мысль оборвалась из-за беспардонного стука. Только сейчас Аэль осознала, что уже темно и скорее всего ночь, что шум от танцев заглушался еще одним. Вот только стучать так точно никто бы не стал, ну, из тех, кто знал, что у цариц первая ночь, а не знать об этом не мог никто. Неужели враги прибыли?

Аэль выпуталась из объятий супруги и поспешно соскочила на ноги. Тихий стон сорвался с губ. Все тело с не привычки ныло так, будто снова удерживали Рокут двое суток. Низ живота и вовсе будто распороли только что. Последствие такого родоразрешения до сих пор порой давало о себе знать последствиями после жарких утех. Давясь болезненными стонами, баргустка добралась до своих вещей. Благо теперь глубинная боль ушла, как накопленная усталость после долгого сна, но недостаточно отступает обратно в свои чертоги. И Аэль была благодарна этому свойству, теперь уже затянув пояс брюк, приурочивая к нему перевязь с оружием.

Стук в дверь возобновился и Аэль была готова зарычать от гнева. Этот кто-то получит в нос кулаком, если еще раз стукнет в треклятую дверь. Накинув рубаху, запахиваясь на ходу, Аэль кое как поправила волосы, что желали лучшего после бурной брачной ночи. Шаг за шагом царица оказалась у двери и при следующем требовательном стуке потянула ручку на себя, вот только та личность за дверью…