Читать книгу Серьга всего одна - Мэнни Кафталь - Страница 7

Как обычно, в сезон сбора винограда стояла жара. Даже утром в саду невозможно было находиться. Мирмах вошла в дом и сразу же улеглась на приготовленный для неё софан, рабыня принялась овевать её мурухой, прикреплённой к длинному шесту, но это не помогало, подушки парили, и она, пересев на каменную скамью, приказала принести чего-нибудь прохладительного. Служанка убежала и вскоре вернулась с фруктами и кувшином. Увидев, что в кувшине вода, Мирмах нахмурилась. Накануне вечером Харив привёл к ней Сенеава, который, осмотрев её, сообщил радостную весть. Он сказал им, что она ждёт мальчика и что плод хорошо набирает силу, а она сама, в благодарение богам, здорова.

– Не пей вина, прекрасная Мирмах, – посоветовал ей ахкам, – ничего хмельного не бери в рот, пока не разрешишься от бремени.

Довольный и успокоенный Харив провожал мудрейшего, когда у дверей перед ними склонился Авед, прилежный раб, управляющий в его доме.

– Величественной Мирмах не разрешается больше пить ничего хмельного, – сказал ему княжеский сын, – ты проследишь за этим.

– С-слушаюсь, м-мой господин, – ответил Авед.

– Тебе бы лучше отрезать язык этому рабу, – холодно заметил Сенеав, – немой слуга лучше слуги-заики.

Харив усмехнулся, увидев, как побледнел Авед, услышав эти слова, и покачал головой, давая понять, что это ему не грозит.

– Внимательно следи за кухонной прислугой и за рабынями.

Управляющий склонился до земли и, торопливо пятясь, удалился.

Проводив ахкама, Харив вернулся к жене. Бережно он поднял её на руки.

– У нас будет сын, – воскликнул он с восторгом. – Сын! Наследник!

Положив её на кровать, он прилёг рядом. В сравнении с ним она чувствовала себя совсем маленькой, потому что он был огромный и возвышался над ней, как гора, но руки у него были нежные. Он убрал упавшие ей на лоб кудри и начал покрывать поцелуями её лицо, шею.

– Обещай мне, что будешь осторожна теперь, как никогда. Каждое утро гуляй в саду, вина не пей, как повелел ахкам, ни вина, ничего, сделанного из хопса, даже Нинкаси не бери в рот. Я прикажу, чтобы этого всего не было в доме.

– А как же мой приём? Знатные гостьи вряд ли захотят пить воду вместе со мной.

– Ну хорошо, я верю в твоё благоразумие. Ты пригласила дочь Сенеава?

– А как же! Я давно не видела её, наверное, несколько лет, и мне любопытно узнать, насколько правдивы слухи о её красоте.

– Проказница! – усмехнулся он в ответ.

– Харив, я боюсь, – сказала Мирмах, – ведь женщины иногда умирают при родах.

– Тебе нечего бояться, любимая, ахкам сказал, что ты здорова и всё должно пройти хорошо. К тому же до родов ещё далеко, через несколько недель мы опять пригласим Сенеава, он осмотрит тебя, и я уверен, развеет все сомнения и страхи.

– Пригласим? – с улыбкой переспросила она. – Возможно, что через несколько недель нам нужно будет просить его аудиенции. Скоро ты будешь оказывать его дочери сыновние почести, ведь она станет княгиней Айона.

– Может быть, – задумчиво произнёс он.

– Что означает твоё «может быть?»

– Мудрейший говорил со мной, – продолжал Харив почти шёпотом, – и дал мне надежду, что недолго осталось моему отцу править.

Услышав это, Мирмах уселась в кровати, опершись локтем о кучу подушек.

– В таком случае почему же он согласился на брак своей дочери с князем? – её мысли побежали. – Вот почему он не торопится со свадьбой! Но Сонабар на выданье, может быть, у Сенеава есть другой кандидат в мужья для его дочери?

Молодая женщина ничего не сказала тогда мужу, но в её душу закрался страх. К тому же теперь, на шестом месяце беременности она чувствовала себя уязвимой и не такой красивой, как раньше. Равнодушно смотрела она на блюдо с фруктами, отпила немного воды. Сегодня к вечеру соберутся в её парадных покоях знатные дамы Айона, каждая во всём своём блеске, и ей нужно быть на высоте. В конце концов, она их будущая княгиня. Мирмах выпрямилась и подняла голову. Сколько бы лет ещё ни прожил Анас, скольких бы жён ни взял, придёт время для его преемника сесть на трон, сколько бы амбициозных дев ни желали заполучить её Харива, она станет матерью их будущего князя, вот он только что пошевелился в её утробе, совсем ещё кроха, а уже вселяющий надежду в её сердце.

В саду ещё не стемнело, когда в доме зажглись все лампады, а в парадных покоях стали собираться гостьи. Для каждой из них было приготовлено место согласно её положению. Три низких резных стула – для жён военачальников и министра по сбору податей, один стул повыше с расшитой подушкой – для супруги Сагира, младшего брата Анаса, два софана – один для Мирмах, а второй, самый роскошный, – для Раисы, первой жены Анаса, матери Харива. Многих раздумий стоило решение о сиденье для Сонабар. Положение её отца было особенным при князе. Главный советник Анаса всегда восседал слева от своего повелителя на высоком сциге с прямой спинкой и подлокотниками, почти таком же, на каком сидел Харив, значит, его дочери полагался софан, но это унизило бы Раису. В конце концов Мирмах приказала поставить рядом со своим софаном сциг – такой же, на каком всегда восседал Сенеав во время княжеских церемоний.

Одетая в голубой лён с золочёным поясом под грудью, возлежала Мирмах на софане и приветствовала входивших женщин. Когда вошла Сонабар, сердце её сжалось от ревности. Эта девушка была прекрасна. Она видела, какое замешательство вызвало её появление среди присутствующих женщин, а та просто поклонилась и, когда рабыня указала ей на приготовленный для неё сциг, казалась удивлённой.

– Я рада, что дочь мудрейшего посетила нас, – произнесла Мирмах, и это было разрешением для остальных начать разговор.

– Я слышала, что ахкам Сенеав обучает свою дочь врачеванию и наукам о звёздах, – сказала жена Сагира.

– Юная Сонабар скоро превзойдёт всех своей мудростью, – подхватила жена военачальника.

– Так же, как превзошла она многих своей красотой, – добавила другая.

– Если в глиняную бутылку налить изысканного вина, она от этого не станет золотой, – невозмутимо ответила девушка, – а во втором, так же как и в первом, нет моей заслуги.

В этот момент вошла служанка.

– Светлейшая Раиса! – возвестила она.

Все поднялись, а Мирмах прошла к двери, чтобы у входа встретить свою свекровь.

В полном молчании та вошла, тяжело опираясь на руку своей рабыни, прошла к софану и улеглась, показав всем расшитые узором подошвы своих туфель. К носку одной из этих туфель прикоснулась губами Мирмах.

– Как поживаешь, дочь моя? – спросила наконец княгиня.

– Счастлива тем, что дорогая матушка решила меня навестить.

Раиса сделала знак своей рабыне, и та начала овевать её мурухой. Все продолжали стоять, а княгиня, прикрыв глаза, полулежала на софане и, казалось, чего-то ждала.

В проёме двери показался высокий силуэт, и, тихо ступая, в комнату вошёл Харив.

Он сел на пол возле матери и, взяв обе её руки в свои, прижался к ним губами.

– Как здоровье моей единственной? – спросил он.

– Устала я, – княгиня со вздохом открыла глаза и посмотрела на сына.

– Вы моё солнце, матушка. Разве может солнце устать дарить свет и тепло?

С улыбкой она поцеловала его лоб.

– Ты скоро станешь отцом. Я за тебя рада, сын мой, и надеюсь, что ты будешь гордиться своим сыном так же, как твой отец гордится тобой, – она сказала это громко, так, чтобы никто из присутствующих не упустил ни слова, и добавила: – Только сегодня утром наш повелитель сказал мне, что ты его правая рука и он полагается на тебя во всём.

Князь уже давно не появлялся в покоях своей первой жены, она не только не могла поговорить с ним, но и не видела его по нескольку недель. Это была громко сказанная ложь, предназначенная для того, чтобы продемонстрировать своё влияние и уверенность в том, что именно её сын унаследует трон. Поговорив ещё немного с матерью, вельможный Харив ушёл. Служанки подали изысканные блюда и напитки. Отведав тариксели с сыром и отпив несколько глотков вина, Раиса поблагодарила невестку за гостеприимство, пожелала ей здоровья и удалилась, а гостьи развеселились. Они отдавали должное вину и золотистым цирассам, вкушали зайетун и фаршированные алейнабы. Беседа, поначалу льстиво обращённая к их хозяйке, постепенно сдвинулась на более интересные темы. Приняв непринуждённые позы, женщины потягивали из трубочек Нинкаси и откровенно сплетничали обо всех, кого не было в этой комнате.

Возлежавшая на своём софане Мирмах чувствовала бы себя совершенно одинокой, если бы не Сонабар, сидящая рядом. Она, так же как и хозяйка дома, не прикасалась к хмельному и, держа в своих тонких пальцах расписной кос, отпивала из него воду маленькими глотками.

Они обе перестали прислушиваться к болтовне сидящих вокруг женщин и, обратив глаза друг к другу, начали свой разговор.

– Я благодарна величественной Мирмах за то, что она позволила мне присоединиться к этому изысканному обществу, – произнесла гостья. – Не иначе как благодаря заслугам моего отца мне была предоставлена такая честь.

– Мы многим обязаны мудрому Сенеаву, – ответила жена Харива, – но известно, что прекрасной Сонабар предназначено место, достойное её красоты, ума и высокого происхождения.

– Этого места я не достойна, – ответила Сонабар.

– Правда ли то, что повелитель велел день и ночь охранять твоё жилище? – полюбопытствовала хозяйка.

– Истинная правда.

– А правда ли, что к тебе сватались высокородный Ндошвалюканна и воинственный Харциаш?

– Это мне неизвестно, – ответила Сонабар с застенчивой улыбкой, – до недавнего времени отец не разрешал мне даже думать о замужестве.

– Я уверена, что твоё бракосочетание станет незабываемым событием в Айоне, – предположила Мирмах. – Ты уже знаешь, каким будет твой свадебный наряд?

– Нет, – Сонабар продолжала застенчиво улыбаться. – У тебя, моя госпожа, такая красивая причёска! Я такой никогда не видела!

– Одна из моих рабынь необыкновенно умна, – ответила жена Харива, – она умеет завивать волосы, укладывать их в роскошные причёски и вплетать в них бусинки ляпис-лазури или золочёные нити.

– Если бы у меня была такая рабыня… – отозвалась дочь Сенеава.

– Я могу уступить тебе её на один день, для того чтобы она научила твоих рабынь делать то же самое.

На следующее утро к Сонабар привели женщину.

– От величественной Мирмах, – доложил стражник.

– Ты кто такая? – холодно спросила её девушка, она, казалось, забыла о разговоре с женой Харива.

– Я Ашиква, – ответила та. – Меня прислала моя госпожа, для того чтобы учить рабынь молодой госпожи делать красивую причёску.

– Дайюн! – позвала Сонабар, и из-за ширмы вышла старуха-нянька. – Дайюн, это Ашиква, она поступает в твоё распоряжение на весь день.

Хорошая рабыня – проворная рабыня. Ашиква, наверное, это знала, потому что она делала всё на удивление быстро. К тому же она была очень старательна. Глядя на неё, няня хмурилась, но для неё этот день, несомненно, был днём отдыха.

– Где все рабыни молодой госпожи? – удивлялась Ашиква.

– А тебе зачем знать? – усмехнулась Дайюн. – При молодой госпоже только я.

– Кого же мне учить делать красивую причёску? Тебя?

– Ты наливай воду да не разговаривай.

Наполнив медный таз тёплой водой, рабыня принесла полотенце, для того чтобы Сонабар могла умыться, поднявшись от послеобеденного сна, а няня капнула в воду несколько капель ароматного масла. Дверь отворилась, и в комнату вошёл Умайака с подносом в руках. Весь день Ашиква пыталась поговорить с ним, даже когда ей сказали, что этот раб нем.

– Как? У таких важных господ немой раб?

– Умайака, поставь всё на стол, – приказала ему Дайюн и, когда тот вышел, пояснила: – Немому рабу цены нет, он не выболтает тайны своих господ.

– Какие тайны могут быть у таких вельможных людей?

– А тебе так всё и расскажи.

В это время проснулась Сонабар. Она вышла из своей опочивальни сонная и недовольная.

– Что это вы тут разболтались?

– А, не слушай нас, голубка, вот попей сахлав, пока горячий.

Но молодая госпожа, умывшись, сразу села напротив зеркала.

– Ашиква, заплети меня красиво, а ты, няня, смотри и учись, – приказала она.

Рабыня взялась за дело, ради которого её сюда прислали. Осторожно она расчесала длинные волосы Сонабар, разделила их на шесть частей, зажала между пальцами золотой шнур и начала плести. Её ловкие руки быстро двигались, пальцы мелькали. Увлёкшись, она, казалось, забыла, где находится, и начала тихонько напевать. Величественная Мирмах всегда капризничала и жаловалась на то, что она слишком сильно дёргает её волосы, а Сонабар сидела спокойно, не шевелясь, сложив руки на коленях. Дайюн внимательно смотрела, как в волосы её госпожи вплетался золотой шнур, как он принимал форму сетки, охватывающей голову, как приподнимал он волосы над шеей и заставлял их падать на плечи шёлковым каскадом. Когда работа была закончена, голова молодой госпожи являла собой восхитительное зрелище, а она, смотрясь в зеркало, была недовольна.

– Няня, ты забыла подать мне моё снадобье, – сказала она строго.

– Ох, святые духи! – воскликнула старуха. – Это всё из-за Ашиквы, она заговорила меня, негодница!

Няня подошла к ларцу, стоящему в углу, приподняла крышку и вытащила глиняную бутылочку, закупоренную пробкой. Старческие руки дрожали, пока она наливала красную жидкость в чашку для своей госпожи. Та выпила всё и наклонилась к зеркалу.

– Ну вот, теперь другое дело, – сказала она, проведя пальцем по своей щеке, которая была нежнее розовых лепестков. – Передай своей госпоже благодарность за то, что она прислала тебя, – обратилась Сонабар к рабыне.

– Значит, я могу надеяться, что меня пригласят для того, чтобы заплести несравненную Сонабар к свадьбе?

– Нет. Причёска хороша, но мне она не подходит, – с этими словами девушка поднялась и ушла в свою опочивальню.

Дайюн принялась убирать в комнате, а Ашиква понюхала жидкость, оставшуюся в чашке, оставленной Сонабар на столе.

– Что это за снадобье, которое пьёт твоя госпожа?

– Это настой красоты, – ответила старуха – мудрейший Сенеав приготовляет его для своей дочери из редких и дорогих трав. Я слышала, как он говорил ей однажды, что эти травы даже дурнушку могут сделать красивой. Посмотри там в ларце, сколько бутылочек осталось?

Ашиква приподняла крышку.

– Две, – сказала она.

– Ну вот, надо не забыть сказать моему господину, что пора приготовить ещё.

– А что, твоя госпожа каждый день его пьёт?

– А тебе что за дело? Чего ты у меня всё выспрашиваешь?! – рассердилась Дайюн.

– Няня, – позвала из соседней комнаты Сонабар, и старуха засеменила к двери в её опочивальню.

Недолго думая, рабыня снова подняла крышку ларца, вытащила оттуда одну из бутылочек и, накинув на голову свой сарпуш, побежала назад к Мирмах.

– Настой красоты? – переспросила с удивлением Мирмах.

– Сам мудрейший сказал, что это снадобье даже дурнушку сделает красивой, – подтвердила Ашиква.

– Когда я видела Сонабар несколько лет назад, в ней не было ничего особенного, – задумчиво произнесла её госпожа. – Это был худой невзрачный ребёнок, и вдруг – красавица!

– Она этот настой каждый день пьёт.

С этими словами рабыня поставила на столик украденную бутылочку.

Оставшись одна, Мирмах прошлась по комнате, выглянула в сад. Вечер спустился прохладный, полный росы. В былое время она бы не упустила возможности погулять среди розовых кустов, вдохнуть аромат цветов, насладиться пением цикад и тишиной. Но сегодня у неё скребло на сердце. Харив не пришёл к ней прошлой ночью, он только навестил её перед ужином, поцеловал и ушёл. А ведь совсем недавно княжеский сын не отходил от неё ни на шаг. Уезжая по поручению своего отца, он возвращался пыльный, грязный – и сразу сюда. Смеясь, она морщилась и капризно посылала его мыться, а он оправдывался тем, что спешил к ней и не хотел терять ни минуты. Это было совсем недавно, а казалось, что с тех пор прошли годы. Если бы он пришёл и остался с ней сегодня, если бы всё было, как раньше, она была бы так счастлива.

Мирмах взяла в руки бутылочку и подумала о том, как хорошо быть дочерью колдуна. Отец приготовит волшебное зелье, сосватает за повелителя-князя, а если повелитель охладеет к своей жене, он сумеет его вернуть. Она вылила всё содержимое бутылочки в чашку и с любопытством рассматривала красную жидкость. Оно выглядело как обычное вино, а пахло как трава в ночном поле.

– Пойди посмотри, ушла ли эта рабыня.

Дайюн вышла из опочивальни, огляделась вокруг, подошла и заглянула в ларец.

– Ушла, – крикнула она, – ушла и бутылочку с собой прихватила.

Сонабар появилась в дверях. Её волосы были распущены и ни следа не осталось от роскошной причёски, которую сделала для неё Ашиква.

– Взяла бутылочку? – усмехнулась она – Значит, поверила.

– Дурёха, – покачала головой Дайюн. – Поверила в то, что моей голубке нужен какой-то настой красоты!

Сонабар взяла оставшуюся в ларце бутылочку, опорожнила её в таз с водой, отдала няньке и приказала:

– Возьми, наполни её ягодным вином и положи на прежнее место.

Среди ночи слуги Харива пришли за Сенеавом. У входа стояли носилки, и как только колдун уселся в них, скороходы понесли его по безлюдным улицам. Едва он вошёл в покои Мирмах, его чуткие ноздри уловили запах крови. Она лежала в кровати, а Харив, бледный и испуганный, стоял рядом.

– Мудрейший! – бросился к нему княжеский сын. – Я не знаю, что случилось! Она попросила меня остаться с ней, и я был тут. Уверяю, я был нежен, как я мог так навредить?

Молча лекарь отбросил покрывало, которым была прикрыта Мирмах. Её постель была обагрена кровью.

– Тебе лучше выйти, мой господин, – прошептал он.

Корчась от боли, Мирмах перевернулась набок. Сенеав знал, что спасти ребёнка невозможно, надо было только облегчить страдания женщины и предотвратить возможные осложнения. Положив одну руку на её спину, а другую на живот, он начал издавать глубокий гортанный звук, который вибрировал и проходил через её тело. Наконец боль утихла, и она почти заснула. Стоявшая неподалёку рабыня ждала приказаний. Он жестом подозвал её к себе и велел принести простыней и тёплой воды. То, что в сгустках крови, вышло из утробы Мирмах, было размером с ладонь. Сенеав омыл её, велел поменять постель и дал ей сонных трав.

За окнами брезжил рассвет, а Харив и Сенеав сидели в парадном покое, смежном с опочивальней Мирмах. Княжеский сын был совершенно раздавлен нахлынувшей на него бедой, а ахкам не хотел оставлять его одного. Авед, которому было велено осмотреть покои спящей госпожи, вернулся и принёс незнакомую бутылочку.

– Что это? – хриплым голосом спросил Харив.

– Этот с-сосуд я нашел на столе в п-покоях госпожи, – ответил слуга, – и эту ч-чашку, стоящую рядом.

– На дне чашки я вижу красную жидкость, – удивился Харив. – Неужели она это пила?

– Пахнет вином, – заметил Сенеав.

– Авед! – воскликнул Харив – Я ведь велел тебе следить, чтобы госпоже не подавали ничего хмельного!

– Я н-не знаю, откуда она там взялась, – пролепетал перепуганный раб.

Привели рабыню, которая пряталась в опочивальне Мирмах.

– Как твоё имя? – спросил Харив.

– Ашиква, мой господин.

– Скажи, Ашиква, откуда у госпожи Мирмах эта бутылочка?

Рабыня тряслась всем телом и молчала.

– Говори!

– Я принесла, – прошептала женщина.

Рабыню увели, а Сенеав поднялся и положил свою жилистую руку на плечо княжеского сына.

– Утешься, вельможный Харив. Придёт время, и боги даруют тебе прекрасных сильных сыновей.

Мирмах проснулась в своей кровати, её отуманенный разум не сразу осознал всё горе, которое её постигло. Долго она лежала неподвижно, вспоминая о том, что произошло накануне. Был вечер, пришёл её возлюбленный супруг, она, выпив настой, чувствовала себя красивой и желанной. Харив остался с ней, он был кротким и нежным, а она была на вершине счастья. В объятиях друг друга, они оба заснули, а среди ночи её разбудила тупая боль в животе. Боль отдавалась в поясницу и правое плечо. Харив проснулся, услышав её прерывистое дыханье, позвал служанок, которые прибежали, зажгли лампады и увидели, что их госпожа истекает кровью. Сенеав пришёл. Он убрал боль и погрузил её в глубокий сон. Теперь Мирмах лежала в кровати и, положив руку на живот, вспоминала, как только вчера шевелился в её утробе ребёнок, а теперь там было пусто. Почти полгода она думала о своём будущем младенце и представляла себе, каким он будет, как встанет на ножки, как заговорит. Только вчера она знала, что не одна в этом мире, а теперь вокруг неё зияла чернота одиночества. Из её глаз потекли слёзы. Она плакала, рыдала в голос и звала своего мужа, но он в это время был далеко от неё. Подтянувшись на руках, она попыталась сесть в кровати, её прокладка была мокрой от крови.

– Ашиква! – позвала она свою рабыню, но ей никто не ответил. Ашиква в это время лежала на дне сухого колодца со сломанной шеей.

Пыль, поднимаемая копытами его коня, смешивалась со знойным маревом и стояла облаком за спиной. Дорога всегда приносила ему утешение, а гнев заглушал боль. Если разжечь в своём сердце бурю негодования, то ощущение утраты покажется не таким мучительным. «Как могла Мирмах совершить такую глупую ошибку? – думал Харив. – Как могла ослушаться его и не уважить совета мудрейшего! Теперь она одна, больна и, возможно, умирает, а его нет рядом, и это справедливая кара за ту глупость, которую она совершила».

Чем дальше он удалялся от города, тем сильнее было его желание вернуться назад, прийти к ней, услышать её голос, но страх увидеть горе своей любимой не давал ему повернуть коня. Однако ехать было некуда, и ему нечего было делать среди этих мирных посёлков, плодоносных садов, отяжелевших виноградников, которые благополучно выносили свои плоды и стояли теперь во всём торжестве, купаясь в солнечных лучах. Свернув на боковую дорогу, княжеский сын натянул поводья, осмотрелся вокруг и, нехотя повернув назад, поскакал в сторону Айона.

Городские стражники, пропустив его, поклонились с равнодушными лицами. Никто и не подозревал о том горе, которое с ним случилось, а ему казалось, что об этом должен знать весь мир. Обогнув площадь, Харив остановил своего скакуна возле женской половины княжеского дворца, там, где царствовала его мать – вельможная Раиса. Рабыни склонились до земли, когда он проходил мимо, ей доложили о прибытии сына, и она поспешно вышла к нему.

– Как она могла так поступить! – сетовал Харив на этот раз вслух. – Как могла она пить вино, когда ахкам настоятельно советовал ей не брать в рот хмельного!

– Сенеав убедил тебя в том, что Мирмах потеряла плод из-за чашки выпитого вина?

– Он навестил нас пару дней назад и предостерёг её…

– Как бы не был сведущ мудрейший, он никогда не носил в своём чреве дитя. Поверь мне, сын мой, несколько глотков хмельного не повредят здоровой женщине и не заставят её выкинуть так внезапно. Не от вина это случилось с твоей женой, а от того, что было в этом напитке. Откуда взялся тот сосуд?

– Одна из рабынь призналась в том, что она принесла его своей госпоже, а откуда – она не сказала.

– Пришли её ко мне, я хочу сама расспросить её об этом.

Харив немного замялся.

– В сердцах я сказал, что надо бы свернуть шею этой служанке, – признался он, – а рабы поспешили выполнить моё пожелание.

– Ну что ж, – вздохнула княгиня, – придётся тебе расспросить об этом Мирмах.

Наконец служанки услышали её стоны и пришли с горячей водой и чистыми простынями. Предложили поесть, но действие успокаивающих трав, которые дал ей накануне ахкам, ещё не прошло, и единственное желание, которое сейчас было у Мирмах, – это забыться сном. Засыпая, она чувствовала, как её прокладка быстро наполняется кровью, горячие потоки подтекали под неё, просачивались в постель, а у неё не было сил пошевелиться и позвать на помощь.

Воспользовавшись тем, что в опочивальне госпожи было тихо, одуревшие от безделья рабыни сидели в передней и судачили.

– Это правда, что Ашикву казнили? – спросила одна из них.

– Поделом ей, – отозвалась другая, – только кто теперь будет заплетать госпожу?

– Я могу заплести не хуже.

В саду быстро сгущались сумерки, пора было зажигать лампады, но женщины не спешили.

– Может быть, надобности в этом больше не будет, – промолвила третья, важно качая головой. – Выкидыш первенца – плохой знак, да и красота женщины после этого блекнет. Вот увидите, скоро господин возьмёт себе другую жену.

– Уж не тебя ли?

Все три служанки захихикали, когда в переднюю вошёл Авед. Увидев в полутёмной комнате смеющихся рабынь, он рассердился.

– У господ такое горе, а они смеются, бездельницы! Быстро принести огонь, сюда наш вельможный господин идёт!

Харив вошёл, когда служанки второпях зажигали светильни, но в комнате Мирмах было темно. Он приказал внести лампаду и увидел её на кровати – бледную, как воск, лицо её было умиротворённым, даже казалось, что она чуть-чуть улыбается. Сын князя был закалённым воином, привыкшим к виду смерти, он не закричал, не зарыдал, а молча стоял перед ней. Он вспомнил её глаза, её голос, как она просила его не уходить, остаться с ней, а он ушёл, для того чтобы бездумно носиться по полям, оставив её на попечение бестолковых рабов, а теперь она умерла, и он никогда больше не услышит её голоса. Медленно повернувшись, он вышел из её комнаты. В переднем покое стоял Авед, а позади него – три служанки, ожидавшие приказаний. Кивком головы он велел им пройти к госпоже, и через несколько секунд оттуда раздались вопли и плач. Управляющий стоял перед ним, склонив голову, и в сердце Харива поднялся гнев на своего слугу.

– Я приказал тебе следить за тем, чтобы госпоже не приносили вино, я отдал в твоё распоряжение дом, а ты…

Авед упал перед ним на колени.

– М-мой г-господин! Я не виноват…

В ушах Харива шумело, и сквозь этот шум он слышал голос собственной вины. «Ты виноват», – твердил голос.

– Ты виноват, – повторил он вслед за этим голосом, – ты виноват в смерти моего не родившегося сына! Ты виноват в смерти моей жены! – он вынул меч.

– Умоляю, мой господин, пощадите!.. – но раб не успел договорить, быстрым движением руки Харив рассёк ему горло.