Читать книгу Серьга всего одна - Мэнни Кафталь - Страница 8

Свадебный пир князь решил сделать очень скромным, ссылаясь на смутные времена. Поговаривали, что царь Хамдай будет собирать войска из подвассальных территорий. Грядёт война. Но Сенеав догадывался об истинной причине. Князь боялся показать невесту Хамдаю. Никто в Айоне не беспокоился тогда всерьёз о войне. Люди знали, что откуда-то с юга двигались враждебные племена, но для того, чтобы приблизиться к Айону, им надо было взять Город Тамарисков, который считался неприступным, и если царь Хамдай ещё не созвал ополчение, то и Анасу нечего беспокоиться о войне. Он же теперь думал только о своей женитьбе. Как юноша, окрылённый первой любовью, он навещал Сенеава в его доме и смиренно просил разрешения ещё раз взглянуть на невесту. То было радостное время в Айоне, предвкушение празднества и свадебного пира, но как-то на закате, покрытый потом и пылью, падающий с ног от усталости, пришёл один из людей в город и принёс страшную весть: «Пал Город Тамарисков».

Его напоили водой, мыть не стали, притащили к князю. Сенеав был там. Стоя с правой стороны от трона, он с изумлением слушал сбивчивый рассказ о том, как были разрушены столетние стены, и враг взял город без боя. С трубными звуками вошли они и вышли, унося с собой сокровища, накопленные поколениями царей. Пленных не взяли, что было странно, неужели им не нужны рабы, наложницы, девочки для увеселений? Впрочем, этот человек рассказал, что одну женщину вывели солдаты из города. Её и её родителей вывели они и с почестями увезли с собой, а город разрушили до основания. Ответа на вопрос, кто такая была та женщина, этот несчастный не знал, а только трясся и стонал: «Смерть пришла за нами, князь. Смерть».

Когда Анас понял, что из этого человека больше ничего не вытрясти, он велел запереть его, чтоб не болтал и не поднимал панику в городе. А сам собрал трёх своих министров. Он был человеком решительным, закалённым в битвах, и знал, что делают при приближении войны. Дав приказание собрать дополнительный налог, стянуть ополчение из соседних деревень и подвассальных территорий, он повернулся к Сенеаву. С тех пор как Сонабар провозгласили невестой, он обращался к нему с сыновним почтением и иначе как Ахкам – мудрейший – его не называл.

– Ахкам, прошу тебя, вопроси судьбу. Обратись за нас к Богам и спроси, даруют ли они нам победу?

Медленным шагом, в глубоком раздумье, возвращался Сенеав к себе. Двое слуг с факелами в руках освещали ему дорогу. Улицы были пусты и безлюдны, город давно спал. Княжеские охранники у дверей его дома почтительно расступились и поклонились ему вслед. Только одно окно наверху светилось золотистым светом, он знал, что Сонабар не спит, ждёт его. Уже давно он привык приходить к ней и рассказывать о том, что произошло за день во дворце, ее суждение всегда было точным и здравым, и он любил обсуждать с ней все свои решения и планы. Но в этот вечер ему надо было обдумать, что сказать ей, а что не сказать. Его сердце сжималось от страха. Не за себя – за неё.

– Меня не беспокоить, – приказал он Умайаке, немому рабу, стоявшему у дверей, и прошёл в ту комнату без окон, куда, кроме него, никто не смел войти.

Он зажёг светильник, и пламя отразилось в медном диске на стене, осветило прокопченный потолок и клетку, в которой томились, без воды и в темноте, несколько ворон. Он вдохнул полной грудью запах жженого мускатного ореха и улыбнулся от удовольствия. Из этой комнаты он всегда выходил, зная больше, чем тогда, когда входил. Не теряя времени, он принялся за дело. Князь попросил его вопросить судьбу, и он вопросит. Только не судьба князя интересовала его сегодня, а судьба Сонабар и его собственная участь.

На алтаре, высеченном из куска чёрного мрамора, стояла железная тарелка на ножках. Из середины тарелки торчал железный штык со следами засохшей крови. Сенеав заточил нож, разжёг огонь под тарелкой и насыпал толчёного мускатного ореха, который вскоре задымился. Он подошёл к клетке, стоявшей в углу комнаты. Две птицы были мертвы, он схватил одну из тех, что были ещё живы. Истощённая ворона отбивалась из последних сил. Колдун быстро положил птицу на алтарь, вытащил из её груди сердце и бросил на дымящийся мускатный орех. Птица была ещё жива, когда он одним ударом ножа отсёк ей голову и насадил на штык, торчащий посередине тарелки. Дым поднимался вокруг, клюв открывался и закрывался, голова птицы захрипела, и Сенеав отчётливо услышал те же самые слова, которые говорил сегодня тот измождённый человек во дворце князя: «Смерть пришла за нами…».

– А как же я? – спросил нетерпеливо колдун.

– Слово твоё проживёт в веках… – прохрипела голова птицы.

– А как же дочь моя Сонабар?

– Она ещё вернётся, – сказала голова уже еле слышно и умолкла.

Долго сидел Сенеав, смотря на голову птицы, обдумывая то, что услышал. «„Слово твоё проживёт в веках“… Это можно понять как то, что мой совет ещё понадобится новому правителю, – сказал он сам себе. – А „Сонабар вернётся“… Наверное, её увезут, и я буду тревожиться о ней но она вернётся… за мной». Он ещё раз обдумал это своё толкование и решил, что оно верное. Ему пришли на память слова о том, что хоть чужеземцы и не взяли пленных из города Тамарисков, но всё же они вывезли одну женщину. Наверное, она была немыслимо хороша. Может быть, эти люди очень разборчивы и вывозят из захваченных городов золото, серебро и только одну самую красивую пленницу? А из Айона кого же вывозить, если не его дочь? Да. Он велит старухе, которая ходила за Сонабар с самого её рождения, одеть её в красное с синим – самое лучшее одеяние, он же наденет на неё драгоценности её матери – те, что она привезла из Египта.

Двери не закрывать. Пусть весь город защищается и гибнет, а тут двери будут открыты. Он представил себе Сонабар в одеянии цвета индиго, с алыми лентами на поясе и под грудью, красный плащ тонкой шерсти, слегка ворсистый, спадающий с её точёных плеч, золото на груди и запястьях.

В его живом воображении возникла картина захвата города – так, как будто он это уже видел на самом деле. Яростная битва, кровь, разъярённые солдаты, крики женщин, видящих гибель своих мужей и сыновей. Сенеав нахмурился. Он знал, что есть только три побуждения, которые ведут человека: честолюбие, алчность и похоть. Это то, что заставляет людей созидать, разрушать, страдать и радоваться. Это то, что ведёт их на войну. Используя эти три побуждения, он давно уже научился манипулировать людьми. И не только он. На мужских слабостях всегда играют женщины, используя свою красоту. Умные выигрывают, а глупые проигрывают. Он всё обдумал. Воины дают волю своей похоти среди простолюдинок. Среди богатства и власти пробуждается честолюбие. Каждый захочет выслужиться перед вышестоящим, угодить, попасть в особую милость к сильному мира.

Его дочь – красавица, одетая как принцесса, пробудит уважение к власти, но золото на ней может вызвать приступ алчности даже у самого дисциплинированного воина. Именно приступ, минутную слабость, и это может стоить ей жизни. Нет. Золото он спрячет. Только вот где? В стене? Но если город Тамарисков был разрушен до основания, то нет гарантии, что и Айон не постигнет та же участь. Он принял решение и пошёл к Сонабар, чтобы поделиться с ней своим планом.

Через несколько дней слух о приближающейся войне разнесся, как на крыльях, и город охватила паника. Через большие и малые ворота входили ополченцы, вооружённые кто чем. На рынке бойкие торговцы продавали свой товар втридорога, другие, опасаясь грабежа, запирали ставни своих магазинов. По улицам бродили праздные люди, женщины судачили на перекрёстках, ничего не понимающие дети растерянно ныли, держась за юбки своих матерей. На площади рабы украшали коврами и яркими тканями наспех сколоченную трибуну. Из окон дворца вывесили знамёна с жёлтыми и зелёными полосами – цветами Айона. Воины и ополченцы выстроились перед трибуной, и туда же пришли почти все жители города. Толпа заполонила не только площадь, но и улицы, окружающие дворец. Воздух гудел тревожными голосами, и на фоне этого гула монотонный барабанный бой заставлял трепетать каждое сердце. Внезапно этот гул стих, и барабаны, ударив три последних раза, умолкли. На трибуну поднялся князь. Все глаза были устремлены на него со страхом и надеждой, словно судьба каждого из них зависела только от одного его слова. Положив руки на борт трибуны, Анас осмотрел ряды выстроившихся перед ним солдат. Тишина и ожидание зависли над площадью, и только тогда, когда это ожидание стало звенеть от напряжения, он заговорил.

– Я собрал вас здесь, вас, людей военных, потому что получил известие о приближении неприятеля.

Толпа, как один человек, вскрикнула от испуга, словно люди услышали об этом впервые. Гневно обвёл глазами толпу князь.

– Я собрал здесь людей военных! – повторил он. – Почему же я вижу перед собой мастеровых, торговых людей? Почему подмастерья шатаются без дела?! Неужели их наставники потеряли плётки? Мы удивлены, видя наших подданных праздными, словно у нас пир или большое горе. Уж не о павшем ли городе Тамарисков вы горюете?! Уж не его ли жителей оплакиваете?!

Люди стыдливо потупились, словно их обвинили в чём-то непристойном.

– Много лет мы платили дань царю Хамдаю! – гремел с трибуны Анас. – Мы кормили его и его слуг, одевали их в красную шерсть, поставляли им скот и лошадей. В самые трудные неурожайные годы мы собирали последнее и отсылали им. И вот теперь нет больше Хамдая! Что же вы трепещете?! Почему я вижу страх в ваших глазах?! Вы думаете, что город Тамарисков пал потому, что враг силён?! Нет! Царь Хамдай пал, потому что боги разгневались на него. Боги отвернулись от него и повернулись к нам! Мы победим чужеземцев, прогоним их и заберём у них богатства Хамдая, которые теперь по праву принадлежат нам!

Князь опять повернулся к солдатам.

– Вы думаете, я призвал вас для того, чтобы защищать город? Стены Айона защитят его жителей, а ваш долг – погнать неприятеля. Вы погоните их и усеете их трупами дороги отсюда и до красных гор! Вы прогоните их так далеко, что те из них, кто останется жив, забудут дорогу сюда! Вперёд, мои воины! Идите в бой без страха! Вас ждут слава, победа и большое богатство!

Пламенная речь Анаса была встречена восторженными криками. Те, кто не расслышал, переспрашивали соседей, те, кто слышал, с удовольствием пересказывали то, что сказал князь.

Однако на следующее утро, когда дозорные подняли тревогу и люди, взобравшись на стены, увидели вдалеке, в рассветной дымке, стройные ряды неприятеля, их сердца дрогнули. Было что-то необычное в том, как они шли. Обычно воины ступают тяжело, гремя оружием, с песней или воинственным кличем, подбадривая друг друга и стараясь изо всех сил нагнать страх на врага. Но эти шли тихо, одетые в белое, без шлемов и доспехов, только с чёрными ремнями, повязанными вокруг головы. Ни всадников, ни медных колесниц не было при них, каждый был препоясан мечом, и всё. Утренний туман стелился до самого горизонта, и поэтому казалось, что они не шли, а парили над холмами. Что-то чужое, непонятное и поэтому страшное было в этих людях. В том, что они шли не торопясь, не прячась, по направлению к городу, прямо к назначенной цели.

Сенеав стоял у окна своего дома и смотрел на толпы людей, убегавших из города. Они уходили через малые ворота. И те, кому удастся уйти до того, как Анас велит закрыть выход, может быть, спасутся, если не попадут в руки грабителей, которых в эти смутные времена должно быть множество на дорогах. Когда малые ворота закроются и поредеет толпа, Сенеав выйдет из дома. Тяжело было ему принять это решение, и он до сих пор сомневался. Уйти, оставить её одну в доме под присмотром всего лишь старухи-няньки – смелый, отчаянный шаг. Он продумал и просчитал все возможности. Уйти с ней – значит подвергнуть её опасности на дороге, не говоря уже о жгучем солнце, которое спалит её нежную кожу и нанесёт вред её несравненной красоте. Да и куда они пойдут? Здесь, в их родном городе, они именитые люди, придя же в другой укреплённый город, они будут не более чем беженцы, и Сонабар окажется в положении, неподходящем её сану. Скорее всего, она сразу же попадёт в кровать какого-нибудь собирателя налогов или свежеиспечённого советника. От этой мысли у Сенеава сжались зубы и губы побелели от гнева.

Новый народ приходит на эту землю, новый закон, другая жизнь. Пусть его дочь не станет женой правителя, пусть ей даже придётся быть простой наложницей, но главное – чтобы она стала частью этой новой жизни.

Счастлив тот мужчина, которому ещё сегодня до захода солнца суждено получить этот бесценный дар, этот трофей – прекрасную Сонабар. Как только она найдёт покровителя среди завоевателей, ей удастся занять достойное положение с помощью своего ума, красоты и тех глубоких таинственных знаний, которые он ей дал.

Улицы города опустели. Это был знак, что ему пора идти. Нянька известила его о том, что молодая госпожа одета согласно его повелению. Он направился в её покои, чтобы проститься, но остановился у двери. Сердце его сжимала тоска. Весь план был обговорен уже давно и не один раз. Зачем прощаться? Постояв у двери, Сенеав так и не решился войти.

Одетый в дорожную одежду, с маленьким глиняным кувшинчиком в руках, он вышел из дома. Было что-то нереальное в том, как были пусты и безлюдны эти залитые утренним солнцем улицы. Издали, со стороны городской стены, доносился стук деревянных повозок, крики, отрывистые приказы, а здесь было тихо. Горожане притаились в своих домах, откуда-то донёсся плач испуганного ребёнка.

«Я сошёл с ума, – подумал Сенеав и остановился посреди улицы. – Как я могу уйти?! Моё место рядом с моим ребёнком. Стоять подле неё, утешить, если ей страшно, защищать, если понадобится, быть рядом – вот мой долг!»

Но он знал, что чужеземцы, входя в захваченный город, убивают мужчин. Всех без исключения.

«Меня убьют, – подумал он. – Убьют у неё на глазах. После этого, даже если она попадёт в царский дворец, она не сможет быть счастливой. Она всегда будет смотреть на этих людей как на убийц своего отца».

Сенеав стоял посередине улицы, закрыв глаза и раскачиваясь из стороны в сторону. Он хотел, чтобы она была счастлива, и он хотел жить, чтобы увидеть её счастливой. Увидеть её под покровительством влиятельного человека, который будет беречь её после того, как его, Сенеава, уже не будет.

И он пошёл дальше. Недалеко от малых ворот его окликнул Анас, который в сопровождении своих офицеров лично проверял посты. Сенеав поклонился, а князь, подойдя, крепко обнял его.

– Ахкам, ты пришёл, чтобы поддержать нас? Что сказали вещие духи? Ты о нас вопросил? – спросил он с тревогой.

– Вопросил, – Сенеав ответил, прямо и открыто смотря в глаза князю. – Ответ благоприятный.

Лицо Анаса просветлело, и окружившие их офицеры заулыбались. И тогда к Сенеаву пришло ясное видение, такое, которое не посещало его уже много лет. Чужеземцы бегут, а войско Анаса преследует их по пятам. На миг он даже увидел лицо князя, распалённое погоней. Клубы пыли на дороге поднялись и осели, и вся дорога была усеяна трупами. Это были тела защитников Айона, среди них Сенеав увидел и князя.

– Они побегут от тебя, князь, и ты помчишься за ними в погоню… – он не договорил, волнение сжало ему горло. Радостно переглянулись между собой воины. Вельможный Харив появился неподалёку в окружении своих офицеров. Увидев отца и его людей, которые улыбались, словно услышали хорошую новость, он подошёл поближе. Его люди смешались с приближёнными князя, и те оживлённо делились с ними радостной надеждой, которую подарил им Сенеав.

– Они побегут от нас, – гудели они в унисон, – так сказал мудрейший.

– Куда ты направляешься? – спросил его тем временем князь.

– Я иду принести дар богам за их помощь.

Князь с любопытством взглянул на кувшинчик в руках своего советника.

– Где ты хочешь принести свой дар?

– Для этого мне нужно выйти за ворота города.

Анас разочарованно отвернулся. Ему не удастся узнать, что в кувшине.

– Ладно, – ответил он. – Только возвращайся поскорее, враг скоро будет здесь.

– Я не замедлю вернуться, мой господин, – сказал Сенеав и не спеша направился к воротам.

Один из офицеров нашёптывал князю: «А вдруг он убежит, государь? Может, лучше было бы его задержать?».

– Что ты болтаешь? – Ответил Анас. – Сбежит и оставит позади свою дочь?

– А может, он её с собой забрал? – не унимался офицер. – Превратил в мышь и унёс. Может быть, она у него в кувшине.

Эти слова позабавили Сенеава и отвлекли его от тревожных мыслей и страхов. Он вышел за ворота, которые плавно открылись перед ним, а потом с лязгом закрылись за его спиной. «Если бы можно было превратить Сонабар в мышь, – подумал он, – и унести её подальше от города, был бы я готов это сделать?» Ответ был простой – нет. Зачем превращать? Он мог бы вывести её из города несколько дней назад, когда ещё никто не думал бежать. Просто бежать некуда. Вся эта земля будет захвачена пришельцами – отсюда и до моря, на север и на юг.

От Малых ворот дорога спускалась вниз в росистую долину и вела на северо-запад, к морю. Сенеав быстро сбежал вниз и, свернув влево, начал крутой подъём в гору. Его одежда хоть и была сшита как дорожная – с укороченным меилем, широким поясом, к которому были пристёгнуты мех с водой и охотничий нож – но все же была неудобна для пеших прогулок. Одной рукой он приподнимал полы одежд, другой прижимал к груди кувшинчик, в котором позвякивали драгоценности. Ему приходилось перепрыгивать с камня на камень и залезать на валуны, надеясь только на силу своих ног. Очень скоро он выбился из сил и присел на камень, чтобы перевести дух. Колючий кустарник и деревья закрывали от него вид на город и на дорогу. Здесь было тихо, только ветер трепал сухие травинки и гудел среди колючек. Ящерица выползла, чтобы погреться на солнце, но, увидев человека, юркнула и скрылась среди камней. Сенеав осторожно поставил кувшинчик на землю и поднял мех с водой, который тяжело оттягивал его пояс. Развязав его, он хотел было напиться, но, услышав приближающиеся голоса, завязал его вновь и поднял с земли свою драгоценную ношу. Вскоре он увидел двух беглецов из Айона. Они шли вдоль дороги, спотыкаясь о камни и продираясь сквозь колючий кустарник, очевидно, опасаясь, что их заметят. Увидев Сенеава, эти двое вздрогнули от неожиданности. Один из них поклонился низко, со значением, безошибочно распознав аристократа, и как-то боком, искоса поглядывая на него, отошёл в сторону. Его спутник тоже поклонился и, последовав за ним, громко зашептал: «Ты знаешь, кто это? Это же советник князя. Что он тут делает?».

– Возможно, то же, что и мы. Пойдём.

– Подожди! Если он сбежал, то, наверное, не с пустыми руками.

Они ещё пошептались, и через несколько минут тот второй вышел и встал перед Сенеавом. Подбоченясь, с наглой усмешкой он сказал: «Ну что, старик. Тяжело тебе? Дай-ка я освобожу тебя от твоей ноши, а то золото оттянуло тебе пояс».

Сенеав молчал.

– Ты что, оглох? Ну, не хочешь сам отдать, так я возьму. Тебе ведь это всё уже не нужно, – и он собрался вскарабкаться наверх, когда Сенеав остановил его жестом.

– Если ты сделаешь ещё шаг, то к своей смерти шагнёшь. Гиены сожрут твои кишки, а кости высушит ветер.

Человек этот приостановился, суеверный страх согнал усмешку с его лица, но алчность всё же победила. Он решительно двинулся вверх по холму, подтянулся, держась руками за колючие ветки, влез на валун и поскользнулся. Его нога попала между валуном и камнем поменьше. Судорожно цепляясь за ветки, он пытался удержаться, но вес его тела потянул вниз, и он упал. Скатившись вниз, он хотел было подняться, но повалился опять с громкими стонами, призывая своего товарища на помощь. Его спутник подошёл к нему, с опаской поглядывая на Сенеава, который сидел и невозмутимо смотрел на эту сцену.

– Говорил я тебе – не надо… – зашептал он.

– Помоги мне подняться. Я обопрусь о твоё плечо, и пойдём.

– Как ты пойдёшь, ты же себе ногу сломал?! – с этими словами он срезал что-то с пояса раненого и отошёл в сторону.

– Эй! Ты чего это? Это мои деньги! Стой!

Но тот ушёл, не оборачиваясь.

– Постой! – кричал он ему в след. – Не оставляй меня тут! Постой!

Перемежая сиплые рыдания со стонами, он пытался ползти, опираясь на локти. Но это, по-видимому, доставляло ему нестерпимую боль. Он прополз расстояние не больше двух шагов и, уронив голову, заплакал.

Через какое-то время он поднял мокрое от слёз, грязное лицо и оглянулся вокруг. Увидев Сенеава, он стал молить его о помощи.

– Мудрейший! – обратился он к нему. – Ты был прав, прости меня! Послушай, если ты меня вылечишь, я буду служить тебе, я буду твоим рабом. Не оставляй меня здесь! Ведь я ещё совсем молодой, я не хочу умирать!

Но Сенеав молча и невозмутимо слушал его стенания. Поставив на землю свой кувшинчик, он опять поднял мех с водой и стал развязывать. Раненый облизнул пересохшие губы, притих и с надеждой смотрел на него. Сенеав отпил несколько глотков и стал завязывать мех. Тогда стенания и мольбы возобновились.

– Я предупреждал тебя, – только и сказал ему Сенеав.

Теперь он чувствовал себя отдохнувшим и мог продолжать путь. Бережно взяв в руки кувшинчик, он встал, повернулся и возобновил свой крутой подъём.

Когда-то в молодости такой путь не причинил бы ему большого труда, но теперь он чувствовал годы, лежащие тяжёлым грузом на его плечах. Сердце бешено колотилось, и кровь стучала в висках. Ему становилось всё труднее карабкаться вверх, придерживая полы меиля одной рукой и прижимая кувшинчик к груди другой. Тяжело дыша, вытирая рукавом пот со лба, он оглянулся вокруг и заметил углубление в скале. Приблизившись, он убедился в том, что это пещера. Вход был маленький и узкий, туда можно было вползти только на четвереньках. Так он и поступил, вполз, посидел немного, подождав, когда глаза привыкнут к темноте, и увидел, что пещера довольно просторная и здесь даже можно заночевать в случае надобности. Но пока он только решил оставить здесь свой кувшинчик, потому что ему предстояло пройти ещё немалое расстояние вверх, в гору, если он хотел увидеть то, что произойдёт с городом. Оставив свои сокровища внутри, Сенеав выполз на яркий солнечный свет, завалил камнями вход и полез вверх.

Солнце стояло уже высоко, когда он поднялся до вершины и увидел город, дорогу, холмы и поля, подвассальные сёла. Отсюда всё казалось таким мирным, и было трудно поверить в то, что город Айон встретил свой последний день.

И вот справа появились первые отряды противника. Это была всего лишь лёгкая пехота. Они поднимались из-за пологих холмов прямо к дороге на город. Сенеав, прищурясь, считал шеренги. В каждом отряде было не больше пятидесяти человек. Они подошли к городу и встали напротив больших ворот, как будто ожидая, что их гостеприимно откроют. Их было совсем немного. Человек триста, не больше. Сенеаву приходилось видеть много сражений на своём веку. С самых юных лет он состоял при царе Хамдае и, находясь в числе провидцев, так же, как сегодня, наблюдал с вершины холма, как шли стройными рядами царские воины против отрядов бунтующих данников, он видел быстрые колесницы, несущие лучников, он видел тяжёлую пехоту, сверкающую на солнце железными щитами. Всё это были хорошо обученные солдаты, но даже тогда победа не была делом решённым, даже тогда провидцы сомневались, надеялись и трепетали. Он усмехнулся, глядя, как чужеземцы неумело перестроились, да и строем это было трудно назвать. Они, по-видимому, нарочно так рассредоточились, чтобы не было заметно, как же их мало. Неужели они надеялись взять город такими скудными силами? Ну что ж, самонадеянный враг – это половина победы. Сенеав поискал себе местечко в тени, чтобы отдохнуть, уселся под деревом и, прислонившись спиной к разогретому солнцем камню, развязал свой мех и напился воды. Он подумал о том, что ему придётся провести на этой горе ещё много времени. Для осады им необходимо подкрепление и продовольствие, которое, возможно, придёт. Но осада – не самая лучшая тактика в этих местах. Они пришельцы и, наверное, не знают этого. Город может продержаться долго, а другие укреплённые города на расстоянии дня пути. Соседние князья стянут сюда войска. Возможно, не сразу, но они придут к этому решению. Похоже, что у Анаса есть хороший шанс… Только он подумал об этом, как большие ворота города стали медленно подниматься. Солдаты рысцой выбегали и выстраивались по обеим сторонам от ворот. Шеренга за шеренгой. Анас решил дать бой, не дожидаясь осады. А вот и он сам. Пеший, в позолоченном шлеме, с лёгким щитом и обнажённым мечом в руках, он дал команду, и воины пошли в наступление. Одни отходили от ворот, а другие выбегали и выстраивались вдоль городской стены. Маршировали вперёд, а позади выстраивалась новая шеренга. Неприятель стоял, выжидая.

Войско Анаса превышало их численность один к десяти. Первые ряды противника стояли без движения, а те, что позади, рассредоточились ещё больше. И вот авангард князя атаковал с яростью. Засверкали на солнце мечи, ветер донёс крики воинов до той вершины, где стоял Сенеав, и враг побежал. Княжеские солдаты ринулись за ними, Анас отчаянно жестикулировал, его оруженосец бросился к воротам, сталкиваясь с теми, кто, выбегая из города, спешил вслед за войском. Он вскоре вернулся, ведя на поводу коня для князя. Анас вскочил в седло и ускакал, быстро скрывшись из вида в клубах пыли. А народ всё выбегал из города. Теперь это были те, кто не был призван в ополчение: старики, калеки и мальчишки с палками. Ворота были открыты настежь.

Смотря вдаль, туда, где скрылся в клубах пыли князь, Сенеав вспомнил, как он впервые встретился с ним в царском зале для аудиенций. Юный, четвёртый по счёту сын князя Радзима, он приехал с маленькой свитой к царю Хамдаю, принося дань и поклон от своего отца. Царь едва удостоил его словом, и гордый юноша отошёл от трона хмурый и красный от досады. Он казался Сенеаву тогда совсем мальчишкой.

– Придёт время, и ты пришлёшь своего сына с данью к царю, – сказал он ему с улыбкой.

Анас взглянул на него гневно.

– Ты думаешь, что я наследник Радзима? – бросил он ему через плечо.

– Да, – ответил ему Сенеав. Тогда Анас повернулся к нему.

– Кто ты такой? – спросил он.

– Я один из провидцев при дворе.

Юноша усмехнулся с преувеличенным презрением – уязвлённое самолюбие требовало жертвы.

– Если у Хамдая все провидцы такие, как ты, то горе ему. Я не наследник. Я сын второй жены князя.

– Я знаю, – ответил ему Сенеав. – И я знаю, что ты будешь князем. Сам царь возложит корону на твою голову, и ты сядешь на трон своего отца.

Юный Анас разрывался между страхом показаться глупым и наивным и желанием остаться и слушать этого человека в чёрном, который говорил ему о его самых сокровенных мечтах. Но провидец больше не говорил, а стоял, с почтением склонив перед ним голову.

– Как твоё имя?

– Сенеав, мой господин.

– Так вот, Сенеав-провидец, – сказал ему Анас, – если то, что ты сказал, сбудется, я пришлю за тобой, и ты будешь моим единственным провидцем, а также моим главным советником и моей правой рукой.

Через несколько лет князь Радзим скоропостижно скончался. Его старший сын Радзимон стал князем, но то были смутные времена. Вассалы царя Хамдая поднялись против него, желая сбросить с себя тяжёлое бремя податей и налогов. Брат Радзимона Базан, он же и его военачальник, хотел присоединиться к восставшим, но Радзимон, только что уютно устроившийся на троне своего отца, и думать не хотел об этом. Тогда Базан поднял войска против Хамдая сам. Узнав об этом, Радзимон приказал убить Базана и сам привёз голову брата к царю.

Лицо Хамдая, изборождённое морщинами, мокрое от пота и красное от солнца, казалось отлитым из бронзы. Из бронзы были отлиты два изваяния с мордами гиен, сидящие по обеим сторонам от трона. Между гиенами лежала отрубленная голова Базана. Слушая изъявления преданности, которые суетливо рассыпал Радзимон, царь молча переводил взгляд с отрубленной головы на нового князя, с лица Радзимона – опять на мёртвое лицо Базана.

– Твой брат? – спросил он мрачно, перебив этот нескончаемый поток слов.

– Он был моим братом, государь, мой повелитель, – подтвердил Радзимон с поклоном.

– Брат, сын твоего отца и твоей матери?

– Да, мой повелитель, – ответил князь, недоумевая, какое теперь это может иметь значение.

Хамдай покачал головой.

– У меня тоже был брат, сын моего отца и моей матери. Он обнажил против меня меч. Я был сильнее его и выбил меч из его рук, приставив к горлу изменника его же собственный клинок. Я убил бы его, но наша мать схватила острое железо руками и закричала: «Не убивай его! Ведь он тоже мой сын!».

В тронном зале стало так тихо, казалось, что самое лёгкое дыхание будет слышно, и присутствующие боялись дышать. Лицо царя ничего не выражало, только в его голосе была слышны горечь и тоска.

– Я отпустил его тогда, и он ушёл. Но он ушёл, для того чтобы вернуться. Он вернулся сюда, в этот тронный зал, с бандой наёмников. Мои люди убили их всех, как бешеных собак, одного за другим. Наша мать сидела на троне рядом со мной. Когда мы скрестили мечи, она опять бросилась между нами… и он убил её.

Царь Хамдай замолчал, смотря прямо перед собой на мозаичный пол. Но не витиеватый узор он видел, а что-то ужасное. Борозды на его лице стали ещё глубже, и пот струился по вискам. Подняв руку от подлокотника, дрожащим пальцем он показал на пол перед собой.

– Вот тут она упала, вот её кровь.

Придворные со страхом переглянулись. Царя трясло в лихорадке. Теперь Хамдай показывал пальцем на Радзимона.

– Вот он! – закричал царь. – Вот он, поднявший меч на брата, пронзивший насмерть мать… Убейте его! Что же вы стоите?! Это же он!

В ту же минуту два царских телохранителя подошли к Радзимону, один пронзил его мечом, другой отсёк ему голову.

Полная луна светила на крыши царского дворца, серебрила кроны деревьев в саду, заглядывала в окна. Если бы у лунного света был запах, то он напоминал бы благоухание жасмина, который теперь наполнял дворцовые покои и вместе с долгожданной прохладой принёс отдых и тишину всем: придворным советникам и суровым стражникам, изнеженным царским наложницам и кухонной прислуге, всем, кроме самого царя. Не сладким жасмином пахло сейчас в его опочивальне, а потом и терпкими снадобьями. Оконные проёмы были плотно завешаны, а масляные светильники, полыхавшие вокруг кровати, только усиливали духоту.

– Что же вы, Ваша Сиятельная Светлость, наделали? – шептал старик-лекарь возле постели больного. – Убили наследника князя Радзима. Ведь он был правителем одной из ваших самых главных провинций. Кто же теперь править будет в Айоне? – а сам оборачивал голову царя листьями потрапа, натирал его запястья душистыми уксусом и выговаривал между делом царю, выговаривал.

– Разволновались вы, Ваша Сиятельная Светлость, зря. Разве Радзимон вашу матушку убил?.. Нет. И вы сами это прекрасно знаете, – он растёр листья потрапа так, что из них закапал сок, и приложил их к ступням больного.

– А когда вассалы бунтуют, не царю, а генералам ехать усмирять непокорных. Что у вас, генералов нет? Где это видано, чтобы царь гонял по полям верхом под жгучим солнцем и размахивал мечом?

Царь хотел что-то возразить, но лекарь как раз в это время поднёс ему настой в ложке и ловко вылил ему прямо в открытый рот.

– А теперь у вас лихорадка, Ваша Сиятельная Светлость.

Благодаря сильной натуре Хамдая и знаниям его умелого лекаря лихорадка вскоре прошла, и, как только царь окреп после болезни, он в сопровождении большой свиты отправился в Айон.

– Я убил их князя, – сказал он напыщенно. – Я должен дать им другого.

На самом деле он боялся междоусобицы в одной из своих самых главных провинций, особенно в такое время, когда не успевал он подавить восстание в одном городе, как тут же вспыхивало восстание в другом. Но как только они въехали во владения Радзимона, царь понял, что страхи его были напрасны. Никакой междоусобицы тут не было. Здесь зеленели виноградники, на склонах холмов мирно паслись овцы, серебрились вдалеке оливковые рощи.

Трубными звуками встретил Айон царя, навстречу ему вышел молодой человек, окружённый свитой. Все они почтительно приветствовали гостей. Хамдай спешился и обратился к молодому человеку, с удивлением рассматривая его.

– Ты – новый князь Айона?

– Нет, Ваша Сиятельная Светлость, – ответил тот. – Я только исполняю обязанности правителя в отсутствии моего брата Радзимона.

Царь не мог не заметить, как сановники Айона всматривались в толпу царедворцев, прибывших с ним, по-видимому, ожидая увидеть своего князя.

– С князем Радзимоном случилось несчастье, – мрачно сказал Хамдай и увидел удивление, страх и даже панику на лицах местных придворных. Только этот юноша стоял перед царём спокойно и невозмутимо. «Он знал, – подумал Хамдай. – Он знал и не сообщил никому из них. Умный парень».

– Лицо твоё мне знакомо, – сказал он вслух. – Где я мог тебя видеть?

– Я имел честь быть представленным вам, государь, – и тут же добавил: – Но это было много лет назад, я, наверное, очень изменился.

Царь кивнул с одобрением.

– Как твоё имя?

– Анас, сын Радзима. Моя мать была второй женой князя.

– Я очень устал с дороги и хочу быть твоим гостем, князь Анас, сын Радзима.

Услышав, как царь назвал его князем, сановники зашептались. Другой юноша шагнул навстречу царю.