Читать книгу Благие намерения - Мэри Уэстмакотт - Страница 3

Часть первая
Глава 3

Оглавление

1

Проснувшись, как ей показалось, на следующее утро, Энн никак не могла понять, где она. Конечно же тусклый прямоугольник окна должен был находиться справа от нее, а не слева. Дверь комнаты и платяной шкаф также были не там, где им полагалось.

Спустя некоторое время она поняла, что все еще спит. Ей снилось детство, проведенное ею в их старом доме, стоявшем на берегу Эпплстрима. Рядом с ней ласковая мать и тогда еще молоденькая Эдит. Оглашая сад радостными криками, Энн носится по его дорожкам и наконец вбегает в дом. В нем все так, как и было на самом деле: темный холл и обитая ситцем гостиная. И тут совершенно неожиданно ее мать говорит: «Чай сегодня будем пить здесь». Затем она берет Энн за руку и вводит ее в комнату, которой на самом деле в доме не было. Комната также обита веселеньким ситцем, и в ней много красивых цветов. Вся она залита ярким солнечным светом. Слышится чей-то голос: «Ты ведь никогда не видела этой комнаты? Мы ее обнаружили только в прошлом году!»

В доме, как оказывается, и на первом, и на втором этаже еще много новых комнат и маленьких лестниц. При виде всего этого Энн охватывает радостное волнение. Она чувствует, что стоит на пороге новой, незнакомой ей жизни. «Какие в нашем доме красивые комнаты! – думает она. – Странно, что все эти годы я об их существовании даже и не подозревала! Когда их обнаружили? Недавно или много лет назад?»

Наконец Энн проснулась. От сна у нее остались только приятные воспоминания. И чувство тоски по детству овладело ею. «Как жаль, что нельзя вернуться назад, – подумала она. – Почему я так радовалась, что в нашем старом доме появились новые комнаты?»

Энн лежала в постели и смотрела на светлеющий прямоугольник окна. А времени, должно быть, много. По меньшей мере часов девять. Как же все-таки сейчас темно по утрам! А Сара, наверное, уже проснулась и, любуясь заснеженными склонами гор, щурится под ярким солнцем.

В этот момент она ощутила дочь такой далекой и почти нереальной. Гораздо реальней для нее был сейчас дом в Кемберленде: ситец на стенах его комнат, яркий солнечный свет в окне, ваза с цветами на столе и еще молодая мама… Да, и конечно же Эдит, застывшая в дверях и с почтением глядевшая на свою хозяйку. Губы у служанки, как всегда, неодобрительно поджаты.

Энн улыбнулась и громко крикнула:

– Эдит!

Эдит вошла в спальню и тут же принялась раздвигать на окнах шторы.

– Ну, вы отлично поспали, – деловито произнесла она. – Я никак не решалась вас разбудить. Погода отвратная – на улице туман.

И действительно, вид из окна спальни навевал тоску, но даже и он не мог испортить Энн ее хорошего настроения. Она лежала в постели и улыбалась.

– Завтрак готов, – проворчала Эдит. – Сейчас я его принесу.

В дверях служанка остановилась и, оглянувшись, удивленно посмотрела на свою хозяйку.

– Что-то у вас сегодня с утра легкомысленное настроение, – заметила она. – Должно быть, после вчерашнего ужина?

– Вчерашнего ужина? – переспросила Энн. – Ах да, конечно. От посещения ресторана у меня остались самые приятные впечатления. Знаешь, Эдит, мне приснился наш старый дом. В нем я видела тебя. Как ни странно, но в доме было много новых комнат.

– Хорошо, что они вам только приснились, – сказала Эдит. – Комнат в том доме было и без того предостаточно. Так что работы у меня в нем было невпроворот. А кухня? Когда вспоминаю, что приходилось готовить на плите, пожиравшей столько угля, то меня ужас охватывает. Слава богу, что тогда уголь был дешевый.

– Я видела тебя совсем молодой. И себя тоже.

– Но время вспять не повернуть. Чего-чего, а этого мы сделать не можем. Те времена в далеком прошлом, и к нам они уже никогда не вернутся.

– Да, все в прошлом и никогда не повторится, – задумчиво произнесла Энн.

– Но я о тех днях совсем не грущу. Я, слава богу, на здоровье не жалуюсь. Силы пока есть. Правда, пару раз мне приходила в голову мысль, что половину жизни я уже прожила. Так что впереди старость, а потом и смерть.

– Эдит, но тебе рано задумываться о смерти.

– Никто из нас не знает, сколько он проживет. В один прекрасный день увезут в больницу, там разрежут, а потом скажут, что тебе уже ничем не помочь, – ответила Эдит и с мрачным видом вышла из спальни.

Через пару минут она вернулась с подносом в руках. На нем был завтрак для Энн: кофе и тосты.

– Ну вот, теперь давайте-ка позавтракайте, – сказала служанка. – Садитесь, а я подложу вам под спину подушку.

– Как ты добра ко мне, Эдит, – посмотрев на нее, улыбнулась Энн.

От слов благодарности Эдит смутилась и густо покраснела.

– Просто я знаю свою работу. Вот и все, – ответила она. – А потом, кто-то же должен о вас заботиться. Вы же – женщина хрупкая и нерешительная. Вот госпожа Лаура – другое дело. С ней даже папа римский и тот не сравнится.

– Да, госпожа Лаура – уникальная личность.

– Знаю. Я слушала ее выступления по радио. На нее посмотришь и сразу поймешь, что она сильный человек. Я слышала, что у нее был муж. Почему они все же расстались? Они что, развелись или ее муж умер?

– Он умер.

– Ну, это даже лучше для него. Представляю, как ему было с ней тяжело. Ведь госпожа Лаура не та женщина, которая будет считаться с мнением мужа. Но я не могу отрицать, что есть мужчины, которым нравится, когда ими командуют.

Эдит, поглядывая по сторонам, направилась к двери.

– И не надо никуда спешить, моя дорогая, – посоветовала она хозяйке. – Лежите тут, спокойно отдыхайте и думайте только о приятном. Короче, наслаждайтесь своим отпуском.

– Отпуском? – удивилась Энн. – Ты это так называешь?

Ей уже и самой приходило в голову, что в отсутствие Сары для нее и в самом деле началось нечто вроде отпуска. Если у тебя взрослая дочь, которую очень любишь, ты всегда тревожишься о ней. В голову то и дело лезут мысли, вроде: «Счастлива ли она? А те ли у нее друзья? Почему вчера с танцев она пришла такая грустная? Может быть, с ней там что-то произошло?»

Энн никогда и ни о чем не расспрашивала Сару. Она считала, что дочь имеет право молчать и говорить с матерью, когда сама этого пожелает, что Сара сама должна учиться жизни и выбирать себе друзей. Но она слишком любила свою дочь, чтобы не думать о ее проблемах. Если Сара обратится к ней за сочувствием или практическим советом, то Энн должна быть готовой оказать ей помощь.

Иногда Энн говорила себе: «Настанет день, когда я пойму, что Сара чем-то огорчена. Но и тогда я не стану донимать ее расспросами. Пусть она сама подойдет ко мне и поделится со мной своими бедами».

Что в последнее время тревожило Энн, так это дружба ее дочери с Джеральдом Ллойдом. Она видела, что Сара им увлечена, и очень надеялась, что, расставшись с ним на три недели, дочь познакомится с другими молодыми людьми, более достойными, чем Джеральд, и ее чувства к нему угаснут.

Да, теперь, когда Сара в Швейцарии, Энн может на время позабыть о своих тревогах и немного расслабиться. Она будет лежать в своей удобной кровати и думать о том, как провести предстоящий день. Вчера в компании друзей полковника Гранта она прекрасно провела время. Милый Джеймс, такой мягкий, добрый, но в то же время, бедняжка, жутко скучный! Чего стоят эти его бесконечные истории! Нет, все же мужчины старше сорока пяти лет отвратительные рассказчики. Неужели Джеймс не видит, какими скучными становятся лица его друзей, когда он произносит: «Не знаю, рассказывал ли я вам, как с одним из моих знакомых произошел забавный случай». Ну и так далее.

Не дай бог кто-то может ответить ему: «Да, Джеймс, об этом ты мне уже трижды рассказывал». И тогда бедняга полковник, конечно, почувствует себя обиженным. Но никто Джеймсу ничего подобного не говорил.

Вот Ричард Колдфилд совсем другой. Правда, он намного моложе полковника Гранта, и вряд ли он стал бы то и дело рассказывать одну и ту же историю…

А может быть, он все же… Нет, в этом она не была уверена. Он скорее нарушит закон, чем возьмется кого-то учить. Колдфилд наверняка несколько консервативен, у него есть свои устоявшиеся представления. Неплохо было бы узнать его поближе. А для этого надо завязать с ним разговор. «Но только очень осторожно, чтобы не показаться навязчивой, – подумала Энн. – Не удивлюсь, если некоторые его мысли покажутся мне абсурдными. Но он очень, очень одинокий человек. Вернувшись в Лондон, он не может привыкнуть к бешеному ритму жизни большого города. Интересно, чем он все же займется? Ведь найти работу, которая пришлась бы тебе по душе и в то же время приносила доход, сейчас так трудно… Скорее всего Колдфилд и в самом деле купит себе земельный участок и уедет из Лондона. Удастся ли нам с ним снова увидеться или нет? Хорошо бы попросить Джеймса, чтобы он пригласил его на ужин, а я приведу с собой одну из своих подруг. Ведь Колдфилд такой одинокий, и женская компания ему просто необходима. Кто знает, может быть, они понравятся друг другу».

Из гостиной раздавался жуткий шум. Там Эдит занималась уборкой, но было такое впечатление, будто целая бригада грузчиков двигает в комнате мебель. Что-то гремело, скрежетало, падало. Время от времени к этому грохоту добавлялся звук работающего пылесоса. Да, Эдит себя не щадит, усмехнулась Энн и тут увидела в дверях повязанную платком служанку.

– Надеюсь, дома вы обедать не будете, – торжественно произнесла Эдит и гордо вскинула голову, как совершающий ритуальный обряд священник. – Я ошиблась – туман рассеялся, и день обещает быть солнечным. Только не подумайте, что я забыла про камбалу. Нет, она все еще в холодильнике и пойдет вам на ужин. Нет-нет, не возражайте. Холодильник – вещь хорошая, но рыбу долго в нем держать нельзя.

Энн посмотрела в полное важности лицо Эдит и рассмеялась:

– Хорошо-хорошо, дома я обедать не буду.

– Да уж, пожалуйста. Можете провести обеденное время где хотите, я возражать не стану.

– Договорились, Эдит. Только не угробь себя этой уборкой. Если уж ты задумала все здесь перевернуть вверх дном, то почему бы тебе не пригласить в помощь миссис Хоппер?

– Миссис Хоппер, миссис Хоппер! Единственное, что я могу ей доверить, так это почистить нашу красивую каминную решетку да протереть линолеум. Вот с такой работой она справится. А помните, какая каминная решетка была у нас в старом доме? Чтобы ее хорошо отчистить, надо было повозиться. Я горжусь тем, что она у меня всегда блестела. А в этой квартире у вас столько дорогой полированной мебели, за которой нужен тщательный уход… Вот только жаль, что здесь так много встроенных шкафов.

– Но зато уход за ними гораздо проще.

– Может быть, и проще, но из-за них ваша квартира больше похожа на гостиничный номер. Значит, вы уходите? Отлично. Тогда я смогу выбить все ковры.

– А вечером я могу вернуться? Или мне эту ночь провести в гостинице?

– Ну, мисс Энн, только без ваших шуточек. Кстати, та кастрюля с двойным дном, которую вы недавно купили, никуда не годится. Во-первых, она слишком большая, а во-вторых, в ней очень трудно мешать. Так что мне хотелось бы точно такую, какая у нас была раньше.

– Боюсь, Эдит, что таких кастрюль сейчас уже не производят.

– Ох уж это наше правительство! – с отвращением произнесла Эдит. – А что с десертными розетками из фарфора, о которых я вам говорила? Мисс Саре так нравится есть из них суфле.

– О, я о них совсем забыла. Хорошо, если я найду такие, то непременно куплю.

– Тогда все в порядке. Вот вам и будет чем сегодня заняться.

– Эдит, ты обращаешься со мной так, будто я маленькая девочка! – воскликнула Энн. – Чтобы выпроводить меня из дома, ты находишь мне занятие.

– Должна заметить, что с отъездом мисс Сары вы стали выглядеть гораздо моложе, – проворчала служанка и, выпрямившись во весь рост, сухо произнесла: – Я только предложила вам купить кое-что, если вы случайно окажетесь возле магазина или лавки Джона Баркера. Вот и все.

– Хорошо, Эдит. Можешь продолжать свою уборку.

– То-то же, – недовольно вскинула голову служанка и вышла из спальни.

Вскоре из гостиной вновь послышался шум. Однако на этот раз к нему примешивался голос не имевшей слуха Эдит, которая напевала какую-то очень грустную песню:

Земля печали и несчастий,

Без радости, без солнца и без света.

Так смой же нас своею кровью,

И в скорбь глубокую мы погрузимся.


2

Войдя в посудный отдел универмага, Энн приятно удивилась ассортименту выставленных там товаров. Она никак не рассчитывала увидеть на полках магазина столько изящных изделий из тонкого стекла и фарфора. Ее впечатление от увиденного не могли испортить даже таблички с надписью: «Только на вывоз». Она обошла прилавки с отбракованной, но очень красивой посудой, возле которых, как всегда, толпились возбужденные покупательницы.

На этот раз Энн повезло: она сумела подобрать себе почти полный набор посуды для завтрака, в который входили миленькие коричневые чашки из глазурованного фаянса с рисунком. И в тот момент, когда она попросила продавца завернуть ей покупку, подошедшая к прилавку женщина крикнула:

– Я это беру!

– Простите, мадам, но товар уже продан, – ответил ей продавец.

– Искренне сожалею, – сказала Энн женщине.

Она взяла упакованный сервиз и, довольная сделанной ею покупкой, отошла от прилавка. Затем ей удалось купить розетки для суфле, правда не фарфоровые, а стеклянные. Энн втайне надеялась, что по этому поводу Эдит долго ворчать не будет.

Она вышла из посудного отдела, пересекла улицу и заглянула в секцию, где продавался садовый инвентарь. Оконная рама в ее комнате требовала замены, и Энн хотела сделать в магазине заказ на новую.

Она разговаривала с продавцом, когда услышала за своей спиной мужской голос:

– Доброе утро, миссис Прентис.

Энн обернулась и увидела перед собой Ричарда Колдфилда. Его радость от встречи с ней была настолько очевидной, что Энн даже смутилась.

– Какое удивительное совпадение, что мы с вами одновременно оказались в одном и том же магазине, – продолжил он. – Знаете, а я только что о вас думал. Вчера мне хотелось спросить вас, где вы живете и могу ли я вас как-нибудь навестить. Но потом я решил, что это будет слишком навязчиво. У вас наверняка много друзей, а…

– Конечно же вы должны прийти ко мне в гости, – прервав его, сказала Энн. – Видите ли, я уже подумывала, а не попросить ли мне Джеймса вновь пригласить вас на ужин.

– Правда? Вы не шутите?

Его радость была настолько неподдельной, что Энн умилилась. «Бедняга, – подумала она, – ведь он действительно очень одинок. Какая же счастливая улыбка озарила его лицо! Ну прямо как у ребенка!»

– Я зашла сюда, чтобы заказать себе новую оконную раму, – сказала Энн. – Этот магазин – ближайший от нас.

– Да, конечно.

– А вы как здесь оказались?

– Ищу инкубатор.

– Все же решили заняться птицеводством?

– Да. Я уже все обдумал. Хотел бы приобрести современный инкубатор, и, как я понял, вот эта модель с электрическим подогревом – самая последняя.

Они вместе направились к выходу.

– Если вы не заняты… – неожиданно выпалил Колдфилд. – Извините, может быть, вы уже с кем-то помолвлены… Вы не против, если мы вместе пообедаем?

– Спасибо, – поблагодарила его Энн. – С огромным удовольствием приму ваше предложение. Видите ли, Эдит, моя служанка, затеяла весеннюю уборку и, можно сказать, выгнала меня. Так что дома я могу появиться только вечером.

Ричард Колдфилд удивленно посмотрел на нее.

– Вы слишком многое ей позволяете, – заметил он.

– Эдит в нашем доме на особом положении.

– По-моему, вы ее совсем избаловали.

«Он упрекает меня», – с удивлением подумала Энн.

– Она не из тех, кого можно избаловать, – спокойно ответила она. – А потом, Эдит для нас в большей степени друг, нежели прислуга. Она у меня уже много лет.

– Все ясно, – поняв, что ему вежливо возразили, ретировался Колдфилд.

«Никаких сомнений – эта хорошенькая женщина находится под властью домашнего тирана, – подумал он. – Она слишком робкая, чтобы постоять за себя. Да, и очень добрая».

– Весенняя уборка? – переспросил Колдфилд. – А разве сейчас для этого самое подходящее время?

– Да нет. Ее следовало бы делать в марте. Дело в том, что моя дочь уехала в Швейцарию. Вот служанка и решила воспользоваться ее отсутствием. Когда Сара дома, то возможности для генеральной уборки просто нет.

– Вы, должно быть, скучаете по ней?

– Да, конечно.

– Сейчас девушки не очень-то любят сидеть дома. Они в большинстве своем предпочитают жить отдельно от родителей.

– Ну, я думаю, что таких совсем немного. Мода на это, так сказать, уже прошла.

– Какой сегодня чудесный день. Вы не хотите пройтись по парку? Или вас такая прогулка утомит?

– О нет. Я вам и сама хотела это предложить.

Они пересекли Виктория-стрит, прошли по узкой аллее и оказались у входа в парк Святого Иакова.

– Вам нравится такое? – взглянув на статую работы скульптора Эпштейна, спросил Колдфилд. – Неужели это можно назвать искусством?

– Ну а почему бы и нет? Кому-то ведь это нравится.

– Но вам, надеюсь, нет?

– Лично мне – нет. Я старомодна, и мне нравятся скульптуры, выполненные в классическом стиле, к которому я привыкла. Но это еще не значит, что мой эстетический вкус безупречен. Чтобы судить о современном искусстве, надо в нем хоть немного разбираться. То же самое – и в музыке.

– Музыка! И вы это называете музыкой?

– Мистер Колдфилд, вам не кажется, что вы несколько консервативны?

Он резко повернул голову и взглянул на нее. Лицо Энн от волнения покраснело. Некоторое время они не мигая смотрели друг на друга.

– У меня консервативные взгляды? – наконец произнес Колдфилд. – Да. И я этого не скрываю. Если бы вы после долгого отсутствия вернулись на родину, то, думаю, и вы те изменения, которые здесь произошли, встретили бы в штыки. – Он неожиданно улыбнулся и добавил: – Но я надеюсь на вашу помощь. Вы должны помочь мне приспособиться к новой для меня жизни.

– Ну что вы, – быстро произнесла Энн. – Я и сама жутко старомодных взглядов. Даже Сара и та надо мной постоянно посмеивается. А мне очень жаль, что я никак не могу привыкнуть к новым веяниям. Наверное, причиной всему – мой возраст.

Некоторое время они шли молча.

– Странно, что вы постоянно говорите о возрасте, – сказал Колдфилд. – Человека моложе вас я давно не встречал. Да вы гораздо моложе всех этих суетливых девиц. Знаете, они меня очень пугают.

– Да. И меня тоже. Немного. Но они все же кажутся мне очень добрыми.

Они вошли в парк. Солнце стояло прямо над их головами. Было почти тепло.

– И куда мы направимся?

– Давайте посмотрим на пеликанов.

Подойдя к небольшому озеру, они остановились у ограды и стали наблюдать за плавающими птицами. Полностью расслабившись, Ричард стал вести себя более естественно, он был похож на восторженного мальчика. Он оказался приятным собеседником. Они оживленно болтали, громко смеялись, и каждый из них чувствовал себя на удивление счастливым.

– Может быть, присядем на солнышке? – предложил Ричард. – Вам не холодно?

– Нет, мне тепло.

Они сели на скамейку и стали смотреть на воду. Этот уголок парка с его неяркими красками напоминал японский садик.

– Каким же все-таки красивым бывает Лондон, – тихо заметила Энн. – Жаль, что не все способны это заметить.

– Для меня это почти открытие.

Пару минут они сидели, не проронив ни слова.

– Моя жена всегда говорила, что Лондон – это то место, где надо бывать весной. Она считала, что на фоне кирпичных домов зеленые почки миндальных деревьев и сирени выглядят особенно красиво. Здесь, в Англии, с ее бешеным ритмом жизни, это трудно заметить. Еще она говорила, что в большие города весна приходит по ночам.

– Я с ней полностью согласна.

– Она умерла, – отведя от Энн глаза, с трудом выдавил из себя Колдфилд. – Много лет назад.

– Я знаю. Мне об этом рассказал полковник Грант.

Ричард повернулся к ней лицом:

– А он рассказал, отчего умерла моя жена?

– Да.

– Считаю, что в ее смерти повинен я.

– Я вас понимаю, – нерешительно произнесла Энн. – На вашем месте я бы чувствовала то же самое. Но умом-то вы же понимаете, что в этом не было вашей вины.

– Нет, это я виновен в ее смерти.

– Вы не правы. Всякая женщина, решившая родить, идет на определенный риск. И делает она это добровольно. Рисковать собой заложено в ее природе, в ее любви. Она хочет быть матерью. А ваша жена… она хотела ребенка?

– О да, Элин очень его хотела. И я тоже. У нее было крепкое здоровье, и ничто не предвещало беды…

Снова возникла тягостная пауза, и тогда Энн произнесла:

– Я сожалею… Очень сожалею.

– С тех пор прошло много лет.

– А ребенок… он тоже умер?

– Да. Знаете, в какой-то степени я этому даже рад. Боюсь, что эту бедную крошку я бы возненавидел. Ребенок постоянно напоминал бы мне о той цене, которая была заплачена за его жизнь.

– Расскажите мне о вашей супруге.

Сидя под бледным зимним солнцем, Ричард Колдфилд рассказал ей об умершей Элин. Какой красивой и веселой была его жена. О том, какой неожиданно тихой становилась Элин, когда он спрашивал ее, о чем это она вдруг задумалась.

Прервавшись, Колдфилд удивленно посмотрел на Энн:

– Знаете, я об этом еще никому не рассказывал.

– Продолжайте, – попросила его Энн.

– Наше счастье длилось совсем недолго. Три месяца помолвки, затем мы поженились. Мы не замечали, как летят дни, и о ребенке пока не думали. Но ее мать нам постоянно о нем напоминала. Медовый месяц мы провели, катаясь на машине по Франции. Осматривали замки, расположенные по берегам Луары.

– Знаете, Элин очень нервничала в автомобиле, – прервав последовательность своего рассказа, вдруг произнес Колдфилд. – Во время путешествия она постоянно держала меня рукой за колено. Похоже, что это ее успокаивало. Не знаю, почему она так боялась ездить на машинах. Ведь в аварию Элин никогда не попадала… – Он немного помолчал, а потом продолжил: – В Бирме – это уже было после ее смерти – я, сидя за рулем машины, иногда ощущал на своем колене руку Элин. Можете себе такое представить? До сих пор я не могу свыкнуться с мыслью, что она ушла от меня навсегда…

«Да, такую трагедию пережить нелегко, – подумала Энн. – Его чувства мне знакомы – я испытывала то же после кончины Патрика. Вероятно, он тоже где-то рядом со мной и время от времени напоминает мне о себе. Не мог же Патрик вот так уйти и ничего после себя не оставить. Боже, как все-таки страшно терять близких людей!»

Ричард снова заговорил. Он рассказал Энн о маленьком домике, который они с женой нашли в глухом переулке, – там были чудный куст сирени и грушевое дерево.

Затем, уже в конце истории, когда голос его стал резким, а фразы прерывистыми, Колдфилд вдруг снова удивленно посмотрел на Энн.

– Не понимаю, почему я вам все это рассказываю, – произнес он.

Нет, он все прекрасно понимал – поэтому пригласил Энн на обед в свой клуб или в ресторан – на ее выбор. Когда она предпочла пойти с ним в клуб, Колдфилд уже знал, что эта женщина ему далеко не безразлична, но боялся в этом признаться.

Здесь, в лондонском парке, на фоне холодной неземной красоты состоялось его прощание с Элин.

«Да, я оставлю ее на берегу этого зимнего озера, – подумал Ричард Колдфилд. – Под голыми ветвями деревьев, сквозь которые так хорошо видно небо. В последний раз я представил ее себе живой и здоровой, и больше этого не повторится. Пусть эти воспоминания о ее трагической судьбе станут для Элин погребальной молитвой, моим плачем по ней или очередным признанием в любви. А может быть, и тем, и другим, и третьим сразу».

Да, это было для него прощальной панихидой по жене.

Здесь, в парке, Ричард Колдфилд оставил Элин и вышел на улицы Лондона уже с Энн.

Благие намерения

Подняться наверх