Читать книгу Отвергнутые - М.Фелан - Страница 5

– Сегодня все можно купить за деньги, даже имя! – эти слова когда-то à propos произнес отец Жан-Жака то ли за завтраком, то ли за обедом. А у его сына был хороший слух и долгая память.

В Москве Жан-Жак мужественно сжег свой французский паспорт вместе с обратным билетом и начал реализовывать отцовскую мысль. Когда подпольный продавец главного документа узнал, что француз решил лишиться своего европейского подданства в пользу советского гражданства, трижды постучал указательным пальцем по виску. Однако заказчик был непреклонен. Фамилию Жан-Жак попросил какую-нибудь банальную и простую. Вот так на свет появился Михаил Юрьевич Сидоров, зарегистрированный в Москве.

Аренда небольшой квартиры на Малой Бронной 19А весьма соответствовала начальным непритязательным запросам. Жан-Жак твердо решил экономить! Остальные финансовые средства отправились в банк, чтобы оздоравливать советскую экономику до тех пор, пока дебютная книга не будет готова к выпуску.

Лозунги местных газет, валявшихся на почтовых ящиках, пестрили обещаниями резко поднять промышленность и благосостояние народа, вещали о зарождении кооперативного движения и перестройки. Но Жан-Жаку было все равно: он больше не интересовался политикой.

В быту не привыкшему к самообслуживанию да еще и не подготовленному к новому качеству гастрономии было нелегко. К тому же с каждым новым вдохом доза тяжелого отравляющего никотина пронзала легкие. Но ко всему адаптируешься, тем более что ощущение свободы придавало сил и согревало изнутри. И даже к московской пародии на чистый воздух Жан-Жак постепенно принюхался.

Знакомств наш нелегальный иммигрант не заводил: боялся как чужого обмана, так и раскрытия своего. Работа над книгой продвигалась медленно, но верно. Надо сказать, автор частенько злоупотреблял прокрастинацией и не упускал возможности пешочком исследовать закоулки старого города.

Москва! Абстрагируясь от бешенных людей, способных смести все и всех на своем пути, Жан-Жак чувствовал, что это место было совершенно необыкновенным! На одной станции метро, словно на корточках, сидели маленькие домики, опоясанные узенькими, виляющими улочками. Их согревали фонари, и по вечерам казалось, что находишься в сказке. Уютные кафе и милые киоски мороженного манили к себе детей (маленьких и взрослых). А на другой станции – помпезная Тверская! Шагая по ней, Жан-Жак чувствовал себя крошечным муравьем у подножия башен-великанов! Чего он никогда не мог понять, так это зачем многие москвичи пытаются жить американской культурой, когда у них самих есть величайшее, многогранное наследие!

Тем летом в столице установилась несусветная жара: зной, пыль и грязь окутали загруженные трассы и шумные бульвары. Законсервированные и недовольные лица прохожих отторгали, не внушая ни малейшего доверия. Пару раз (из любопытства) Жан-Жак записался на несколько экскурсий по городу, а затем повторно бродил по пройденным маршрутам с осознанием личной привязанности к московской земле. В безлюдные часы этот город еще сильнее пленял его сердце! Особое удовольствие доставляло обнаружить на своем пути особняк или доходный дом. А уж если это была работа Шехтеля! В них дόлжно было всматриваться особенно, ими невозможно было налюбоваться!

Так вот и стали начинаться дни: мечтатель набивал карманы мятными карамельками «Рот Фронт» и бесцельно блуждал в поисках таинственных укромных мест. Он придумывал каждому понравившемуся зданию или объекту своих посетителей с извилистыми перипетиями судеб. Так создавались герои его книги. В один из таких променадов обрусевший француз, отвлекшись от архетиктуры, заметил серое объявление, отражающее пасмурное небо и накрапывающий дождь:

«Открытый урок выпускников балетного училища»

– А что, почему бы и нет? – пронеслось в мыслях.

Жан-Жаку доводилось слышать о русском балете, и только что перед ним открылась прекрасная, бесплатная возможность! На другой день искатель вдохновения облачился в импортный костюм, гордо взял трость, довесившую ему годы, и отправился смаковать искусство.

К моменту его прихода в светлом зале уже было людно: на передних рядах восседали напыщенные дамы и важные господа, габариты которых еле-еле помещались в креслах (оценщики опытные). В центре с цветами, фотоаппаратами и горящими глазами сидели болтуны, полные ожиданий и надежд (родители хвастливые). На галерке собрались совсем юные скромные и истощенные ребята (служители искусству начинающие). Из-за кулис то и дело осторожно выглядывали огромные глаза любопытных (артисты подсматривающие). Жан-Жак притаился у входа, чтобы не привлекать к себе внимания. Мест почти не осталось, но ему повезло – пустили.

«Если выгонят, пойду пить кофе и писать двадцать пятую главу», – подумал он, завидев пожилую смотрительницу, шедшую прямо на него. Жан-Жак затаил дыхание.

– Вы из Большого? – большие круглые очки вопросительно осматривали его снизу вверх.

Жан-Жак ничего не понял и вежливо попросил повторить вопрос. Женщина расслышала иностранный акцент и пригласила следовать за ней:

– Сожалею, в первых рядах остались только крайние места. Присаживайтесь, мы скоро начинаем! – она приветливо улыбнулась так, что большие круглые очки слегка приподнялись, и удалилась, даже не спросив фамилии (побоялась бестактно оголить свое невежество).

Гость смущенно присел и про себя смекнул: «Неужели меня действительно приняли за одного из этих господ в первых рядах?» В зале постепенно начали приглушать свет…

Обволакивающие звуки музыки и грациозные движения создавали танец. Это было волшебно, прекрасно, неописуемо! Упругие тела запрокидывали ноги в воздух с легкостью ленточки, движения были подвластны контролю настолько, что разрушающие по силе махи, обороты и прыжки могли в долю секунды смягчиться спокойными переходами (названия балетных премудростей Жан-Жак не знал). От артистов исходило трепетное волнение, придававшее их исполнению уникальность. Они скрывали усталость и боль под улыбкой, каждый из них проживал всю свою жизнь здесь, на сцене!

Жан-Жак замер и завороженно наблюдал. Постепенно его внимание захватила самая высокая из девушек, которая (несмотря на свой рост) неизменно стояла в первом ряду на прыжках. На коже цвета хурмы выступали мышцы, балерина была похожа на изящного атланта. Ее улыбка была натянутой, чарующей и пленительной, рыжевато-коричневые волосы переливались светом, украшения искрились, движения манили его, взгляд околдовывал… на самом деле ничего не выделяло ее из толпы, но Жан-Жак ее заметил.

Финальные апплодисменты отрезвили. Молодой гость вспомнил, что он все еще на Земле. Поклонившись, артисты выстроились в шеренгу, как будто приговоренные к высшей мере наказания. На сцене запестрили зрительские цветы, и как же Жан-Жак тогда жалел, что у него для нее ничего не было!

Спустя некоторое время серьезная дородная дама с искусственными бледно-желтыми волосами поднялась из первого ряда, в зале тут же установилось гробовое молчание. Неторопливым, ехидным голосом она начала оглашать мнение «экспертов».

Жан-Жак так и не понял, что та пыталась критиковать, в то время как лица со сцены понимающе кивали. В целом вердикт оказался положительным. Когда эта особа, надев очки, начала читать фамилии по бумажке, артисты один за другим вспыхивали радостью. «Наверное, это что-то значит», – подумал Жан-Жак и навострил уши. На фамилии «Дорова» губы его избранницы растянулись до ушей, а на уголках глаз засверкали синевой слезы.

Сперва ее окутало чистое, светлое чувство, но затем взор ее изменился. Другая радость – от победы над теми, кто стоял рядом, от признания, что именно она лучше других вселилась торжествующе-уверенным взглядом. Жан-Жак подмечал все, но пока не знал, чему радоваться.

Чтобы поймать миг, когда Дорова выйдет из окружения, ему пришлось незаметно наблюдать издали. Как раз тогда двое бесфигурных немолодых мужчин (один был похож на испанца, а другой – на Кощея Бессмертного), проходя мимо, зацепили в беседе ее фамилию:

– Видел Дорову? Отплясывает, ну прям Плисецкая!

– Уважаемый коллега, до рук Плисецкой ей далеко, как от России до Америки! В целом – весьма посредственна. Да и к тому же возраст у нее уже не тот: даю ей один сезон, а потом заменят.

«Интересно, сколько ей лет?» – подумал Жан-Жак, потеряв интерес к остатку беседы про постановки на текущий год. Вдруг он заметил, что его балерина оставила своих родителей и миновала указатель «Гардероб». Жан-Жак стремглав бросился ей вслед. Дорова подхватила накидку серого цвета, пестро усыпанную розовыми цветами и, как-только уловила на себе оторопевший взгляд незнакомца, самодовольно улыбнулась.

«Вы не скажете, сколько времени, мои часы остановились!» – первое, что пришло ему в голову. Не худший вариант, учитывая, что знакомиться с понравившимися девушками Жан-Жак прежде не пробовал… но его дебюту помешали.

– Поля! – к ней с букетом разношерстных цветов спешил, судя по широким плечам и жирным мускулам, частый гость спортзала.

– Андрей, ну наконец-то! Меня взяли!

– Кто это? – он бросил взгляд ревнивого барана на Жан-Жака.

– Не знаю. Меня в Большой взяли, Андрей! Будешь радоваться или нет?

Жан-Жак выскользнул на улицу. Глаза почему-то наполнялись слезами, которые дальше глазных яблок у мужчин, как правило, не идут. В лицо побежденного ударил холодный шквал северного ветра. «Занята!» – подумал он и угрюмо пустился домой.

Наш герой бездейственно пролежал в темноте, уставившись в потолок, Бог знает сколько времени. В голове каруселью вертелось только одно имя: Полина, Поля, Полина, Поля… он не мог перестать о ней думать, все мечты и фантазии были насквозь пропитаны этой прекрасной, прелестной девушкой!

Хотя в зале Дорова много смеялась и поддерживала разговоры остальных, что-то внутри подсказывало, что на самом деле Полина, как и он сам, была одинока. Да и имя своего Андрея она произнесла как-то холодно и заурядно – может, это не ее настоящая любовь? Внезапно «больной» резко встал и вышел вон из комнаты (последний раз столь же решительно Жан-Жак покидал родную Францию).