Читать книгу Честь имею… капитан Волошин. Сборник рассказов - Михаил Александров - Страница 5

Служить в армии, как и все парни того поколения, Саня Волошин, конечно, хотел. Не служить в те времена считалось ненормально и где-то даже стыдно. В армию не брали больных или, хуже того, с приветом. А уж как потом стало модно – откосить – даже мысли не возникало. Все без исключения молодые люди были готовы и даже счастливы, отдать долг Родине в виде двух-трёх лет срочной службы.

И Саня был готов, если не физически, в плане подготовки, то морально точно. Кроме того, как оказалось в дальнейшем, имел Волошин одно важное преимущество перед другими призывниками. Он разбирался в званиях, и не только в званиях, а ещё в петлицах, эмблемах, шевронах и прочей военной атрибутике, умел по-военному докладывать и знал команды. Секрет волошинских познаний был прост – дядя офицер. Когда он приезжал в отпуск, то, наверное, от скуки, или чтобы не отвыкнуть за месяц, разговаривал с Саней исключительно командами, ну, и дрессировал по доброте душевной, как молодого солдата. Большой плакат с погонами от рядового до маршала Советского Союза, а также с эмблемами родов войск и всякими нашивками появился в доме Волошиных в один из дядиных отпусков, сдавать зачёты по плакату Саня должен был регулярно. Зачёты по строевой подготовке, дисциплинарному и строевому Уставу также имели место, в разумных, конечно, пределах. За нерадивость в изучении воинских наук племяннику объявлялись наряды вне очереди, которые могли вылиться в прополку огорода, дополнительную работу на сенокосе или день пастьбы деревенского стада. Так что изучал Саня воинские науки с удовольствием и прилежностью.

О том, что Волошин вот-вот будет призван в доблестные ряды Вооружённых сил, он, конечно, знал, комиссии пройдены, даже известен номер команды и род войск, танковые, курсы трактористов всё-таки. Тем не менее, повестку получил неожиданно. Деревня, где жил будущий солдат, на то время была уже совсем маленькая, хлеб и почту привозили два раза в неделю, телефона не было. Повестка пришла с почтой двенадцатого ноября к вечеру, а в ней сказано, что тринадцатого ноября в пять часов утра, призывник Александр Волошин, должен быть с вещами в районном военкомате. Бабушка, как и положено, начала причитать, плакать и суетиться со сборами, а Саня кинулся в соседнюю деревню звать друзей на отвальную. Позвал лучшего друга Вальку Спиридонова, да подвернувшегося Тольку Коньшина. За нехваткой времени, по быстрому заскочили в магазин, купили две бутылки «Агдама» и сигарет.

Возвратившись домой, друзья за полчаса отпраздновали Санькину отвальную. Надо было спешить на поезд до райцентра, а то до станции четыре километра лесом в кромешной тьме. Наскоро выпив бутылку «Агдама» на троих и закусив приготовленными бабушкой котлетами, переодевшись в старые дедовские фуфайку и кирзачи, «выкинуть не жалко», будущий солдат отправился отдавать долг Родине.

В военкомате Волошина поджидали молоденький лейтенант и пожилой водитель такого же пожилого уазика. Тут же находились ещё два призывника с других деревень района, один метр с кепкой, второй здоровенный детина, это и была вся команда. Около шести утра, погрузив не хитрые пожитки, забрались в машину и отправились в дальний путь, в областной военкомат города Калинина, до которого километров двести. Но путь неожиданно прервался, вернее, застопорился примерно через час. Уазик, имея преклонный возраст, ехать дальше вдруг отказался, сначала погасли фары, потом он задёргался, пошёл рывками и, наконец, окончательно встал. Водитель с применением огромного количества – сразу видно, специалист – непечатных слов залез под капот. Молоденький лейтенант занервничал, предчувствуя неприятности, но повлиять на ситуацию возможности не имел. Новобранцы выбрались на свежий воздух и, наконец, познакомились. Метр с кепкой звали Саня Воробьёв, он оказался пареньком шустрым и весьма словоохотливым, этакий Воробей чирикающий. Здоровенный детина представился Мишкой Косаревым. Он напротив, разговаривать, похоже, не умел вовсе, зато со всеми соглашался и улыбался во весь рот – настоящий Мишка, объевшийся мёда.

Ремонт между тем затягивался, водитель то доставал из-под сидений и багажника различные запчасти, то снова нырял под капот, непрерывно поминая все различных матушек, свою пенсию, пенсию уазика и нерасторопное начальство, не желающее выбить новую машину. Лейтенант совсем приуныл, перестал спрашивать, скоро ли поедем, забрался в машину и задремал. А Саня, вспомнив, что в его тощем рюкзаке завалялась бутылка «Агдама», предложил новым приятелям отметить начало военной службы, пока есть такая возможность. Приятели с удовольствием согласились. Вытащив из машины рюкзак и пирожки, выпеченные мамой Мишки Косарева, новобранцы зашли за уазик и, присев на корточки, начали отмечать. Правда, начало чуть сразу не превратилось в окончание, так как по неосторожности первому приложиться к «Агдаму» дали Косареву, и он приложился так, что в бутылке осталось меньше половины. Если бы не Воробей, буквально вырвавший драгоценный напиток из огромных лап, товарищам ничего бы не досталось. Остальное допили не спеша на двоих, полностью игнорируя жующего пирожок за пирожком Мишку.

Заминка на дороге оказалась долгой, простояли часов пять, если не больше, и в Калинин приехали далеко после обеда. В областном военкомате лейтенант долго бегал с бумагами из кабинета в кабинет, призывники смиренно ждали в коридоре. В итоге всем было объявлено, что поскольку команда уже ушла, тех, кто не успел, оставляют в резерве областного военкома, чтобы домой не отправлять, до формирования другой команды. Так неожиданно из-за сломавшегося уазика и началась для Волошина служба, растянувшаяся на четверть века.

***

Сборный пункт областного военкомата, серое здание, обнесённое высоким забором с козырьком колючей проволоки, к романтике, оптимизму и даже хорошему настроению не располагал. Изнутри здание больше всего походило на муравейник. Большое количество людей, в основном призывников, перемещалось, двигалось, суетилось и гудело. Многочисленные двери кабинетов постоянно открывались и закрывались, впуская, или выпуская, очередного претендента в защитники Родины. То и дело сновали военные с бумагами или папками в руках, непременно серьёзные, деловые и важные. Иногда появлялись доктора в белых халатах, почему-то такие уставшие, как будто они тягаются на руках с каждым призывником, и шли в курилку.

Санька с приятелями около часа проторчали в коридоре, наблюдая за движением муравейника, пока не появился высокий, в безукоризненно отглаженной форме капитан с листком бумаги и зычно, перекрикивая гул, прочитал фамилии. Услышав свои имена, призывники, с готовностью тут же начать служить подскочили. Капитан смерил команду ничего не выражающим взглядом.

– Краснохолмцы?

– Так точно, товарищ капитан, – чётко отчеканил Волошин, – команда номер двести семьдесят пять, Краснохолмского районного военного комиссариата.

Брови капитана медленно поползли вверх, у Мишки Косарева отвисла челюсть, а словоохотливый Воробей застыл, как памятник.

– Молодец, боец, – прогудел капитан, – откуда такие познания?

– Дядя – офицер, выпускник Калининской военной академии, майор Абрамов.

– Молодец, – ещё раз то ли Саньку, то ли дядю-майора похвалил капитан, – далеко пойдёшь, назначаю тебя старшим команды резерва. Фамилия как?

– Призывник Волошин, – отрапортовал назначенный, а сочтя назначение на командную должность наградой, добавил, – служу Советскому Союзу! – и чуть не вскинул руку, но вовремя вспомнил, что к пустой голове руку не прикладывают.

Капитан хмыкнул:

– Ну, пойдёмте, определю вас.

Схватив свои не хитрые пожитки, вслед за капитаном новобранцы поднялись на второй этаж, и зашли в большую комнату, где из мебели были только двухъярусные нары с матрацами. На нарах сидели и лежали с десяток призывников. И тут Саня неожиданно для себя скомандовал:

– Встать, смирно! – крепко же засела дядькина дрессировка.

Брови капитана в очередной раз взметнулись вверх, под козырёк фуражки, призывники вскочили, как ошпаренные, мои приятели вытянулись, вылупив глаза. Капитан прокашлялся:

– Вольно, – и, обращаясь ко всем, – товарищи призывники, вы находитесь в резерве областного военного комиссара до формирования ваших команд. Старшим команды назначен призывник Волошин, все возникающие вопросы решать через него, построение на ужин в восемнадцать ноль-ноль на плацу, пока отдыхайте, – затем посмотрел на Саню и добавил, – распоряжения старшего команды выполнять беспрекословно, служба ваша уже началась.

После этих слов у призывника Волошина за спиной через старую дедовскую фуфайку начали явно пробиваться крылья. А капитан, кивнув, что бы Саня шёл за ним, вышел в коридор.

– В каких войсках хочешь служить? – спросил он новобранца, когда они вышли.

– В ракетных, товарищ капитан, – не задумываясь, ответил Волошин, – или в артиллерии.

– Почему?

– Дядя ракетчик, а дед артиллерист.

– Понятно, постараюсь, чтобы ты попал в хорошую команду, – с этими словами отглаженный капитан ушёл, больше Саня с ним никогда не встречался.

Когда вновь назначенный командир вернулся в комнату, отведённую для проживания команды резерва, там за время его короткого отсутствия произошли перемены. Нестройная шеренга призывников стояла, а перед ними важно расхаживал метр с кепкой, Саня Воробьёв, которого приятели уже успели окрестить Воробьём, и заканчивал свою речь.

– Всем понятно? Служба ваша уже началась, – повторил он слова капитана.

Косарев стоял в шеренге, на голову возвышаясь над всеми. Оказывается, на правах земляка и ближайшего товарища Воробей уже назначил себя Саниным заместителем, от имени начальства, конечно, о чём всем и объявил, а Волошина тут же снова поволок в коридор.

– Ты, вот что, Саня, – начал самоназначенный заместитель. – Ты это, командуй «смирно, так точно», ну, как умеешь, а я тебе буду подсказывать, всё-таки у меня жизненного опыта побольше, – почему-то решил Воробей. – В армии всегда у командира есть помощник, вот я и буду тебе помогать.

– Хорошо, – Саня не возражал, – помогай. Только это всё ненадолго. Капитан сказал, что скоро меня отправит в хорошую часть служить.

– Как тебя? – Даже подпрыгнул Воробей, а я, а Мишка? Ты о нас подумал? Мы же вместе, с одного района, нам и дальше надо вместе. Ничего себе, его отправят! «Далеко пойдёшь», – передразнил он капитана, – сам в командиры, а друзья-товарищи как хотите? Нет, так не пойдёт, иди, скажи капитану, что мы в одну часть хотим, и я, и Косарев с тобой.

– Хорошо, – растерялся Саня, о них как-то и правда совсем не подумал, а вместе действительно будет лучше, хотя и знакомы всего несколько часов, но ребята свои, земляки. – Скажу капитану, что вы тоже в ракетчики хотите.

– Почему в ракетчики? – опять дёрнулся Воробей, но сразу добавил, – а можно и в ракетчики, лишь бы вместе, вон Мишка какой бугай, будет ракету таскать.

На том и решили.

Жизнь команды резерва областного комиссара протекала неспешно и однообразно. Новобранцев вообще никто не трогал, и казалось, что о резерве забыли, по крайней мере, о команде краснохолмцев точно. Других время от времени куда-то вызывали прибегавшие посыльные, и они через короткое время заскакивали в комнату за пожитками, наскоро прощались и убывали с очередной командой. А команда земляков-приятелей просидели уже три дня в полной неизвестности.

В восемь утра и шесть вечера призывников водили на завтрак и ужин в расположенную неподалёку заводскую столовую, обедов не было. Также по утрам из числа резервистов назначались дневальные и посыльные на первый этаж, где проходила комиссия, и формировались команды. Обязанность назначать всякого рода дежурных и дневальных взял на себя шустрый и ушлый Воробей. Он же объяснял всем новеньким, появляющимся в нашем временном коллективе, что их служба в армии уже началась, представлял Волошина, как главного командира, и себя, как главного командирского заместителя, назначенных самим комиссаром. Кроме того, Воробей не забывал напоминать, что снедью, привезённой из дома, новенькие должны делиться с командованием, то есть с ним, Волошиным, ну и с Мишкой Косаревым, как старослужащим и всегда голодным. В общем, жить в резерве, несмотря на скуку, было можно, краснохолмцы даже начали чувствовать себя опытными солдатами, проходящими настоящую службу.

Всё изменилось на четвёртый день с появлением в резерве человека опытного по имени Васька. Он зашёл, по-хозяйски постелил себе два матраца и улёгся, подложив под голову приличных размеров рюкзак. А далее Васька поведал всем то, что новобранцев, тех, кто сидел в резерве уже несколько дней, повергло в некоторый шок. Оказалось, что Васька уже здесь третий раз, два раза весной и вот сейчас, осенью. И каждый раз через несколько дней его отправляли домой.

– Как домой? – первым запаниковал Воробей. – Ведь отвальная прошла, нас уже проводили, что я дома скажу?

– А вот так, – хохотнул Васька, – такие, как мы, в тылу нужны, может, рождаемость надо повышать, а может, в какие специальные войска хотят направить, куда призыва пока нету. Им там, – он ткнул пальцем в потолок, – виднее.

Воробей подсел к опытному Ваське и начал расспрашивать, что да как, сколько он в резерве сидел весной и почему не взяли.

– Да почём я знаю, не взяли и всё. Сказали, езжай домой, жди новую повестку. Просидел тут первый раз две недели, а второй – три дня. Вот опять вызвали, у меня и дома уже привыкли, ждём, говорят, через недельку.

– Не, я не согласный, – протянул Воробей, – я домой не хочу, что батька скажет, сколько водки на отвальной выпили, да и из колхоза проводили, подарили рюкзак и бритву. Не поеду домой, уж служить, так служить.

Тут он как-то подозрительно посмотрел на Волошина и, подскочив, начал:

– Так, Саня, тебя главным назначили, вот и иди к военкому или к капитану этому. Узнай там, что это такое – призывников по домам отправлять вместо того, чтобы, как положено, в армию направить. Нету такого закона, обратно по домам, – со знанием дела закончил Воробей.

– Ладно, схожу, узнаю, – нехотя согласился Саня, не представляя, где сидит отглаженный капитан, а тем более военком.

Спустившись на первый этаж, Волошин потолкался в муравейнике призывников, не решаясь зайти ни в один из многочисленных кабинетов. Поспрашивал на всякий случай, кто, откуда, что говорят в кабинетах, но никакой нужной для себя информации не получил. Заглянул в некоторые двери, когда туда кто-то входил или выходил, в надежде увидеть знакомого капитана, но тоже не увидел. Тогда попробовал обратиться к военным, время от времени появлявшимся в коридоре, но те от Сани отмахивались, как от мухи, и ничего не прояснили. Возвращаться в резерв было не с чем, и он поплёлся в курилку, может, что получится выяснить у врачей, которые туда ходили курить.

В курилке, на счастье, сидели два прапорщика, к ним Саня и пристал с последней надеждой. Повезло, прапорщики не торопились и обстоятельно всё объяснили:

– Не волнуйся, боец, домой никого не отправят, все пойдёте служить, как положено. Завтра приедет много покупателей, а в четверг ещё больше, так что всех разберут, и резерв ваш тоже.

– Каких покупателей? – не совсем понял Саня.

– Таких покупателей, которые вас, призывников, по частям забирают. Приезжают представители из разных частей и разбирают призывников.

– А ракетчики будут, из ракетных частей, или артиллеристы?

– Будут-будут, ракетчики будут, артиллеристы, кавалеристы, все будут. А пока сказали ждать, значит, ждать. Свободен.

Саня попытался ещё поспрашивать, но прапорщики поднялись:

– Всё боец, иди, отдыхай пока, солдат спит – служба идёт.

В комнату резерва Волошин вернулся окрылённый и сходу заявил, что руководство военкомата заверило его – домой отправлять никого не будут, всех распределят по частям в ближайшие дни, что ожидается приезд большого количества покупателей, в основном ракетчиков, которые нас и повезут к месту службы. Резервисты встретили новость одобрительным гулом. Дальше разговоры были в основном о том, как они будут ракетчиками, а главным рассказчиком о ракетных войсках был, конечно, Саня, так как немного об этом знал. И получалось у него, что все они будут сидеть за большими пультами с лампочками и кнопками и ждать приказа начать стрельбу по врагам. Или ездить на машинах, похожих на «катюши», только новых, и тоже ждать, когда нужно нанести сокрушительный удар по империализму.

Между тем жизнь и работа военкомата шли своим чередом, следующая неожиданность случилась утром. Прибежавший посыльный с листком бумаги начал выкрикивать фамилии, среди которых назвал Воробья. Волошина с Косаревым фамилий посыльный не кричал. Воробей озадачился:

– Как так, нам же вместе обещали, – кто обещал, Саня не вспомнил, но смотрел Воробей при этом на него. – Сань, пойдём со мной, может, ошибка какая, поузнавай там, тебя начальство знает.

В том, что ни какое начальство Волошина не знает, признаться было уже поздно, да и неудобно. Вот и пришлось ему, вместе с названными призывниками, отправился на первый этаж. Там их встретил лейтенант в портупее и два сержанта-срочника. Посыльный отдал листок с фамилиями одному из сержантов, и тот провёл перекличку.

– Как же так, Сань? – Воробей смотрел жалобно. – Я, значит, что, отдельно от вас, вы в ракетчики, а я куда, спросить надо, что хоть за войска.

– Да чего там спрашивать, я и так вижу, – со знанием дела заявил Волошин, разглядев петлицы покупателей, – это строительные части, стройбат.

– Стройбат? – приятель побледнел. – Меня – в стройбат, это что, окопы копать и землянки делать? А вы с Косаревым в ракетчики? Сань, попроси их, чтобы меня не брали, я не хочу в стройбат, я в ракетчики хочу.

– Ты что, Воробей, кто же меня послушает?

Тут лейтенант скомандовал:

– Команда, за мной.

Сержанты начали подгонять новоявленных стройбатовцев дальше по коридору, к кабинетам. Воробей со слезами на глазах, с укоризной оглядываясь на старшего карантина, ушёл со всеми. Далее, в течение дня, происходили события, не совсем понятные. В резерв несколько раз прибегали посыльные и кричали Воробья. Мы объясняли, что Воробьёв ушёл с командой, но посыльные его упорно искали. Даже приходил военкоматовский прапорщик и спрашивал, не видел ли кто Воробьёва. Никто не видел. К вечеру резерв почти опустел, остались Волошин с Косаревым, Васька, да ещё с десяток призывников. И вдруг – чудо – уже после ужина, когда суета улеглась, в комнате резерва, немного перепуганный, но счастливый, появился Воробей. Все вытаращили глаза.

– Ты как? Тебя же в стройбат… – начал Мишка Косарев.

– Да не, передумали они, – кивнул несостоявшийся стройбатовец на дверь. – Наверное, подумали, что вы в ракетчиках без меня не справитесь.

Поздно вечером, когда уже все спали, Воробей толкнул Саню и рассказал. Оказывается, он весь день просидел в туалете, как его искали, слышал, но не признался, что он это он:

– Здесь же никто друг друга не знает, посыльный спрашивает: «Знаешь такого?», а я: «Нет, не знаю», он и побежал дальше.

– Ну, ты даёшь, дальше-то что делать, домой отправят? – спросил Саня.

– Не, завтра пойду к начальству, скажу, мол, живот прихватило, а пока в туалете был, команда ушла. Я с вами, в ракетчики. Да и рюкзак где-то на первом этаже остался, а там бритва колхозная, надо поискать. Я же в туалете здесь, на втором сидел.

«Ну и хитрючий Воробей», – подумал Волошин, но ничего вслух не сказал.

– Значит, с нами, в ракетчики?

– Ага.

Но ракетчиков из них так и не получилось.

Воробей оказался на самом деле пройдоха знатный. Наутро он сходил на первый этаж, переговорил с кем-то из военкоматовского начальства, рассказал о своей неожиданной проблеме с животом, в итоге домой его не отправили, а оставили дальше ждать другую команду. Волошин с Косаревым такому повороту событий обрадовались, всё-таки земляки, да и служат в резерве вместе скоро уже неделю.

В судьбе резервной команды ничего не менялось. Как и прежде, ходили на завтраки-ужины, валялись на матрацах, травили байки о своих похождениях до службы и мечтали о ракетных войсках. Со своей резервной долей они уже свыклись, освоились, время от времени болтались по военкомату, пытаясь что-то разведать, дневальные и посыльные назначались ими же из числа новичков резерва, их уже знали и бесцельному болтанию не препятствовали. В заводской столовой, в основном благодаря общительности мелкого Воробья, старых резервистов тоже уже запомнили, добрые поварихи подсовывали что-нибудь вкусненькое с собой: булочек, котлеток, жареной рыбки, а то и сгущёнки. Компания, к которой как-то незаметно примазался Васька, спокойно гуляла во дворе военкомата, сидела в курилке, в общем, жизнь наладилась. Правда, выйти за территорию не удавалось, на воротах часовыми стояли настоящие солдаты, договориться с ними было невозможно. Зато они видели всю внутреннюю жизнь призывного пересыльного пункта, как приезжают покупатели, как формируются-собираются команды, как строем отправляются на вокзал. Ну а Саня, имея великие познания в военной атрибутике, выступал экспертом. Вот приехали танкисты, бравый капитан и два сержанта-срочника второго года службы, с дипломатами. А это обычная пехота, неинтересно. Десант – прапорщик и сержант, оба под два метра, в голубых беретах, красота. Но мы ждём ракетчиков, решено, так решено.

Так как Саня умел обратиться по-военному и даже подойти строевым шагом, что офицерам нравилось, иногда удавалось поговорить с покупателями. Надо сказать, общались с призывниками они неохотно, но устоять перед «товарищ гвардии старший лейтенант, разрешите обратиться» мало, кто мог.

Но и узнать что-то полезное тоже не удавалось. Главный для всех вопрос – где будем служить, если вдруг попадём в их команду, – всегда оставался без ответа. Это вообще была страшная военная тайна, в лучшем случае удавалось выпытать весьма общие географические названия, например, Дальний Восток, Средняя Азия или Центральный военный округ. Познания в географии у резервистов также были невелики, вот сказали бы Москва или Ленинград, тогда понятно, а то Дальний Восток – ясно, что далеко, и не более.

К концу второй недели нахождения в резерве областного военкома снова возник вопрос, а не отправят ли их по домам, как-то уж очень долго нет нужной команды. Предлагалось во второй раз отправить Волошина к начальству за разъяснениями, чего лично ему совсем не хотелось. Призывников в резерве к тому времени собралось много, комната была забита под завязку, да и в соседних были ребята, которые находились здесь уже несколько дней и примелькались. Выход, как всегда, придумал шустрый Воробей.

– Пацаны, а может, ну их, этих ракетчиков, что-то не едут за нами. Давайте сами подойдём к покупателям, которые понравятся, и попросимся. Саня вон обратится по военному, хотим, мол, служить у вас, они нас и заберут.

Народу предложение понравилось, все одобрительно загудели.

– Точно, самим надо проситься, просидим тут до морковкиного заговенья, а потом ещё по домам разгонят. Может, про нас вообще забыли, вспомнят, а покупателей уже нет, надо проситься.

На том и порешили, Волошина, как военспеца, Воробья, как самого балаболистого, Косарева для показухи силы и здоровья, Ваську, как опытного, много раз призываемого, отправили на задание, выбирать себе покупателей.

В первый день резервисты никого не выбрали. Приезжали моряки, но служить три года большого желания, ни у кого не возникло, к тому же решили, что народ у нас совершенно сухопутный. Была команда пехоты, тоже решили повременить и подходить не стали. Немного засомневались, увидев лётчиков, но встрял Васька, здраво рассудив, что летать нам не позволят и в лучшем случае заставят подметать и чистить от снега аэродром, согласились и в лётчики не пошли. День прошёл напрасно, в резерв вернулись ни с чем.

На следующее утро случилось непредвиденное, которое и изменило судьбу Саньки Волошина на долгие годы. Только команда разведки и перехвата покупателей заняла наблюдательную позицию в курилке, как в ворота зашли необъятных размеров майор, перепоясанный портупеей, и с ним два сержанта-сверхсрочника. В красных петлицах у всех красовались лиры. Саня немного растерялся, музыканты, что ли? Воробей уже толкал его в бок:

– Саня, Саня, кто это, что за войска?

– Да вроде как музыканты.

– Какие музыканты? – не понял Косарев.

– Какие-какие, – вмешался Васька, – не знаешь, что ли, парады не смотрел? Есть такие войска, впереди всегда идут, с дудками, барабанами. На концертах ещё всяких, по телику выступают.

– Пацаны, – оживился Воробей, – давайте попросимся в музыканты, я в школе горнистом был, правда, недолго.

– А я на гармошке умею, – поддержал Васька.

– И я бы пошёл, – вдруг неожиданно согласился немногословный Мишка Косарев, – у них есть такой большой барабан, по телику видел. Попрошу барабан, бей да бей, много ума не надо.

Волошина охватило сомнение, играть он ни на чём не умел, разве на гитаре немного, три блатных аккорда, но перспектива службы в музыкантах была заманчива. Немного посовещавшись, резервисты увязались за покупателями.

В коридоре, где проходили комиссии, улучив момент, Саня как мог более браво, подскочил к майору:

– Товарищ майор, разрешите обратиться, – отчеканил, как учил дядя.

– Да, слушаю, – как-то растерянно и не по-военному отозвался майор.

– А вы музыканты?

– Музыканты.

Тут вынырнул Воробей:

– А если мы попадём в вашу команду, мы тоже будем музыкантами? Я на горне могу, а он, – Воробей кивнул на Мишку, – на барабане.

– Будете, – сразу согласился майор, – все будете музыканты.

– Возьмите нас, пожалуйста, – запричитал Воробей, – мы уже две недели здесь сидим, никуда не определяют.

– Хорошо, я попробую, – майор достал блокнот, – фамилии как?

Все по очереди назвались, главный музыкант записал и ещё раз сказал, что попробует их взять к себе.

На радостях наша компания кинулась в резерв, смотреть и выбирать других покупателей больше не хотелось.

– Ребята! – заорал Воробей, ворвавшись в комнату. – Нас берут в музыканты, я буду горнистом, Мишка барабанщиком, а Васька на гармошке играть, – на чём будет играть Саня, новоявленный горнист не придумал, да это было и неинтересно никому.

– Служить будем в Москве, – почему-то решил Воробей, – на парадах ходить и по телику выступать, – несло горниста, – главный ихний, майор, так и сказал, – врал без застенчивости Воробей, – только подучат немножко и на парад, во повезло, и от дома недалеко, наши деревенские будут приезжать, на нас посмотреть, только бы не передумали.

Дальше все стали наперебой обсуждать подвалившее везенье, пророчить хорошую службу, а может, даже известность, так как по телику будут показывать часто. Даже Мишка Косарев оживился и изображал, как он будет ходить по Красной площади с барабаном. Часа через два всеобщего возбуждения и ликования в дверях появился посыльный с листком бумаги и начал выкрикивать фамилии. Список был большой, но, к всеобщей радости, фамилии самых старших резервистов, в числе кандидатов в музыканты были, названы, всех, кроме Васьки, но в суматохе этого никто не заметил. Компания ринулась на первый этаж, прихватив свои пожитки на всякий случай.

По-быстрому прошли очередную медицинскую комиссию, как-то формально: «Жалобы есть?» – «Нет». – «Свободен, следующий». По одному начали заходить в кабинет, где заседал необъятный майор с личными делами призывников, кто-то из военкоматовских и милицейский капитан.

– Приводы в милицию были? – спрашивал милиционер. – Родственники судимые есть? Уголовные дела на кого-то из родственников возбуждались? – после получения отрицательных ответов капитан бегло просматривал личное дело и отдавал папку майору-музыканту.

Тот клал папку в общую стопку и говорил:

– Команда двадцать шестая, ожидай в коридоре.

На этом процедура записи в музыканты заканчивалась, кто на каких инструментах играет, комиссию почему-то не интересовало.

Ближе к вечеру команда с вещами построилась во дворе военкомата, призывники поступали в распоряжение музыкантов и отправлялись служить в Москву. То, что в Москву, сомнения ни у кого и не было, где же ещё нужно столько трубачей и барабанщиков, а собрали их человек сто, не меньше. Кто то из ребят высказал предположение, что наверное, у музыкантов массовый дембель, вот и набирают новых. Как бы то ни было, все были рады и довольны, не многим так повезло, кого-то и в стройбат забрали, кого-то во флот, на три года, а тут парады, концерты – мечта, а не служба.

Проводить резервистов вышел Васька, его почему-то в музыканты не взяли. Воробей успокаивал:

– Не переживай, Вася, видно, гармонисты им не нужны, там же горны в основном, барабаны да дудки всякие.

– Да я не переживаю, – бодрился Васька, – мне не привыкать, если что, и домой, а может, и в ракетчики, посмотрим.

Но было видно, что ему грустно, всё-таки почти две недели вместе. А команда, между тем, по команде майора отправились за ворота военкомата, в сторону вокзала, служить музыкантами.

***

Толстый майор с лирами в петлицах, перепоясанный портупеей, сказал перед строем короткую речь. Разношёрстная команда, одетая в основном в поношенные фуфайки и кирзачи, выслушала, не узнав ничего нового, да и что тут узнавать, и так всё ясно. Служить мы нашей команде предстоит музыкантами, непременно в Москве. Что, в общем, в своей речи майор и подтвердил:

– Товарищи призывники, вы поступаете в распоряжение представителей войсковой части 65… и отправляетесь к месту службы. Сейчас мы пешим порядком выдвигаемся на железнодорожный вокзал. Там вам будет выдан сухой паёк, согласно нормам питания военнослужащих, далее на электричке мы следуем до Москвы, о дальнейших передвижениях будет сообщено дополнительно. Во время всего пути следования соблюдать воинский порядок и дисциплину, выполнять все распоряжения представителей части и назначенных командиров отделений. Употребление спиртных напитков строго запрещено, отлучаться без разрешения, даже в туалет, запрещено, вступать в разговоры с гражданским населением не желательно, – закончил майор и после небольшой паузы уже не по-военному добавил. – Теперь, ребята, вы уже не призывники, а солдаты. Ваша гражданская жизнь осталась в прошлом, поэтому ещё раз прошу, дисциплина и дисциплина. На время следования мы не команда, а маршевая рота. Всё понятно? – и, обернулся к своим сержантам, – командуйте!

Сержант постарше и поменьше ростом зычно скомандовал:

– Направо, шагом марш!

Сержант помоложе оказался впереди колонны, маршевая рота нестройными рядами покинула территорию Калининского военкомата.

До Москвы доехали быстро. В электричке вели себя довольно прилично, заняв целиком первый вагон. Тем более что сержанты перекрыли своим присутствием вход и выход. Особо нетерпеливые начали вскрывать выданный сухой паёк – не потому, что голодные, а так, из любопытства. В пайке оказалось по пачке галет и три банки без этикеток. Узнать о содержимом пришлось путём вскрытия. У кого-то нашёлся нож, и дело пошло. В двух банках была каша неизвестного названия, то ли рис, то ли перловка, а вот в третьей, чему все от души обрадовались, – сгущёнка. Увидев такое богатство, Мишка Косарев засиял, как труба, на которой всем предстояло играть.

– Ничего себе, хорошо музыкантов кормят, – забасил он, – это что же, каждый день будут сгущёнку давать, так служить я согласен, хоть сколько.

– А ты думал, – обрадовался Воробей, – музыканты – это не пехота какая-нибудь, даже не ракетчики, – бросил на Саню ехидный взгляд, – им наверняка особый паёк положен, они вон на парадах, всегда впереди.

Воробей был важный, его назначили командиром одного из десяти отделений маршевой роты, даже в росте как будто подтянулся и пытался командовать, правда, по привычке больше балаболил. Волошин в этот раз в начальники не попал, его знания в военной области пока были не востребованы.

– Ребята, я свою сгущёнку сейчас съем, – решил Косарев, – как приедем, нам же ещё дадут, ну, накормят уж точно, что её жалеть, раз особый паёк будет.

– Давай прибережём, – попытался Саня отговорить товарища, – неизвестно, когда приедем, майор сказал, от Москвы ещё куда-то.

Да и к сгущёнке, в отличие от большинства, Саня почему-то был равнодушен.

– Куда от Москвы-то? – не согласился Мишка. – Все парады в Москве.

– Ну, может, в Подмосковье куда, – поддержал товарища Воробей, – не сразу же на парад, подучить сперва должны, на трубах-барабанах играть, – но отговаривать Косарева от съедения сгущёнки не стал, и тот отправился в очередь за ножом.

В Москву приехали вечером, с Ленинградского вокзала перешли на Ярославский и заняли воинский зал. Майор оставил с командой молодого сержанта, наказав никому никуда не отлучаться, а сам с другим сержантом, постарше, ушёл.

Призывники сидели без дела, обсуждали перспективы будущей службы, кто-то хрустел галетами, продолжая уничтожать паёк, кто-то начал дремать. Воробей же, покрутившись по залу, подсел к сержанту и о чём-то с ним разговаривал. Потом подскочил к нам, весёлый и возбуждённый, и затараторил:

– Пацаны, у кого деньги остались? Я с сержантом договорился за пирожками сбегать, сказал, что наш солдат Косарев голодный всё время, здоровый потому что.

– Пирожки – это хорошо, – оживился, задремавший было, солдат Косарев.

– Дурак ты, Мишка, какие пирожки? Вина надо купить. Привезут в казарму – всё, на два года забудь, а тут такой случай. Давайте, у кого что есть.

У Волошина осталась трёшка, Косарев вытянул из-за подкладки куртки пятёрку. Гонец схватил деньги, свой тощий рюкзак и исчез.

Появился Воробей нескоро, примерно через полчаса, мы уже забеспокоились. Показав на входе содержимое рюкзака сержанту, он с деловым видом подсел к нам. По довольной морде было понятно, что поход удался.

– Ну? – Косарев смотрел с надеждой на гонца. – Купил?

Воробей, не торопясь, раскрыл рюкзак и достал пакет пирожков.

– И всё? – в один голос не поняли приятели.

Воробей так же, не спеша, расстегнул среднюю пуговицу фуфайки и показал глазами торчащую за поясом бутылку беленькой.

– Со мной не пропадёшь, – авторитетно заявил добытчик, – у таксиста купил, все деньги отдал и свой паёк, – сколько всех денег было отдано, он уточнять не стал.

– Давай тогда, что ли, – предложил Мишка.

– Что давай? – как хозяин положения, Воробей диктовал условия. – В поезде выпьем.

– Ты откуда знаешь, что поездом ещё поедем? – не унимался Косарев.

– Не, Мишка, ну ты вообще, а что думаешь, нас на вокзале просто так держат второй час? Я даже знаю, куда поедем – в сторону Ярославля, а может, и в Ярославль, у таксиста спросил, куда отсюда поезда едут.

– А как же Москва, парады? – озадачился Мишка.

– Говорю же тебе, подучить сперва должны, куда тебя, медведя необученного, на парад? Там строем нужно, не просто так, вот в Ярославле и подучат, – Воробей знал всё.

– Тогда давайте пирожков поедим, – не унимался здоровяк.

– Каких пирожков? – командир отделения подпрыгнул. – А закусывать чем будешь? Свой-то паёк умял, я таксисту отдал, пирожки на закусь, – тоном, не терпящим возражений, закончил Воробей.

Между тем суета и разговоры компании привлекли внимание сослуживцев, к ним потянулись с расспросами. Воробей по доброте, но с чувством превосходства, объяснял неопытным деревенским, как и, главное, где достать. Толпа жаждущих немедленно подкрепиться пирожками направилась к сержанту. Тот немного посомневался, но посмотрев на часы, дал добро

– Внимание, желающие купить пирожки сдают деньги командиру своего отделения, командиры закупают кому что нужно, на всё про всё двадцать минут.

Народ засуетился, мятые рубли и трёшки спешно переходили командирам, и те на скорости стартовали из воинского зала. В двадцать минут, похоже, уложились и, довольные, похваставшись перед сержантом пирожками, уселись на скамейки ждать дальше.

Долго ждать не пришлось, появился толстый майор-музыкант со вторым сержантом и скомандовал:

– На выход!

Оба начальника были в хорошем настроении, похоже, плотно поужинали, и не только котлетами. Маршевая рота вышла на перрон и после коротких переговоров майора с проводницей загрузилась в первый вагон. Воробей успел поинтересоваться, даже, скорее, самоутвердиться в своей осведомлённости:

– В Ярославль едем, тётенька?

– В Ярославль, племянничек, – хохотнула проводница.

Путь маршевой роты в музыкальные войска продолжался.

В поезде было хорошо, тепло и уютно, тем более, что рассадили призывников по десять человек в купе. Сэкономили на перевозке, или по каким-другим причинам, никого не интересовало, до Ярославля рукой подать, чего волноваться. Наиболее предусмотрительные, особенно из тех, кто до таксистов не добрался, заняли вторые и третьи полки. Кто к таксистам сбегал, забираться наверх не торопились, надо же ещё и выпить успеть, как там будет в армии, неизвестно.

Компания приятелей, благодаря шустрому Воробью, заняли отличные места у столика. Поезд тронулся, будущие музыканты начали доставать припасы, у кого что есть, открывать банки сухого пайка, кто съесть не успел и на водку не выменял, потихоньку, тайно откупоривать спиртное. С посудой было сложно, на всё купе нашлась одна ложка, одна кружка, но, главное, был нож, который, правда, тут же попросили соседи. Воробей был на разливе и, помня глоток Мишки Косарева величиной в пол-литра, ему хоть и плеснул первому, но совсем немного. А великан вдруг неожиданно заявил:

– Да я как-то к водке не очень, портвейну бы, или плодово-ягодного, а водка – гадость, не люблю я.

Волошину, водки тоже не хотелось, он, конечно, пил раньше, даже несколько раз, но тут был согласен с Косаревым, гадость ещё та, портвейн несравненно лучше.

– Вы чего, ребята, я для кого старался, паёк отдал, деньги опять же, – возмутился Воробей, – да и случай какой, в армию едем, можно сказать, последняя выпивка по граждани.

– Ладно, – Мишка махнул, не поморщившись, и запихнул в рот один за другим два пирожка.

– На закуску не налегай, – предостерёг разливающий, – только начали, – и протянул на дне кружки Сане.

Проглотив водку, тот попытался зацепить каши из банки, но ничего не получилось, ложка погнулась, а на каше только царапина, закусил пирожком.

– Дай, – пришёл на помощь Мишка и начал старательно царапать из банки, – разогреть бы.

– Ага, костерок запалить, – пошутил сосед по купе, Вован с Максатихи.

Воробей плеснул и протянул Вовану:

– Будешь?

– А что нет, – тот взял угощение, – беленькая – вещь, батя всегда говорит, что лучше беленькой, чем бормоты.

Но выпить Вован не успел, по вагону пошли сержанты, и кружка была спрятана за спину, а все начали старательно жевать пирожки, запивая лимонадом «Буратино».

– Ну как, бойцы? – интересовался сержант, заглядывая по очереди в купе. – Расположились? Можете поспать, приедем нескоро.

– Как нескоро? – озадачился Воробей. – До Ярославля рядом.

– Нам подальше немного, – обрадовал сержант.

– Куда подальше-то? Говорили, в Москве будем служить, а всё куда-то подальше. Скажите, пожалуйста, куда всё-таки везёте? – влез Вован из Максатихи.

– Пока до Вологды.

– Опа, это где же такое? – свесился с полки лохматый парень по имени Славка.

– Ты чего, не знаешь, что ли? – подключился всё знающий Воробей. – В Белоруссии, конечно, «Песняры» поют, Вологда-гда, там ещё палисадник резной.

Сержанты пошли по вагону дальше, а в купе загудели. Славка и ещё один с полки, с Воробьём не согласились насчёт Белоруссии, но где эта Вологда, сами точно не знали. Волошин тоже напряг все свои познания в географии, но вспомнить что-то про Вологду не смог, в голове упорно закрутилась песня «Песняров» с резным палисадом, о местонахождения города в которой не говорилось. Спокойно отнёсся к новости только Мишка Косарев, он научился добывать кашу из банки и умял уже штук пять.

Постепенно страсти улеглись, так как Воробей приступил к раздаче, а вслед за первой бутылкой водки появилась и вторая. На верхних полках засопели в молодецком сне, внизу тоже начали клевать, и скоро все спали, попадав головами на плечи товарищей.

Волошин проснулся от того, что Мишка Косарев навалился на него всей своей много килограммовой массой. К тому же от выпитой водки во рту было пакостно и хотелось пить. Отодвинув здоровенного соседа, он вылез из-за столика и попытался найти лимонад, но вся посуда была пустой. Взяв кружку, отправился за водой. В голове снова возникла песня про Вологду. Да где же она, вспомнить никак не удавалось, хотя бы примерно. Из купе проводников вышла заспанная тётка и отправилась в тамбур.

– Во, надо спросить у проводницы, – пришла в голову спасительная мысль и Саня вышел вслед за тёткой.

– Скажите, пожалуйста, – вежливо обратился к проводнице, – а Вологда скоро?

– Часа два, как проехали, – не глядя на пассажира, буркнула та.

В голове перемешалось, что может быть ещё дальше Вологды, как-то не вырисовывалось.

– А куда поезд-то идёт? – нашёл Волошин правильный вопрос.

– Куда-куда, – забубнила тётка, как будто он должен был это знать, – в Архангельск, конечно.

В Санином мозгу всплыли великие познания, слово «Архангельск» он знал. Это где-то рядом с Мурманском и связанно с белой интервенцией, старинным танком на огромных гусеницах и кораблями, на которых приплыли интервенты.

– А приедем скоро? – попытался он вызнать как можно больше.

– Вы скоро, – неопределённо ответила проводница и стала возиться с углём, не проявляя к нему никакого интереса.

Набрав в кружку тёплой воды, выпил залпом, набрал ещё. Пробираясь по вагону к своему купе, пытался выстроить логическую цепочку из полученной информации. Что-то не выстраивалось, мешало, как надоедливая заноза, не выходило цепочки и всё.

На месте, где Волошин раньше сидел, развалился Косарев, привалившись на него, спал Вован. На соседнем сидении трое – свернувшийся в клубок Воробей и два пацана из Ржева. Даже сесть негде. Стоя в проходе, прихлёбывая тёплый кипяток, Саня размышлял. И вдруг вспышка и озарение, он нашёл нестыковку

– Зачем в каком-то Архангельске целый вагон музыкантов? Что им там делать, кому играть? – От таких мыслей мозг стал жидким, а по спине пробежали мурашки. Где-то их обманули, может, покупатели и не музыканты вовсе, а переоделись специально, чтобы их заманить? А зачем, кому они понадобились, кому нужны обычные деревенские призывники? Ерунда какая-то получается, надо будить Воробья.

– Саня, Воробей, – сначала потихоньку, а потом сильнее Волошин тряс товарища, – да просыпайся ты, придурок.

Проснулись ржевские:

– Чего случилось, выходим?

– Да нет пока, новости есть, Воробья надо поднять.

Всеобщими усилиями подняли.

– Попить есть чего? – первым делом поинтересовался тот, всё-таки водки они с Вованом хватанули изрядно.

– Какое попить, – Саня протянул кружку с остатками кипятка, – ты знаешь, куда нас везут?

– Чего? – не приходил в разум товарищ.

– Чего-чего, в Архангельск везут.

– Куда? – в глазах Воробья начало проскальзывать сознание.

– В Архангельск, проводница сказала, – поделился Волошин знаниями. – Ты знаешь, где это?

– Пацаны, – сон слетел с Воробья вместе с похмельем, – это же край земли, Ледовитый океан и белые медведи. Там вроде подводные лодки есть и холодно, – начал вспоминать всё, что знал из школьной программы и телевизора Воробей..

– Так мы что, в подводники? – вылупили глаза ржевские.

– Ты же говорил, в музыканты, – смотрел на меня не добро приятель.

– Я говорил, что покупатели музыканты, так оно так и есть. Да они и сами подтвердили, лиры в петлицах, опять же. Это ты говорил – парады на Красной площади, по телику выступления… А теперь что, кому парады, белым медведям?

Все затихли, что происходит, никто не понимал.

– Может, идти к майору? – неуверенно предложил один из ржевских. – Как-то не хочется в подводники, да и к белым медведям тоже.

– Поздно, чего уж теперь, раньше надо было думать, когда в музыканты все идти обрадовались, – с отрешением проговорил Воробей.

Идти никуда не пришлось, в вагоне возникло движение, и голос сержанта прокричал:

– Подъём, бойцы, готовимся к выходу, через полчаса прибываем.

Через полчаса поезд остановился, и призывники начали выскакивать из вагона. Все уже знали, что привезли их в Архангельск. На улице был страшный холод, темно и огромные сугробы. Вид «Архангельска» произвёл на всех удручающее впечатление. Маленький деревянный вокзал с тёмными окнами, пара фонарей и несколько избушек вдали.

– Ни хрена себе, – протянул Мишка Косарев, – наш полустанок больше.

– Товарищ майор, – обратился кто-то к старшему, – это Архангельск?

– Нет, это станция Ерцево, Архангельск дальше.

Команда построилась и пошла куда-то между сугробами, превышающими рост человека. Вдруг вдали показались ровные ряды фонарей. Народ оживился.

– Вон, смотри, улицы, значит, жизнь есть, – обрадовался кто-то.

Но, подойдя ближе, все увидели, что за улицы они приняли высокие заборы с фонарями, с вышками и колючей проволокой. На вышках маячили автоматчики.

– А зачем здесь нужно столько музыкантов? – задал уже глупый вопрос длинный парень, идущий впереди.

– Как зачем? – искренне удивился майор. – Вон, смотри, видишь, солдатики на вышках все как один с балалайками?

Он, а вместе с ним и сержанты, громко засмеялись удачной шутке. Больше почему-то никому смешно не было.

Так закончился славный путь в музыканты Сани Волошина и его новых приятелей, и началась служба в конвойных частях внутренних войск.