Читать книгу Лицей 2021. Пятый выпуск - Михаил Бордуновский - Страница 4

“Николай Гоголь” провалился в яму. На задних рядах кто-то вскрикнул, по салону прокатился лязг металлических пряжек, грудной ребёнок дотянулся до ноты си второй октавы. У Лены внутри всё сдавило, тело перестало слушаться. Ей казалось, что чья-то невидимая рука трясёт аэробус, словно игральные кости, и вот-вот швырнёт с высоты десять тысяч метров. Мужик на соседнем сиденье начал креститься, с отчаяньем втыкая троеперстие в круглый тугой живот. Лена заметила, что он крестится не справа налево, а слева направо, по-католически. Это наблюдение отвлекло её от собственного страха. Через пару минут всё успокоилось. Католик встал, открыл багажную полку, достал из сумки мерзавчик столичной и отхлебнул.

Лена прикрыла глаза и запрокинула голову. На джинсах и рукавах свитера расцвели томатные пятна, но это уже не имело значения. После восьми часов полёта она чувствовала, как будто её руки и ноги состоят из миллиарда маленьких сжатых пружин. Вот бы сейчас раскинуться на кровати в позе морской звезды, укрыться одеялом с головой и спать десять, двадцать часов подряд. Но вскоре из динамика зашелестела стюардесса: “Уважаемые дамы и господа, просьба убрать откидные столики, открыть шторки на иллюминаторе и пристегнуть ремни безопасности”. Тоска по дому затянула Лену в узел.

Как конькобежец на вираже касается рукой льда, самолёт тронул крылом облако, развернулся и пошёл на посадку. Белая пелена рассеялась, и показался рваный берег острова. В аэропорту было жарко, хотя стоял октябрь. Резиновая лента навернула уже несколько кругов, а клетчатого чемодана всё не было. Лена представила, что её багаж вывалился во время турбулентности и приземлился где-то на площади в Улан-Удэ, а может, его по ошибке отправили в Таганрог или Астрахань. И все её кашемировые свитера, австралийские джинсы и французские сорочки примеряют сотрудницы аэропорта. Впрочем, сорочки ей здесь ни к чему.

Чемодан выехал из тоннеля самым последним, с помятыми боками и расстёгнутой молнией на кармане. Еле стащив его с ленты, Лена двинулась к выходу. У дверей она заметила невысокого парня в камуфляжном костюме, с мясистым носом и короткой чёлкой. Он мял в руках листик, на котором печатными буквами было выведено – “Нефтепромрезерв”. Лена подошла:

– Кажется, нефтепромрезерв – это я.

– А я – Коля. Едем?

Он выхватил багаж и покатил его в сторону стоянки. Колёсики с трудом преодолевали трещины на асфальте – даже чемодан сопротивлялся глупому повороту судьбы. Коля остановился у машины, точнее у настоящего вездехода – высота колёс не меньше метра, из капота торчит труба, похожая на кобру в боевой стойке.

– А это что такое? – Лена тронула металлическую змею.

– Да это шноркель, чтобы по дну реки ездить. У вас таких нету поди в Москве, – Коля тщательно изучил Лену и задержал взгляд сначала на заляпанных джинсах, а потом на белых кроссовках New balance, – прошу садиться в карету, мадмуазель.

Из аэропорта Южно-Сахалинска до Крюкова ехать не меньше четырёх часов. На улице моросило, за окном мелькали невзрачные коробки гаражей и рекламные билборды – “Бестраншейная прокладка трубопроводов”, “Мир пайки”, “Союз православных пчеловодов”. Лена задремала. Где-то через час Коля тронул её за плечо:

– Вы, наверное, кушать хотите? Я позвонил тут Валере, сказал, что встречаю гостя из Москвы, он обещал свежих чебуреков сделать. Наши все у него берут.

Когда в игру вступают “наши”, пасовать неудобно. Коля выскочил у придорожной забегаловки и вернулся со стаканом чая и масляным полумесяцем, обёрнутым в серую бумагу. Лена отхлебнула глоток, и нёбо моментально онемело от кипятка. К тому же чай оказался с сахаром. В Москве она старалась не есть сладкое и мучное, вставала на весы утром и вечером, но если жизнь теперь неслась под откос, то почему бы не придать ей ускорение. Лена отломила кусочек чебурека и положила в рот. В середине мясо показалось сырым. Джип медленно двинулся с места. Разобравшись с обедом, будто пройдя инициацию, Лена прилипла к стеклу. У самой дороги под пляжными зонтами сидели женщины в фуфайках и бриджах поверх колготок, а рядом с ними на столах вместо яблок или банок с огурцами, беспомощно раскинув щупальца, пылились огромные крабы.

– А сколько здесь стоит краб?

– Тараканы-то? Ну, этим рублей триста красная цена. Но лучше брать по пятьсот. Я знаю надёжных людей, обращайтесь.

После крабов начались грибные ряды. На капотах, на леопардовых покрывалах и просто на земле стояли вёдра с лисичками, белыми, груздями и неизвестными шариками, похожими на большие шампиньоны.

– Надо же, какие боровики красивые! Вот бы их с картошкой пожарить.

– Э, нет. Грибы я у трассы не советую брать. Вы что же, не знаете, как людей дурят?

– Не-а.

Коля снисходительно посмотрел на Лену и покачал головой:

– Самые лучшие грибы кладут сверху и на дно ведра. В середине – всякий лом и даже червивые. Вот ты купишь ведро, перевернёшь его в пакет, и не заметишь, что тебя развели, – Коля решил, что настало время перейти на “ты”. – Сама-то в Москве родилась?

– В Москве, да, – от этого признания Лене стало как-то не по себе, как будто её уличили в непотребстве.

– Ну, ты вроде ничего, хорошая девчонка. Но вот ваши к нам когда приехали завод строить, столько гонора у них. Нет, подзаработать, конечно, дали. Я сразу возить народ на стройку подрядился. Но мужики у нас недовольны. Говорят, москвичи посуду не моют, а выбрасывают.

– Что?

– Грязную работу вы не любите и деньгами напоказ сорите. Но это я не про тебя конкретно, ты не думай, – сжалился Коля.

Машина ехала между голых сопок, напоминающих куски халвы. Вдоль дороги вытянулись трёхметровые растения с толстым стеблем и широкими листьями.

– Коля, а это у обочины бамбук растёт?

– Это? Да борщевик обычный. Он у нас и по пять, и по шесть метров вырастает. А бамбук я покажу тебе потом, когда подъезжать будем. Ты лучше про себя расскажи. Замужем? Дети есть?

– Нету, – Коля полез на приграничную зону острых тем.

– А чего так?

– Не хочу, – Лена не сдержала раздражение в голосе.

– Да ты не нервничай так. Ну нет и нет. Успеешь ещё. Я вот недавно открыл для себя одного духовного деятеля, Ошо, знаешь такого? Так теперь вообще не волнуюсь. Он говорил: “То, что есть – есть. Остановитесь и увидьте”. Никуда теперь не бегаю, спокоен как удав, с женой хорошо стало. Вот смотри, что она подарила, – Коля щёлкнул подвеску на зеркале заднего вида. Рядом с георгиевской лентой, крестиком и ёлочкой болталась разноцветная нитяная мандала.

Полчаса ехали молча, но тут сзади пристроился чёрный BMW, резко подрезал Колин вездеход и умчался за горизонт.

– Ах ты, сука! Куда ж ты так торопишься, унитаз на лыжах! Чтоб тебе там шину пробило, урод, – Коля воспринял обгон как личное оскорбление.

Наконец они добрались до перетяжки над дорогой: “Крюков – город будущего”. Лена подумала, что в России есть города светлого будущего и славного прошлого, но хорошо бы нашёлся хоть один город настоящего.

Двухэтажные бараки из дерева, чёрного от влаги, торчали у дороги, как мокрые грачи. Деревьев почти никаких нету, только низкие кустарники. Кое-где встречались кирпичные дома, огороженные двухметровым металлическим забором. На калитках висят таблички-предупреждения про сторожевых собак: “я добегу до забора за две секунды, а ты?” или “собака злая, а кот вообще ниндзя”.

Лене нужно было забрать ключи в офисе “Нефтепромрезерва” – компания на первое время, пока не построит свой посёлок, снимала для сотрудников квартиры в центре Крюкова. Хотя различить, где именно у Крюкова центр, почти невозможно – за сорок минут город можно пройти насквозь. Офис открыли в “районе пятиэтажек”. Вскоре Лена поняла, что это местный даунтаун. Маленький пятачок стал эпицентром общественной жизни – больница, две школы, Сбербанк, ДК, улица Ленина, площадь Ленина, памятник Ленину, церковь-новодел, администрация города и два кафе-конкурента, “Ветерок” и “Тополёк”. Она быстро забежала в контору, расписалась в журнале и взяла ключи у секретаря. Сюда Лена вернётся завтра и будет приходить ещё сто восемьдесят дней, которые тогда представлялись ей худшим временем в жизни.

Коля завёл мотор и повёз московскую пассажирку в её временный дом. На перекрёстке они остановились. По улице двигалась похоронная процессия, каких Лена никогда не видела. Впереди мужчина нёс красный стяг с золотыми иероглифами, за ним на плечах тащили открытый гроб и крышку. На женщинах – белые платки, пара старушек одеты в бежевые халаты поверх тёмных курток и пальто. Вот-вот замашут крыльями и взлетят, как сороки. Коля перехватил Ленин удивлённый взгляд:

– Да, это корейцы хоронят. Они вообще странный народ. Меня как-то позвали на поминки, так у них надо садиться и есть прямо перед гробом, пока его ещё не закопали. Кусок в горло не лезет.

– Ужас!

– А ночью родственники играют с покойником в карты, развлекают его.

– А почему они в белом?

– Вроде как белый у них цвет смерти, как у нас чёрный. Типа волосы к концу жизни седеют. И полюса у Земли белые. У меня есть друг-кореец, так прикинь, он, когда родителям хотел новые окна ставить, они увидели, что белые, и ни в какую. Дурной знак, говорят. Помереть боятся.

– А у корейцев тут своё кладбище есть?

– Да прямо. С нашими рядом закапывают. А иногда и жгут трупаков своих. У них положено. Уезжают на берег и разводят костры, крематория-то нету.

– А это законно вообще?

– А что им за это будет? Они же не убивают. У нас тут, Лена, свои законы.

Через пару минут Коля тормознул у одной из пятиэтажек. Жёлтая штукатурка начала сыпаться и обнажила рыжие кирпичные веснушки. Квартира на верхнем этаже. Коля обещал занести чемодан, но сначала хотел покурить. Лена вошла в подъезд, преодолела пару пролётов и поняла, что на третьем этаже не горит свет. Сунула руку в карман, достала айфон – что за чёрт, батарея села. Придётся идти на ощупь. В подъезде воняло уксусной кислотой. Вдруг она почувствовала, что правая нога вместо твердой поверхности уткнулась во что-то мягкое и бугристое. Лена вскрикнула, рванула вниз через ступеньку, и чуть не упала, вылетая из дверей.

– Коля, там человек лежит! Мертвец!

– Сейчас посмотрим, не кричи.

Он взял телефон с фонариком и двинул в подъезд. Лена осторожно пристроилась за ним. На третьем этаже Коля хохотнул:

– Ну, что ты так вопила? Лежит парень, отдыхает. Ну, принял немного, не сухопутным же ходить.

Лена подошла ближе и увидела в луче фонаря оплывшее лицо. Человек среднего возраста в таком же камуфляже, как у Коли, лежал на площадке, положив руку под щетинистую щёку, и размеренно сопел. Он даже не почувствовал, что его потревожили.

Коля сделал ещё одну ходку вниз за чемоданом и вернулся:

– Ну, бывай, подруга. Телефон мой сохрани. Я тебе, если хочешь, дам Ошо почитать. Тебе надо.

Лена попрощалась и вошла в светлую однушку. За окном гнули шею жирафы подъёмных кранов и виднелся кусочек моря. В комнате было чисто, из мебели – стенка, стол и грязно-розовый разлохмаченный диван, весь в затяжках и нитках. Над диваном висел плюшевый ковёр с золотистыми оленями. Лена села, с силой выдохнула и погладила оленя рукой: “Ну что, будем дружить?” Олень ударил копытом и подмигнул.