Читать книгу Чародеи - Михаил Дорошенко - Страница 21

– Вам из банка звонили, – объявляет Алена.

– Из банка?! – удивляется хозяйка. – Это хорошо. В банке клиенты солидные.

– Сказали, сразу пусть выезжают, как появятся.

* * *

– Да, это наш банк, – вводит чародеев в холл красивая подтянутая женщина в строгом костюме с бриллиантовой брошью. – Припоминаете? – указывает она на экран со сценой рекламы Альфа банка.

* * *

Клиент что-то спрашивает сотрудницу, ему звонят по телефону, он отдает ей трубку. «Это вас». Она оборачивается, стоящие за стеклом коллеги показывают ей игрушечного мишку, поздравляют с днем рождения. Он говорит: «Это мой банк». Звучит музыка, поет Армстронг.

* * *

– Лет май пипл го-он, – напевает сопровождающая чародеев женщина, прищелкивая пальцами. – Какая душевная песня. Я всегда плачу, когда ее слышу. Велела везде расставить мониторы и крутить целый день этот рекламный клип не нашего, к сожалению, банка, хотя сходство удивительное. У них – Альфа банк, а у нас – Альфа-Х-банк. Мы говорим Икс, а на самом деле «Ха» – это от Херца. Афанасий Херц, один из основателей нашего банка… ныне, к счастью, покойный… Я сказала «к счастью»? Оговорилась: к несчастью, конечно же. Ка-кая реклама, ка-кая музыка, а какая девушка! Она сейчас у нас работает, я ее переманила из шоу бизнеса. Я ведь сама когда-то такой вот была: такая невинная, чистая, незапятнанная. Я комсомолкой, кстати, была до революции девяносто первого года, представляете? Как давно это было! Впрочем, как и все, как и… все…

Она подводит гостей к фонтану, на струе которого пляшет живая женская голова размером в баскетбольный мяч – лысая, с крохотной челкой чуть выше лба, с узкими, восточными глазами.

– Это часть нашей проблемы, но об этом чуть позже. С комсомола и началась моя карьера. Будучи нимфеткой, я была еще и пионеркой. Выступала в самодеятельности, пела пионерские песни…

* * *

Смазливая девочка лет тринадцати поет со сцены:

– Взвейтесь кострами синие ночи…

* * *

– Мы пионеры, – продолжает ведущая, – дети рабочих… Меня заметили и подарили партии. И я ей, то есть партии, пела, пела…

– В бане, должно быть? – ухмыляется Мюнхгаузен

– А вы откуда знаете? Вас что, тоже в бане дарили?

* * *

С загадочным выражением полуголый мужчина, обернутый в простыню открывает верхнюю часть китайской фарфоровой вазы. Внутри находится нимфетка, обернутая красным знаменем. Он извлекает ее из вазы, она сбрасывает с себя знамя и, оказываясь в костюме старлетки, начинает петь, пританцовывая:

«Лет май пипл го-он…»

* * *

– Там меня и приняли в партию раньше положенного срока. За красоту и… пение! С этого и началась моя карьера. Мозес, Мозес, лет май пипл го-он! Душевная песня, не правда ли? Какой-то Давид написал, но не Копперфильд, а другой.

– Душевная, да, – кивает головой Мюнхгаузен, – только причем здесь Альфа банк?

– Действительно не-при-чем, но это неважно. Альфа Икс банк! В двух словах попытаюсь рассказать историю банка, в котором я сейчас председатель совета директоров.

– Зиц председатеь, – цедит проходящий мимо сотрудник Мюнхгаузену. – Хозяина никто никогда не видел, а эта так, подставное лицо. Для представительства.

– Лет май пипл го-он… Слеза прошибает, когда сотрудники дарят мишку своей коллеге. – показывает управляющая на экран с рекламой Альфа-банка. – Вы думаете, мы, банковские работники, – бездушные чурбаны? Ничто человеческое нам не чуждо. Но об этом позже. Смотрите…

По их головам быстро пробегает шаман. Добежав до стены, быстро пробегает по ней вверх и повисает вниз головой с потолка.

– Что это? – с изумлением вопрошает хозяйка.

– Это и есть наша проблема. Пройдемте в мой кабинет. За этим столом произошло эпохальное событие. Кстати, богатству нашего банка способствовал совет вашего сотрудника. Тогда он, впрочем, не был еще вашим сотрудником, а был известным…

– В узких кругах, – прерывает ее Мюнхгаузен

– … геомантом. Он велел одному своему знакомому искать черную кошку в черной комнате…

– В которой ее не было, знаю. Известная история.

– Совершенно верно, известная. Родственники, наконец, его пожалели и подбросили настоящую кошку. Он вышел из борьбы с ней победителем…

– Кошка, правда, издохла, – добавляет Калиостро.

– Ничего подобного: все кошки остались целыми. Знакомый нашего знакомого вернулся из черной комнаты весь исцарапанный, но с кошкой в руках и с математической формулой на устах, за которую получил нобелевскую премию. На заре перестройки… ой, как давно это было… он посоветовал мне отыскать на мусорной свалке самовар. Если найдешь, он мне сказал, обогатишься. Представляете, как я в элегантном платье и шляпке, ворошу руками в резиновых перчатках в мусоре. Искала-искала, долго искала, да так ничего и не нашла. С упреком к нему, а он мне…

* * *

– Как можно найти то, – высокомерно говорит, вращая тростью, сидящий в кресле на обширной коммунальной кухне геомант (Адабашьян, напоминаю), – чего быть не может. Необходимо было зарыть предварительно самовар из серебра и его же на следующий день отыскать.

– А-а… а для чего? – спрашивает управляющая.

– Для обогащения, для чего же еще? Всем вам деньги подавай, власть и женщин.

– Геамантик, зачем же мне женщины?

– Для удовлетворения твоей латентности.

– Какой еще латентности?

– Которая у тебя на лице написана.

– Не понимаю, – достает она зеркальце, – что здесь написано.

* * *

– Купила я на Арбате, серебряный самовар прошлого века, зарыла в мусор, а на следующий день не могу найти. Искала, искала: нашла какой-то маленький самоварчик, явно из меди. Невзрачный такой, зеленый. Почистила его и в комиссионку снесла, чтоб три рубля хотя бы выручить. А он оказался ценнейшим раритетом. Чуть ли не Иван Грозный из него чаи распивал или Борис Калита. Короче, выручила я за него столько денег, что… кое-что еще добавила… и купила лицензию на открытие обманного пункта… обменного, разумеется. Ну, в очередной раз в баню сходила…

* * *

– Мо-озес… Мо-озес… лет май пипл го-он, – вылезая из вазы, поет она в бане перед аплодирующими мужиками.

* * *

– И кредиты потекли рекой. Открыли мы маленький банчик на комсомольские деньги. Одно время заправлял у нас этот Херц. К счастью, он перепарился в бане и помер…

* * *

Она хлещет престарелого комсомольца веником, а окружающие мужики пьяными голосами напевают:

– Лет май пипл го-он…

* * *

– К несчастью, разумеется! Еще пару раз сходила в баню… ну, может быть, дюжину раз, и теперь вон в какого гиганта превратился наш банк. Лет май пипл го-он! Теперь вот родиной торгуем. Не поймите превратно. Это кремлевские воры ценнейшие недра за бесценок распродают заграницу. Мы же торгуем обыкновенной землицей. Прямо вот за окружной дорогой берем землю экскаватором и загружаем в рефрижераторы. Комиссия определяет ненужность почвы…

– В бане, должно быть, члены комиссии собираются? – делает невинную физиономию Мюнхгаузен.

– Какой вы догадливый. Привозим в Гамбург, просеиваем землю, а там чего только не попадается: и слитки редкоземельных металлов, и станки, и детали ракет…

– Тоже ненужные?

– Разумеется, и те же иконы, и даже изделия Фаберже. Необходимо только предварительно посеять что-нибудь ценное…

* * *

Она выводит чародеев во двор во двор банка, снимает с пальца кольцо с крохотным бриллиантом и закапывает саперной лопатой в землю. Другой сотрудник набирает в ведро земли чуть поодаль и…

* * *

Уже в кабинете высыпает на фарфоровый поднос. Рукой в перчатке она ворошит землю и извлекает за цепочку золотые часы.

– Эксперт, проверьте.

Тот разглядывает часы в лупу:

– Поздний Фаберже. Тысяч на сто пятьдесят-шестьдесят потянет.

– Вот так!

– Деньги к деньгам, – вздыхает Калиостро.

– Деньги за просто так не даются. Посидели бы вы в вазе… в духоте, – обводит она окружающих рукой, как бы ища сочувствия, – и тесноте.

– Не считая всего остального, – добавляет хозяйка.

– Вот: женщины меня понимает. За что я их и люблю. Спасибо вам за поддержку.

– Спасибо и вам, – кивает хозяйка.

– Ну, мне не за что… пока! Бывали у нас затруднения. Ваш геомант посоветовал привлечь к падению на крышу нашего банка метеорита.

– Метеорита!? – изумляется хозяйка.

– Да, метеорита, но… рукотворного. Нашли камень мусорной свалке с полтонны весом и с вертолета сбросили на крышу нашего банка.

* * *

Пробивая стеклянную крышу мастерской, камень медленно пролетает между художником и натурщицей. «Дай руку, жизнь моя!» – успевает сказать художник. Проламывая потолок, камень втыкается в стол в кабинете, где заседают удрученные члены совета. Все вскакивают, но управляющая делает она знак рукой:

– Спокойно. Все под контролем. Это наше спасение.

Она отламывает кусочки цемента от камня, и под ними обнаруживается золотой слиток.

* * *

– Килограммов на триста, представляете? Небесные деньги, можно сказать! С тех пор мы называем наш банк Альфа-Икс-банк из созвездия Центавра. Остроумно, не правда ли? В отличие от просто Альфа-банк. Государство потребовало от нас непомерный налог. Пришлось снова в баню сходить, а мне уже мужики та-ак надоели… но… что поделаешь: дело превыше всего. Сейчас та-ак трудно стало жить… вы не представляете. Особенно нам, банковским работникам.

– Что же вы хотите от нас? – спрашивает хозяйка. – Лучше Геаманта вам никто совета не даст.

– В том-то и дело! Именно он и посоветовал к вам обратиться с нашей проблемой. Прошу…

Она выводит чародеев в общий зал, где висит вниз головой шаман. В ритме ударов бубна он медленно вышагивает по потолку.

– Прошу любить и жаловать: житель Кабардино-Калпакии, шаман по профессии, калпак по национальности… Насарык.

– Калпакия… Калпакия… что-то знакомое, – кривится Калиостро в притворном недоумении.

– Не спутайте: Кабардино-Балкария на Кавказе, а Кабардино-Калпакия на Алтае. Сталин в свое время собрался сослать туда кабардинцев, да передумал. Название осталось, но живут там калпаки.

– Или колпаки, – усмехается Калиостро, перенося ударение на последний слог.

– Язычок попридержите, – предупреждает сотрудников хозяйка. – Все внимание на нашу уважаемую…

– Да, я не представилась. Меня зовут Эмма Эммануиловна Херц.

– Херц был вашим родственником? – осведомляется хозяйка.

– Херц был моим мужем на очень короткое время… мне его в бане запарили… а моя девичья фамилия Поскребышева. Сотрудники в шутку зовут меня Эммануэль. Как романтично, не правда ли? Вернемся, однако, к нашим баранам… Насарык! Это и есть наша проблема. Обязаны таким подарком известному олигарху Сосновскому. По примеру Березовского, который избирался в Кабардино-Балкарии, чтобы избежать ареста, Сосновский отправился в Кабардино-Калпакию и привез оттуда нам в подарок калпака: мол, для рекламы, а на самом деле, чтобы нагадить. Нам вечно какого-нибудь зверя подсунут: то страуса, то павлина. Едва от слона отбились.

– Чем слон по нраву вам не пришелся? Много съедал? – ехидничает Мюнхгаузен.

– Еще больше выкакивал.

– Живой шаман? Казалось бы, хорошая реклама для банка.

– Поначалу и нам так казалось, но потом пьянствовать стал беспробудно, по головам посетителей ходить. Из-за его бубна все машины в округе взбесились. Как начинает камлать, все сигнальные устройства включаются. А самое главное – воняет!

– Сочувствую, – кивает хозяйка.

– С ним здесь находится дочка, рожденная от дочки.

– Получается внучка.

– Ну да, вернее одна голова, но живая. Тело она потеряла в астрале, должно быть. Голова живая: моргает, матерится, предсказывает. Короче, одно беспокойство.