Читать книгу Возвращение домой - Михаил Дорошенко - Страница 31
Апрельский снег
Оглавление* * *
«Ну, а вы что расскажете, Визбор?» – спрашивает Шкловская.
«Я расскажу, только я не Визбор…
«А Борман!» – орет Чезаров.
«Какой шутник», – отмечает Шкловская, поднимая бокал.
«Да, он – шутник, но я действительно Борман».
«Тот самый?» – изумляется Беата.
«Как же вы у нас оказались?» – спрашивает Шкловский.
«Я уже в сорок четвертом году понял, куда ветер клонит, и связался с вашей разведкой. Когда брали Берлин, отсиживался в кустах сирени. Рядом танки ваши стояли и стреляли куда-то, а я сижу в генеральском мундире, сверху на меня падают использованные снарядные гильзы. С тех пор не люблю сирень. Пока я в сирени сидел, в рейхстаге моего двойника расстреляли».
«Танки, эт что? – перебивает его Чезаров. – Я имею обычные танки ввиду, хоть и Пантеры. Сидим мы в траншее уже под Берлином, слышим танки идут. Звук совсем рядом, а танков не видно. Вдруг из тумана выползают… гробы. Черные, бронированные. Ползут и урчат. Мы замерли и очнулись только тогда, когда из гробов пулеметные очереди раздалась. Немцы специально танки свои… голиафы они назывались… под гробы замаскировали, чтобы ужас на нас навести. Мы их гранатами забросали, они остановились, но стали взрываться…»
«Вон гроб», – кричит Володя, указывая в сторону реки.
«Ой, гроб!» – истошно кричит Леночка.
«А вон еще! Плывут по реке».
«Где?» – спрашивает Шкловская.
«Пошутил», – смеется Володя.
«Что испугались? – хохочет Чезаров. – А каково нам было там, – указывает он куда-то назад, – на фронте».
«Хм, на фронте, – усмехается Борман. – Давайте лучше выпьем. Раскинулось море широко…»
Гости подхватывают:
«И волны бушуют вдали… Товарищ, мы едем далеко, подальше от нашей земли…»
«А расскажите, пожалуйста, про Гитлера», – просит жена генерала Бормана.
«Я могу рассказать вам про Еву Браун. Она была со странностями: ходила голая по замку даже при нас и мочилась в китайский фарфор. Хотите спою „Лили Марлен“? Я неплохо пою».
«Вы хорошо говорите по-русски. Почти без акцента».
«Я русский выучил только за то, что на нем разговаривал Сталин. Вы как-то странно на меня смотрите, Леночка».
«Знаете, я ко всему уже привыкла, общаясь с Николаем Андреевичем, но то, что вы говорите…»
«Еще и не то услышишь за вечер, – орет Николай Андреевич, машет рукой, чтобы оркестр вновь заиграл мажорную мелодию, от которой Леночка сразу же заерзала в танце на своем стуле. – Теперь мы выпьем за наших красавиц. Беаточку, в частности».
Все выпивает, запрокидывая головы кверху. Чезарова, прежде чем выпить, следит за тем, чтобы никто не манкировал.
«О, лыжник», – говорит генерал, указывая в небо на пролетающего над верхушками деревьев лыжника с небольшим парашютом.
«О, едва по второй успели выпить, – говорит Чезаров, – а у тебя уже лыжники в небе мерещатся. Лыжники, они по земле ходят. Нет, по снегу, вот… по снегу катаются».
«Замнем для ясности», – говорит генерал.
«Для чего вам здесь веер, Леночка? Холодно ведь», – указывает Шкловский куда-то вверх.
«Как для чего, – говорит она с наигранным возмущением, – для красоты! Жарко к тому же!»
«Беаточка, – говорит Иосиф (Адабашьян) и подводит ее к стоящему неподалеку дивану, – я наслышан о вашей красоте, но такого не мог предположить. Вам нужно быть актрисой. Я это устрою».
«Мы это устроим», – вмешивается Чезаров.
«Да, мы».
«О!»
«Я всегда беру быка за рога, в данном случае – лань. Предлагаю вам руку и сердце».
«О… вы это серьезно?»
«Я самый серьезный человек в этой компании. Я, может быть, самый богатый человек в стране».
«Разве у нас есть богатые?»
«Вы наивный человек, Леночка».
«Вы тоже очень странный человек».
«Мой папа, царство ему небесное, распределял экспроприированные вещицы по комиссионкам и сам скупал по им же назначенным ценам. В результате: каждая из антикварных предметов имеет охранную грамоту о приобретении им в магазине. Понимаете, какой это был Клондайк? Он оставил после себя несметные сокровища, но главное не в этом. Он научил меня их сохранять и при-ум-ножать. Он, конечно же, был утопистом. Все то поколение попало в очарование утопизма. Потом пришли упыри, которые меня посадили, а я уже из людей нового поколения. Через двадцать-тридцать лет мы придем к власти в этой стране. Если не мы, то наши дети».
«Кто это «мы»? – спрашивает Шкловский.
«Мы, умные люди».
«Вы что же – юрист?» – спрашивает Шкловская.
«Посредник, как я уже говорил… или скажу… между власть предержащими и всеми другими. Николай Андреевич – второй человек после Берии, а меня уважает. Володю предоставил в мое распоряжение».
«Кто на самом деле Володя?» – спрашивает Шкловская.
«Наемный убийца».
«Э…» – осекается Шкловская.
«Да-да, наемный. Он – из Черной Курицы. Кошки, разумеется! В свое время поймали, судили, приговорили к расстрелу, заменили на двадцать пять лет. Когда надо кого-нибудь убить… да вы не ахайте, никто не слышит – все уже напились… так вот, когда надо убить нужного человека, его выпускают из тюрьмы, он делает свое дело и возвращается назад».
«А…»
«Сейчас он в отпуске».
«Ну и как вы убивали, Володя, – с иронией спрашивает Шкловский, – языком или скальпелем?»
«А вот так», – втыкает Володя ему нож в бок.
«А!» – вскрикивает Шкловский.
«Театральный кинжал, бутафория, – показывает Володя на своей ладони, как лезвие уходит в рукоятку. – Шутка!»
«Хороши шутки», – возмущается Шкловский.
«А вы не задавайте глупых вопросов».
«Неужели у нас за просто так убивают?» – спрашивает Беата.
«Не за просто так, а за дело какое-нибудь. Если какой-нибудь генерал застигнет свою жену или любовницу в неглиже с коллегой без порток…»
«Та-ак, первая скабрезность – отмечает Чезаров. – Наливаем по второй и расскажите еще что-нибудь».
«Однажды к нам вор залез, – рассказывает Шкловская жене Чезарова, – через форточку…»
